- Красота - страшная сила.
Закинув на плечо дамскую сумочку, она вышла из номера.
* * *- И вам никогда не хотелось бросить все и уехать из России навсегда?
Задав этот традиционный вопрос, Марафет положил салфетку и, открыв коробочку красного дерева, достал из нее дорогую сигару ручной крутки.
Столик, за которым они сидели, стоял на каменной террасе, открытой в сторону океана. Кроме них, на террасе не было никого, и ничто здесь не напоминало о том, что это ресторан, что где-то еще сидят другие парочки, что администрация считает деньги, что бармен в этот момент втягивает в туалете очередную дорожку кокаина.
Сверху - далекое темно-синее небо, в котором уже начали появляться звезды, снизу - огромный выпуклый океан, светящийся всеми оттенками синих чернил. На поверхности воды шевелилась и переливалась расплавленная золотистая полоса, уходившая вдаль, прямо к распухшему красному шару заходящего солнца, прикоснувшегося к горизонту.
Маргарита посмотрела на собеседника и тонко улыбнулась.
Вот сидит она за шикарно сервированным столиком, напротив - нормальный и даже симпатичный мужик средних лет, ничто в нем сейчас не напоминает бандита, убийцу и вымогателя, наоборот - любезный и предупредительный, вежливый и остроумный…
Сидел бы тут вместо него Знахарь, Костя, Костенька…
Она вздохнула и ответила:
- Конечно, хотелось. Но для того, чтобы жизнь в чужой стране не превратилась в унылый ад, нужны деньги, которые, как известно, дают свободу.
- И вы хотите сделать эти деньги здесь?
- Ах, Георгий, - Маргарита, естественно, называла Марафета по имени, - вы, конечно, умны, но, прошу вас, не надо пытаться узнать мою тайну.
- Хорошо, - засмеялся Марафет, - я вижу, что вас не проведешь.
- Вот именно, - согласилась Маргарита. - А насчет денег… Я не первый раз за границей и не первый раз в Америке. Мне приходилось и работать здесь, чтобы кушать и одеваться. Всякое бывало. И здесь я поняла одну вещь.
- Ну-ка, ну-ка. - Марафет заерзал, устраиваясь поудобнее и всем своим видом показывая, что ему чрезвычайно интересны рассуждения этой прекрасной и безусловно умной женщины.
Он не притворялся. Маргарита виделась ему именно такой.
- Для того, чтобы любить и дружить, нужно время, - сказала Маргарита, - я имею в виду свободное от других занятий время. Любовь и дружба - действия, тоже требующие времени. Действия очень приятные, но вовсе не обязательные. А обязательные - те, которые обеспечивают существование и не имеют никакого отношения ни к дружбе, ни к любви. В России люди могут наплевать на все ради любви и дружбы.
А здесь - нет. Здесь выбор между зарабатыванием денег и дружбой всегда заканчивается похоронами дружбы, и одиночество человека в этой долбаной Америке ужасно. Поэтому мне нужны деньги, которые дадут мне возможность иметь время. И это время я хочу отдать друзьям, таким же богатым бездельникам, какой я хочу стать, и любви, если она у меня будет.
Слушая Маргариту, Марафет поражался, насколько внятно эта странная и прекрасная женщина изложила то, о чем он и сам иногда пытался поразмыслить. Но у него для этого не хватало ни ума, ни образования, и сказанное Маргаритой вознесло ее в глазах Марафета на недосягаемую высоту.
- А если бы у вас были эти деньги? - спросил он, глядя на Маргариту в упор и вертя в пальцах так и не прикуренную сигару.
- Такой вопрос обычно задают те, кто хочет дать денег, - ответила Маргарита. - Вы что, хотите дать мне денег? А что я должна буду сделать для этого? Переспать с вами? Но это не стоит той суммы, которая мне нужна, да я и не ложусь в постель за деньги. Что я, проститутка, что ли? Может быть, я произвела на вас такое впечатление?
Это был классический наезд, и Марафет смутился.
- Нет, что вы, конечно нет. Я совсем не это имел в виду.
- А если не это, то что? Марафет задумался.
Маргарита решила смягчить ситуацию и сказала:
- Если бы вы хоть чем-то не понравились мне, я не сидела бы с вами здесь. И даже скажу больше - насчет постели. Я ведь вижу, как вы смотрите на меня. Вы меня хотите. И я пока не вижу, почему бы и нет. Вы - приятный мужчина, сильный, решительный, опасный, все это привлекает женщину. Так что - почему бы и нет. Но… Но я пока не вижу, почему - да. Вы понимаете меня? Возражений нет, но нет и того, что потянуло бы меня к вам. Пока - нет.
В глазах Марафета блеснула надежда, тем более сильная, что женщина сама заговорила о том, о чем он беспрестанно думал с первых же секунд их знакомства. Он хотел обладать этой женщиной, и она сказала ему, что видит это и не возражает. Но…
Маргарита читала мысли Марафета так же легко, как надписи на заборе, и когда в его глазах мелькнуло последнее «но», она засмеялась и сказала:
- Вот именно. Все влюбленные мужчины одинаковы. И юнцы, и старики испытывают одно и то же. Одинаковы и женщины. Поэтому мы ждем от вас скачков и песен. Те суки, которые просто продаются за деньги и жратву, как почти все на свете жены, - просто говорящие животные. А настоящие женщины…
- Такие, как вы?
- Такие, как я.
- Ага… - на лице Марафета появилось странное выражение, - ну что же…
Он посмотрел на Маргариту и встал.
- Забудьте о том, что я - уголовный авторитет и хозяин Западного берега.
Он легко вскочил на каменный парапет и, замерев на секунду, взмахнул руками и, сильно оттолкнувшись, прыгнул в воду вниз головой с высоты пятнадцати метров.
Маргарита ахнула и, опрокинув стул, вскочила. Подбежав к краю балкона, она успела увидеть, как Марафет, грамотно вытянувшись в полете, вошел в воду. Через несколько секунд его голова показалась над поверхностью, и он, отплевываясь, прокричал:
- Ну как, годится?
Маргарита без всякого притворства схватилась за левую грудь, удерживая сильно забившееся сердце, и ответила:
- Вы с ума сошли!
Марафет засмеялся и стал выбираться на камни. Маргарите, разумеется, и в голову не могло прийти, что с этого балкона он прыгал не в первый раз и поэтому ничем не рисковал. Бывало, что напившись с братвой текилы, они демонстрировали друг другу настоящую пацанскую смелость и пьяную удаль, так что на самом деле Марафет продемонстрировал растерявшейся Маргарите давно отработанный трюк.
Зато обслуга привыкла к фортелям Марафета и его корешей, поэтому, когда он мелькнул мимо кухонного окна, повар хмыкнул и сказал уборщику:
- Опять эти русские нажрались и сигают в воду. Уборщик подошел к окну, посмотрел вниз и сказал:
- Хорошо еще, что в русскую рулетку не играют.
Ему однажды пришлось убирать террасу после гангстерской разборки, и трупы, лежавшие в лужах крови, запомнились ему на всю жизнь.
Через несколько минут Марафет снова появился на балконе.
С его итальянского костюма текла вода, но на лице была довольная улыбка и выражение «вот так, голубушка, слово за тобой».
А Маргарита и в самом деле почувствовала древнее, как каменный топор, чувство женщины, перед которой распускает перья нормальный мужик. И теперь слово действительно было за ней. Она растерялась. Только что она вертела этим не очень умным гангстером как хотела, и вдруг он обычным мальчишеским приемом полностью обезоружил ее. Если бы он сейчас схватил ее и повалил прямо на этот стол, она не смогла бы сопротивляться и только стонала бы в его сильных руках, отдаваясь, как на все согласная шлюха.
Но она не знала, что Марафет и сам дрейфил, как никогда: вдруг эта недоступная женщина обзовет его идиотом и дикарем и, гордо повернувшись, уйдет навсегда?
А недоступная женщина просто смотрела на него и молчала.
Наконец она взяла себя в руки и, как ни в чем не бывало, поинтересовалась:
- Как водичка?
Марафет, почувствовав облегчение от того, что его не послали к черту, пригладил короткие мокрые волосы и уселся напротив Маргариты.
- Водичка… А ничего водичка, между прочим, - весело ответил он и окончательно успокоился. - Искупнемся?
Маргарита засмеялась и, чувствуя, что наваждение прошло, сказала:
- Нет. Не сегодня.
Это, конечно же, значило, что их знакомство не заканчивается.
Воспрянувший Марафет расправил намокшие манжеты, разгладил перекрутившийся галстук, налил Маргарите и себе водки и, подняв хрустальную рюмку, сказал:
- Я предлагаю вам работу. Мне нужен помощник и советник в моих самых ответственных делах. До сегодняшнего дня у меня был один… Но теперь я не могу представить себе на этой должности никого, кроме вас. Сумму своего заработка назначите сами. Согласны?
Маргарита тоже подняла свою рюмку, без улыбки посмотрела на Марафета и, нахмурив тонкие брови, отвела взгляд.
У Марафета внутри все обвалилось.
Но Маргарита снова взглянула на него, улыбнулась и спросила:
- Я могу быть уверена, что вы не покупаете меня? Марафет закивал так, что у него чуть не оторвалась голова.
- Тогда - согласна, - ответила Маргарита.
Они сдвинули нежно зазвеневшие рюмки, и в это время с одной из яхт, стоявших на рейде, с треском и шипением в темнеющее небо понеслись разноцветные огни.
- Ого, - сказала Маргарита, - это нам салютуют?
- Нет, - засмеялся Марафет, - но если будет нужно…
- Понятно. Тогда - за успех!
- За успех! - ответил Марафет и опрокинул водку в рот.
Маргарита опустошила свою рюмку маленькими женскими глоточками, но не поморщилась при этом и даже не сделала традиционного выдоха.
Марафет с восхищением посмотрел на нее и сказал:
- По-моему, пора приниматься за омаров по-мексикански.
- А это как? - спросила Маргарита, отправляя в рот ломтик лимона.
- Сейчас узнаете, - ответил Марафет и, взяв со стола потемневший от времени бронзовый колокольчик, позвонил.
Дверь, ведущая на террасу, отворилась, и на пороге показался официант.
- Омары, - объявил Марафет, и официант исчез. Поставив колокольчик на место, Марафет посмотрел на Маргариту и сказал:
- А ведь я о вас ничего не знаю. Расскажите мне о себе.
Глава 3. Гамбургер с глушителем
Сережа Пончик, младший брат Коли Геринга, шел по набережной и глазел по сторонам. Вот уже три года он жил в Америке, куда его вытащил Геринг, справедливо рассудивший, что способному боксеру-супертяжу в бесперспективной России делать нечего.
Геринг любил своего двадцатипятилетнего брата, называл его мальком и пончиком и всячески способствовал его продвижению в боксерском мире Америки, но пока это не давало желаемых результатов. Стодвадцатикилограммовый боксер, имевший такое забавное прозвище, успешно валил на настил ринга русских боксеров, однако, встречаясь с местными черными, сам частенько оказывался в нокдауне, а то и в нокауте. Так что мечты о боях за чемпионский титул пока что так мечтами и оставались.
В свои дела Геринг его не допускал, считая, что если итальянцы идут в гангстеры целыми семьями, то это их личное дело, а Сережа пусть будет нормальным человеком, пусть занимается боксом, и вообще - нечего ему делать там, где люди обтяпывают темные дела и стреляют друг в друга.
Он устроил Пончика в дорогой колледж, и теперь с гордостью отмечал, что молодой бугай говорит по-английски все лучше и лучше, что у него появляются американские девчонки, и что Пончик совсем не похож на типичного представителя русской диаспоры. Русские, живущие в Америке, традиционно кучкуются друг с другом и варятся в собственном бульоне, ничем не отличаясь от хачиков, которые, оказавшись в Москве или в Питере, так чурками и остаются, не принимая культуры той страны, в которую приехали жить. И детей своих воспитывают в тех же кишлачных традициях, обрекая их на отчуждение и изоляцию.
То же самое происходило и с русскими эмигрантами, и Геринг был доволен, что Пончик, по всей видимости, должен был избежать этой участи.
Пончик имел много свободного времени, а старший брат щедро снабжал его деньгами, так что жизнь в Майами была для него просто раем. Он не употреблял наркотиков, и этому были две причины. Первая, элементарная, касалась того, что спорт и наркотики несовместимы, а второй причиной был состоявшийся в один из его первых американских дней разговор с братом. Геринг тогда сказал, что если он хотя бы заподозрит Сережу в употреблении наркотиков, то отправит его обратно в Россию, не выслушивая ни объяснений, ни оправданий. Пончик хорошо знал своего брата, и был уверен, что тот выполнит обещание. Поэтому, когда на вечеринках ему предлагали покурить травки или дернуть кокаина, он отказывался с твердостью генерала Карбышева, чем привлекал к себе похотливых флоридских школьниц, наверняка знавших, что в постели он окажется гораздо надежнее, чем обкуренный или обдолбанный снежком местный парень.
Посмотрев на океан и увидев показавшиеся вдали тучи, Пончик решил, что сегодня обойдется без купания и без девушек. Свернув с набережной, он углубился в одну из узких и тенистых улочек, где было полно разных забегаловок и уличных кафе.
Пончик еще ничего не ел с самого утра, и его могучий организм требовал пищи. И не какой-нибудь традиционной американской дряни вроде гамбургера или пиццы, а настоящего мяса и свежих овощей.
Конечно, можно было отправиться в ресторан к брату, там перед Пончиком поставили бы тазик с жареным мясом и еще один - с огурчиками и помидорчиками, но для этого нужно было идти за шесть кварталов, где он оставил машину, а потом ехать в другой конец города. Так что выбор сам собой пал на ресторан «Лоун Стар», что в переводе означало - «Одинокая Звезда».
В этой ковбойской харчевне можно было получить увесистый кусок жареной говядины толщиной с Библию, к нему - огромную горячую картофелину, выпускающую пар через лопнувшую кожу, а внутри картофелины, в глубине дымящейся трещины - быстро тающий кусок сливочного масла.
Представив себе такую картину, Пончик почувствовал, что его рот наполнился слюной. Он громко сглотнул и ускорил шаг. Повернув за угол, Пончик вспомнил, что к стэйку идет еще и овощной салат на тарелке величиной с колесо от «Бьюика», и пошел еще быстрее.
До ресторана «Лоун Стар» оставалось не больше двух коротких кварталов, как вдруг за его спиной раздался голос:
- Слышь, Пончик, погоди минутку!
Остановившись, Сережа недовольно обернулся и увидел перед собой типичного конкретного пацана. То есть именно этого парня он раньше не встречал, но точно такие же часто приходили по делам к брату.
Сережа прищурился и, небрежно пошевелив внушительными плечами, поинтересовался:
- Ну, чего тебе?
Светловолосый коротко стриженный браток в темных очках сильно уступал супертяжеловесу Пончику в габаритах, но тоже был рослым и крепким.
- Да мне, в общем-то, ничего особенного. Меня Геринг послал.
- А-а-а… - Пончик расслабился. - Ну и что там у него?
- Он просил передать тебе… Давай отойдем в сторонку, тут, понимаешь, дело такое, не для посторонних.
И пацан, повернувшись к Пончику спиной, направился в узкий промежуток между домами. Пончик, пожав плечами, последовал за ним, и они скрылись от взоров прохожих. Пройдя с десяток шагов, пацан остановился и обернулся так неожиданно, что Пончик чуть не натолкнулся на него. Когда Пончик увидел лицо человека, который представился, как посланник его брата, то поразился тому, как оно изменилось.
- А дело вот какое, - сказал тот и сделал быстрое движение.
Нижним зрением Пончик успел увидеть солнечный блик, скользнувший по полированной стали, и тут же его пронзила острая боль, вспыхнувшая ниже брючного ремня. Он с изумлением опустил глаза и, как в замедленном кино, увидел длинное и узкое окровавленное лезвие, которое в этот миг выходило из его паха. Нож был зажат в кулаке, покрытом татуировками. Не успел Пончик поднять взгляд, как нож сделал еще четыре быстрых движения вперед и назад.
Боль стала невыносимой, и Пончик, почувствовав внезапную слабость, рванулся в сторону, но напавший на него человек сделал шаг, как партнер в танце, и остался рядом. Пончик попытался поднять руки, чтобы защититься, но татуированный поднял нож выше, кольнул Пончика слева под ребро, потом быстро повернул нож так, что лезвие, вошедшее в тело на два сантиметра, оказалось направленным косо вверх, и с силой вонзил его Пончику в сердце.
Этот профессиональный удар снизу оказался роковым, Пончик, так и не успев ничего понять, повалился на землю. Татуированный ловко подправил падающее тело, и уже мертвый Пончик тяжело упал на кучу черных пластиковых мешков с мусором.
Бросив в мусорный контейнер нож и платок, которым он его держал, убийца огляделся и, убедившись, что его никто не видит, вынул из нагрудного кармана цветастой рубашки какую-то бумажку и сунул ее мертвому Пончику за пазуху.
После этого он оглянулся еще раз и быстро пошел по узкой щели между домами в сторону соседней улицы. Выйдя на солнце, он поправил темные очки и, уже не торопясь, дошел до стоявшей у тротуара открытой машины, за рулем которой сидел похожий на него тип. Когда убийца открыл дверь и уселся рядом с водителем, тот, даже не повернув головы, завел двигатель и тронулся.
Отъехав на несколько кварталов, он спросил тусклым голосом:
- Сделал?
- Сделал, - ответил убийца, доставая сигареты.
- Записку оставил?
- Оставил. Все путем.
Водитель кивнул, и через несколько минут открытая машина, которых в Майами полно, затерялась в лабиринте улиц среди таких же кабриолетов, в которых сидели радостные американцы, не подозревавшие о том, что только что в их городе произошло очередное убийство.
Тучи над океаном сгущались, и с воды потянуло прохладным ветерком.
Наверное, собирался дождь.
* * *На столе в кабинете хозяина ресторана «Чичако» Коли Геринга стояли два телефонных аппарата - белый и черный.