— Он и есть чудовище, выродок. Но смерть отца стала для него самого страшным ударом, шоком. И не только потому, что ему было выгодно, чтобы отец был жив, пока он при его жизни не разберется с братьями, не устранит их как конкурентов со своего пути, а самое главное потому, что… — Колосов помолчал. — Он ПРОСТО ЛЮБИЛ ОТЦА. Не знаю, ребят, у меня такое чувство, когда я все это вспоминаю…
Если Димка и был кому-то предан, благодарен, кого-то уважал, любил — то только отца. Мне говорили на допросах те, кто хорошо знал их семью, — они с Владимиром Кирилловичем очень были похожи по характеру, между ними тоже были особые отношения, но это ничего общего с тем, что связывало, например, близнецов… Думаю, ночь, когда стало ясно, что отец покончил с собой, стала самой страшной для Дмитрия.
Катя вспомнила ту ночь. Как ОН рыдал на ее плече… Нет, нельзя начинать все сначала. ОНА НИЧЕГО НЕ ХОЧЕТ ВСПОМИНАТЬ О НИХ. ОНА НЕ МОЖЕТ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ПОСЛЕ ВСЕГО, ЧТО ОН СОТВОРИЛ, ЖАЛЕТЬ ЕГО. ЖАЛЕТЬ ЧУДОВИЩЕ.
— Каждый из братьев пережил самоубийство отца по-своему, — продолжал Никита. — Димка однажды пытался внушить нам, что, дескать, отец и раком-то заболел оттого, что остро переживал «голубизну» Ваньки. Возможно, отчасти он и не лгал. Отцу их досталось в тот год — и свои болезни, и дед… и Степка его тревожил: любимый сын сходит с ума…
— Ну а Лиза? Чем она-то Димке помешала? — тихо спросил Мещерский.
— Ее-то он за что убил?
— Труп Гинерозовой до сих пор не найден. Формально ему никакого обвинения в ее убийстве предъявить нельзя.
Но… Думаю, он просто разменял и ее как новую пешку в игре. МОМЕНТ ПОТРЕБОВАЛ НОВОЙ ЖЕРТВЫ. Степан, остро переживавший смерть отца, предпринял со своими штурмовиками налет на цыган. Зачем? Отчаяние порождает всплеск агрессии — так объясняет его поступок психолог. И с Катей у Степки произошел инцидент… Димка мгновенно просчитал ситуацию: Катя может стать не только свидетелем, но и доложит «куда следует» о поступках Степана. Он понимал, что Катя — профессионал и не станет стесняться или выгораживать знакомых, когда речь идет о серийных убийствах, совершенных маньяком. Дмитрий решил: настало время обострить ситуацию до предела, сделать в шахматной партии шах ферзем прямо вывести милицию на личность маньяка-оборотня. И он убил Лизу — невесту Степана. Кем, как не женихом пропавшей без вести девушки, мы должны были бы заинтересоваться в первую очередь? А там бы очень кстати пришлись и изобличающие показания Кати. И на этом этапе, как показали обстоятельства, он у нас партию выиграл.
— Но для чего же тогда он спрятал ее труп? — спросил Мещерский.
— Этого мы не узнаем, если не найдем тело. Если он сам не покажет, где оно. А если рассуждать абстрактно: он спрятал труп, возможно, потому, что убийство оставило какие-то следы, которые явно на него указывали, и у него не было времени их устранить. Он убил Гинерозову как очередную пешку, а вовсе не потому, что она что-то подозревала. К сожалению, он умный был и все делал так, что его никто не подозревал почти до самого конца, — Колосов печально вздохнул. — Ну, наука будет нам впредь.
Он глянул выразительно на Катю.
Та покраснела: это был ответ именно на тот вопрос, который она хотела ему задать. НО ЛИЗА НЕ РАЗ УПОМИНАЛА О СТРАСТИ ДМИТРИЯ К ДЕНЬГАМ. Выходит, она раньше всех определила главный мотив его поступков, хотя и не догадывалась ни о чем.
— А возможно, — продолжил Никита, — определенную роль в ее устранении сыграл и тот факт, что они со Степкой хотели пожениться. Она могла забеременеть, а лишние хлопоты с новыми наследничками были Димке абсолютно ни к чему. В принципе она, как и все прочие, которых он подстерегал и убивал, подготавливая свою инсценировку, была для него пешкой — я повторяю это. Они ничего не значили в той игре, что он затеял.
— Пешки! Ты так категорически это утверждаешь, — Катя вертела в руках пустую чашку. — По-твоему, он ко всем относился как к пешкам?
— Он приговорил родных братьев, Катя. Хладнокровно приговорил. Остальные же — чужие, посторонние, были для него вообще никем.
Катя чуть было не спросила: «И я, значит, тоже?» Знакомая игла ужалила в сердце. Она потянулась сама к бутылке, плеснула себе — Мещерский только брови поднял — надо же, — залпом выпила коньяк: горло обожгло огнем. Так лучше. НЕ НАДО НИЧЕГО ВСПОМИНАТЬ. БРОСЬ.
— Ладно, пора заканчивать нашу повесть. Дальше все было так: после ареста Степана дело пошло в том направлении, куда его Дмитрий и подталкивал. Он выжидал. Но внезапно Степка, из-за этих наших раздольских ротозеев, получил шанс сбежать и воспользовался им. Когда мы суетились в горячке, предупреждали братьев об осторожности — кстати, я лично и предупреждал, Колосов горько усмехнулся, — Димка понял: наконец настал час разделаться одним ударом с обоими конкурентами: можно прикончить Ваньку. Он сам сказал мне, чтобы Ивана встретили на автобусной остановке в Раздольске, прекрасно зная, что тот поедет электричкой до Мебельного. Это был его традиционный маршрут до дачи. Он всегда ходил лесом, потом по бетонке, там ближе, и вот там-то братец-оборотень и подстерегал его. Дмитрий отчаянно рисковал. Это был человек, для которого, как я говорил, не было невозможного. Он рассчитывал, что убийство, обставленное, как и прежние, припишут обезумевшему сбежавшему «психу» — Степке, — и тогда уж… Но он поспешил. Если бы он не торопился, не рисковал, просто выжидал бы — выиграл бы наверняка. Но он хотел всего сразу и быстро — такова уж базаровская натура. Потому, рискуя, и поспешил. Потому и проиграл.
— Ты хочешь сказать: то, что вы взяли его с поличным, — фактически случайность? — неуверенно спросил Мещерский.
Колосов молчал.
За окном синели сумерки, когда они покинули кабинет начальника отдела убийств. Колосов оставался: ему, видно, некуда было податься — дома его никто не ждал…
— Степка к тебе может прийти, — сказал он Кате на прощание. — Может, стоит пост охраны у тебя выставить? Он хоть и не маньяк-убийца, но все же псих…
— Ко мне он не придет, Никита, — Катя смотрела в пол. — Ты прав: для них, этих людей, мы — никто… Если кто сейчас и важен для Степана, то только…
— Димка?
Она кивнула.
— В понедельник Касьянов планирует выход на место с Иваном и этой сволочью — там ведь только показания потерпевшего и Сидорова об обстоятельствах нападения. Касьянов следственным экспериментом их закрепить хочет, ну и видеосъемкой, — Колосов кашлянул. — Так вот я хотел тебя попросить, Катерина Сергеевна, не окажешь нам содействие с оператором в последний раз? А то я сейчас от оперативно-технического отлучен, они в запарке, как всегда. А орлы мои снимают не очень-то профессионально. Если тебе тяжко на этого гада смотреть, скажи, я…
— Я поеду на выход с вами и оператора возьму. — Катя ответила совершенно спокойно: когда я, мол, отказывалась, Никит? — Ты говоришь, в понедельник? Когда?
Но в машине Мещерского спокойствие ее покинуло. Катя забилась на заднее сиденье. Мещерский, молчавший весь путь до Фрунзенской набережной, слышал лишь сдавленные рыдания, всхлипы. Утешать было бесполезно — женщины должны плакать, когда они ранены в самое сердце. Женские слезы — вода…
Мещерский молча протянул Кате носовой платок, клетчатый, крахмальный, новый.
Глава 33 БРАТЬЯ-ЗАЛОЖНИКИ
Утро понедельника было солнечным и теплым. В такое утро хорошо начинать долгожданный отпуск, путешествие в дальние страны или встречать старых друзей после долгой разлуки.
Следственный эксперимент — выход с понятыми и видеокамерой на место происшествия, где произошло покушение на умышленное убийство последней жертвы раздольского оборотня, — следователь Касьянов запланировал на ранний час. В восемь утра опергруппа, арестованный с конвоем, понятые и потерпевший должны были уже быть на проселке Мебельный — Уваровка. Кате и оператору телегруппы тоже пришлось встать ни свет ни заря. Следственный эксперимент с видеосъемкой планировали начинать от Раздольского отдела милиции — туда из СИЗО должны были подогнать «автозак» с арестованным и конвоем, туда же должны были подъехать Колосов и потерпевший Иван Базаров.
К без четверти восемь все собрались — все, кроме потерпевшего. Касьянов нервничал: выход с Дмитрием Базаровым он хотел провести так рано и как можно оперативнее во избежание непредвиденных эксцессов. В Раздольске и так уже говорили насчет убийств и «задержания подозреваемых лиц, имена которых до сих пор держатся следствием в тайне» — как писала местная газетка, и это было неприятно. К тому же в прокуратуру поступила негласная информация о том, что сослуживцы погибшего Яковенко из подразделения «Сирена» проявляют усиленный интерес к личности подозреваемого. Касьянов, конечно, не считал, что спецназовцы способны устроить самосуд убийце их товарища, но все же… береженого, как говорится, бог бережет. Помнится, несколько лет назад так же осторожно, избегая огласки, на «выходы» по местам преступлений в Подмосковье возили и других чудовищ — Головкина-Удава и Ряховского. Тогда тоже боялись непредвиденных эксцессов со стороны разъяренного населения. Маньяков-убийц старались сохранить до суда целыми и невредимыми.
Иван Базаров объявился лишь спустя полчаса, и не лично, а по телефону. Позвонил Колосову на мобильный: его подвозят на машине друзья, они застряли в пробке у переезда, он будет не раньше чем через час и поедет «прямо на место».
В принципе это было процессуальное нарушение, но Касьянов не успел дать потерпевшему приказ ехать к отделу — Иван дал отбой. Касьянов переговорил с телеоператором и Катей, они его успокоили: снимем сначала сцены прямо на месте, а затем вернемся к началу следственного эксперимента — видеотехника все сделает.
И вот следственный караван тронулся в путь: раздольская «канарейка» «газик», а в ней Касьянов, понятые, Катя и оператор, за ними «автозак» с арестованным и конвоем и Колосов на собственных «колесах», как всегда. Катя выглядела очень спокойной, собранной, деловитой. Советовалась с оператором, как лучше снимать, проверяла аппаратуру, наговаривала первичный текст на диктофон для будущей статьи…
Но взгляд ее поминутно обращался в сторону «автозака».
На том самом месте их встретил пустой проселок — бетонка, лес да желтые любки по обочинам, гудение пчел… Катя выпрыгнула из «газика».
— Черт, потерпевшего все нет, — Касьянов начинал злиться. — Да что этот пацан, шутки шутит с нами?!
И тут они увидели Ивана Базарова. Он показался из-за поворота. Пешком и один.
— Наконец-то! — Касьянов быстро пошел ему навстречу. — Вы откуда, день добрый.
— С дачи. Друзья подвезли и там остались. Нечего им тут делать. — Иван затравленно оглянулся. — Это обязательно, то, что вы сейчас задумали? Мне крайне тяжело, поймите… я… А ОН там?
— Да. Все будет недолго. Вы лишь повторите свои первоначальные показания при понятых и видеокамере и укажете, где именно на вас напали и кто. — Касьянов махнул рукой конвою. — Выводите.
Оператор включил камеру. Катя надела наушники, взяла микрофон в руки, включила запись. Дмитрий, щурясь от яркого солнца, спрыгнул с подножки. Он был в наручниках. На руке — плотная повязка, рана его заживала. И врачи тюремной санчасти не возражали, чтобы он принимал участие в следственных действиях.
Катя не могла на него смотреть. Иван тоже отвернулся, прошел метров тридцать вперед по бетонке. Остановился у нависших над дорогой кустов бузины.
— Здесь, — сказал он глухо. — Это здесь произошло. Тут была его машина.
— Внимание, понятых прошу подойти, — Касьянов кивнул оператору, наклонился к Катиному микрофону. — Итак, следственный эксперимент проходит при ясной сухой погоде, видимость удовлетворительная, время московское девять часов восемнадцать минут. В следственном эксперименте принимают участие…
Катя поправила наушники, чуть отвернулась, полезла в сумку за черными очками — солнце било прямо в глаза. И в этот миг…
Все случилось в считанные доли секунды: солнце, тень, его заслонившая, снова солнце — жгучие лучи — прямо в лицо, чей-то сдавленный вопль, хриплый вздох удивления, лязг металла — хлопнула с силой дверь машины и… крик Колосова: «Все назад! Отпусти его, ну!!»
У кустов бузины, где секунду назад стоял один Иван, теперь были двое: Иван замер, вытянулся в струнку, боясь вздохнуть. А позади него, крепко обхватив его левой рукой за шею, заслоняясь им, точно щитом, стоял Степан Базаров. Он запрокинул брату голову — хрупкая мальчишеская шея, резко выделяющийся кадык. В руке его был нож — знакомая Кате финка, некогда картинно торчавшая острием вверх из пня-жертвенника на Посвящении в Отрадном. Только теперь острие ее было у самого горла Ивана, блестело на солнце…
«НЕТ, — подумала Катя, даже не успев испугаться от неожиданности. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Это сон, мы спим все. ТАК НЕ БЫВАЕТ, ОТКУДА ОН ТУТ?!»
Степан, совершенно не похожий на человека в бегах, ночующего в лесу оборотня-психа, поедающего «нетрадиционную пищу», был чисто выбрит и даже не похудел за эти дни, молча смотрел на них, грудь его вздымалась, словно он только что преодолел крутой подъем.
— Будете делать все, как я скажу, — произнес он отчетливо и громко, не то я его прирежу.
Тут только Катя увидела краем глаза, что начальник отдела убийств целится в Базарова из пистолета. Колосов сделал шаг назад к застывшим на месте, вскинувшим на изготовку автоматы конвойным, между которыми был плотно зажат арестованный.
— Не дури, — хрипло огрызнулся Колосов. — Отпусти брата немедленно, ну!
— Я повторяю еще раз: будете делать, как я скажу, иначе Ванька — труп!
Катя не могла пошевелиться, но так же краем глаза видела: камера работает, снимает все… Иван прерывисто дышал, видно, что ему было больно хватка у Степки железная, медвежья… И тут она внезапно заметила легкое движение: Степан чуть сдвинул руку, освобождая брату грудь, чтобы…
«Боже, — Катя замерла. — ДА ВЕДЬ ЭТО ЖЕ ОНИ ВДВОЕМ НА ПАРУ НАС ДУРА…»
Что-то не так в этом захвате заложника, понял наконец и Колосов, но предпринять ничего не успел. Степан опередил все их догадки:
— Димку сюда вперед, без конвоя, ко мне, быстро! — приказал он. — Ты, с пистолетом… Опусти пушку, кому сказал, иначе… — Лезвие его ножа уперлось в кожу под подбородком Ивана: показалась кровь…
«Никита, ЭТО ВСЕ НЕ ПРАВДА, ОН ЕГО НЕ УБЬЕТ.
Они нас так ПОКУПАЮТ…» — мысленно кричала Катя, но так и не раскрыла рта: «Молчи! Молчи, смотри, снимай!»
— Я говорю вам в последний раз: Димку сюда, ко мне.
Ты, — Базаров кивнул Колосову, — пушку бро… Нет, не бросай, оружие не бросают, не дрова, чай. Ей вон отдай. Она ни за что в меня не выстрелит, правда, моя Дюймовочка? А ты сам веди его сюда. Это не побег, Димка, не надейся. От них, ментов, сбежать можно. От меня, братик мой, не сбежишь.
— Зачем ты это делаешь? — тихо спросил Колосов. Он все еще держал Базарова на прицеле, но Кате было ясно: стрелять в него он не будет, потому что…
— Он сейчас покажет мне и… тебе то, что никогда бы не показал сам.
— Но это же произвол! Вы совершаете самоуправство — уголовное преступление, — тревожно предупредил Степана следователь Касьянов, однако голос и у него был какой-то особенный.
— А ты вообще заткнись. Я еще твои допросы забыть не успел, ну?! прошипел Степан. — Считаю до трех: раз, два…
Катя вздрогнула: руки ее коснулась холодная сталь. Колосов отдал ей пистолет.
— Никита, это же… Зачем ты идешь у него на поводу?!
— Замолчи! Держи дулом вниз. Он уже на предохранителе! — рявкнул Колосов, кивнул конвою, те вытолкнули Дмитрия вперед. Он был бледен как полотно. По его лицу текли капли пота.
— Ближе, — командовал Степан, зорко следя за всеми их перемещениями. Еще ближе. Сам стой на месте, Димку спиной ко мне. Быстро.
«Рокировка» произошла в мгновение ока. Ивана оттолкнули в сторону, он приложил тыльную сторону ладони к порезу на горле. Он не произносил ни слова, но Катя видела, что в темных его глазах… торжество победы. А лезвие финки уперлось в глотку Дмитрия.
— Ну-ка пойдем, — тихо прошипел Степан. — Тихо, медленно. И не вздумай выкидывать фокусы у меня. Я же псих ненормальный.
— Степ… я… я не могу… лучше убей меня… — Дмитрий, однако, не просил о пощаде, в голосе его причудливо переплелись мольба и ярость. — Я не могу… убей меня лучше!!
Они были похожи на двух ядовитых змеи, свившихся в смертельной схватке. Смотреть на их искаженные лица, такие похожие, как отражения в двойном зеркале, было страшно.
— Молчи! Ты, Колосов, что ли, тебя… Ступай вперед. За поворотом машина, ключи. Сядешь за руль, поедешь куда скажем, — Степан, увлекая за собой брата, который был вынужден пятиться, закрывая похитителя своим телом, медленно начал отступать к кустам. — Одно движение — и у вас станет одним покойником больше.
Секунды, минуты… Время словно остановилось на этой тихой лесной дороге под палящим солнцем. Они скрылись из вида. Потом послышался шум отъезжающей машины.
— За ними! — Касьянов словно очнулся от ступора. — Конвой, не вздумайте открыть стрельбу! Это не побег. Товарищи понятые, сохраняйте спокойствие… Это, конечно, форменное варварство, но, думаю, сейчас мы увидим…
Катя не знала, куда деть колосовский пистолет. Взволнованный оператор забрал его у нее, проверил и спрятал в карман. Им с Катей не хватило места в «канарейке» — туда теперь сел вооруженный конвой. А им, вместе с понятыми, пришлось довольствоваться бронированным «автозаком».
Ехали долго — Кате, как она ни старалась отыскать какую-нибудь щель, ничего не было видно. Но вот машина остановилась. Двери с грохотом распахнулись, водитель их выпустил. Налево на обочине — черный джип базаровской школы и «канарейка», обе машины пусты. Окрестности: лес, горбатый мостик через овраг, справа от дороги заросшее сорняками поле, отгороженное лесополосой чахлых тополей…
Катя не могла слышать переговоров «террориста с заложником» в джипе — и слава богу, — там стоял отборный мат.