– Ну и заблокировала бы восьмерку…
– А он тогда через телефонистку закажет!
Что ж, весьма логично. Не так давно от моей подруги Жени Сорокиной сбежали постояльцы, два молдаванина. Мало того что мужики не заплатили за два месяца проживания в квартире, так еще потом на хозяйку дождем полились счета за междугородние, вернее международные переговоры.
До “Сокола” я доехала, читая газету “Тайная власть”. Она не менее забавна, чем “Скандалы”, в особенности та полоса, где печатаются читательские письма. Люди на полном серьезе рассказывают о встречах с домовыми, лешими и привидениями. А уж с умершими родственниками беседует каждый второй.
На кругу, возле конечных остановок троллейбусов, густыми рядами стояли ларьки, но нужный, с собачьим и кошачьим кормом, оказался закрыт. Я спросила у девушки, торгующей цветами:
– Не знаете, Андрей обедать отправился?
– Он два дня не приходит, – словоохотливо затарахтела продавщица, – хозяин злился жутко, пообещал уволить.
– Небось напился, – предположила я.
– Не, он не по этой части, – хихикнула цветочница, – скорей с бабой трахался, у него с этим прям беда; тянет в кровать все, что шевелится, без разбора. Здесь, на площади, всех отымел! Дома он, на Песчаной, дрыхнет спокойненько.
Я развернулась и пошла проходными дворами к обители Казаковы. Но у дверей нужной квартиры поджидал сюрприз. На створке была наклеена узкая бумажная полоска с печатями и подписями. Я внимательно изучила “документ” и позвонила к соседям. Высунулась девочка лет десяти.
– Скажи, детка, а куда делся Андрей Валентинович?
– Повесился, – радостно сообщил ребенок, – в ванной на трубе, а вы из газеты?
– С чего ты взяла?
– Тут вчера телевидение приезжало, – гордо ответила девочка, – “Криминальная хроника”. Меня снимали и потом в программе показывали, вечером, в 0-40. Все ребята обзавидовались, жаль только, одеться прилично не успела. В халате выскочила, и волосы торчком стояли.
Да, бедный Андрей и не предполагал, что его смерть доставит кому-то столько радости.
– Проходите, проходите, – суетился ребенок, – все расскажу.
Я вошла в скромно обставленную комнату, села на покрытый ковром диван и принялась слушать. Девчонка болтала без остановки.
Зовут ее Лена Рагозина, учится только на “четыре” и “пять” и в конце года получит похвальную грамоту. Андрей живет тут недавно, снимает квартиру у тети Зины. Леночка с ним подружилась, Андрюша иногда приносит их собаке еду. Разорвется у него пакет или срок годности истечет – людям уже не продать, а Бим у Рагозиных неприхотливый. На целостность упаковки ему наплевать и просроченные консервы спаниель лопает с преогромным удовольствием. Еще Андрей великолепно точит карандаши, вот Леночка и пошла к нему вчера с коробкой.
Леночка позвонила в дверь около десяти вечера, но Андрей не открыл. Однако девочка не сдавалась, она только что прогуливала Бимку и видела, что в квартире Крюкова во всех комнатах весело горел свет. Первым уроком завтра в расписании стояло рисование, и поточить карандаши следовало непременно. Лена звонила и звонила, но сосед не откликался. Тогда обозленная девочка стукнула в дверь ногой, и она послушно распахнулась. Ленуся обрадовалась и пошла искать “точильщика”. В комнате его не было, на кухне подпрыгивал на горелке практически пустой чайник. Лена по-хозяйски выключила газ. Дверь туалета и ванной стояла нараспашку. Девочка поскребла ногтями по косяку.
– Андрюш, ты тут?
В ответ – тишина. Удивленная столь странным поведением мужчины, который убежал из дома, не закрыв дверь, не потушив свет и не выключив чайник, Леночка вошла в ванную комнату и увидела в
Углу Крюкова.
Андрей стоял, странно свесив голову набок, отчего-то приоткрыв рот, откуда высовывался толстый синий язык. Руки безвольно висели вдоль тела. Леночке стало не по себе. Она сказала:
– Здравствуй, Андрей.
Но сосед не ответил. Школьница перевела глаз вниз, увидела на коврике две пластиковые тапки, а над ними сантиметрах в двадцати от пола висели голые ноги с судорожно вытянутыми пальцами, словно парень искал изо всех сил опору.
– И что ты сделала? Лена гордо ответила:
– Вышла из квартиры, вызвала милицию, а сама встала у двери, чтобы кто случайно не зашел.
Да, современные дети совсем не похожи на нас, прежних. Интересно, как бы поступила я в десятилетнем возрасте, обнаружив труп? Скорей всего заорала бы дуриной и понеслась колотиться во все двери на лестничной клетке. Здесь же полное самообладание.
– А где же твои родители были?
– У меня только мама, – с достоинством ответила девочка, – она медсестра в больнице, на дежурстве осталась.
– Ну ты молодец, грамотно поступила!
– Я “Ментов” по телику всегда смотрю, – зачирикала Леночка, – и знаю, что ничего трогать нельзя.
А еще говорят, что детям не надо часами просиживать у телевизора!
Приехавшие милиционеры похвалили Леночку, один из них, пожилой, даже подарил ей шоколадку. Потом у нее сняли отпечатки пальцев, объяснив, что они нужны криминалистам, ведь девочка трогала дверную ручку. Затем прикатило телевидение, и для Лены настал час славы.
– Знаешь, где машина Андрея?
– Конечно! За углом, возле входа в бойлерную стоит.
Я вышла во двор и отыскала “Жигули”. Автомобиль был измазан по самые стекла, что показалось мне странным. В Москве уже две недели как нет ни дождя, ни луж на дворе. На левой дверце детская рука вывела: “Помой меня”. На правой тот же ребенок написал: “Танки грязи не боятся”.
Я подергала дверцу, и та неожиданно распахнулась. Андрей забыл запереть кабриолет. Внутри пахло табаком и дешевым одеколоном. Прямо перед глазами, на зеркальце болталась бумажная елочка, я принюхалась и поняла, что кельнской водой несет от нее. В бардачке не нашлось ничего интересного. Атлас дорог, полупустая бутылочка фанты; одна, довольно старая замшевая перчатка и несколько пакетиков с презервативами.
Я перелезла на заднее сиденье. В карманах чехлов кресел врдителя и пассажира обнаружилась расческа, газета “Мегаполис” и ручка “Бик” без колпачка. От еженедельника была оторвана узкая полоска.
В тоске я пошарила по полочке возле ветрового стекла и тоже не обнаружила ничего достойного внимания. Уже вылезая через заднюю дверь наружу, я оперлась рукой о сиденье, ладонь соскользнула и попала в пространство между спинкой и подушкой. Пальцы уперлись во что-то твердое. Сломав два ноггя, я вытащила на свет божий самую обычную дешевенькую пластмассовую пудреницу.
Сжимая в руках добычу, спустилась в метро и открыла крышечку. В мутном зеркальце отразилась моя бледная морда, в нос ударил запах некачественной польской косметики. На замызганном поролоновом кружочке лежал кусок бумаги. Я быстро развернула его. “Римма Ивановна”. Все. Клочок был явно отодран от лежащей в автомобиле газеты. С оборотной стороны на нем стояло “…полис, 18 мая”. Интересное дело. Может, косметику потеряла одна из многочисленных Андрюшиных любовниц? Ну зачем бы ей класть на “пуховку” записку? Нет, скорей всего Галя, оставшаяся в машине на пару минут одна, обнаружила в кармане чехлов “Мегаполис”, ручку и решила… Что решила? Кто такая Римма Ивановна и где ее искать? Был только одни способ проверить это предположение. Чувствуя, как от голода начинает сводить желудок, я понеслась на Ремонтную улицу.
– Это принадлежит Гале? – с порога спросила я, сунув Свете под нос пудреницу.
Несчастная мать повертела пластмассовый кружок и севшим голосом пробормотала:
– Да, на день рождения подарили. Где вы ее нашли?
Я вздохнула.
– Потом объясню.
Светлана напряженно глядела на меня.
– Галя вам не звонила? Света помотала головой:
– Нет. Сижу у телефона, не ем и не пью.
– Кто такая Римма Ивановна?
– Федорова?
– Наверное.
– Заведующая учебной частью в медицинском училище. Она очень хорошо относится к Галочке, работу дает.
– Работу?
– Ну да.
– Какую?
Светлана взглянула на меня:
– Что-то есть захотелось, может, пожуете со мной кашу?
Я была такая голодная, что согласилась бы и на жареные бритвы.
На крохотной кухоньке хозяйка поставила на огонь небольшую кастрюлю и принялась помешивать содержимое деревянной ложкой. От плиты пошел невероятно аппетитный аромат.
– Что у тебя там? – поинтересовалась я. Света грустно улыбнулась.
– Спецкаша.
– Не поняла.
– Собачка у нас жила, Жулька. Вот меня и научили: берешь мясо, любое – говядину, курятину, сегодня, например, индюшатина, она самая дешевая. Варишь птицу до готовности, а потом в бульон засыпаешь геркулес. Один к двум. Стакан овсянки на два стакана бульона.
– Да ну? – удивилась я. – А мы на молоке делаем.
– Теперь так попробуй, – вздохнула Света. – Еще сверху нужно кинзой посыпать или петрушкой, да у меня нет. Наша собака, знаешь, как жрала!
Я с сомнением поглядела на возникшую перед моим носом глубокую тарелку. Выглядит не слишком привлекательно, но пахнет замечательно. Да и на вкус блюдо оказалось выше всяких похвал.
– Потрясающе, – с жаром произнесла я, с трудом подавив желание вылизать емкость языком, – вкуснее ничего не ела.
– Гале тоже нравится, – улыбнулась Света. Потом ее лицо сморщилось, и по щекам быстро-быстро покатились слезы.
– Эта пудреница, – с чувством произнесла я, – доказывает, что Галю не убили в квартире, скорей всего она жива!
Светлана всхлипнула:
– Дай-то господи! Одна она у меня.
– Так какую работу Римма Ивановна давала Гале?
– По уходу за больными. Знаешь, иногда для лежачих сиделку нанимают? Я кивнула.
– Такая услуга дорого стоит, если медсестра дипломированная, – пояснила Света, – вот кое-кто и обращается к Федоровой. Она студенток присылает, отличниц, им можно поменьше заплатить. Галочка очень довольна была, пару раз ей хорошие суммы перепали. Туфли купила и мне пальто.
Светлана вновь зарыдала.
– Давай адрес училища, – велела я.
Будущих медсестер готовили на базе клиники, расположенной в Капотне. Я поглядела на часы – восемь вечера. Сейчас там, конечно, никого нет, поеду завтра, а теперь пора в Дом моделей и домой.
ГЛАВА 11
Не успела я открыть дверь, как раздался звонкий лай, и в прихожую выскочила собачка. От неожиданности я уронила сумку с сырой индюшатиной. Совсем забыла, что в нашем доме новые жильцы.
– Фу, Адель, фу! – закричала Кристина. – Свои.
– Как ты назвала ее?
– Адель. А ласково можно Адочка. Мне не понравилась кличка, но спорить с девочкой не стала.
– А кошка – Клеопатра, – сообщила Тамара, – в просторечии Клепа.
Я заметила, что у подруги красные глаза, и поинтересовалась:
– Ты супрастин пила?
– Два раза, – ответила Томуся и оглушительно чихнула. – Что купила? Индюшатину? Котлеты сделаем?
– Нет, – хитро улыбнулась я, вынимая из пакета геркулес и пучок кинзы, – спецкашу.
Не успело мясо вскипеть, как раздался звонок в дверь.
– Сними пену, – велела я Кристине. Девочка схватила шумовку и принялась шуровать в кастрюле. Я распахнула дверь.
– Помогите, умирает, – закричала Аня. У меня просто подкосились ноги. Нет, только не сегодня, я так устала.
– Вилка, – рыдала Анюта, – ужас, катастрофа!
– Ну, – безнадежно спросила я. – Что Машка съела?
– Голову засунула, – вопила Анечка.
– Куда?
– Жуть, – взвизгивала Аня, – сейчас умрет!
Я надела туфли и пошла за ней. Зрелище, открывшееся мне на лестничной площадке перед квартирой Анюты, впечатляло. Дом у нас старый, из первой серии “хрущоб”, построенных еще в 1966 году. Мой отец непонятным образом получил тогда здесь квартиру. Полы во всех квартирах покрыты линолеумом, лестницы крутые и узкие, а перила держатся на простых железных прутьях. Некогда они были покрыты веселенькой голубенькой краской, но она давно облупилась. Вот между этих прутьев Машка невесть как и засунула голову.
Я подергала пленницу. Раздался одуряющий вопль. Ушные раковины мешали голове вылезти. На крик распахнулась дверь, и высунулась Наталья Михайловна.
– Что тут делается? – завела тетка. – Ни минуты покоя, полдесятого уже, спать пора, а вы визжите.
Потом она увидела Машку и заорала во всю мощь легких:
– Вань, Вань, поди сюда! Появился Иван Николаевич.
– Что за шум, а драки нету?
– Глянь!
Иван Николаевич оглядел “пейзаж” и попытался раздвинуть прутья.
Как бы не так, они даже не шелохнулись.
– Делать-то что? – причитала Аня. – Она сейчас задохнется.
– Не, – протянула Наталья Михайловна, – горло свободно.
– Надо намылить ей щеки и уши, – посоветовал Иван Николаевич.
Анька сгоняла домой и притащила гель для мытья.
– А-а-а, – завизжала Машка, когда скользкая жидкость полилась ей за шиворот.
– Бум-бум, Мака, – пообещала я и крикнула:
– Аня, тащи конфеты.
– У меня нет, – всхлипнула Анюта.
– Сейчас принесу, – подхватилась Наталья Михайловна.
Через минуту она вернулась с коробкой “Ассорти” и бутылкой “Олеины”.
– Импортная дрянь эта не мылкая, – заявила соседка, – лучше намаслить.
Мы принялись щедро обмазывать Машку растительным маслом. Девочка поглощала конфеты и молчала. Заорала она только тогда, когда “спасатели” попытались вытащить ее голову.
– Ну и что делать? – вздохнула я, оглядывая гелиево-“олейновые” лужи.
– Чего, чего, – обозлился Иван Николаевич. – МЧС вызывать.
– Не поедут они, – стонала Аня, – и денег нет.
– Ой, замолчи, – велел сосед, – без тебя тошно. Хорошо хоть девка заткнулась.
Но тут у Натальи Михайловны закончились конфеты, и Машка принялась выть, как береговая сирена. Иван Николаевич бросился к телефону, а с пятого этажа спустилась Таня Елина. Скоро вокруг несчастной Манюни столпилось почти все население подъезда. Мужчины пытались разогнуть прутья, женщины засовывали в Машкин рот конфеты, кто-то наливал Ане валерьянку, кто-то гладил Маньку по голове… Наконец хлопнула дверь подъезда, и на лестнице раздался веселый мужской голос.
– Где ребенок с застрявшей головой?
– Тут, – завопили все.
Присутствующие здесь же собаки залаяли, а Аня принялась истошно рыдать, громко икая.
На лестничную клетку поднялись три мужика в красивых темно-синих комбинезонах, они несли какие-то большие ящики.
– А ну тихо, – неожиданно гаркнул высокий плечистый блондин, самый молодой из спасателей, – всем молчать!
Люди разом заткнулись, даже пес Кулибиных, взбалмошная болонка Люся захлопнула пасть. Было что-то такое в голосе блондина, отчего всем моментально захотелось его послушаться.
– Чего собрались? – недовольно добавил другой, темноволосый крепыш. – Ребенка, что ли, с головой застрявшей не видели?
– Никогда! – радостно выкрикнул семилетний Ванька из пятьдесят третьей квартиры. – Никогда. Интересно, как она это проделала? Башка-то не пролезает, только что пробовал!
Аня неожиданно завыла в голос.
– Уберите психопатку, – велел блондин.
– Это мать, – сказала я.
– Тогда суньте ей в рот кляп, – посоветовал крепыш. – И чего орет, только несчастного младенца пугает!
– Заткнись, Анюта, – велел Иван Николаевич.
Привыкшая, что ее всегда успокаивают и жалеют, Аня на секунду оторопела и вполне внятно спросила:
– Это вы мне?
– Тебе, тебе, – ответил Иван Николаевич, – надоела, ей-богу, в ушах звенит, все с твоей девкой в порядке.
В ту же секунду Машку стошнило.
– Умирает, – завопила Анька с утроенной силой. – Доченька, кровинушка, ой, погибает!!!
Спасатели приладили какие-то штуки к прутьям и вмиг вытащили Машку. Намасленная, намыленная, перемазанная шоколадными слюнями
Маня оказалась в объятиях матери. Но Аня не успокаивалась.
– Сейчас умрет!
Третий спасатель, оказавшийся врачом, приказал:
– А ну дайте сюда девочку! Сколько конфет она съела?
Соседи принялись считать. Получилось, что плененная Машка слопала почти полную коробку “Ассорти”, принесенную Натальей Михайловной, грамм двести ирисок, несколько мармеладок и большую шоколадку “Аленка”. Кроме того, на ступеньках валялась упаковка от леденцов, но сколько из нее попало в Машку, неизвестно.
– И что вы хотите? – спросил доктор. – Безумные люди! Разве можно ребенку столько сладкого? Вот организм и защищается. Слава богу, что тошнит, я бы промывание желудка сделал!
Спасатели начали складывать инструменты. Аня принялась зазывать их пить чай. Мужчины отказались, но приняли в дар домашние пирожки с капустой. К слову сказать, припадочная Анька великолепно печет.
– Тетя Ложка, – подергала меня за брючину Сашенька Ломакина из пятидесятой квартиры, – тетя Ложка, гляньте…
– Я Вилка, – машинально ответил мой язык. Глаза проследили за исцарапанной детской ручонкой, и я заорала почище Аньки:
– МЧС, стой, не уходите, назад! Спасатели вернулись в два прыжка. Крепыш отрывисто спросил:
– Что?
Не в силах ответить, я указала рукой на лестницу. На один пролет выше, около окна, тихо-тихо стоял Ванька. Голова его торчала между прутьями.
– Так, – протянул блондин, – пробовал, пробовал и добился своего.
– Угу, – шепнул Ваняшка, – поднажал чуток, она и пролезла.
– Славно получилось, – одобрил врач, – ловко вышло.
– Немедленно все по квартирам! – гаркнул блондин. – Забрали собак, детей, кошек, хомячков, попугаев, престарелых бабушек и ушли! Все! Остались только родственники этого малолетнего испытателя! Где его отец и мать?
– Мой папа был летчиком и погиб при исполнении служебного задания, – озвучил Ваняшка постулат, который его мать-одиночка Соня вложила в голову сына, – а мама в ларьке сидит, круглосуточно.
– Ясно, – буркнул доктор. Спасатели вновь приладили что-то к прутьям, и Ванька оказался на свободе.