Андрей подцепил ногой стул, выдвинув его в центр кабинета. Сел. Фанат закурил и убрал икебану.
– Неужели тебе нравится наш нынешний мудак? С его «Чистыми зубами» и бредовыми псалмами?
– А при чем…
– Все при том же, милок. При правительстве. Ты думаешь, этого клоуна оставит новый губернатор? Пинком под зад, вместе с кариесом и пародонтозом! С сахаром и без сахара! С музыкой! Дантист ведь не сам по себе у нас объявился, ты ж не дурак, догадываться должен!
– Что с того-то? Ежу понятно – это чудеса нынешней администрации. Но компьютеры-то…
Херувимов развел руками, не дав Андрею закончить.
– Правильно, головушка ты наша мудреная! Правильно! Канун выборов! Кандидаты готовы утопить друг друга в дерьме! Скормить собакам! Облить грязью! А нынешние правители завязли в коррупции, как в гнилом болоте. Где ни копни – выроешь! Так зачем же рыть? Пусть милиция зубы драит да лыбится на всех углах! Не надо, не надо рыть! Так спокойней. На претендента пока не нароешь – он еще не успел много наворовать. Усекаешь, Штирлиц? И будет наш дантист командовать еще пять лет, если сейчас губернатора не подвинуть. Поэтому надо подвинуть. Но на это денежки требуются, большие денежки. Понял, где твои компьютеры?.. За «глухарь» не уволят. Сейчас белые зубы в почете, а не раскрываемость, не переживай. Андрей вытер вспотевший лоб.
– А фанатизм, – продолжил Херувимов, – так он тоже предел имеет.
– Валютный?
– И валютный тоже. Кому мой фанатизм нужен? Министерству, губернатору, дантисту? Можно валютный. Я свое государству отдал, хотелось бы по совести расчет получить. Но не дает государство, не дает, акромя бесплатного проезда…
– Старая песня, Херувим.
– Эта песня никогда не будет старой. Это хит всех времен и народов! Вечный шлягер.
– Где компьютеры?
– Понятия не имею. Честно говоря, я даже не знал, что их спрячут на лодке. Ты молоток, лихо вычислил. С твоими способностями не в ментуре киснуть надо.
– Я не кисну.
– Вот я и говорю. Беги отсюда, пока молодой.
– Подожду бежать. Ты кариес не заговаривай. В курсе ведь…
– В курсе, в курсе, – с милой улыбкой перебил экс-фанат Херувимов. – Компьютеры увел Груздь Александр Алексеевич. Сам у себя.
«Лексеич, – мелькнуло в голове у Андрея. – Совпадение? Кто его знает?»
– Моя роль – пустячок: проследить, чтобы все в ажуре было по милицейской линии. Я перед тобой кривляться не собираюсь, не привык. Виноватым себя тоже не считаю и угрызениями не страдаю. Юрок ко мне обратился по старой памяти, по морской. Так и так, помочь надо кандидату, хороший он мужик, порядок наведет, ментуру из беспросвета вытащит. Поможем.
– За так?
– Ой, только не пой про мораль.
– Какой смысл самому у себя воровать товар? Что-то ты не то грузишь.
– Смысл? – простодушно переспросил Херувимов. – Прямой смысл, старина. Груз застрахован в одной частной компании на миллион долларов…
Андрей сглотнул слюну. Да, Воронов, да. Не вписался ты в тематику. Куда ты суешься со своей дедукцией, со своими замерзшими стеклами, математическими расчетами, психологией преступника? Ничего, кроме снисходительной улыбки, ты не вызываешь. Резвись, юноша, резвись, играй в благородных сыщиков. Покуда. Правильно Херувимов меркует – вечный это шлягер. Золотой!
– Не маловато ли лимона для кандидата?
– Ну, я думаю, что заветных мест много… Поднакопит.
– До выборов неделя. Они не успеют получить страховку.
– Полноте! А для чего существуют банковские кредиты, общественные фонды? Есть где взять в долг. На время. А потом отдать…
– Или не отдать. У власти не отнимешь.
– Не знаю, это их проблемы.
– А если бы я перехватил компьютеры?
– Тебе бы сказали «спасибо». Груздь остался бы при своих. Но разве это последняя сделка Груздя? Не вышло сегодня, выйдет завтра. Зачем задавать глупые вопросы, Андрюша?
Андрей поднялся со стула. Он понял, что оставаться здесь не имеет никакого смысла.
– Не боишься, Херувим?
– Кого?! Иди, застучи! Только телефончик-то в Юркином аппарате твой завис, а не мой. А слова? Так они ж и есть – слова! Мало ли что я по пьяни тут наговорил? Дурачок я по жизни, контуженный. Кессонная болезнь.
Херувим еще раз приветливо сверкнул белоснежными, совершенно здоровыми зубами.
– Гони, Андрюха, тучу-печаль! Политика во всем виновата, политика проклятая…
– Ты, Херувим, политику с блядством не путай.
Андрей шарнул дверью. Единственное, наверное, чем он мог себя успокоить.
Длинный, длинный коридор. С белыми, как голливудские зубы, стенами. Не имеющий поворотов и темных мест. Без изъянов. Идти бы да идти. Шагать без устали. В даль. В светлую.
Ну, Воронов, ты дал…
Спятил. Не иначе…
«Здравствуй, милая моя, жестяная плевательница. Вот и снова мы рядом, лицом к лицу. Надо же, я и не знал, что ты так элегантна. Какие совершенные формы, какой возбуждающий шарм, изводящий слюной и выворачивающий душу. Позволь же скорее от всего сердца после стольких дней разлуки плюнуть в твою серебристую увлажненно-пурпурную плоть, доставив тебе хоть секундное наслаждение, ибо предназначение твое на этом свете – собирать чужие плевки и зубы. Как, тебе не нравится?! Это невозможно! Тебе должно нравиться! Каждый обязан с благодарностью нести свой крест. И радоваться. Верно? Радуйся. Тьфу!!!»
Глава 3. Бандит
– Который час?
– Без десяти.
Палыч кивнул на стеклянную витрину аптеки:
– Успею. Сбегаю, позвоню. Там телефон есть.
– Депонент?
– Да, Витька Шапошников, говорят, получил.
Андрей недовольно покосился на участкового:
– Ошалел? Вдруг раньше приедут? Десять минут роли не сыграют.
– Бухгалтерия до пяти.
– Касса тоже. Все равно не успеешь.
– Эх…
Палыч опустился на рейчатую уличную скамейку.
Андрей поправил надетый под куртку бронежилет. Неудобная штуковина, правда, с другой стороны, тепло.
Палыча с головой выдавали лампасы, и он по-сиротски поджал ноги. Отсвечивать здесь в форме – все равно что сидеть голым в театре. Палыч, в последний момент привлеченный к операции, выпросил куртку у дежурного и надел ее поверх милицейского кителя. Лишних гражданских брюк ни у кого не нашлось, пришлось остаться с лампасами. Но, даст Бог, не заметят.
– Какого пса нас сюда дернули, а? Ты помнишь хоть один случай, чтобы ларечники обращались в ментуру с заявами о рэкете? Отродясь такого не бывало. Им в сотню раз спокойней сунуть из ларька в окошко долю, чем потом получить в это окошко гранату. Неужели накатал заяву?
– Да, – утвердительно кивнул Андрей. – Я сам видел. Якобы подкатили трое бритоголовых, на пальцах предложили дружбу и защиту от врагов. Хозяин прибежал в отдел. Материал штампанули.
– А кому он раньше платил?
– Понятия не имею. Может, никому.
– Так не бывает. Каждый по способностям – от каждого по понятиям. Если не платить, наступит хаос.
– Чего ты меня-то пытаешь? Вон хозяин в ларьке, пойди и спроси, кому он платил. Платил, платил, а потом передумал. В конце концов, есть государство, обязанное его охранять. Он налоги отдает за это. Вот и охраняй.
– Его налоги кладутся на наш депонент, который я не могу получить второй год. Имей в виду, если сейчас стрельба начнется, я падаю на землю и прикидываюсь клумбой. У тебя хоть броник есть…
– Можем поменяться, – вяло ответил Андрей и еще раз взглянул на часы. До «стрелки» оставалось десять минут.
Ларек, на который вчера накатили злобные бандиты, стоял в двадцати-тридцати метрах от автобусной остановки, где скрывались под личинами ожидающих пассажиров Андрей и Палыч. Торговая точка была стилизована под резную сказочную избушку с зеленой крышей-колокольчиком, увенчанной золотым петушком. Резные ставенки, перила возле прилавка, народный орнамент. Даже решетки на окошках – прям паутинки с паучком. «То береза, то рябина». Так и хочется спеть песню о Родине.
Новый губернатор начал наводить порядок в городе засучив рукава, по-хозяйски. Город должен иметь свое лицо. Прежде всего это относится к внешнему облику. Ларьки – основная проблема. Переделать! В срок до. К примеру, под старину. Это и патриотично, и культурно. А то не ларьки, а национальный позор.
Впрочем, как ларек ни назови, хоть Гостиным двором, а все равно он ларек. И водка внутри ларьковая, прокукарекать после нее можно что раньше, что теперь. Есть петушок, нет петушка…
В принципе, Палыч рассуждал здраво. Ларечники по вопросам «крыши» в ментовку никогда не совались. Тем более если «крыша» уже имелась. В случае прихода чужаков свои, родные бандиты принимали меры. Вряд ли ларек-избушка был исключением, и по всем правилам-понятиям хозяин должен жаловаться пацанам, но никак не органам внутренних дел.
Андрей заметил Грицука. Ларек располагался на его территории, поэтому задержанием руководил Тоха. Грицук, как и было условлено, изображал разборчивого покупателя, внимательно изучавшего ассортимент. В нужный момент он подаст условный сигнал, и две группы захвата ринутся в бой. В первую группу входили Андрей и Палыч, а во вторую – сам Тоха и Ермаков. Специально натасканных ребят из «Альф», «Бет» и подобных бой-формирований вызванивать не стали. Много чести для ларька. Это ж не село Первомайское, сами разберемся.
Андрей заметил Грицука. Ларек располагался на его территории, поэтому задержанием руководил Тоха. Грицук, как и было условлено, изображал разборчивого покупателя, внимательно изучавшего ассортимент. В нужный момент он подаст условный сигнал, и две группы захвата ринутся в бой. В первую группу входили Андрей и Палыч, а во вторую – сам Тоха и Ермаков. Специально натасканных ребят из «Альф», «Бет» и подобных бой-формирований вызванивать не стали. Много чести для ларька. Это ж не село Первомайское, сами разберемся.
Входа в ларек Андрей не видел, ориентировался на Грицука, увлеченного изучением специальных крылышек на рекламе гигиенических средств для критических дней. Рисковый парень, до «стрелки» уже две минуты.
– Кажись, катят, – прищуриваясь, доложил Палыч. – Вон, видишь троицу? Похожи.
Участковый не ошибся. Тоха замахал крылышками, как сигнальщик на мачте. У окошка хлопцы не задержались, значит, прошли в дверь. Лиц Андрей разглядеть не успел, о чем, впрочем, не жалел. Не бабы.
– С Богом!
Он передернул затвор и, не пряча пистолет, побежал к избушке. Кто знает нынешних отморозков? Бывают такие, что сразу начинают поливать, не спросясь разрешения у старших. А пистолетом в руках народ нынче не удивишь.
Палыч, засовывая на ходу в карман пачку сигарет, чертыхаясь, засеменил следом.
У дверей столкнулись с Ермаком.
– Они?!
– А черт его…
– Входим?
– Нет, назад вернемся. В отдел.
Ермак дернул ручку, поднял пистолет.
– Руки в гору, шелудивые!!! Милиция!
Крайний шелудивый, имеющий комплекцию гориллы, нехотя обернулся.
– Ба, никак соседи? Ермак, кто ж так задерживает? Ты уже трижды покойник, га-га-га.
Андрей, стоявший рядом с Ермаковым, опустил пистолет.
– Витька?..
– Он самый, коллега. Вы кого тут ловите? Нас, что ли?
Влетел Палыч.
– Взяли?
Продавец скромно вставил слово:
– Ребята, тут тесно, вы бы шли на улицу, а?
– Сейчас тебя под лавку загоним! Сиди, не вякай!
Оперуполномоченный соседнего отдела милиции Витька Пахомов по кличке Пахом взял с витрины пачку «Кэмела» и, распечатав, выбил пару сигарет.
– Будете?
Ермак не отказался.
– Так в чем проблемы, мужики?
– Да вот, неувязочка, – влез в беседу Грицук. – ’ражданин ларечник обижается. Наехали.
– Этот, что ли? – кивнул Пахом на вжавшегося в прилавок продавца.
– Не… Це ж продавец.
Пахом повернулся к своим подельникам:
– Братва, покурите на улице, нам бы тут перетереть.
Два верзилы, которых, несмотря на кожаные пропитки, здорово выдавали лампасы, угрюмо вытолкнулись из ларька.
– Значит, это вы вчера на избушку накатили? – для приличия спросил Грицук.
– Не накатили, а предложили защиту и охрану. Это бандюги-уголовники накатывают. Ты следи за базаром.
Тоха, работавший в отделе не так давно и соседей еще не знавший, чуть растерялся. Инициативу взял на себя опытный Ермак.
– Не мути воду, Пахом. Чего ради вы на чужой земле охрану навязываете?
– Осади, Ермак. Кто это тебе сказал, что земля чужая? Ты карту-то купи. Наш это ларек, без вопросов. – Витька заломил пальцы в замысловатой фигуре.
– Ишь ты, обидели юродивого, отняли копеечку. Ты, наверное, с бодуна. Сколько себя помню, этот ларек мы тянули. В том году мужика здесь опустили, кто разбирался? До сих пор «глухарек». Кончай дурку играть.
– Мужика за задней стенкой опустили, верно, там ваша земля. А фасад, извини, наш. Тут граница как раз. Но где голова, там и жопа. Так что подвинься, Ермак. Ваш зам и так внаглую два года отсюда сосет. Пора и совесть знать.
Андрей, севший на коробку со «Сникерсами», глянул на Палыча. Вот она, разгадка великой тайны. Ментовская «крыша» – железная «крыша». Поэтому-то хозяин заяву и настрочил.
Палыч вздохнул и тоже покинул ларек.
– А теперь и вы решили присосаться? И как всегда без башки. Хоть бы хозяину сказали, что из ментуры. Прикинь, если бы мы тут друг друга перехлопали!
– Так мы ж сказали, – первый раз за время переговоров удивился Пахомов.
В дверь скромно и с опаской постучались.
– Можно? Извините, я опоздал. – На пороге возник маленький азербайджанец, хозяин ларька, и натянуто улыбнулся.
– Мамед, ты зачем в ментуру прибегал? Еще сотню сверху за моральный ущерб. Итого шестьсот.
Мамед с надеждой взглянул на Грицука. Вероятно, прежняя «крыша» снимала меньше.
– Не, это ’нилой базар, – почувствовал уверенность Тоха. – С какой стати?
– А с такой, что…
Пахом не успел заломить пальцы. Рычание мощных моторов заглушило голос, черный «джип» прижался хромированными дугами к окошку ларька, четко отдаваемые команды заполнили пространство.
Продавец сполз под прилавок.
Дверь, открывающаяся наружу, вылетела внутрь, снеся с ног маленького Мамеда, получившего как минимум сотрясение мозга.
Андрей, сидевший на «Сникерсе» рядом с выходом, заработал удар чем-то тяжелым и ужасно твердым. То ли приклад, то ли ботинок. Что принципиального значения уже не имело, потому что хватило. Остаток еще не растворившегося в тумане сознания все же расслышал грозный приказ:
– Всем на пол!!! Отряд по борьбе с коррупцией!
«Слава Богу, свои, хоть пушку не отнимут…»
Через минуту сознание частично вернулось. Не исчезал звон из правого уха, но зрение функции выполняло. Оно показало Андрею душевную картинку.
Пахом и Ермак, скованные одними наручниками, ухитрились поместиться на площади в пол квадратного метра и лежали лицами вниз. Над ними, широко расставив ноги, словно пятнистый ягуар над задранными косулями, стоял невысокий человек-кубик с маской на мужественном лице. Мускулистые, накачанные на «Кетлере» руки сжимали автомат, а палец ждал приказа. Продавец и хозяин прилипли к дальней стенке ларька и по-прежнему виновато улыбались.
Второй человек-кубик, разумеется, в маске и с автоматом, контролировал Тоху, еще не вышедшего из оргазма, и Андрея, сидящего на полу и блаженно опершегося на стенку. Тоху и Андрея тоже блокировали наручниками.
В дверном просвете показались горизонтально направленные лампасы Палыча. То, что это были лампасы Палыча, а не соседей-коллег, Андрей понял по красно-коричневым ботинкам участкового инспектора. «Жалко мужика, – почему-то подумал Андрей. – Вот уж совсем не по делу влип».
И наконец, в центре, на вертящемся стуле продавца, заседал прекрасно сложенный молодой человек с ультракороткой стрижкой, одетый в кепочку, черную кожаную куртку и ботинки-«казачки» на пластмассовой подметке. Массивную шею украшала пудовая золотая цепочка, безымянный палец – увесистая блин-печатка. К недостаткам Андрей отнес непроизвольное подергивание глаза, но на природные дефекты обращать внимание неприлично.
На прилавке, рядом с кассовым аппаратом, лежали четыре пистолета Макарова и три красные книжечки. Четвертую ксиву молодой человек держал в руках и вдумчиво изучал.
По легкости в руках Андрей понял, что один из пистолетов, лежащих на прилавке, принадлежал ему.
Тоха слабо пошевелился. Пахомов и Ермаков в себя, кажется, еще не пришли.
Парень в куртке обвел дергающимся глазом всех четверых и остановился на Андрее, как на наиболее сохранившемся члене экипажа.
– Ты Грицук?
– А ты сам-то кто? – злобно переспросил Андрей, с ужасом думая, что творится у него на лице. Ведь товарищ держал Тохину ксиву.
– Борисыч, братишке пояснить, кто ты такой? – Стоящий справа человек-кубик грозно приготовил приклад.
– Успеем, Домкрат. Повторяю, ты Грицук?
Тоха, услышав свою фамилию, ожил.
– Я Грицук.
– Почему ксива не продлена?
– Не успел.
– Может, ты и не Грицук, а?
– Я Демис Руссос, ’реческий соловей.
– Дай-ка твой телефончик рабочий, проверим, что ты за соловей. Есть кто на месте?
– Не знаю, – ответил Тоха и продиктовал номер.
Постепенно участники «стрелки» возвращались к светской жизни, приводимые в чувство родными голосами. Борисыч достал из сумочки-визитки трубку и набрал номер, не столько горя желанием установить Тохину личность, сколько поднять авторитет навороченным телефоном.
По мере выслушивания ответа на том конце с его лицом стали происходить чудесные метаморфозы. Ультракороткая прическа на затылке приняла перпендикулярную голове стойку, глаз задергался раненой птицей, а челюсть ушла куда-то влево.
– К… К-какой Харькив?..
Он еще раз набрал номер и включил внешний динамик.
Из трубки после третьего гудка раздался вежливый Тохин бас, записанный на автоответчик:
– Здравкуйте. Вы дозвонылысь в виддил внутрешних справ миста Харькива. Оперуповноваженного крыминального розшуку Грыцюка на мисти немае…
– Что за херня?
Тоха пожал плечами.
– Ну, прикололся, подумаешь? Ну, не Харьков… Мой автоответчик – что хочу, то и пишу.
Борисыч швырнул трубку на прилавок и сурово прорычал:
– Ур-р-р-роды! Что, влипли? Ларьки трясем, ксивами прикрываясь?
– Нет, – за всех ответил Андрей. – У нас тут турнир по шашкам на первенство управления.