Денни играл на площадке возле кухонной двери. Судя по всему, пытался слепить снежную бабу. Бесполезная попытка. Холодный снег не лепился, но Денни упорно трудился — его склоненная фигурка походила в это ясное утро на пятнышко среди искрящегося снега.
О чем, скажи Бога ради, ты думаешь?
Ответ последовал мгновенно.
О себе, только о себе.
Ему вспомнилось, как он лежал ночью в постели и вдруг замыслил убийство жены. И сейчас, когда он склонился над снегоступом, чтобы завязать тесемки, ему вдруг все стало ясно. «Оверлук» пытается овладеть не только Денни, но и им тоже. Не Денни был самым слабым звеном их семьи, а он. Он, Джек, наиболе уязвим, его можно легко согнуть, скрутить и сломать.
Джек взглянул на окна отеля — солнце ослепительно сияло во множестве стекол — и впервые заметил, как похожи окна на глаза, устремленные на него. Они отражали солнце, чтобы сохранить мрак внутри. Они глазели не на Денни, а на него.
И сейчас, наблюдая за игрой Денни в тени отеля, он понял все. Отелю нужен был Денни, может быть, все они, но уж Денни наверняка. В 217-м номере лежала мертвая женщина, возможно всего лишь незримое привидение, воспоминание о трагедии — при обычных обстоятельствах, но сейчас она стала источником опасности как злая заводная игрушка, и ее механизм был запущен в ход своеобразным складом ума Денни… и его собственного. Кажется, Уотсон рассказал ему, что на роуковом корте скончался от удара человек, а сколько было еще других? На четвертом этаже произошло убийство. А сколько других убийств, ссор, самоубийств случалось тут в прошлом? Возможно, Грейди, прошлогодний смотритель, убивший жену и дочерей, прячется где-то здесь, в стене отеля, с топором в руках, дожидаясь, когда Денни заведет его и он сможет выступить из стены, чтобы совершить злодейство.
Распухшие пятна на шее Денни.
Поблескивающие ряды бутылок на полках бара.
Радиопередатчик.
Сны.
Альбом с газетными вырезками, найденными им в подвале.
Я снова бродил в сомнамбулическом сне, дорогая.
Джек выпрямился и сбросил снегоступ с ноги. Его трясло. Он захлопнул дверь и поднял ящик с аккумулятором. Тот выскользнул из его дрожащих пальцев
Черт, неужели я разбил его?!
и повалился набок. Джек раскрыл картонный ящик и выхватил аккумулятор из коробки, совсем не думая о том, что кислота может вытечь из трещины в корпусе и облить его. Но этого не случилось — аккумулятор был цел. У него вырвался вздох облегчения.
Держа аккумулятор обеими руками, он отнес его к снегоходу и поставил на площадку впереди мотора. Взял с полки разводной ключ, быстро и без хлопот приладил провод. Батарея была в рабочем состоянии. Не было необходимости подзаряжать ее. Когда он подсоединил положительный кабель к клемме, послышались потрескивание электрического разряда и слабый запах озона. Закончив работу, он отступил в сторону и нервно вытер руки о свою брезентовую куртку. Снегоход будет работать. Нет никаких причин для того, чтобы он не заработал, — никаких, помимо того, что он был частью «Оверлука», который не хочет отпускать их от себя. «Оверлук» хочет позабавиться. Тут имеется мальчик, которого можно напугать, мужчина и женщина, которых можно настроить друг против друга. А при хорошем раскладе карт можно заставить их мыкаться по коридорам отеля, как в заколдованном замке. Нет, «Оверлук» не оставит их в одиночестве. Им составят компанию множество бывших постояльцев. Но причин, почему бы снегоходу не работать, не было никаких, кроме, конечно,
кроме того, что ему самому не хочется уезжать.
Джек стоял, глазея на снегоход, дыхание вырывалось коротким морозным парком. Он не хочет ничего менять. Уехать отсюда было бы неверным решением, он сразу же понял это. Венди испугалась духа, разбуженного истеричным мальчишкой. Но нужно понять и ее.
Я снова бродил в сомнамбулическом сне, дорогая?
Ему было все ясно, пока он не увидел Денни, игравшего в снегу. Виноват Денни. Виновато его свечение, или как бы оно там оно ни называлось. Это вовсе не свечение, а проклятие. Если бы они с Венди были здесь одни, то провели бы зиму очень мило. Ни страданий, ни мучительных раздумий.
Не хочу уезжать? Или не могу?
«Оверлук» не отпускает их, и он сам не хочет уезжать. Даже Денни уже стал частью отеля. «Оверлук» уже поглотил Джека: «Ах, вы говорите, новый смотритель сочиняет? Отлично, занесите его в наш список. Однако сперва избавимся от женщины и их курносого сынка! Чтобы ничто не отвлекало его от дела. Мы не хотим…»
Джек стоял у кабинки снегохода, чувствуя, как снова накатывает головная боль. Что же он все-таки решил — уехать или остаться? Не очень богатый выбор. Так едем или остаемся?
Если поедем, сколько пройдет времени, прежде чем в Сайдвиндере отыщется какая-нибудь дыра для них? — спросил внутренний голос. Ему привиделась какая-то забегаловка с паршивеньким телевизором, где коротают время небритые безработные люди, безучастно наблюдая за футболом на экране. Где туалетные комнаты провоняли тысячелетней мочой, а в мусорных корзинах ищут замусоленные окурки сигарет «Кемел». Где стакан пива стоит тридцать центов и нужно сдабривать его солью. Где музыкальные автоматы оснащены пластинками сорокалетней давности.
Сколько времени… Бог мой, боюсь что нисколько. «Я не могу перебороть «Оверлук», — сказал он сам себе тихо, очень тихо. Попробуйте разыграть партию, если в колоде отсутствует один из тузов.
Внезапно он склонился над мотором снегохода и вырвал из него магнето. Это получилось у него поразительно легко. Джек с удивлением глянул на него, потом подошел к задней двери сарая и распахнул ее. Отсюда открывался широкий вид на горные вершины, прекрасные в своей живописности. Открытое снежное поле простиралось на милю. Джек размахнулся и швырнул магнето в снег как можно дальше. Там, где упал прибор, взметнулся фонтанчик снега — легкий ветерок подхватил снежинки и отнес их на новое место. Рассыпься, говорю я, все кончено. Рассыпься.
Он почувствовал облегчение.
Джек постоял еще немного в дверях, дыша прозрачным горным воздухом. Затем запер дверь и через главный выход отправился к Венди, чтобы сообщить ей, что они остаются. По дороге он задержался и поиграл в снежки с Денни.
29. Живая изгородь
Наступило 29 ноября, четвертый день после Дня благодарения.
Прошедшая неделя закончилась благополучно, еще лучше прошел День благодарения. Никогда еще у Торрансов не было такого богатого праздничного стола. Венди изумительно приготовила хэллоранновскую индейку, и они наелись ею до отвала, не уничтожив и половины. Джек простонал, что индейки теперь им хватит до конца зимы, и они будут есть индейку в соусе, бутерброды с индейкой, индейку с лапшой.
Нет, сказала им Венди, только до Рождества. На Рождество у них будет жареный каплун.
Джек и Денни простонали вместе.
Синяки на шее Денни побледнели, вместе с ними увяли и их страхи. В День благодарения Венди катала сына на санках, пока Джек работал над пьесой, которая была почти закончена.
— Ты все еще боишься, док? — спросила она Денни, не решаясь задать вопрос более прямо.
— Да, — ответил он просто, но сейчас я хожу только в нестрашные места.
— Папа говорит, что рано или поздно лесная охрана из заповедника станет раздумывать, почему мы не отвечаем на вызовы по передатчику, и тогда они явятся сюда, чтобы разузнать, в чем дело. Они могут спустить нас с гор. Тебя и меня. Папа останется здесь — пусть коротает зиму один. У нас для этого есть основания. В некотором смысле, док… я знаю, тебе трудно понять… мы в безвыходном положении.
— Да, — ответил он равнодушно.
Сегодня, в это великолепное утро, родители были наверху, и Денни знал, что они кончили заниматься любовью и сейчас дремлют в спальне. Они счастливы и довольны. Мама еще не совсем отделалась от страха, а настроение отца было каким-то неопределенным — чувство вины у него смешивалось с довольством, словно он совершил что-то, чего стыдится и чему в то же время радуется. Это что-то он тщательно скрывает, запрещая себе думать об этом. Денни недоумевал, как можно одновременно стыдиться и радоваться чему-то. Вопрос сильно беспокоил его. Просвечивание отца давало странную картину: чего-то, похожего на спрута, вытянувшего к небу свои щупальца. Когда Денни сосредоточивал мысли на отце, тот пристально вглядывался в сына острым, пронизывающим взглядом, словно ему было ясно, что проделывает Денни.
Мальчик стоял в главном холле, готовясь к выходу. Последнее время он много гулял, катался на санках и ходил на снегоступах. Во дворе, при солнечном свете, ему казалось, что тяжесть его отпускает. Встав на стул, Денни снял с вешалки свою куртку, лыжные штаны и уселся, чтобы натянуть их на себя. Сапоги стояли на полке — он натянул их в последнюю очередь, высунув от усердия кончик языка. Осталось надеть рукавицы и обернуть шею шарфиком, после чего он был готов к выходу.
Денни подошел к кухонной двери и здесь остановился в раздумье. Ему надоело играть на заднем дворе, который в это время дня накрыт тенью, не хотелось находиться даже в тени отеля. Поэтому он решил надеть снегоступы и отправиться на игровую площадку. Правда, Дик Хэллоранн велел ему держаться подальше от зверей живой изгороди, но эта мысль не тревожила его. Сейчас они похоронены под сугробами, из которых торчат только голова кролика и хвосты львов их вид казался ему скорее забавным, чем страшным.
Денни крепко привязал снегоступы к ногам шнурками. Отец говорил, что у него определенно есть талант к ходьбе на снегоступах — для этого требовалось лениво волочить ноги и движениями лодыжек стряхивать снег с переплетения лыж перед тем, как сделать следующий шаг. Все, что ему нужно, так это укрепить мышцы лодыжек и бедер. При ходьбе на снегоступах лодыжки болят не меньше, чем при катании на коньках, потому что все время надо стряхивать снег. Денни каждые пять минут был вынужден останавливаться и давать отдых ногам.
Но по дороге к игровой площадке отдых не понадобился — дорога шла под уклон. Преодолев чудовищный снежный занос у парадного крыльца «Оверлука», Денни через десять минут оказался на игровой площадке и даже не запыхался.
Площадка, засыпанная снегом, производила даже боле приятное впечатление, чем летом. Цепи на качелях застыли в самых странных изломах, доски сидений касались снега. Канат на гимнастической стенке оброс сосульками. Над снегом высились только трубы на крыше игрушечного «Оверлука».
Хорошо, если бы так завалило снегом настоящий «Оверлук», только без нас.
Цементная труба высовывалась из-под снега в двух местах, как эскимосское иглу. Денни протопал к трубе, присел на корточки и принялся раскапывать снег. Вскоре показался вход в черный тоннель, и Денни нырнул в него. Он изображал Патрика Макгухана, тайного агент (сериал о нем показывали по телевизору, и отец отказывался даже от работы по вечерам, чтобы посмотреть его, а Денни сидел у телевизора рядом с ним). Где-то здесь, в конце трубы, находилась антигравитационная машина русских. Денни вытащил воображаемый автомат и пополз по бетонной трубе, широко раскрыв глаза, готовый отразить любую опасность. Противоположный конец трубы был основательно забит снегом. Он пытался раскопать снег, но, к своему удивлению, обнаружил, что снег по прочности не уступает льду.
Игра рассыпалась в прах, как только Денни осознал, что закупорен в цементной трубе. Он слышал собственное дыхание, влажное и учащенное. Через дыру, проделанную его руками в снегу, проникал слабый свет. Вдруг ему захотелось, как никогда, вновь очутиться на солнечном свету. Папа и мама не знают о том, где он находится, а края снежной дыры могут обвалиться, и он окажется в западне — ведь «Оверлук» не любит его.
Денни с трудом развернулся и на четвереньках пополз обратно к выходу, шурша сухими прошлогодними листьями, наметенными сюда ветром прошлой осенью. Он добрался до конца тоннеля, когда обнаружил, что снег действительно обрушился, не очень сильно, однако достаточно, чтобы прекратить доступ света и забить выход, оставив его в темноте.
Его охватила паника, и он потерял способность рассуждать. Скованный ужасом ум подсказывал ему, что он навсегда останется здесь, в темноте и холоде, и
что-то находится здесь, рядом со мной
у него перехватило дыхание, кровь застыла в жилах. Да, да, кто-то был позади, какая-то ужасная вещь, которую отель припас специально для такого случая. Может быть, огромный паук, спрятавшийся под сухими листьями, или крыса… или труп ребенка, умершего здесь, на детской площадке. Могло такое случиться? Да, вполне. Он подумал о крови на стене президентских апартаментов, о женщине в ванне, о каком-нибудь несчастном ребенке, который сорвался с гимнастической стенки или качели и раскроил себе череп. Теперь он ползет следом за Денни в надежде найти вечного товарища для вечных игр на игровой площадке.
За спиной, у дальнего конца бетонной трубы, послышалось крадущееся потрескивание сухих листьев, словно кто-то полз за ним на четвереньках. В любой миг чьи-то холодные пальцы могут сомкнуться на его щиколотке.
Эта мысль вывела его из состояния паралича, он принялся раскапывать рыхлый снег, забивший входное отверстие трубы, по-собачьи отбрасывая его между ног. Сквозь снежную стенку просачивался голубой свет. Денни пробивался наружу, как ныряльщик, выплывающий из толщи воды. Край трубы оцарапал ему спину, снегоступы цеплялись друг за друга. Снег сыпался в лицо и за шиворот, а он яростно разгребал этот снег, пытающийся удержать его здесь, втянуть в трубу, где невидимая, шуршащая листьями вещь хочет схватить его, чтобы оставить тут навеки.
Затем он вырвался наружу. Лицо, поднятое к солнцу, было белым от снега и страха — воплощенная маска ужаса. Он пополз по снегу подальше от трубы, тяжело дыша, подполз к гимнастической стенке и здесь остановился, чтобы поправить снегоступы и отдышаться. Он не сводил глаз со входа в трубу, ожидая, что там кто-то появится. Никого не было, и дыхание Денни стало успокаиваться. Кто бы там ни был в трубе, он не посмеет показаться на солнечном свету — он прячется во мраке трубы и, возможно, появляется, когда наступает ночь.
Но я в безопасности, теперь я спасен и могу вернуться домой, потому что я в безопасности…
Позади Денни что-то мягко шлепнулось в снег. Не успел он обернуться, как понял,
видишь ли ты индейцев на этой загадочной картинке?
что это комок снега, потому что такой звук он слышал, когда с крыши отеля срывался и падал на землю ком снега.
Видишь ли ты?..
Да, вижу. Снег упал с головы собаки в живой изгороди. Когда он пришел на игровую площадку, собака представляла собой безобидный сугроб снега. Теперь она стояла во всем блеске вечнозеленого покрова, который казался еще ярче среди слепящей глаза белизны. Собака сидела на задних лапах, словно приготовилась вцепиться в Денни.
На сей раз он не собирался паниковать или терять хладнокровие: ведь сейчас он не в темной дыре, а на открытом воздухе, под солнышком. Перед ним всего-навсего собака. Сегодня немного теплее, чем вчера, подумал Денни, вот снег и осыпается.
Не подходи к этому месту… держись от него подальше…
Переплетения ремней на снегоступах были туго натянуты, как и полагалось. Он поднялся на ноги и глянул в сторону бетонной трубы, по-прежнему утопавшей в снегу. Там, где он прокопал траншею; виднелось круглое, темное пятно, и там он увидел то, от чего у него перехватило дыхание, — он увидел руку. Рука размахивала, словно несчастный ребенок просил, взывал, умолял спасти его.
Спаси меня, прошу тебя, спаси! Если не можешь спасти, то приходи поиграть со мной. Навсегда, навсегда…
— Нет, — прошептал Денни Торранс. Слово с трудом вырвалось из пересохшего горла. Он чувствовал, что в голове у него начало мутиться, как тогда, когда мертвая женщина в ванне… Нет, лучше не думать об этом.
Он уцепился за вожжи реальности и туго натянул их. Ему нужно убраться отсюда. Сосредоточь свои мысли на этом, Денни, сохраняй спокойствие. Ты же тайный агент. Разве Патрик Макгухан будет хныкать и писать в штаны от страха, как малый ребенок? И папа тоже?
Эта мысль немного успокоила его. Сзади снова послышался звук падения снежного кома. Он обернулся — голова одного из львов высунулась из снега и оскалилась на него. Лев был ближе к выходу с площадки, чем ему полагалось быть. Страх сжал сердце, но он подавил его — он же тайный агент, которому неведом страх, и, конечно, он справится с опасностью. Денни направился к выходу, стараясь держаться подальше от головы льва. Все свое внимание он сосредоточил на движениях снегоступов. Медленно волочи ноги, не поднимай их высоко, не то потеряешь равновесие. Делай вращательное движение лодыжкой, чтобы стряхнуть снег с переплета ремней на снегоступах. Наконец Денни добрался до угла площадки. Здесь снег намел огромный сугроб поверх ограды, и он смог перешагнуть через нее, но зацепился снегоступом за один из столбиков и чуть не повалился. Ему удалось удержаться на ногах, и он замахал в воздухе руками, как ветряная мельница, Денни понимал — если упадет, то подняться будет трудно.
Справа послышался тот же мягкий шлепок снега. Обернувшись, он увидел, как два льва, освободившиеся от снега, припали к земле на передние лапы, приготовившись к прыжку. Темные провалы глаз были устремлены на него. Собака повернула к нему голову.
Это случается только тогда, когда ты не смотришь.
— Ой! — Снегоступы сцепились друг с другом, и он беспомощно рухнул в снег, размахивая руками. Еще больше снега набилось в капюшон куртки и за отвороты сапог. Он барахтался в снегу, пытаясь высвободить снегоступы из-под тяжести тела, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце,