— Грейди, сэр. Делберт Грейди.
— Но вы… я хочу сказать, что…
Официант продолжал вежливо смотреть на Джека, ожидая, что будет дальше. Джек пытался произнести что-то, но губы, онемевшие от джина и нереальности происходящего, отказывались повиноваться — каждое слово казалось весомее кубика льда.
— А не были ли вы когда-то смотрителем этого отеля? Когда вы… Когда… — Джек никак не мог закончить, не мог выговорить слова…
— Нет сэр, этого не было.
— Но ваша жена… ваши дочери…
— Моя жена помогает на кухне, а девочки, конечно, спят. Для них слишком поздно.
— Вы были смотрителем. И вы… — Да скажи ты это в конце концов! — вы убили их.
Лицо Грейди ничуть не дрогнуло, он по-прежнему вежливо и внимательно смотрел на Джека.
— Я этого совершенно не помню, сэр, — стакан в руках Джека был пуст, и Грейди забрал его из непослушных пальцев Джека и принялся готовить еще одну порцию напитка. На столике была белая пластмассовая ваза с оливками, напоминавшими Джеку по непонятной причине чьи-то отсеченные головы. Грейди подцепил вилкой одну из оливок и опустил ее в стакан, после чего подал Джеку.
— Но вы…
— Смотритель вы сами, сэр, — сказал Грейди мягко. — И всегда были смотрителем. Я-то уж знаю, потому что я все время тут. Управляющий нанял нас в одно и то же время. Как вам напиток?
Джек сделал большой глоток. Голова закружилась.
— Но мистер Ульман…
— Я никого не знаю под этим именем. Управляющий — это отель, — сказал Грейди. — Вы наверняка знаете, кто вас принимал на работу.
— Нет, — проговорил Джек хрипло, — нет, понятия не…
— Что ж, вам нужно теснее сойтись со своим сыном, мистер Торранс. Он понимает все, хотя не счел обязательным просветить вас на этот счет. Довольно дурно с его стороны, если позволите мне выразиться так, сэр. В действительности он путается у вас под ногами на каждом шагу, верно? А ему еще нет шести.
— Да, — сказал Джек, — так оно и есть. — Сзади послышался новый всплеск смеха.
— Он нуждается в наказании, простите за откровенность. Он нуждается в строгом внушении и, возможно, даже больше того. Мои девочки сперва не любили «Оверлук». Одна из них выкрала у меня коробок спичек и хотела поджечь отель. Я наказал их и наказал очень сурово. А когда моя жена хотела помешать мне в исполнении моих отцовских обязанностей, я наказал и ее. — Он изобразил на лице тупую, бессмысленную улыбку. — Печально, но приходится признать, что женщины редко понимают отцовскую ответственность. Отец несет определенную ответственность за детей, не правда ли?
— Да, — согласился Джек.
— Моя семья не любила отель так, как я, — сказал Грейди, приступая к приготовлению новой выпивки для Джека, Серебристые пузырьки поднялись к донышку перевернутой бутылки с джином, — так же, как и ваша жена с сыном не любят его… в настоящий момент, по крайней мере. Но они полюбят его со временем. Вы должны убедить их в ошибочности такого взгляда, мистер Торранс! Вы согласны?
— Да, целиком и полностью.
Джек понял — он был слишком снисходителен к ним. Отец и муж несет ответственность за них, а они не понимают. Само по себе это не преступление, но они нарочно не хотят понимать. По природе он не злой человек, но верит в пользу наказаний. И если его жена и сын злонамеренно противятся его желаниям, противятся тому, что, как он знал, лишь на пользу им, то разве не его долг…
— «Неблагодарное дитя хуже змеиного укуса»,[14] — произнес Грейди, подавая Джеку стакан. — Я полагаю, управляющим найдет управу на вашего сына, а жена последует вашему примеру. Вы согласны со мной, сэр?
Джек вдруг потерял уверенность.
— Но… я… если они хотят уехать… В конце концов, управляющему нужен я, верно? Пусть так и будет. Потому что… — Потому что — почему? — Джек не нашел ответа. У него мутилось в голове.
— Скверная собака! — вдруг громко сказал Дервент в перерыве между взрывами хохота. — Скверная собака помочилась на пол.
— Вам, конечно, известно, проговорил Грейди, доверительно перегнувшись через столик, — что ваш сын пытается призвать сюда постороннего. У сына огромный талант, которым управляющий хотел бы воспользоваться для улучшения отеля… скажем так, еще больше обогатить отель. Но ваш сын пытается обратить свой талант против нас Он злонамерен, мистер Торранс, злонамерен.
— Постороннего? — переспросил тупо Джек.
Грейди кивнул.
— Кого?
— Негра, — пояснил Грейди, — негра-повара.
— Хэллоранна?
— Да, кажется, его так зовут. Да, сэр.
Вслед за взрывом смеха послышалось жалобное хныканье Роджера, пытающегося против чего-то протестовать.
— Да, да, да! — стал напевно повторять Дервент, другие дружно подхватили напев, но, прежде чем Джек разобрался, что на этот раз требуют от Роджера, оркестр грянул новую мелодию: «Вокзал в Токсидо»[15], в которой было много мягкого звучания саксофона, но мало души.
Души? Душу в то время еще не изобрели. Или она уже была?
Негр-повар, негр?
Джек открыл рот, еще не зная, что скажет. Получилось нот что:
— Я слышал, что вы не окончили среднюю школу. Но выражаетесь вы как образованный человек.
— Так оно и есть, я бросил учебу рано, сэр. Но управляющий заботится о своих работниках. Он считает, что это окупается, сэр. Образование всегда окупается. Вы согласны, сэр!
— Согласен, — подтвердил не очень уверенно Джек.
— Например, вы сами проявили большой интерес к истории «Оверлука». Очень умно и благородно с вашей стороны. Специально для вас мы оставили в подвале белый альбом с газетными вырезками.
— Кто оставил? — жадно спросил Джек.
— Управляющий, конечно. Если желаете, вам будут доставлены и другие материалы.
— Очень даже хочу, — Джек пытался скрыть свою заинтересованность, но голос выдал его.
— Вы истинный исследователь. Пытаетесь добраться до самой сути проблемы. Использовать все возможные источники. Но и управляющий рассчитывает на благодарность за свою щедрость. Подумайте, как высоко вы могли бы подняться по административной лестнице в руководстве. Возможно… со временем… до самого верха…
— Вот как? — прошептал Джек.
— Но все зависит от вашего сына — от того, какое он примет решение, — сказал Грейди, подняв густые брови, которые так не шли к его худому лицу.
— Зависит от решения Денни? — нахмурился Джек. — Ну уж нет, я не позволю ему принимать решения касательно моей карьеры. За кого вы меня принимаете?
— За человека, посвященного таинства отеля, — ответил Грейди задушевным тоном. — Возможно, я плохо выражаю свои мысли. Скажем так, ваше будущее обусловлено теми мерами, которые будут приняты вами в отношении вашего непослушного сына.
— Я решу сам, что с ним делать, — прошептал Джек.
— Однако вы должны подействовать на него.
— Конечно.
— Твердо обещаете?
— Обещаю.
— Мужчина, который не может держать в руках свою семью, представляет мало интереса для управляющего. Если мужчина не может наставить жену и сына на путь истинный, то он вряд ли умеет руководить собой, не говоря уж о том, чтобы занять ответственный пост в руководстве нашей организации…
— Я же сказал, что подействую на него! — заорал Джек в ярости.
В этот момент оркестр перестал наигрывать «Вокзал в Токсидо», сделав паузу перед новым мотивом, и крик Джека пришелся как раз на этот короткий промежуток времени. Разговоры за спиной моментально смолкли. Джек был уверен, что все взгляды устремлены на него. Его обдало горячей волной страха: толпа покончила с Роджером и теперь примется за него. Если вы хотите играть с нами, то извольте выполнять правила игры: «Сидеть! Встать! Кувырок через голову!» Они жаждут, чтобы он ради ответственной должности принес в жертву сына.
А теперь Роджер повсюду таскается за Гарри, услужливо виляя хвостиком.
Нет, они не дождутся этого от него.
— А теперь пройдите сюда, сэр, — говорил тем временем Грейди, — вы увидите что-то интересное для себя.
Джек оказался перед каминными часами под стеклянным колпаком. Потрескивающей в камине огонь согрел ему ноги.
Огонь… в августе… да… и нет. Тут все времена едины.
По бокам часов стояли два слоника вырезанные из слоновой кости. Стрелки часов показывали без пяти минут полночь Он уставился на часы затуманенным взором: именно их и хотел показать ему Грейди Джек обернулся, желая получить подтверждение этого, но Грейди уже исчез.
— Час настал, — объявил Дервент. — Полночь. Снимите маски.
Джек пытался обернуться, чтобы глянуть, какие знаменитые лица были скрыты под масками, но не смог отвести взгляда от часов — их стрелки сошлись вместе и указывали прямо вверх.
— Снимите маски, снимите маски! — раздался хор голосов.
Часы принялись отбивать время нежным перезвоном колокольчиков. Из-за циферблата по стальному ободку выдвинулись две фигурки. Джек зачарованно следил за ними, забыв о снятых масках. Механизм часов жужжал, колесики поворачивались, цепляясь зубчиками, маятник мерно покачивался из стороны в сторону.
Одна из фигурок представляла собой мужчину, приподнявшегося на цыпочках с дубинкой в руках, другая — маленького мальчика я клоунском колпаке, на котором было выгравировано слово: ШУТ.
Обе фигурки скользили по ободку навстречу друг другу под звуки штраусовского вальса. Но вот они сошлись. Клюшка в руках механического папы поднялась и опустилась на голову ребенка. Механический мальчик согнулся от тяжелого удара. Клюшка поднималась и падала, поднималась и падала. Руки мальчика, поднятые над головой для защиты, стали опускаться. Следующий удар по голове поверг его наземь. Но «молот» продолжал вздыматься и падать в такт нежному перезвону штраусовской мелодии. Джеку казалось, что он видит, как сурово насупились брови отца, как открывается и закрывается его рот, извергая ругательства над бездыханным телом сына.
Струйка красной крови брызнула на стеклянный колпак.
Рядом появились еще два красных пятна, и вот красная жидкость фонтанчиком обрызгала всю поверхность колпака, скрывая от глаз то, что происходило внутри. Но можно было догадываться, что «молот» продолжает вздыматься и падать.
Но это немыслимо: механизм часов не может кровоточить, не может кровоточить!
Тем не менее весь купол был забрызган кровью. Джек мог видеть обрывки волос, прилипшие к стеклу, и ничего больше, слава Богу, ничего больше, и все же у Джека выворачивались все внутренности, потому что он слышал удары «молота», мог слышать их через стеклянный колпак так же, как слышал отдельные такты «Голубого Дуная». Но теперь механические удары сменились мягкими шлепками клюшки по живому человеческому телу — телу, которое когда то принадлежало…
СНИМИТЕ МАСКИ!
Маска красной смерти правит бал!
С жалобным воплем Джек отвел взг ляд от часов и, вытянув перед собой руки, с трудом ворочая ногами, тяжелыми, как тумбы, повернулся лицом к залу, готовый просить, умолять, заклинать толпу прекратить мучения — пусть они заберут его, Венди и Денни, и весь мир, если хотят, но только сохранят ему немного разума, немного света.
Бальный зал был пуст.
Стулья с перевернутыми вверх ножками были аккуратно расставлены на столиках. Танцевальная площадка была вновь накрыта красным ковром. скрывавшим блестящий паркетный пол. Эстрада для оркестра опустела, на ней ничего не было, кроме подставки без микрофона и пыльной гитары без струн, прислоненной к стене. В окна зала проникал холодный сумеречный свет — свет зимнего утра.
У него кружилась голова. Но когда он вновь повернулся к камину, то мигом протрезвел — на каминной полке стояли слоники и… часы. Самые обыкновенные каминные часы под прозрачным колпаком.
Спотыкаясь, он направился в Колорадскую гостиную. По дороге зацепился ногой за ножку стола и повалился плашмя на пол, расквасив до крови нос. Поднявшись, он вытер нос обратной стороной ладони. И от злости так сильно толкнул дверь в гостиную, что она с размаха ударилась о стену.
Гостиная оказалась тоже пустой, но бар был основательно оснащен спиртным. Слава те Господи! Бутылки и бокалы приветливо блестели полумраке бара.
Не так давно он был рассержен тем, что задняя стенка бара не имеет. Теперь он был даже рад этому, иначе ему пришлось бы увидеть неприглядную картину: окровавленный нос, поросшие щетиной щеки, всклокоченные волосы, рубашку, вылезшую из-под брюк.
Чувство одиночества и заброшенности захлестнуло его. Он всхлипнул от жалости к себе совершенно искренне и захотел умереть. Жена с сыном заперлись от него в квартире. Гости разъехались, бал окончен.
Он пьяно качнулся к бару.
— Ллойд, чертов сын, где ты?
Ответа не последовало. В этой плотно закупоренной комнате не отзывалось даже эхо, чтобы создать иллюзию компании.
— Грейди!
Нет ответа, только тихо прозвенели бутылки.
Кувырок через голову! Пойди — принеси! Притворись мертвым! Сидеть!
— Ничего, черт вас побери, налью себе сам.
На полдороге к бару он потерял равновесие и растянулся, сильно ударившись головой. Поднялся на четвереньки, дико вращая глазами, гнусаво бормоча что-то себе под нос. Затем рухнул, припав щекой к полу, и захрапел.
И снова завыл ветер, поднимая снежные вихри. Было 8.30 утра.
39. Венди
Днем, дождавшись, когда Денни уйдет в туалет, Венди достала из-под подушки нож, завернутый в полотенце, и, спрятав его в карман халата, подошла к двери в ванную.
— Денни?
— Что, мама?
— Я хочу спуститься в кухню и приготовить завтрак. Ладно?
— Ладно. Мне тоже спуститься вниз?
— Нет, я принесу завтрак сюда. Как ты насчет омлета с сыром и супа?
— Годится.
Она потопталась у закрытой двери и спросила:
— Денни, а ты уверен, что это не опасно?
— Да, — ответил он, — только будь осторожнее.
— Где твой папа? Ты не знаешь?
Его голос отозвался с поразительным равнодушием:
— Нет, не знаю, но это неважно.
Она удержалась от дальнейших расспросов, чтобы не расстраивать его… и себя.
Джек сошел с ума. Когда буря стала набирать силу около восьми часов утра, они оба, сидя на Денниной раскладушке, прислушивались, как Джек бродит в бальной комнате, напевая заунывные песни или разговаривая с кем-то. Его собеседника не было слышно, однако Джек по временам вскрикивал, перебивая собеседника, и каждый раз Венди и Денни вздрагивали и глядели друг на друга испуганными глазами. Наконец они услышали, как он прошел через холл в столовую, и тут же послышался грохот, словно он свалился на пол или сильно хлопнул дверью. С половины девятого или около того в отеле стало тихо.
Венди прошла по тупичку, завернула за угол главного коридора и приблизилась к лестнице. Здесь она постояла, глядя в фойе первого этажа. Огромный холл был пустым, но многие его закоулки скрывались в тени, и Джек мог прятаться за любым стулом или диванчиком, а может быть, за административной стойкой, ожидая ее прихода.
Во рту у нее пересохло: «Джек!»
Нет ответа.
Она взялась за рукоятку ножа и стала спускаться по лестнице. Ей много раз представлялось, чем кончится ее брак с Джеком: разводом, смертью Джека в автомобильной катастрофе (наиболее частая картина, представлявшаяся ей темными ночами в Ставингтоне) или ее собственным увлечением другим мужчиной, этаким подобием сказочного рыцаря, который умчит ее с Денни на белом коне в дальние края. Но никогда, даже в самом кошмарном сне, она не предполагала, что будет вот так крадучись пробираться по лестнице с ножом в руке, готовя пустить его в ход против Джека.
При этой мысли ею овладело отчаяние, и она была вынуждена прислониться к перилам из боязни упасть.
Примирись с реальностью, девочка. Это не Джек — теперь он стал принадлежностью отеля, и как ни трудно этому поверить, приходится верить в это. Так же, как в ходячую живую изгородь, самовольно работающий лифт и маску, потерянную кем-то в его кабине,
Она пыталась заглушить мысли, но было уже поздно.
и в голоса…
Потому что просто не верилось, что в холле и в бальной комнате бродит одинокий помешанный, беседующий с призраками, порожденными его больным воображением. Венди казалось, что время от времени ей слышатся другие голоса, музыка и смех, похожие на радиосигналы, то нарастающие, то замирающие. Джек беседовал с человеком по имени Грейди (имя было ей смутно знакомо, но она не могла соотнести его с конкретным человеком). Джек то возражал, то задавал вопросы громким голосом, словно стараясь перекрыть шум. А по временам прорывались другие звуки: грохот джаз-оркестра, аплодисменты, смех людей. Слышался повелительный голос человека, убеждающий кого-то произнести спич — от всего этого веяло жутью. Шум длился от тридцати секунд до минуты, достаточно долго, чтобы нагнать на нее страху. Потом шум замирал, и она слышала только Джека — тягучий голос, который у него появлялся, когда он бывал пьян. Но в отеле нет ничего спиртного, кроме кулинарного шерри. Да, но если она воображает, что отель полон голосов, то и Джек может вообразить, что он пьян.
Венди спустилась в зал и осмотрелась. У двери в бальную комнату раньше была протянута бархатная веревка, преграждающая вход. Теперь железные стойки, на которые она была натянута, валялись на полу, словно кто-то мимоходом опрокинул их. С бьющимся сердцем она подошла к открытой двери в бальный зал и заглянула внутрь. Там было пусто и тихо — не было даже того подсознательного эха, которое обыкновенно дремлет в больших залах.