— Что папа, Ден?
— Я забыл. — Он поднес ко рту большой палец, чтобы пососать, — это была его детская привычка, — но быстро опустил руку на колени.
— А ты можешь угадывать, о чем думают твои родители? — Хэллоранн пристально взглянул на него.
— Могу, если захочу. Только я не пытаюсь.
— Почему?
— Ну… — Он сделал паузу, затрудняясь с ответом. — Это похоже на то, как если бы я стал подглядывать через замочную скважину в спальню, когда родители занимаются тем, от чего родятся дети. Вам это знакомо?
— Имею кое-какое представление, — ответил Хэллоранн серьезно.
— Им не нравится, когда я узнаю их мысли. Это грязное дело.
— Понимаю.
— Зато я легко улавливаю, что они чувствуют. Тут уж ничего не поделаешь. И ваши чувства я тоже понимаю. Я сделал вам больно, извините.
— Ерунда, головная боль с похмелья бывает хуже. А других людей ты прочитываешь?
— Я еще не умею читать, — сказал Денни, — только отдельные слова. Но этой зимой папа будет учить меня. Папочка учил детей читать и писать в большой школе. Только он больше учил, как писать, но читать он тоже умеет.
— Я имел в виду другое — можешь ли ты угадывать, что думают другие люди?
Денни призадумался.
— Могу, если они думают громко. Как, например, миссис Брант. Или еще был случай, когда мы с мамой ходили в универмаг покупать мне обувь. Там один парень стоял у прилавка и думал о том, как бы взять транзистор, не заплатив. Потом он подумал: а что, если меня поймают? Потом опять подумал: но мне очень нужен этот транзистор. И опять испугался, что его схватят. Так он довел себя почти до слез, и меня стало немножко тошнить из-за него. Пока мама разговаривала с человеком, который продает обувь, я тихонько подошел к нему и сказал: «Эй, парень, не трогай этот радиоприемник, уходи!» Он здорово испугался и убежал.
Хэллоранн расплылся в улыбке:
— Здорово! А что еще ты умеешь делать? Только угадывать мысли и чувства или что-нибудь еще?
Осторожно:
— А вы сами умеете больше?
— Иногда, — ответил Хэллоранн, — не часто, но бывает. Мне снятся сны, а тебе они снятся, Денни?
— Бывает. Мне снятся сны, от которых я просыпаюсь. Тогда приходит Тони. — Его палец опять потянулся ко рту. О Тони он еще никому не рассказывал, кроме папы и мамы. Он снова опустил руку с пальцем-искусителем на колени.
— Кто такой Тони?
Внезапно у Денни произошла вспышка озарения, которого он боялся больше всего. Словно он взглянул на непонятный механизм, который мог быть либо безвредным, либо опасным. Он был слишком мал, чтобы знать, чего опасаться и откуда исходит опасность.
— А зачем вам? — закричал он. — Зачем вы про все спрашиваете, чего вы боитесь? Вы боитесь за меня или за всех нас?
Хэллоранн положил большую темную руку на плечо мальчика.
— Кончай, — сказал он. — Возможно, я беспокоюсь попусту. Но все же… у тебя черепок устроен не так, как у других, Денни. Но тебе еще расти и расти, прежде чем ты поймешь это. Нужно набраться мужества.
— Я совсем ничего не понимаю, — вырвалось у Денни. — Как будто понимаю, а все равно ничего не понятно. Люди… что-нибудь чувствуют, и я чувствую это самое. Только совсем не понимаю. — Он с горечью взглянул на свои руки. — Жалко, что я не умею читать. Тони иногда показывает мне вывески, а я не могу их прочитать.
— Кто такой Тони? — снова спросил Хэллоранн.
— Папа и мама зовут его «другом-невидимкой», — сказал Денни, осторожно подбирая слова. — Но он есть на самом деле. Я… так думаю. Иногда, когда я изо всех сил стараюсь понять что-нибудь, он приходит ко мне и говорит: «Денни, я хочу показать тебе что-то». И я вроде куда-то проваливаюсь. В сны, как вы говорите. — Он глянул на Хэллоранна и сглотнул. — Раньше сны были приятными, но теперь — я не помню то слово, в общем, страшные, от которых плакать хочется.
— Кошмары? — подсказал Хэллоранн.
— Да, правильно — кошмары.
— Они связаны с этим местом? С отелем «Оверлук»?
Денни посмотрел на палец, просящийся в рот. и прошептал: «Да». Потом пронзительно закричал, глядя в лицо Хэллоранну:
— Но я не могу сказать об этом папочке, и вы не можете. Он должен был идти на эту работу, потому что дядя Эл не мог Достать ему другую. И ему нужно кончать пьесу, иначе он начнет совершать Дурной Поступок. Теперь я знаю, что это такое, — это пьянство. Раньше он всегда был пьяный, это и есть Дурной Поступок. — Денни замолк, борясь со слезами.
— Ш-ш-ш, — прошептал Хэллоранн, привлекая его к себе, отчего Денни уткнулся лицом в его грубый саржевый пиджак. — Успокойся, сынок, и если твой палец просится к тебе в рот, пусть отправляется туда, куда ему хочется. — На лице Хэллоранна отразилось беспокойство. Он добавил: — То, чем ты владеешь, называется свечением, или, если по Библии, прозрением, а некоторые ученые называют это предвидением, что означает видение будущего. Ты понимаешь, о чем я говорю? — В знак согласия Денни потерся щекой о пиджак Хэллоранна.
— Помнится, самое сильное свечение у меня было… Я этого никогда не забуду. Дело было в пятьдесят пятом году. Я тогда служил в армии, и наша часть находилась в Западной Германии. Как-то, за час до завтрака, я распекал солдата, отбывавшего наряд по кухне, за то, что он снимал с картошки слишком толстую кожуру. Я говорю ему: «Посмотри, как это делается». Он протянул мне картофелину и нож для чистки, и вдруг у меня из глаз пропала кухня — вжик, и ничего нет. Ты говорил, что перед тем, как тебя посещают сны, ты видишь этого парнишку, Тони?
Денни кивнул.
— А у меня по-другому — я ощущаю запах апельсинов. В тот день меня все время преследовал апельсиновый запах, но я ничего не подозревал, потому что они были в меню на ужин — мы их получили тридцать ящиков из Валенсии, вся кухня пропахла ими.
На какое-то мгновение я потерял сознание. И вдруг увидел взрыв, к небу взметнулось пламя, послышались крики людей, сирены пожарных машин. Потом я услышал шипение, какое издает выпущенный из котла пар. И сразу я оказался возле того места, где все это происходило. Я увидел железнодорожные вагоны, сошедшие с рельсов. Они валялись на боку и на их стенках виднелась надпись: «Железнодорожная линия Вирджинии и Южной Каролины». И мне стало ясно, что в одном из вагонов находится мой брат Карл, поезд потерпел крушение и мой брат мертв. Потом все исчезло, и я увидел перед собой глупую, испуганную рожу солдата, который все еще протягивал мне картошку и нож. Он спрашивает: «Что с тобой, сержант?» А я отвечаю: «Мой брат только что погиб в Джорджии». И когда я дозвонился по телефону до дома, мама рассказала мне, как это произошло. Но я уже все знал, малыш.
Он медленно потряс головой, словно прогонял воспоминания, и глянул в широко раскрытые от ужаса глаза мальчика.
— Но ты должен хорошо запомнить вот что: эти вещи не обязательно случаются. Несколько лет назад я работал поваром в бойскаутском лагере у озера Лонг-Лейк. После окончания сезона я сидел в аэропорту Бостона, дожидаясь своего рейса, и вдруг ощутил запах апельсинов. Такое случилось, наверное, впервые за пять лет. И я говорю себе: «Боже, чго там может стрястись?» Я отправился в туалет, чтобы побыть одному. Я не терял сознания, но мною все сильнее овладевала тревога, предчувствие того, что самолет потерпит аварию. Потом чувствую: запах апельсинов исчез. Я вернулся к кассе и обменял билет на другой рейс, тремя часами позже. И знаешь, что случилось?
— Что? — в ужасе прошептал Денни.
— А ничего, — сказал Хэллоранн и захохотал. Он с облегчением увидел улыбку на лице ребенка. — Ровным счетом — ничего. Тот самолет приземлился в аэропорту вовремя и без единой царапинки. Как видишь, иногда эти предчувствия ничего не значат.
— Ага, — сказал Денни.
— Или возьмем бега на ипподроме. Я часто туда захаживаю и обычно выигрываю. Я стою у перил возле ворот, откуда рысаки берут старт, и по временам меня посещает озарение насчет той или иной лошади. Это чувство помогает правильно угадывать победителя. Мне кажется, что когда-нибудь я угадаю три заезда подряд и загребу кучу денег, чтобы уйти на покой. До сих пор такое не случалось. Но бывало и так, что я возвращался домой на своих двоих, потому что у меня не оставалось денег на такси. Никто не может светиться все время, за исключением, возможно, Господа Бога на небесах.
— Да, сэр, — сказал Денни, припоминая, что год назад Тони показал ему малютку в колыбельке у них дома — это было еще в Ставингтоне. Денни здорово разволновался и принялся ждать, гак как знал, что дети не рождаются в одночасье, но новый младенец в доме так и не появился.
— Послушай-ка меня, — Хэллоранн взял обе руки Денни в свои. — Я проработал здесь два сезона, и за это время у меня несколько раз бывали… Ну, кошмары. Мне привиделось кое-что, о чем я не могу рассказать такому малышу. Один раз видение касалось проклятой изгороди, подстриженной в виде животных. А другой раз… Была тут у нас одна горничная по имени Долорес Виккерс, она тоже немного светилась, только не знала об этом. Мистер Ульман уволил ее… Ты знаешь, что это значит, док?
— Послушай-ка меня, — Хэллоранн взял обе руки Денни в свои. — Я проработал здесь два сезона, и за это время у меня несколько раз бывали… Ну, кошмары. Мне привиделось кое-что, о чем я не могу рассказать такому малышу. Один раз видение касалось проклятой изгороди, подстриженной в виде животных. А другой раз… Была тут у нас одна горничная по имени Долорес Виккерс, она тоже немного светилась, только не знала об этом. Мистер Ульман уволил ее… Ты знаешь, что это значит, док?
— Да, сэр, — ответил Денни откровенно, — моего папу уволили из школы. Вот почему мы оказались в Колорадо.
— Так вот, Ульман уволил ее за то, что она видела нечто Ужасное в одной из комнат отеля… ну, там, где произошел этот Ужас. Это была комната 217. Обещай, Денни, что ты не заглянешь в нее. Держись от нее подальше.
— Ладно, — кивнул Денни. — А эта девушка, горничная, просила вас зайти в ту комнату?
— Да, я увидел ужасную вещь. Хотя не думаю, чтобы эта вещь могла причинить кому-нибудь вред — вот в чем я пытаюсь убедить тебя. Люди, которые светятся, иногда видят то, что только может случиться в будущем, но иногда видят и то, что случилось прежде. Но это похоже на картинку из книги. Тебе приходилось видеть в книге страшные картинки, Денни?
— Да, — проговорил он, припоминая сказку о Синей Бороде и картинку, на которой новая жена Синей Бороды открывает двери запретной комнаты и видит отрубленные головы его прежних жен.
— И ты понимаешь, что картинки не могут повредить тебе, верно?
— Д-да, — сказал Денни не совсем уверенно.
— Ну, так и в этом отеле. Я не знаю, почему, но мне кажется, все страшное, что случалось здесь, не страшнее остриженных ногтей на полу или мусора, заметенного какой-то неряхой в угол. Я не знаю, почему в этом отеле поселился страх, хотя думаю, что подобные вещи имеются в любом отеле мира, а я работал во многих и не попадал в беду. Поэтому и предупреждаю тебя: ты можешь увидеть страшное, но вреда от этого тебе не будет. — Каждое слово он сопровождал легким похлопыванием по плечу мальчика. — Если ты увидишь что-нибудь страшное в холле, в комнате или в формовом саду возле этой зеленой ограды, то отвернись, и когда взглянешь снова, то страшное исчезнет, понял?
— Да, — Денни почувствовал облегчение. Он поцеловал Хэллоранна в щеку. В ответ тот крепко прижал к себе мальчика.
— А твои родители… они не светятся?
— Не думаю.
— Я проверил их, как и тебя. Твоя мама чуточку отреагировала. Но, как я думаю, все матери немного светятся, пока их дети не подрастут и не начнут заботиться о себе сами. А вот твой папа…
Хэллоранн сделал небольшую паузу. Он подверг проверке отца Денни и столкнулся со странной вещью: как будто Джек Торранс таил в душе что-то, и то, что он прятал, слилось с его существом настолько, что стало непроницаемым для постороннего взгляда.
— Я не считаю, что он светится, — закончил Хэллоранн. — Можешь не беспокоиться о них, и вряд ли что-то угрожает тебе здесь. Так будь спокоен, хорошо?
— Хорошо.
— Денни, эй, Денни!
Мальчик оглянулся:
— Это мама, она зовет меня. Мне пора идти.
— Пора, — согласился Хэллоранн. — Желаю тебе доброй зимовки, Денни.
— Спасибо, мистер Хэллоранн. У меня стало легче на душе.
Улыбчивая мысль прошелестела в его мозгу: Дик — для друзей.
— Да, Дик, о’кей.
Они встретились глазами, Дик Хэллоранн подмигнул ему. Когда мальчик открыл дверцу, чтобы вылезти из машины, Хэллоранн задержал его:
— Денни! Если случится беда, позови меня. Громкий мозговой сигнал! Такой, какой ты только что послал мне. Я его услышу, даже если буду во Флориде. А услышав, кинусь к тебе со всех ног.
— О’кей, — сказал Денни, улыбаясь.
— Будь осторожен, старина.
— Постараюсь.
Денни захлопнул дверцу и побежал через автостоянку к крыльцу, где стояла мать, закрыв лицо ладонью от резкого ветра. Хэллоранн смотрел ему вслед, широкая улыбка медленно сползала с его лица.
Я не думаю, чтобы здесь что-нибудь грозило тебе. Нет, не умаю.
Но что, если он ошибается? Он знал, что это его последний сезон в отеле «Оверлук», и знал это с тех пор, как увидел что-то в ванне номера 217. Это было пострашней любой карлики. А мальчик, бегущий к маме через площадку, казался отсюда таким маленьким…
Нет, ничего с ним не случится. Взгляд Хэллоранна обратился животным, выстриженным из кустов зеленой ограды.
Внезапно он завел мотор, включил передачу и покатил прочь, стараясь не оглядываться. Но, конечно, не удержался и оглянулся: крыльцо было пустым, мать и ребенок скрылись в доме, словно отель поглотил их.
11. Большой обход
— О чем вы там разговаривали, милый? — спросила его Венди, когда они вошли в отель.
— Так, ни о чем.
— Ни о чем так долго не разговаривают.
Он пожал плечами, и в его жесте Венди подметила что-то отцовское — сам Джек не мог бы проделать это выразительнее, Она не могла выдавить из Денни ничего больше. Отчаяние перемешивалось в ней с острой любовью: любовь была беспомощной, отчаяние проистекало из чувства, что ее намеренно устраняют, В окружении этих двух самых близких ей людей она чувствовала себя посторонней, словно актер на вторых ролях, случайно забредший на сцену во время кульминации пьесы. Ну нет. Этой зимой им не удастся устранить ее. Для этого отель будет слишком тесным. Она внезапно уяснила себе, что ревнует сына к отцу, и на миг ей стало стыдно. Слишком похоже на то, как собственная мать ревновала ее к отцу.
Холл теперь был пуст, за исключением Ульмана и старшего клерка, занимавшихся у административной стойки подсчетом выручки, и двух горничных, одетых теперь по-зимнему в теплые трико и свитера. Они стояли у входа, выглядывая на улицу в ожидании машины. Здесь же находился Уотсон, техник отеля. Он перехватил взгляд Венди и подмигнул ей… явно игриво. Венди отвернулась. Джек стоял у окна возле ресторана, разглядывая с восторженным и мечтательным видом открывавшийся из окна пейзаж.
Показания кассовохо аппарата, очевидно, совпали с документами, потому что Ульман решительно захлопнул кассовый ящик. Он подписал ленту и аккуратно положил ее в сумку на «молнии». Венди молча поаплодировала, радуясь за старшего клерка, на лице которох’о отразилось огромное облегчение. Ульман был из тех, кто способен вырезать недостачу из шкуры старшего клерка… и даже не пролить ни капли крови. Венди было наплевать на управляющего отелем и его напыщенные суетливые манеры — I он был не хуже и не лучше другого начальства.
— Мистер Торранс, — сказал Ульман повелительно. — Подойдите сюда, пожалуйста.
Джек приблизился к нему, кивком подзывая к себе Венди и Денни.
Клерк, скрывшийся в задней комнате, вышел снова в теплом пальто.
— Желаю вам приятной зимы, мистер Ульман.
— Сомневаюсь, что она будет приятной, — ответил тот свысока. — Итак, до двенадцатого мая, Брэддок, ни днем раньше, ни днем позже.
Брэддок обошел стойку, сохраняя строгий и достойный вид, подобающий его высокому положению, но когда повернулся спиной к Ульману, его лицо расплылось в счастливой улыбке, как у школьника. Он что-то проговорил двум горничным, ожидавшим у дверей машину, и вышел под приглушенный смех развеселившихся девушек.
Теперь Венди обратила внимание на тишину, окутавшую отель, словно толстым одеялом, приглушившим все звуки, кроме завывания ветра снаружи.
— Я охотно уделю несколько минут, чтобы показать вам отель. — Венди отметила, с каким почтением произнес Ульман слово «отель». — Вашему мужу обязательно нужно ознакомиться со всеми закоулками отеля «Оверлук», миссис Торранс, но вы с сыном, конечно, будете больше пользоваться первым этажом и вторым, где находится ваша квартира.
— Несомненно, — пробормотала Венди кокетливо. Джек бросил на нее взгляд искоса.
— Отель так прекрасен, что я испытываю большое удовольствие, когда показываю его посетителям.
Уж будьте уверены, подумала Венди.
— Поднимемся на четвертый этаж, а потом осмотрим остальные, — произнес Ульман с энтузиазмом.
— Но если мы вас задерживаем… — начал Джек.
— Ничуть не бывало. Лавочка закрыта, я собираюсь переночевать в Боулдере, в «Болдерадо», единственном приличном отеле по эту сторону Денвера. Кроме «Оверлука», конечно. Прошу за мной.
Они вошли в кабину лифта. Внутри она была изукрашена медью и латунью. Денни беспокойно переминался с ноги на ногу. Ульман улыбнулся ему.
— Не бойся, малыш, — произнес он. — Тут самое безопасное место в доме.
— Таким был и «Титаник», — сказал Джек, глядя на электрический плафон на потолке лифта. Венди прикусила губу, чтобы не улыбнуться.
Ульман не оценил шутки, он с шумом захлопнул внутреннюю дверь и сказал: