Главные правила жизни - Диана Машкова 8 стр.


Мир может выжить только в состоянии мира. Это два одинаково звучащих слова, которые не могут существовать друг без друга. Миру – мир! Это не лозунг. Это очень серьезно!

У людей должно появиться чувство самосохранения. Не то что они станут жалеть деревья или зверушек, нет. Люди должны беречь самих себя и своих близких. Думаю, надо срочно донести до всех: такое беспечное отношение к окружающей среде недопустимо. Планета чрезвычайно страдает от региональных экологических катастроф. Это происходит на наших глазах, и уже наступил предел планетарному терпению.

Сейчас я увлечен экологическими марафонами. Мы приезжаем в город, встречаемся с местной администрацией, договариваемся, приглашаем «Первый канал», радио, телевидение, газеты, собираем всех экологически озабоченных людей – руководителей компаний, организаций по охране природы, и они рассказывают, что они делают. Предварительно мы проводим строгий отбор, смотрим сами, действительно ли выполнено то, чем люди собираются поделиться.

НАСТОЯЩАЯ ДЕМОКРАТИЯ ВСЕГДА ПОДРАЗУМЕВАЕТ ОГРАНИЧЕНИЯ В СВОБОДЕ

Все экологические марафоны я заканчиваю тем, что мы берем мусорные мешки, надеваем кепки волонтеров и идем собирать мусор. Показываем это местным жителям, показываем в средствах массовой информации – каждый раз после нас остаются чистыми пляжи, парки, улицы, горные тропы и обочины дорог.

Вместо того чтобы всю жизнь ругать темноту, нужно зажечь одну свечу, – эту великую фразу много раз говорил мне один из моих учителей, выдающийся деятель охраны природы Бернгард Гржимек. Слова выгравированы на его могиле в Танзании, на гребне кратера Нгоронгоро. Темнота есть, можно бесконечно разбираться, почему она, откуда она, сколько ее, – многие люди тратят жизнь на то, чтобы критиковать. От этого мало что меняется. Нужно зажигать каждый день по свече добра – и темнота отступит!

КАЖДЫЙ ДЕНЬ НУЖНО ДЕЛАТЬ ДОБРЫЕ ДЕЛА И НЕ ГНУШАТЬСЯ САМЫХ ПРОСТЫХ ВЕЩЕЙ

Доброта спасет мир – это мое глубокое убеждение. Красота не спасет мир, это понятие очень субъективное: то, что кажется красивым одному, не понравится другому. А вот доброта гораздо более объективное понятие: то, что приносит людям добро и радость, может спасти мир.

Каждый день нужно делать добрые дела и не гнушаться самых простых вещей. Уборка мусора – только нужно делать это в гигиенических перчатках – очень много значит. Например, когда стою на автобусной остановке, иногда вижу, как кто-то бросает пустую пачку или обертку не в урну, а на асфальт. Я спокойно подхожу, поднимаю, бросаю в урну и отхожу в сторону, чтобы не было никакого конфликта.

Сейчас ситуация в экологии настолько неотложная, что начинать нужно не с идеи, а сразу с действия. И как поступал маленький принц Антуана де Сент-Экзюпери – прежде всего прибирать и очищать собственную «планету»: дом, улицу, город, в котором мы живем.

Не берусь осуждать других людей. Я не политический деятель, не социальный философ, который посоветует всем, как им быть. У меня есть лишь собственные ориентиры в жизни, о них я и рассказал. Буду рад, если кому-либо они придутся по душе. Тогда – в добрый путь!

Михаил Ефремов «Считаю, что главное воспитание – это свобода»

Актер театра и кино, телеведущий, театральный режиссер. Заслуженный артист Российской Федерации. Соавтор проектов «Гражданин поэт» и «Господин хороший». Снялся в фильмах «Когда я стану великаном», «Граница. Таежный роман», «Московская сага», «9 рота» и др.

Я дворовый пацан, несмотря на фамилию Ефремов. Мало читал, мне больше нравилось посидеть и пообщаться с народом, объяснить, почему все вокруг так плохо. А вообще, не люблю себя анализировать: мне от этого становится страшно.

Галину Борисовну Волчек считаю своей второй мамой. Она три года терпела нас на сцене «Современника»: сама предложила создать театр-студию «Современник-2» для молодых актеров. Пришли Никита Высоцкий, Маша Евстигнеева, Оля Шукшина, Славик Невинный, Гена Венгеров, Сережа Шеховцев. Мы сами делали декорации и костюмы, покупали грим, много играли и катались по стране – страшно устали, но многому научились.

Как только кино стало моей работой, жить оказалось намного легче. И платят в кино значительно больше, и работать приятно, и так получается, что снимаюсь я в основном с друзьями: или они меня приглашают, или я их зову.

Когда работаешь не для денег, зарабатываешь много; как только начинаешь делать что-то ради прибыли, происходит провал. С нами тот же закон сработал, что и со всеми. «Гражданин поэт» принес много денег, которые мы вложили в новый проект – «Господин хороший» в надежде заработать еще больше. У нас были успехи в этом деле, но экономически оно оказалось невыгодным.

Я интересуюсь политикой, но не занимаюсь ею: я от этого далек. А то, что происходит у нас, не политика. Это жажда денег, накрывшая страну.

Мне нравятся православные люди, они мне близки. Но я никогда не буду бороться против тех, кто верит во что-то другое. Вероисповедание – более правильный путь, нежели все та же политика.

Я пунктуальный. Эта черта появилась после того, как я однажды умудрился пропустить спектакль. Поехал кататься на горных лыжах и опоздал. Тогда на меня больше всего повлияла реакция моих родителей: для них мир кончился. И с тех пор я стал к этому так же относиться.

МНЕ НРАВЯТСЯ ПРАВОСЛАВНЫЕ ЛЮДИ, ОНИ МНЕ БЛИЗКИ. НО Я НИКОГДА НЕ БУДУ БОРОТЬСЯ ПРОТИВ ТЕХ, КТО ВЕРИТ ВО ЧТО-ТО ДРУГОЕ

Есть в жизни незаменимые люди. Например, Сережа Шкаликов. Он умер в 1998 году. У нас шел спектакль, где он был занят, – «Максимилиан Столпник», который я поставил как приглашенный режиссер по пьесе Ивана Охлобыстина. Помню, меня вызвал Олег Николаевич Ефремов, мой папа, и спросил: «Ну что, сыграешь?» Я даже не отказался – просто прошептал, а может, проорал: «Ты что, с ума сошел?!» – и выбежал из кабинета.

И во власти есть порядочные люди. На мой взгляд, незаменимым был Михаил Горбачев, воспитанный «Таганкой» и «Современником». Он смог эту махину сдвинуть. Ему удалось то, чего не сумел Солженицын. Таких людей единицы, и они лишь подтверждают общее правило. Основная часть тех, кто у власти, – либо прагматики, либо аппаратчики, либо…

1990-е годы, что бы ни говорили, были счастливым временем для России, потому что она была бедной, но честной. Все было четко: бандиты – значит, бандиты, милиция – значит, милиция. А сейчас все смешалось.

Я родился в семье замечательных людей. Были бабушки и дедушки, чудесные мама с папой – я их обожал. Но вместе за одним столом мы встречались очень редко, разве что на Новый год. И не было у нас таких вещей – советоваться друг с другом.

Фамилия в жизни и мешала, и помогала одинаково. У меня не только папа и мама актеры. Дед – оперный режиссер Борис Покровский. Прапрадед – Иван Яковлевич Яковлев, создатель чувашского алфавита и письменности, он был другом отца Ленина, в свое время открыл 300 школ и перевел Библию на чувашский язык. Мне всегда говорили, что я не могу их подвести.

Семья – это чудесно, но сложно. Если ощущать ее как ячейку общества, она начинает тяготить. А вот ответственность за своих близких я чувствую: не чувствовал бы – не работал.

Считаю, что главное воспитание – это свобода. Детей я воспитываю невмешательством. Если буду вмешиваться, они станут ужасными людьми. Не люблю читать нотаций.

Отец был очень серьезным человеком, но с удивительным чувством юмора, даже скорее иронии. Для нас, детей, и не только, он был истиной в последней инстанции. Если вдруг на какой-то вопрос не находил ответа, то для простых смертных это было счастьем: «Он чего-то не знает!»

В серьезных случаях Олег Николаевич спуску не давал. Однажды, когда мне уже было лет 16, он со мной полгода не разговаривал.

Лишь однажды отец преподал мне урок в режиссуре. Я спросил его: «Что самое главное в этой профессии?» – и он ответил: «Терпение». С каждым новым своим спектаклем я это понимаю все больше и больше.

Режиссеры делятся на три категории: «диктатор», «гипнотизер» и «философ». Я, наверное, диктатор, а Олег Николаевич – философ. Мне очень не хватает отца, его отношения к искусству и жизни. Он всегда говорил очень просто, но о главном. Ему хотелось доверять всегда и во всем.

Мама – замечательная актриса и прекрасный педагог, и признаюсь, я всегда ревновал ее к ученикам. Во многом то, что она стала педагогом, – вина моего отца.

ОТНОШЕНИЯ СО СЧАСТЬЕМ У МЕНЯ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ. НО СЕЙЧАС МНЕ ХОРОШО

У меня так по жизни получилось, что между семьей и театром я всегда выбирал театр. И все мои жены это понимали. Наверное, все из детства. Отец как-то зимой вывез меня, грудного, гулять с коляской и, вернувшись, сказал маме: «Алла, давай выбирать – либо гулять с Мишей, либо театр». И потом я в детском саду был на пятидневке, меня никто особо не воспитывал.

У меня так по жизни получилось, что между семьей и театром я всегда выбирал театр. И все мои жены это понимали. Наверное, все из детства. Отец как-то зимой вывез меня, грудного, гулять с коляской и, вернувшись, сказал маме: «Алла, давай выбирать – либо гулять с Мишей, либо театр». И потом я в детском саду был на пятидневке, меня никто особо не воспитывал.

Отношения со счастьем у меня бывают разные. Но сейчас мне хорошо. Я люблю работать с друзьями, и это у меня получается. Да и в целом вокруг много хороших людей.

Вячеслав Зайцев «Красота позволяет мне сохранить интерес к жизни и своему делу»

Художник-модельер, живописец и график. Профессор, действительный член Российской академии художеств. Народный художник России, лауреат Государственной премии России. Награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV ст., орденом «Знак Почета» и другими наградами

Стремление к красоте у меня с детства: мама работала прачкой, но любила театр, была артистичной натурой. У нас дома все было белоснежным. До сих пор белый цвет с запахом свежего белья ассоциируется у меня с мамой.

Цветы – образец самого прекрасного и божественного, что есть в природе. Для художника это главный источник гармонии.

Вкус – это прежде всего гармония. Я люблю все цвета, главное – достойно их сочетать. Лет в 14 я это понял и, думаю, научился комбинировать цвета. Ни в одном из них для меня нет негатива, нет плохих, некрасивых цветов. Но есть фавориты – белый, красный и черный.

Я не раз делал в жизни выбор. Одним из самых сложных был уход из официальной моды. Ушел в никуда и не знал, что будет дальше. В это же время не стало мамы. Это был тяжелый период, я находился в жутком состоянии. Неожиданно стал писать стихи. Стихи помогли мне выжить, они выжгли всю бумагу, но указали мне путь.

Я абсолютно не человек бизнеса, мне важно привлечь людей к красоте. Мой Дом моды, несмотря на имя, всегда находится в достаточно стесненном положении. Все, что мы зарабатываем, тут же вкладываем в его развитие.

Бедность вредит художнику. Например, Малевич жил в совершенной бедности, и это ужасно. Возможно, он сделал бы больше. Хотя бывает, что пресыщение деньгами отрицательно влияет на человека искусства, что-то в нем умирает. Я не могу понять, с чем это связано.

До 60 лет я жил в полной нищете и вкалывал со страшной силой, чтобы зарабатывать и иметь возможность создавать новые коллекции. Хотя я и сейчас вкалываю. Это неискоренимо.

Я эмоциональный человек: в молодости, да и в среднем возрасте эмоции захлестывали меня. У меня очень мощная энергетика. Сейчас ее меньше: сказываются 48 лет без отпуска, но пожаловаться на отсутствие энергии пока не могу.

Отдых для меня – это работа. Если бы можно было, я бы работал и день, и ночь, переключаясь на разные виды деятельности. Недавно приобщился к компьютеру и открыл для себя новые возможности. Занимаюсь графикой, пейзажами, увлекся орнаментом для тканей.

Я НЕ РАЗ ДЕЛАЛ В ЖИЗНИ ВЫБОР. ОДНИМ ИЗ САМЫХ СЛОЖНЫХ БЫЛ УХОД ИЗ ОФИЦИАЛЬНОЙ МОДЫ

Стараюсь окружать себя хорошими людьми, хотя найти их очень сложно, иногда дохожу до отчаяния. Я доверчив: когда влюбляюсь, очаровываюсь человеком, это затмевает глаза. Но, когда понимаю, что уже наступает предел, могу жестко и резко все отрезать.

Для меня важна энергия, которая исходит от человека. Принимая студентов, смотрю им в глаза и сразу считываю, кто горит, а кто приходит просто так, уже «тухленький», и это не зависит от возраста.

В женщине меня восхищает интеллект в сочетании с чувственностью, женственностью. Ценю интеллигентность, вкус, культуру одежды. Не люблю неопрятность. Кроме этого женщина должна уметь делать все: готовить, стирать, убирать. Она может не делать это каждый день, но должна уметь, а не чувствовать себя барыней.

Мужчине, на мой взгляд, непростительно лицемерие. Я терпеть этого не могу и сразу чувствую. Не пресекаю, но быстро делаю выводы для себя. Становлюсь внимательным и осторожным с такими людьми.

К сожалению, те, кто имеет возможность отдавать, зачастую очень скупы. А жадность в мужчине – это вообще ужасно, как и агрессия.

Не люблю ничего неестественного, искусственного как в самом человеке, его поведении, так и во внешнем облике — накладные ногти, ресницы, подтяжки лица. Я все это вижу сразу. Мужики стали подтягиваться, что, на мой взгляд, вообще омерзительно. Главное, чтобы глаза были живыми, а искусственное лицо никого не сделает моложе.

Я по натуре человек семейный, но, к сожалению, у меня это не сложилось. Остался один, но научился хорошо переносить одиночество, точнее – проживание в одиночку, потому что у меня есть сын Егор, внучка Маруся и масса хороших людей рядом.

Я счастливый человек, так как имел возможность общения со многими прелестными гениальными людьми. С Марией Ивановной Бабановой я столкнулся, когда делал костюмы к спектаклю «Все кончено» во МХАТе. Я был нищим, голодным, а она говорила: «Пойдемте, поедим сначала, а потом будем работать». Клавдия Ивановна Шульженко тоже очень душевно ко мне относилась.

Огромным успехом считаю свою работу для спектакля «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Плучек пригласил меня в театр и сказал: «Вы сделаете костюмы». А потом даже на гастролях в Болгарии кричали: «Браво, Зайцев!» И хотя художник-сценограф Валерий Левенталь был очень ревнивым человеком, он это мужественно терпел.

Красота позволяет мне сохранить интерес к жизни и своему делу. Каждый месяц я езжу в Париж на три-четыре дня. Я очень люблю этот удивительно красивый город. Там я отсыпаюсь, гуляю по любимым улицам, хожу в магазины тканей, покупаю их для своих коллекций, сижу в кафе. Напитываюсь жизнью.

Самое сильное влияние на меня оказал русский народный костюм. Я до сих пор подпитываюсь его мотивами и кроем, потому что в нем есть невероятная простота и ясность в выражении идеи. Когда я приехал в Москву и попал в Музей народного искусства, то просто обалдел от красоты цветовой гаммы костюмов Рязанской губернии, Тульской. Самая главная идея, которая в них заключена, – это радость.

ОТДЫХ ДЛЯ МЕНЯ – ЭТО РАБОТА. ЕСЛИ БЫ МОЖНО БЫЛО, Я БЫ РАБОТАЛ И ДЕНЬ, И НОЧЬ

Я испытал первый большой успех в 1963 г. Публикация в журнале «Пари Матч» дала мне возможность нормально работать после скандальной ситуации с цветными телогрейками и цветными валенками. Второй – в 1965 г.; в «Воге» написали статью «Он диктует моду в Москве». И третье яркое событие – тоже 1965 г., встреча с Пьером Карденом. Эта встреча на всю жизнь осталась в памяти, а потом в Нью-Йорке в журнале Women’s Wear Daily появилась статья «Встреча королей моды» с уникальной фотографией, которая стала моей визиткой на всю жизнь: я сижу за столом, с одной стороны – Пьер Карден, с другой стороны – Марк Блан и Ги Лярош. Это историческое событие потрясло меня больше всего в моей жизни.

Марк Захаров «С богом можно быть предельно откровенным, но даже с самым любимым и близким человеком все равно лучше сохранять дистанцию»

Режиссер театра и кино, сценарист, педагог, профессор. Художественный руководитель театра «Ленком». Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР и трех государственных премий России. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», награжден орденом Дружбы народов, лауреат многочисленных кино– и театральных премий. Снял фильмы «Тот самый Мюнхгаузен», «Двенадцать стульев», «Обыкновенное чудо» и др.

Несмотря на то что я склонен к решительным и, как мне кажется, смелым поступкам, мне все равно не хватает храбрости. Когда случился дефолт, первое, что я сделал, – побежал смотреть, какой будет декадная продажа в театре.

Я никогда в творческой сфере публично не выражаю своего негодования или отрицания. Считаю, что существуют этика и клановая солидарность. Жене на кухне я могу сказать что-то такое, но не при артистах, не при чужих людях, а тем более в средствах массовой информации. Есть правила, через которые стараюсь не переступать.

Иногда надо говорить жесткие вещи. Убаюкивание может загнать болезни личности вглубь. Хирургический прием, пусть даже чуть грубоватый, способен принести больше пользы, заставляя человека думать о том, как мы живем, как решаем проблемы – человеческие, личные и общественные.

Во мне сидит закоренелый оптимизм… советского происхождения. Как бы я ни обострял ситуацию в своих спектаклях, все равно в конце туннеля должен быть свет. Если нет хеппи-энда, пусть будет финальный аккорд, который обязан возбудить радостные чувства, придать людям уверенность и поднять настроение.

Назад Дальше