Как утверждают очевидцы, в доме Быкова царила настоящая разруха: мебель была обшарпана, на кухне высилась груда немытой посуды, везде грязь, на подоконниках – огромный слой пыли. Иной раз Быков домой даже не возвращался, довольствуясь ночевкой где-нибудь у друзей. Питался он тоже соответственным образом: съест какую-нибудь конфету да выпьет стакан чая… Практически все деньги, которые он зарабатывал на фильмах, уходили на лечение жены и выкупы сына из милиции, куда тот частенько попадал по причине своего неуравновешенного характера. Отец надеялся, что сын исправится в армии, но Олесь и там отличился: избил… самого командира части. Парню грозил трибунал, однако в дело вмешался отец. Быков накупил целую гору подарков, приехал в часть, где служил сын, и уговорил командира части простить его отпрыска. Командир согласился только в знак уважения к авторитету Быкова.
Не угомонился Олесь и по возвращении на гражданку. Отец устроил его работать на студию имени Довженко, так парень и там умудрился обворовать какую-то иностранную делегацию. Короче, сын оказался для Быкова настоящим исчадием ада.
Под давлением всех этих обстоятельств в апреле 1976 года Быков, находясь в одной из московских клиник, куда он угодил со съемок фильма «Аты-баты, шли солдаты…» после инфаркта, написал… завещание. Причем адресовал его не жене и детям, а своим друзьям – режиссеру Николаю Мащенко и актеру Ивану Миколайчуку. Привожу текст полностью:
«Дорогой Иван! Дорогой Никола!
Обращаюсь к вам с просьбой тяжелой и не очень благодарной.
1. Никогда и никому не поверьте, что «я наложил на себя руки». Просто, если это случится, знайте, что я износился.
2. Самое главное. Моя боль, моя совесть, моя вина – Лесь (19-летний сын Быкова. – Ф. Р.). Помогите ему поверить в людей. На него обрушилось столько, что хватило бы этого горя на целый народ. Он столько перенес горя. Это моя вина, что я отбивал его от «своего хлеба».
3. А теперь более «второстепенно-юмористические» просьбы-зарисовки.
Вы знаете, что и «рубля не накопили кинострочки», поэтому пусть кто-то «соображающий» поможет продать машину, так как пенсии за отца детям не будет (я узнавал), а Тома моя (жена. – Ф. Р.), к сожалению, инвалид: работать она не сможет. Да она долго без меня и не задержится, будет догонять, так как мы красиво прожили с ней жизнь, хотя я ее своим занудным характером часто огорчал…
4. А теперь о совсем смешном. Похороны – канительное дело…
1) Как можно быстрее вынести из дома, чтобы не мучить моих.
2) Добиться, чтобы разрешили Лесику прийти в этот день (если, конечно, врачи разрешат, чтобы это его не сломало окончательно).
3) Никаких оркестров.
4) Никаких студий, Дома кино (союз) – боже сохрани. Из дома – прямо туда, куда положено. Это мой крик, мольба. Без цирка, называемого почестями.
5) Никаких надгробных речей, а то я встану и уйду: получится конфуз.
Только кто-то из вас один, кому захочется, скажет одно слово: «Прощай».
Это чтобы как-то поставить точку, а то нас «не поймут».
После этого «дерболызните» кто сколько сможет, но – умоляю – не дома. Это, конечно, кощунство и нарушение народной традиции, но очень прошу не для меня, так как мне будет все это до фонаря, а для Томы и детей.
6) Пусть ребята споют «Журавли», «Сережку с Малой Бронной…», «Бери шинель» и «Этот День Победы». И все. Они не откажут.
А потом пусть 2-я эскадрилья «врежет» «Смуглянку» от начала и до конца…
Очень жалею, что ничего не успел сделать путного. Вы заметили, что режиссер я не по диплому, а по призванию? Даже свои похороны режиссирую?! Во дает!
Спасибо и пока!»
Завещание Быков передал спустя несколько дней редактору Киностудии имени Довженко Эмилии Косничук, которая специально приехала из Киева его навестить. При этом сказал: «Вручите Николаю Мащенко и Ивану Миколайчуку как-нибудь». – «Как это «как-нибудь»?» – удивилась Косничук. «А так, – улыбнулся Быков. – Когда захотите». Пожав плечами, редактор спрятала конверт в сумку. Самое интересное, что, принеся послание к себе домой, она положила его в шкаф и забыла на целых три года!
Между тем в ноябре 1977 года Быкову была присвоена Государственная премия Украинской ССР за создание двух фильмов о войне: «В бой идут одни «старики» и «Аты-баты, шли солдаты…». Однако радость от этого события испортил все тот же сын Быкова, 19-летний Олесь, который оказался замешан в криминальной истории. А произошло вот что. Друзья Олеся предложили ему покататься на отцовской «Волге», на что тот ответил согласием. Он выпросил у отца ключи от машины, сказав, что хочет восстановить водительские навыки. А едва выехал за порог дома, как тут же в салон подсели его друзья, на уме у которых было совсем иное. Накатавшись вволю, они тормознули «Волгу» возле ювелирного магазина и попросили Олеся подождать их. Спустя пять минут приятели выбежали обратно и приказали Олесю что есть силы жать на газ. Оказывается, они ограбили магазин, скрывшись потом с места преступления на быковской машине. Но кто-то из случайных прохожих успел запомнить номер «Волги», и уже вечером того же дня всю гоп-компанию повязали. Включая и Быкова-младшего. Когда Леонид узнал об этом, у него случился второй инфаркт (первый, как мы помним, он заработал на съемках «Аты-баты…» в начале 76-го). Однако лечь в больницу Быков отказался. Не смог он приехать и на церемонию награждения его Госпремией, поскольку было стыдно за сына. Он даже заявил, что отказывается от столь высокой награды, поскольку ее не достоин. Когда об этом узнал первый секретарь ЦК КП Украины Щербицкий, обожающий фильмы Быкова, то распорядился отправить премию лауреату на дом. Быков принял награду прямо в постели, а на все его возражения ответ был один: «Таково пожелание товарища Щербицкого…» Что касается Олеся, то избежать более сурового наказания ему помогли именно заслуги отца: в то время как его приятели, ограбившие ювелирный магазин, получат по 15 лет тюрьмы, он отделается лишь годом пребывания в Павловской психушке.
Когда 12 апреля 1979 года страну облетела весть о том, что Леонид Быков погиб в автомобильной катастрофе, для его друзей это не стало неожиданностью. Некоторые из них даже предположили, что авария была не случайной: мол, «Волга» Быкова врезалась в каток исключительно по воле хозяина, который просто устал жить…
Жена Быкова вместе с дочерью Марьяной продали квартиру в Киеве и уехали в Харьков, но спустя несколько лет покинули и эти края, перебравшись в Подмосковье. Однако в 90-х снова вернулись в Киев, где друзья Быкова помогли им выбить квартиру в общежитии при киностудии.
Что касается Олеся, то его судьба сложилась более драматично. Через несколько лет после смерти отца он сбежал из Советского Союза, оставив на родине молодую жену с ребенком. По дороге во Львов он спрыгнул с поезда, сорвав стоп-кран, переплыл реку Тису и скрылся в неизвестном направлении. Через некоторое время от него (на имя матери) пришло письмо из Австрии, где он сообщал, что у него все нормально. Спустя пару лет Олесь перебрался в Канаду, где живет и поныне. Говорят, за годы своего отсутствия он не прислал ни копейки матери и ни разу не побывал на могиле своего отца…
Ролан БЫКОВ
Несмотря на свои отнюдь не плейбойские данные – небольшой рост и плохую дикцию, – Быков всегда пользовался успехом у слабого пола. Он обладал той самой харизмой, которая очень нравится женщинам. Поэтому романы он крутил и в школе, и в Театральном училище имени Щукина. В последнем Быков считался одним из самых талантливых студентов. Его поразительной работоспособности удивлялись тогда многие. Сравнить его можно разве что с Михаилом Ульяновым, который за время учебы умудрился подготовить около 50 ролей! У Быкова их было лишь на несколько штук меньше.
После окончания училища в 1951 году Быков попал в труппу Театра юного зрителя. Его первый оклад там был мизерным – 33 рубля 50 копеек. На жизнь этих денег, естественно, не хватало, и нашему герою приходилось подрабатывать на стороне – по воскресеньям он вел драматический кружок, получая при этом зарплату в два раза выше, чем в театре, – 60 рублей. Правда, свободного времени при такой загруженности у него практически не оставалось, но Быков из-за этого не страдал – он настолько сильно любил театр, что прожить без него хотя бы сутки было для него равносильно смерти.
…Первой женой Быкова стала его коллега – актриса ТЮЗа Лидия Князева. В 1956 году у них родился сын Олег. Этот брак просуществовал чуть менее десяти лет и распался в середине 60-х. Как метко заметила сама Князева: «В нашем пулеметном расчете два первых номера, патроны подавать некому». После развода на протяжении нескольких лет у Быкова были другие женщины, но ни одной из них не удалось стать его женой. Вот как об этом вспоминает пасынок актера, Павел Санаев:
«Он сам рассказывал, что многие пытались его на себе женить, и он несколько раз даже собирался «сдаться». Но во всех этих отношениях просматривалась какая-то неполноценность. Одна барышня, на которой он хотел жениться, была идеальной хозяйкой. Ролан Антонович – в театр, а она тут же кидается убирать, готовить, вытирать пыль. Он возвращается – она сидит в чистоте и книжку читает. Ролан спрашивает: «Что ты делаешь, милая?» – «Да вот, все убрала-постирала, борщ сварила, сижу читаю», – отвечает нежно. Как потом смеялся Ролан Антонович: «Хотелось дать три рубля, чтоб ушла».
«Он сам рассказывал, что многие пытались его на себе женить, и он несколько раз даже собирался «сдаться». Но во всех этих отношениях просматривалась какая-то неполноценность. Одна барышня, на которой он хотел жениться, была идеальной хозяйкой. Ролан Антонович – в театр, а она тут же кидается убирать, готовить, вытирать пыль. Он возвращается – она сидит в чистоте и книжку читает. Ролан спрашивает: «Что ты делаешь, милая?» – «Да вот, все убрала-постирала, борщ сварила, сижу читаю», – отвечает нежно. Как потом смеялся Ролан Антонович: «Хотелось дать три рубля, чтоб ушла».
Вторая девушка, признавшись Быкову в неземной любви, сбежала с ним в другой город прямо с какого-то мероприятия. В вагоне поезда пылко говорила, что готова стать его женой хоть завтра. Тогда Ролан Антонович тактично напомнил, что она вроде бы замужем. Девушка вскричала: «Я не люблю мужа!», сняла с пальца обручальное кольцо и… «выбросила» в окно. Утром это кольцо случайно выкатилось из ее кармана. А поскольку Ролан всегда презирал картинные выходки, тут же отправил девушку с кольцом обратно к мужу.
Но самая потрясающая история связана с дочерью какого-то высокопоставленного генерала. Ролан несколько дней подряд сидел на веранде их огромной дачи, переписывая какой-то сценарий. Генерала-отца такая работоспособность совершенно покорила, и он решил доверить потенциальному зятю сокровенную тайну. Таинственно приложив палец к губам, привел Ролана Антоновича в лес и, подойдя к одному из деревьев, нажал на стволе неприметную кнопку. В земле открылся электромеханический люк, замаскированный дерном, и обнаружился спуск в подземный бункер, построенный по всем правилам военной науки. Спустились.
В уютной комнате стояли два холодильника: один – с едой, другой – с напитками. Присели, выпили… Потом генерал поднял перископ и показал ошарашенному Ролану сидевших в беседке и ни о чем не подозревавших домочадцев: «Посмотри на них. Лодыри, тунеядцы. Ждут не дождутся, когда сдохну и им все достанется. Ты, гляжу, парень хороший. Хочешь, им назло все тебе отпишу? Хочешь? Садись, выпьем!» Ролан Антонович грешным делом подумал: «А может, правда, «продаться»? Буду сидеть в бункере, попивать в тишине коньячок…» Но «продаваться» было не в его характере, и очень скоро на этой почве они с генеральской дочкой расстались.
Череда мимолетных романов казалась нескончаемой, и Ролан Антонович сам признавался, что считал себя бабником. До встречи с мамой…»
С мамой Павла, актрисой Еленой Санаевой, судьба свела Быкова в начале 1973 года. Елене было 29 лет, и к тому времени она успела побывать замужем, родить (в 1970 году) сына Павла, развестись и сняться в шести картинах («Генерал Рахимов», «Странные люди», «Печки-лавочки» и др.). В 1973 году режиссер с «Ленфильма» Юрий Рогов предложил ей роль в фильме «Докер», где Быков должен был играть мужа. Натурные съемки проводились в Кишиневе, куда в самых последних числах декабря 72-го вылетели Ролан Быков, Ефим Копелян, Евгений Леонов-Гладышев и др. Елены Санаевой в их числе не было, поскольку в те же дни она была занята в съемках другого фильма. Также выяснилось, что она боится летать самолетами, поэтому приедет чуть позже поездом. Когда эти новости донесли до участников съемок, все восприняли их спокойно, за исключением одного человека – Быкова. Он единственный возмутился, сказав: «У меня все дни заранее расписаны, а эта Санаева еще и не летает. Видимо, думает, что если она дочь большого начальника (Всеволод Санаев с 71-го года занимал должность секретаря правления Союза кинематографистов СССР), то ей все позволено. Нечего ее ждать, надо брать другую актрису!» И Быков потребовал от молодого режиссера, чтобы тот немедленно вызвал в Кишинев одну из двух актрис – Люсьену Овчинникову или Майю Булгакову, которых он хорошо знал по предыдущим работам и которые, по его словам, не имеют привычки подводить своих коллег по работе.
Видимо, Быков был в таком нервном возбуждении, что Рогов побоялся ему перечить и позвонил в Москву Булгаковой. Параллельно раздался звонок и в доме Санаевой. Ей было сказано следующее: либо она прилетает в Кишинев не позднее 3 января, либо на ее место берут другую актрису. Далее послушаем ее собственный рассказ:
«Мой отец, прошедший суровую школу кино, сразу сказал: «Леля, тебя не хотят». Я не могла ему поверить. Ведь режиссер и его жена – мои добрые приятели, они были так рады, что «Ленфильм» меня утвердил. Но Быков, очевидно, так увлек режиссера идеей сыграть вместе с Булгаковой, что она, моя соседка по дому и сослуживица по театру (они вместе работали в Театре киноактера. – Ф. Р.), не сказав мне ни слова, вылетела в Кишинев. Тут случилась эпидемия гриппа, в моей группе отменили съемки, и я смогла выехать вовремя. Садясь в поезд, я уже знала, что Булгакова в Кишиневе. Ехала и думала: «Господи, никогда не добивалась ни ролей, ни мужчин, ну, хотят они ее снимать – бог с ними! Выйду на остановке в Киеве, повидаю бабулю и вернусь». Я не знала, что заменить меня – быковская идея. Киев я все же проехала, решив, что раз уж я утвержденная на роль актриса, так хотя бы приеду и посмотрю им в глаза. Уехать смогу в тот же день. А актеры в фильме какие замечательные! И с Быковым в паре сыграть было бы здорово!
Ассистенты в Кишиневе встречают, делают вид, что все нормально. Везут в гостиницу. Я ни о чем не спрашиваю. Встречаюсь с женой режиссера. «А мне нагадали, подруга твоя приедет». – «Какая, – думаю, – подруга?» К вечеру и режиссер подоспел с дешевым молдавским вином: «Выпьем за встречу! Как хорошо, что ты приехала!» Ну, после второго бокала я весело спрашиваю: «А скажи-ка, друг мой, кого же ты вместо меня позвал?» – «Да Быков Майю Булгакову предложил, вот и сидит она в цековской гостинице». – «Ну и провожай ее с богом. А я буду играть свою роль».
Утром в павильоне мы встретились с Быковым. Он уже расхаживал, осваивал декорацию, делал предложения режиссеру и оператору. За всем наблюдала его подруга, которая приехала с ним на съемки. И тут я своему «мужу» по сценарию попадаюсь на глаза, и Быков, продолжая фонтанировать предложениями одно другого лучше, говорит, что в этой сцене он должен свою жену целовать, хотя в сценарии этого нет и в помине. Догадавшись об этом, я в этой сцене решила его чем-нибудь огреть. Но режиссер влюбленно смотрит в рот Быкову, а мне остается только целоваться. Развели сцену, подруга Быкова поднялась на партикабли, где крепится верхний свет, а мы начали сниматься. Но продолжалось это недолго – один дубль, и все. Дальше объявили перерыв, потому что синяк на моей губе был такой, что дальше снимать меня можно было только со спины.
Все выходят из декорации, а Быков укладывается на кровать: «Леночка, не уходите, давайте оговорим сцену дальше». Подруга его чуть с партикаблей не упала. А мне что делать? Сказать: «Ах, что вы, после того, как вы меня так поцеловали, я с вами и говорить не хочу»? Сажусь рядом на стул. Он делает вид, что ему плоховато с сердцем, а сам берет меня за руку, ресницы смежил, чтобы лучше видеть, как реагирую, и тихо так говорит: «Лена, что делать, вы такая красавица, я в вас влюблен, а у вас, говорят, молодой красивый муж? Как же быть?» Я руку забрала: «Никак не быть, роли свои играть». Ответила – и вышла из декорации. Больше он ни с кем на съемку не приезжал. А дальше, как говорят, «сюжет, достойный кисти Айвазовского». Ролан потом признавался, что за всю жизнь таких осад не предпринимал…
Мы встретились в очень плохой период его жизни – он уже несколько лет был холост: когда-то большая любовь его с выдающейся актрисой Князевой закончилась. Кроме того, его сняли с замечательной роли Искремаса в картине «Повесть об Искремасе» (в прокат фильм вышел под названием «Гори, гори, моя звезда», роль Искремаса в нем играл Олег Табаков. – Ф. Р.). На полке лежали «Комиссар» А. Аскольдова и «Проверка на дорогах» А. Германа. Умер его большой друг – великий клоун Л. Енгибаров, которого Ролан считал гением. В общем, печалей хватало. И любви в его жизни не было. Он уже и не верил, что она может случиться. В ту пору Михаил Жванецкий, пережив свою личную драму, сказал ему: «Нам остался только МОП». – «Что значит МОП?» – спросил Ролан (оба много ездили). «МОП – это младший обслуживающий персонал: официантки, стюардессы и т. д. Серьезной любви уже не будет, Ролан».
Ролан пообещал себе, что без любви жить не будет. Он долго искал ее, но не находил. Любил всех – и никого. Поэтому, когда мы встретились, он много раз говорил: «Это чудо. Я ни во что не верил. Я не верил, что смогу полюбить. Тебя Бог выдумал и послал мне». «Почему выдумал и послал?» – спрашивала я. «Мне надо не просто полюбить – мне нужно принести женщине дань. А тебя Бог выдумал такую, какую мне надо. Красивая и смешная девочка-журавлик на длинных ножках. Умница и хороший парень. Да еще и актриса замечательная. Это, конечно, слишком. Но ты полюбишь, полюбишь меня. Заиграешься. Я хорошая команда».