Виктор сосредоточенно вертел на вилке нетронутый блинчик.
— Если человек несчастлив, значит, у него на это есть причины, и насильно счастливым его не сделаешь, — вздохнул он наконец, положил блинчик обратно и взялся за чашку с чаем. — Так и со Степой получалось: Кряжимский уже избрал ему будущее — талантливый журналист, а парень еще и сам не знал, чего ему в этой жизни надо. К тому же Степа крепко засел на игле, а бросить воли не хватало. Кряжимский за ним как второй папа ходил, еду приносил, когда у парня и крошки дома не было, давал денег за квартиру заплатить, разговаривал с ним, одним словом, помогал как мог. И хотя парень не учился толком, его почти выгнали из института, и шлялся он неведомо где, думаю, случалось и квартирные деньги переводить на наркотики, ты же знаешь нашего Сергея Ивановича — упрям как черт. Да и парень все же не совсем дурак был: понял, что чего-то еще хочет в жизни, и взялся за ум.
— Да, я помню: Кряжимский хотел нас как-то познакомить с юным дарованием, будущей звездой журналистики, — подтвердила я, про себя изумляясь столь необычному для молчуна Виктора монологу. — Как тогда Ромка на него дулся, вспомнить страшно!
— Все оказалось не так просто, — продолжал Виктор. — На наркотики деньги нужны, Степан и связался с какой-то компанией. Потом соображать стал, понял, куда вляпался, но ведь, когда доза нужна, все по барабану. Уж не знаю точно, что они там еще натворили, но, по словам Кряжимского, разграбили пару ларьков и один сожгли, а также проникновенно беседовали по ночам с поздними прохожими, убеждая их пожертвовать деньги на хлеб несчастным и немощным. И вроде бы, когда Степа решил завязать, нашел работу, он тогда даже деньги Кряжимскому вернул, кое-кто из его «друзей» начал возмущаться, что же, мол, мы, гад, недостаточно для тебя хороши? Чумарили, в общем, и не отпускали.
— А как они с Кряжимским познакомились? — данный вопрос давно не давал мне покоя.
— Не знаю точно, — пожал плечами Виктор. — Но это было приблизительно в то время, когда Сергей Иванович готовил серию статей о преступности среди молодежи и, в частности, о наркотиках. Помнишь?
Я мрачно кивнула.
— Вроде бы как была ментовская облава на наркоманов, и Кряжимский тогда умудрился отмазать парня, ссылаясь на его участие в журналистском расследовании. И с тех пор он, видимо, решил, что раз уж вмешался в естественный ход событий, то и доводить дело надо до конца.
— А про Настю ты что-нибудь знаешь? — спросила я под конец.
Виктор говорил уже так долго, и я начала панически бояться: в любую минуту он мог закрыть рот и отделаться от меня выразительным мычанием. Но чувствуется, дело действительно показалось Виктору серьезным, и пока сложностей в общении из-за его гипертрофированной тяги к молчанию не возникало.
— Девушку его?
— Бывшую, — поправила я его.
— Ну да, — согласился он. — Теперь бывшую.
Любил он ее сильно, а она, по словам Кряжимского, совсем пропащая наркоманка.
— А про Алексея со сломанным носом ничего не слышал?
Виктор отрицательно покачал головой.
Разговор на некоторое время прервался. Виктор переваривал услышанное, и я решила все же доесть пирожное, обдумывая, что делать дальше.
— Давай вот как, — вдруг первым нарушил молчание Виктор.
Я чуть не подавилась от неожиданности, закашлялась и просипела:
— Говори, говори!
— Ты ищешь Настю, а я пытаюсь найти его друзей-нарков и этого Алексея. С чего бы это Степа вдруг решил уехать? Уж не бежал ли от кого?
— Да, кое-что это бы объяснило.
— Где, ты говоришь, эта компания любит собираться по вечерам? В городском парке? После работы туда и пойду, поговорю, — несколько зловеще добавил он.
— Ладненько. А я попробую найти Настю сейчас и потом тоже приеду на работу. Пусть Маринка не думает, что я забыла о том, что у нас завтра выпуск. И если будет звонить Кряжимский, скажи ему, чтобы немедленно возвращался, и другим скажи, чтобы передали ему то же самое. Придумай какую-нибудь уважительную причину. Пусть он лучше сам приедет, чем его потом под конвоем привезут. Как скрывшегося преступника.
— По этапу, — сказал Виктор.
— Что?
— Это называется привезти по этапу.
— Боже! — только и хватило сил у меня произнести.
— А ты представь, как будет интересоваться твоей поисковой деятельностью прокуратура, — успокаивающе довесил он.
Я вскочила со стула и убежала прочь, пока он не сказал еще чего-нибудь в том же роде жизнеутверждающего.
Глава 4
Дома у Насти никого не было, поэтому на работу я попала быстро. Маринка встретила меня укоризненным взглядом.
— Еще не вечер, — твердо сказала я. — У меня полно времени для того, чтобы выполнить все свои обязанности.
— Держи, — вместо ответа она сунула мне в руки ворох бумаг. — Твои заметки и черновики к статье, которая идет завтра на первой полосе. Было бы неплохо, если бы мы вовремя смогли отправить их в верстку.
Не будь у меня заняты руки, схватилась бы обеими за голову. Как я могла забыть? Понятно теперь, почему Маринка так нервничала.
* * *— Кряжимский не звонил? — садясь за компьютер, крикнула я из другой комнаты.
— Имей совесть, в конце концов. Человек только что уехал!
— На море, — мечтательно провыл из дальнего угла Ромка.
— Может, я соскучилась, — буркнула я в ответ.
Возможно, это и не правильно, но за работой я забываю обо всем. Вот и сейчас черные буковки на экране монитора мгновенно вытеснили из моей памяти Степу, Настю и даже Кряжимского. Статья получалась интересная, я довольно долго готовила к ней материал, и теперь хотелось как можно скорее насладиться готовым результатом своих трудов. Вот только подредактирую чуть-чуть…
— Ольга Юрьевна! — вдруг донеслось до меня.
— А? — вскинулась я. Судя по тону, звали меня не в первый раз.
Я подняла голову и остолбенела. Передо мной, гордо выпятив живот и надменно созерцая меня сверху вниз, стоял Стопорецкий собственной персоной. Неподалеку застыл его секретарь, а у стола в нетерпении подрагивал вчерашний старичок.
— Вот! — указуя перстом, обличающе воскликнул он. — Вот, я же говорил — пьянство прямо на рабочем месте!
Я невольно посмотрела в указываемом направлении: импульсивный дедуля тыкал пальцем в бутылку с коньяком, которым, добавляя в кофе, согревала меня вчера Маринка.
— Вертеп! И вот такие люди работают у нас в печати! Формируют, можно сказать, общественное мнение! — продолжал буйствовать старичок. Борода его при этом мелко тряслась, а глазки так и посверкивали от вожделения при виде темно-янтарной жидкости в бутылке.
Стопорецкий гаденько улыбался.
— Ив самом деле, что же это вы, Ольга Юрьевна, прямо на работе злоупотребляете?
— Во-первых, здравствуйте, — ледяным голосом прервала я представителя администрации. — А во-вторых, что здесь происходит?
— Здравствуйте, — не стал спорить Стопорецкий. — Вы уж извините за вторжение, за то, что отрываем вас от работы, но дело в том, многоуважаемая Ольга Юрьевна, что в последнее время к нам стало поступать слишком уж много жалоб на вас. И я всего лишь счел нужным лично во всем разобраться, вернее сказать, приехать к вам, чтобы мы могли вместе выяснить, в чем же дело.
— И в чем же дело? — сохраняя на компьютере текст и откидываясь на спинку стула, спросила я. — Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.
Легкой улыбкой показывая, что ему такое никогда бы и в голову не пришло, Стопорецкий скромно занял единственное кресло в кабинете. Секретарь примостился на стуле, а дедуля так и остался стоять у окна. Я вообще-то неплохо воспитана и с уважением отношусь к старшим, но дедуля допекал нас уже месяца четыре, и из всех стульев на свете я бы с удовольствием предложила ему только электрический.
Стопорецкий выдержал эффектную паузу и начал:
— Ольга Юрьевна, насколько я понимаю, цель вашей деятельности — это знакомство жителей нашего города с достоверной, правдивой информацией о происходящих в криминальном мире событиях.
— Не совсем так, но оставим это, — не стала придираться я к точности формулировок.
— Итак, ваша задача, — невозмутимо продолжал Стопорецкий, — объективно освещать события, и, пока вы держитесь в рамках этого направления, не возникает никаких претензий. Но время от времени вы беретесь за аналитические обзоры или же, что еще хуже, затрагиваете вопросы частной жизни граждан.
Дедуля у окна заерзал, готовый немедленно перейти в наступление.
— Порой вы публикуете абсолютно недопустимые статьи…
— Возмутительные! — не выдержал дедуля.
— Вам ведь знакомо слово диффамация?
— У вас есть какие-то конкретные жалобы? — холодно поинтересовалась я. — Обычно в редакцию приходят иные отзывы. Очень часто читатели называют нашу газету наиболее разумной и беспристрастной из всей массы прочих аналогичных изданий.
— У идеи фашизма тоже много поклонников, — парировал Стопорецкий. — Но от этого она не утратила своей порочности.
Боги, кто готовил ему выступление?
— И все же ближе к делу, — не стала я вступать в навязываемую дискуссию. — Какие именно у вас претензии и от чьего имени вы, собственно, выступаете?
— В данный момент я являюсь представителем общественности и говорю от имени жителей Тарасова, которые возмущены вашими публикациями, — тем, как вы обливаете грязью имена и репутацию людей, подрываете авторитет власти.
О, да тут явный намек на одну из публикаций Кряжимского. Да, Сергей Иванович, не думали вы тогда, как ваша статья заденет некоторых личностей. Можете гордиться.
— Если вы не прекратите подобные действия, нам придется принимать меры.
— Да-да, я требую опровержения! — опять завопил дедуля.
Стопорецкий поморщился, но поддержал:
— Почему бы вам не выполнить это требование?
Вы унизили честь и достоинство внука Глеба Павловича, оскорбили его семью.
— Что? — возмутилась я. — Мы не давали ни адресов, ни имен, и если Глеб Павлович узнал в описываемом бандите своего внука, то как здесь спорить? Ему лучше знать. Между прочим, защищаемый вами невинный агнец отбывает сейчас срок в местах не столь отдаленных за вооруженное нападение.
Дедуля насупился:
— Ой, грех на душу берешь! Не виноват он.
Дедулю даже стало жалко — ну никак не желал он видеть в свиномордом обормоте с тусклыми глазами его истинной сущности и квохтал над ним, как курица над цыплятками.
— У меня, Ольга Юрьевна, достаточно жалоб, и найдется немало методов, чтобы затруднить вашу работу. Я уже подумываю о суде — как вам обвинение, например, в разжигании национальной розни в ваших статьях об азербайджанских рынках?
— Угрожаете? Или это шантаж? — вкрадчиво произнесла я. — Или клевета, сопряженная с ограничением самостоятельности средств массовой информации?
— Ну что вы, ни в коем случае! Но я все же советую вам подумать над моим предложением.
Стопорецкий посмотрел мне в глаза, давая понять, опровержение какой именно статьи он желает увидеть, и, не попрощавшись, вышел. Секретарь последовал за ним, засеменил и дедуля, не удержавшись на прощание и с размаху хлопнув дверью. Слышны были удаляющиеся возгласы «Защитник! Благодетель!..»
Я вышла из кабинета и присела на краешек Маринкиного стола.
— Вот уроды! — искренне возмутился Ромка. — Чего им надо было?
— Поздравьте себя, друзья мои. Мы популярны.
Раз уж нам пытаются серьезно ставить палки в колеса, чего-то мы определенно достигли. Порой люди так нетерпимы к чужому успеху!
Вопреки пессимистичным прогнозам Маринки и несмотря на этот неожиданный визит, мы даже не слишком поздно разошлись — еще почти не стемнело. Виктор ушел чуть пораньше, буркнув на немой вопрос Маринки «по делам». Я-то отлично знала, что у него за дела, а вот подруга моя была недовольна.
— Давай, что ли, девичник устроим, — беспомощно предложила она. — Сходим куда-нибудь, передохнем.
— л — Я бы с удовольствием, — начала я оправдываться.
— А, понятно, и у тебя тоже дела, — сникла она. — Одна только я не у дел.
— Хочешь, найду? — с готовностью предложила я, коварно сверкнув глазами.
— Хочу, — печально согласилась Маринка, собирая стопочкой бумаги на столе и педантично выравнивая краешки.
Я с удивлением посмотрела на нее. Похоже, у моей сотрудницы началась депрессия.
— Значит, так, — я потерла ладошки. — Мне нужна статья про разорение и затем выкуп иностранными инвесторами наших наиболее многообещающих и перспективных предприятий, материал про незаконную торговлю трансплантационным материалом, продажу донорской крови местной секции молодых вампиров и сенсационную публикацию про вторую тень нашего президента.
Сначала Маринка слушала меня на полном серьезе, потом хихикнула.
— Ну и самое главное, я, как главный редактор, требую, раз уж тем более меня обвиняют в пьянстве прямо на рабочем месте бутылку сухого белого вина и твое печенье с корицей. Иначе я Отказываюсь говорить о девичнике.
— Вы забыли самое главное, — произнес, оказывается еще не ушедший Ромка.
— И что же? — заинтересованно спросила Маринка.
— Мальчиков, — серьезно ответил он. — Какой же девичник без мальчиков?
* * *Я съездила к Насте, но опять безрезультатно. В ее окнах не горел свет, и дверь мне никто не открыл.
Я уже собиралась было удалиться восвояси, как меня вдруг осенила мысль прибегнуть к одному из самых совершенных источников информации, перед которым бесславно блекнет даже Интернет. Бабушки, сидящие у дома на лавочках, обладают колоссальными ресурсами, неограниченными возможностями и огромной базой данных. Но, увы, на этот раз метод не сработал, и засидевшиеся допоздна старушки смогли сообщить мне только то, что Насти нет дома уже третий день.
— Она вообще девка летящая, — неодобрительно прошамкала одна из них. — Когда хочет, тогда и приходит, и присмотреть за ней некому. Но обычно надолго не пропадает.
Оставалось надеяться, что Виктору повезет больше. Но вообще-то странно, что Настя не пришла на встречу с подругой и уже целых три дня ее не видели местные старушки. Я начинала беспокоиться за нее — не случилось ли чего?
Ехать куда-либо еще было поздновато, поэтому я отправилась прямо домой. В холодильнике было пусто, я опять забыла заехать в магазин, к тому же вспомнила, что ив прачечную за бельем снова не попала. Критически оглядев свою несколько заброшенную квартиру, я решила хотя бы вымыть полы, а то скоро забуду их настоящий цвет. Вот ведь загадка — чем меньше я бываю дома, тем разрушительнее это отражается на его состоянии. Откуда берется весь этот мусор?
В припадке наведения чистоты я ползала с тряпкой по кухне, как зазвонил телефон. Я рванулась с места. Разгибаясь, треснулась головой об стол и в результате, чертыхаясь и щупая ушибленное место, взяла трубку только после четвертого звонка.
— Ну наконец-то, — услышала я обрадованный голос.
— Александра, это тебя невозможно поймать, ты где пропадаешь? Весь день названиваю, а тебя ни на работе, ни дома.
— Такая жизнь у нас, журналистов, беспокойная. Все в трудах да заботах.
— Вот я и звоню по поводу еще одной твоей заботы. По-моему, небезызвестный тебе Стопорецкий серьезно решил подпортить вам в редакции жизнь.
— Он сегодня нам даже личный визит нанес, — ответила я.
— Да ты что? — заинтересовалась Александра. — Даже так? Черт, как много у него свободного времени, я сейчас завидовать начну. Пожалуй, я слишком хорошо справляюсь со своей работой. Он еще отнекивается, что ему, видите ли, некогда, когда я вторую неделю пытаюсь подсунуть ему жалобы из школы в связи с неполной готовностью к учебному году.
— Не беспокойся, на личные дела время всегда найдется, — заверила я ее. — Так что там, говоришь, у вас готовится?
— Ну, пока он только попросил меня собрать в одну папку все жалобы и претензии, которые поступали на вас. Что уж там дальше будет, сказать не могу. Но сама знаешь, что обычно в подобных случаях бывает.
— Он мне сегодня даже судом грозил, обвинял в пропаганде национализма и разжигании гражданского неповиновения. Представляешь? — гневно возмутилась я, уперев руки в боки и совершенно забыв, что в одной из них держу мокрую половую тряпку.
— С ума сойти! — развеселилась Александра. — Многих главных свидетелей обвинения, наверное, придется вытаскивать из заключения.
Затем, посерьезнев, она сказала:
— Суд судом, но, думаю, такие проблемы, как различные проверки, он тебе устроить может. Так что будь готова.
— Н-да, вот новости. Но спасибо и за них.
— Всегда пожалуйста. Ну счастливо, мне детей укладывать пора.
— Спокойной ночи. Младшенький больше не делал попыток проглотить лампочку?
— Слава богу, нет. Будет что новенькое, позвоню. Пока.
Я положила трубку и содрогнулась, представив, что сделает Стопорецкий, если узнает, что автор ненавистной ему статьи подозревается в убийстве.
Кошмар… На всякий случай набрала номер Виктора, но, как следовало ожидать, он еще не вернулся.
Не торопясь, я закончила уборку, приняла душ и, чувствуя, что после расслабляющих водных процедур меня клонит в сон, решила сварить себе кофе.
С Виктором мы договорились, что он обязательно позвонит мне, как только вернется, и, зевая, я отправилась на кухню. Высыпая из кофемолки кофе, я ломала голову над тем, что делать, если Настя не объявится и завтра. Во-первых, поговорив с ней, я наверняка смогла бы выяснить что-нибудь полезное; а во-вторых, если девушка слишком много знала, то сейчас она, несомненно, подвергается опасности. Да, как ни посмотри, отсутствие Насти мне начинало не нравиться. Я машинально сняла с плиты закипевший чайник и опомнилась только тогда, когда из кофеварки на стол потекла струйка воды.