Весьма оптимистическое начало.
Тропинка приводит нас на просторную поляну и дальше круто взбирается по склону высокого холма, на вершине которого стоят массивные дубовые врата. Тропинка упирается в створки ворот и больше никуда не ведет. Понятное дело — переход на следующий уровень.
У подножия холма — компьютер, чтобы записаться на текущем уровне, а также… несколько грубо сколоченных парт и школьная доска. Торопливо отметившись в компьютере, Жирдяй карабкается на холм и напрасно ломится во врата, запертые на огромный висячий замок.
— Э-э, уважаемые, не так быстро! — качает головой ехидный старичок и показывает на здоровенный золотой ключ, болтающийся у него на поясе. — Сначала вы должны доказать, что достойны пройти этой дорогой!
— Что, опять поэзию декламировать? — морщится Жирдяй. — Ладно, давай только побыстрее, дедуля. Я как раз вспомнил подходящий стишок: мама мыла Раму, Рама мыл маму…
— Погодите, молодой человек, — останавливает его гном. — Присаживайтесь. — Он гостеприимно указывает нам на некрашеные, потемневшие от времени парты.
Делать нечего. Садимся.
Старичок задумчиво возводит глаза в безоблачно-васильковое небо:
— Ну для начала, думаю… Небольшой диктант. На правописание «жи» и «щи» и деепричастные обороты.
Мы переглядываемся с Маньяком, и я тихонько шепчу:
— Да, в «Лабиринте Смерти», пожалуй, было полегче.
Гном выделяет каждому вполне современную тетрадку, шариковую ручку и начинает диктовать.
— «Живо, сударь, живо! — сердито прошипела принцесса Орхидея на камер-флигель-раш-пиль-адъютанта, отмахиваясь веером от жирных морлоков. — Выбрасывайте на помойку этого противного Гегеля и садитесь переписывать Тойнби! Унтер-генералиссимус фон Беспалофф ждать не любит!»
Толстяк скорбно вздыхает:
— И откуда такие тексты берутся…
— А откуда берутся невежественные молодые люди? — сурово парирует старичок. — Все тексты взяты из романа «Аксельбант адъютанта моего». Между прочим, данная книга рекомендована в качестве пособия по орфографии для студентов философских факультетов.
Дос, сидящий с Черепом за одной партой, пытается списывать. Только это бесполезно. Я заглянул в Шуркину тетрадь и понимаю, что всем нам гном одновременно диктует разные куски текста. Как видно, чудеса виртуальности выходят боком школьникам и студентам.
Наконец, диктант окончен. Старичок подходит к Черепу, сидящему впереди, берет тетрадку. Хмыкает. Что-то правит.
— Ну что ж… Твердая четверка.
Заглядывает в тетрадь Доса и хмурится:
— Молодой человек, не «мурлоки», а «морлоки»! И не «хероография», а «хореография»! Разве я так диктовал? Я лично имел в виду «искусство танца». А что, интересно, вы имели в виду? Три с минусом!
Доходит очередь до Жирдяя. Гном смотрит в его тетрадь и на пару минут замирает с приоткрытым ртом, очевидно, на время утратив дар речи.
— Ну знаете ли… — наконец выдавливает он из себя. — Вы не то что Мудрости недостойны… Вы недостойны даже «единицы»!
Толстяк мрачнеет, выбирается из-за парты, сурово нависает над опасливо отступающим гномом:
— Нуты, Макаренко! Сам отдашь ключ?… Или как?
— Жирдяйчик! Не горячись! — напрасно пытается успокоить его Падла. — Интеллигентные люди всегда могут договориться.
Толстяк отмахивается:
— Вы что не видите? Он же смеется над нами!
— Это утвержденная учебная программа, — напрасно оправдывается гном. — Правда, она рассчитана на людей, освоивших русский язык хотя бы в объеме «Букваря»…
— Да что вы знаете о моей жизни! — трагически восклицает Жирдяй. — Да, может, я грамматику учил по винвордовским «хелпам»! И в то время, когда вы в своих университетах наслаждались чтением романов, у меня не хватало денег даже на новый порнографический диск!
Дос сочувственно вздыхает. Падла скорбно возводит очи к небу. Старичок, не зная, что и сказать, разводит руками. А толстяк смахивает скупую мужскую слезу и, улучив момент, ловко сдергивает золотой ключ с прикрепленного к гномьему поясу кольца.
Старичок, потрясенный такой наглостью, аж подпрыгивает на месте:
— Только достойные пройдут через Врата!
— Да ну, — усмехается Жирдяй, поигрывая ключом. — А как же насчет недостойных?
— А недостойных ждет переэкзаменовка, — вдруг как-то нехорошо усмехается гном. — Только проводить ее уже буду не я!
Толстяк пренебрежительно хмыкает, очевидно, собираясь сказать очередную гадость про умственные способности создателей «Лабиринта», да так и замирает с приоткрытым ртом.
Черная тень затмевает солнце. Мы поднимаем головы. Какая-то большая птица, редко взмахивая широченными крыльями, стремительно снижается над нашей поляной. Я всматриваюсь, и брови мои недоуменно ползут вверх. Странная какая-то птица — с длинным змеиным хвостом… И тремя головами!
Маньяк соображает быстрее остальных:
— Бегом к воротам! Я попробую его задержать! — Шурка хватается за толстенное бревно, исполнявшее до этого функции скамейки, с некоторым усилием, но все же поднимает. Вот когда пригодились терминаторские бицепсы!
— Мама дорогая, — растерянно бормочет Жирдяй, все еще запрокинув голову в небо. — Я и не думал, что он такой огромный…
Падла хорошим пинком выводит толстяка из ступора. Карабкаемся вверх по склону с такой стремительностью, какой, наверное, позавидовали бы и горные козлы.
— Остановитесь, несчастные! — раскатисто грохочет над нами в три громадные луженые глотки, будто в три тепловозных гудка. — Остановитесь и познайте великое таинство орфографии!
— Да пошел ты… — не слишком уверенно бормочет Жирдяй на ходу. До заветных Врат уже совсем близко…
Наше счастье, что трехглавое страшилище — слишком громадное, чтобы приземлиться на крутом склоне, прямиком на наши головы.
Вот они, Врата! Толстяк торопливо сует ключ в замок, пыхтит, стонет:
— Не подходит! Не тот ключ!
От огромных крыльев поднимается ураган и нас едва не сдувает вниз. Вздрагивает земля. Я оглядываюсь. Чудище таки село, тормозя всеми четырьмя лапами. Сзади на земле остались глубокие борозды. И вот уже оно тянется от подножия холма длинными змеиными шеями в нашу сторону.
— Остановитесь, убогие! — будто горячим ветром обдает мне лицо. — Иначе так и останетесь невеждами! Мертвыми невеждами!
Хохот, будто отголосок недалекой артиллерийской канонады. А ведь он, пожалуй, сейчас нас испепелит! Как и положено образцовому Змею Горынычу.
— Э-эй! — горланит снизу Маньяк. — Кто тут принимает зачет по русскому языку?
Все три головы недоуменно захлопывают пасти и смотрят себе под ноги — откуда раздается этот комариный писк?
— Могу поспорить, — не унимается Шурка, — ты не знаешь того, чему собираешься учить других!
Чудище приподнимает лапу размером этак с шестисотый «мерседес» и пытается расплющить назойливую двуногую букашку. Не тут-то было. Маньяк ловко отскакивает, да еще и успевает крепко приложить Змея бревном по передним лапам. Чудище трясет конечностями, совсем как выбравшаяся из лужи кошка, и шипит будто трещина в магистральном газопроводе.
— Я сам могу принимать у тебя зачет по «великому и могучему»! — весело кричит Шурка. — Ты ведь даже и не догадываешься, насколько он великий и могучий!
— Ты дорого заплатишь за дерзость, если не докажешь свои слова подлинным знанием! — грохочет Змей, поворачивая все три головы в его сторону.
— Могу доказать прямо сейчас! — бревном отмахивается Маньяк и в доказательство немедленно приводит пару «могучих» выражений. На чудище нападает столбняк.
Тем временем Падла вырывает ключ из трясущихся жирдяйских рук и принимается орудовать с замком. Спустя несколько секунд массивное ушко замка поддается.
— А ты говорил; «не подходит», — сердито выговаривает бородач толстяку, распахивая створки Врат. Впереди — белесая непрозрачная пелена. Один только шаг — и никакая трехглавая пакость нас не достанет…
— Постойте, а как же Маньяк? — вдруг останавливается Череп.
— Мы должны идти вперед, — жестко обрывает его Падла и подталкивает к Вратам.
Перед тем как белая мгла поглотит звуки, мы еще разбираем продолжение творческого диспута между Шуркой и Змеем. Высоколитературные обороты щедро перемежаются нецензурными и Маньяк весело приговаривает:
— Эх ты, чудище бестолковое! И чему ж тебя в твоих университетах учили? Если русский народ говорит — …, значит, действительно — …! Как же это по-другому скажешь?!
После прохлады реки и продуваемого ветерком хвойного леса — контраст разительный. Вот уже час (по крайней мере по моему субъективному времени) мы движемся едва заметной караванной тропой через выжженную каменистую пустыню. Обливаясь потом, я с завистью то и дело поднимаю глаза на ушанку шагающего впереди Падлы — головной убор с «кулером» всем бы нам не повредил.
Микроклимат явно оставляет желать лучшего… У-ух…
В памяти начинают всплывать те счастливые дни, когда у нас отключали горячую воду (горячую! бр-р-р!) и простым поворотом вентиля можно было обрушить на себя мощную струю благословенной, обжигающе ледяной влаги. Тогда я, дурак, этого не ценил. Вместо того чтобы спокойно наслаждаться неожиданным счастьем, звонил в жэк, ругался, скандалил… Ну разве не идиот?
Жаль, Маньяка нет с нами. Он бы что-нибудь придумал. Например, ударил посохом в землю и оттуда хлынула бы родниковая водичка… Нет, лучше пиво! Пускай обыкновенное «Жигулевское» — но непременно ледяное!
Минут десять мы прождали Шурку — и без толку. Сгинул бедняга в пасти помешанного на орфографии чудища. Увы, в Эру Виртуальности даже филология стала опасным занятием… Бедный, бедный Шурик… Ты был хорошим товарищем. Спи спокойно, дорогой друг! На обратном пути зайдем поплакать на твою виртуальную могилку…
Тьфу ты, по-моему, я перегрелся на солнце! Этак еще пару километров по пустыне и дип-скле-роз окончательно меня скрутит…
Кляня себя за малодушие, шепчу:
— Глубина-глубина, жарковато тут у вас…
Я стащил нагревшийся виртуальный шлем и немедленно обнаружил «безвременно сгинувшего» Маньяка. Шурка увлеченно что-то набирал на клавиатуре своего ноутбука. Его шлем и сенсорные перчатки валялись рядом на диване, а на столе перед ним стояла здоровенная хрустальная кружка, наполненная до самых краев янтарным пивом.
И этого человека я оплакивал всего минуту назад! Мы там изнываем от жажды, обливаемся потом, а он спокойно нежится в прохладе московской квартиры, пьет пиво из подаренной мне Викой чешской кружки и совсем не торопится нам на помощь!
В благородном гневе я выхватил кружку из-под Шуркиной руки и в два глотка осушил пол-литра холодного пива… Господи, благодать!
Отправился в ванную, умылся ледяной водой. Вернувшись в комнату, обнаружил Маньяка, склонившегося перед экраном моего компьютера.
— По-моему, вы нашли оазис! — радостно объявил он, оборачиваясь. — Сейчас начнется самое интересное!
— Да ну… — проговорил я без особого энтузиазма. Опять возвращаться в раскаленное пекло… Я взял шлем и хмуро посмотрел на Шурку:
— А сам ты, я вижу, туда не собираешься?
Маньяк улыбнулся и заговорщически подмигнул:
— Я работаю, Леня, работаю! Когда будет готово — вы это поймете! Даю слово!
Я пожал плечами.
— Кстати… Как там вышло с переэкзаменовкой?
Шурка хихикает:
— Встреча прошла в непринужденной и дружеской обстановке! Обычно Змей работает у них на «автопилоте». Но в результате общения со мной его слегка зациклило… Пришлось им срочно подключать троих кандидатов филологических наук — по одному на каждую голову. Все неплохие в общем-то люди. Хотя слегка от жизни оторваны. Я пообещал регулярно проводить с ними семинары по «живому великорусскому». И между прочим, один из них даже собирается вставить меня в качестве раздела в свою будущую диссертацию!
— Про новые дибенковские «закидоны» они, конечно, ничего не слыхали?
— Какой там Дибенко! Они «Линукса» от «Тампекса» отличить не смогут. Одно слово — филологи!
— Да уж, — кивнул я. Ох и не хочется надевать горячий шлем… — Шурка, а сколько времени мы уже идем через пустыню?
— Да минут пятнадцать, по-моему.
Вот те на! А мне-то казалось, что еще немного и мы побьем рекорд красноармейца Сухова…
Маньяк опять засел за свой ноутбук. А я напялил виртуальный шлем, словно сунул голову в духовку.
— Вика, deep…
И впрямь через пару минут мы достигаем оазиса. Родник, бьющий из расселины между скалами, и небольшое озерцо с кристально прозрачной водой. У озерца — роща финиковых пальм. Обступившие оазис скалы дают некоторую защиту от горячего дыхания пустыни. Здесь можно сделать привал.
Счастливый Жирдяй с разбегу бросается в озеро и… в этот самый момент все исчезает — и родник, и озерцо, и пальмы. Остается воткнутая в землю табличка: «Это — мираж. Настоящий оазис через 150 километров».
Толстяк некоторое время по инерции еще загребает руками и ногами каменистую выжженную почву. Потом кое-как встает, потому что лежать слишком горячо, и разражается самыми ужасными проклятиями, какие я когда-нибудь слышал от хакера.
Следующий километр мы преодолеваем в похоронном настроении. Жирдяй плетется сзади и время от времени кротким голосом просит его пристрелить.
— Смотрите! — вдруг указывает Череп.
Еще одна табличка! Подходим ближе и читаем: «Это была шутка. До оазиса — 100 м».
Воспрянув духом, почти рысью преодолеваем эти сто метров и впереди всех мчится ликующий Жирдяй. Впрочем, я его не осуждаю. Он ведь не может, как я, выйти из глубины и хлопнуть поллитра пивка.
На этот раз оазис вполне даже реальный. Словно стая молодых гиппопотамов, мы плюхаемся в озерцо, плещемся и брызгаемся, наслаждаясь прохладой. Пьем обжигающе ледяную родниковую воду.
Вдоволь наплескавшись, размещаемся на привал в тени пальм.
— Странно все это, — замечает Падла, в задумчивости подбирая с земли засохший финик.
— Что странно? — спрашивает Дос, ковыряя веточкой землю.
— Да весь этот наш переход через пустыню. Так ведь не бывает в игре. В настоящей игре всегда что-то должно происходить. А мы уже столько времени топаем — и ничего. Ни драконов, ни эльфов, ни гоблинов… Завалящего хоббита в этой глухомани не встретишь… В «Лабиринте Смерти» мы бы успели навалить по дороге горы монстров. Да и нас самих раза по три уже пристрелили бы. Это как пить дать!
— Да, — криво ухмыляется Жирдяй. — А здесь мы просто будем медленно загибаться от жажды, пока не сработает таймер…
Дос кивает:
— Голосовой канал связи блокирован, я проверял.
Падла качает головой:
— Здесь что-то не то! Возможны два варианта. Первый. Все из-за того, что мы отобрали ключ у гнома. Нарушилась нормальная процедура перехода на следующий уровень, программный сбой. В результате нас зашвырнуло неведомо куда. Например, на незавершенный уровень, куда обычным посетителям путь закрыт.
— А второй вариант?
— Нас ждали. Сами знаете кто. И хорошо подготовились к встрече.
— Ясно, — хмуро кивает Дос. — Когда мы дойдем до полной кондиции, наш «друг» вступит в игру.
Словно в ответ на его слова, из-за ближайшей каменистой гряды в облаке пыли показывается караван. Не меньше двух десятков навьюченных ослов в сопровождении по крайней мере сотни пеших воинов.
Жирдяй слегка нервничает. Это не простодушных гномов облапошивать. Численный перевес явно не на нашей стороне.
— Может, свалим, пока не поздно?
— Уже поздно, — вздыхает Падла. — Нас заметили. Да и зачем? Надо же наконец понять, где мы находимся.
Караван приближается. Головной отряд воинов отделяется от него и ускоренным маршем движется в сторону оазиса. Встаем и, не выказывая ни малейших признаков агрессивности, дожидаемся гостей.
— Где-то я их видел, — морщит лоб Жирдяй, всматриваясь в смуглые фигуры воинов. — О! Вспомнил где! В Древнем Египте!
— И давно ты оттуда? — иронически щурится Дос.
— По-моему, мы как раз где-то поблизости, — замечает Череп. — Например, в районе Ливийской или Синайской пустыни…
— Тихо! — командует Падла.
Гладко выбритый человек в полосатом головном платке важно шагает впереди воинов. На груди у незнакомца на массивной золотой цепи, которой позавидовал бы любой новый русский, болтается круглый знак с профилем неизвестного божества.
— Хвала Амону, путники, — с легким высокомерием в голосе произносит египтянин.
— Хвала, — отзывается за всех Падла, который догадался, что это приветствие.
— При чем здесь ОМОН? — шепотом недоумевает Дос. — И за что, интересно, мы должны его хвалить?
Череп толкает рецидивиста локтем в бок. Незнакомец пристально рассматривает нас:
— Люди Техену не появлялись здесь?
— Не-а, — качает головой бородач. Если бы еще знать, что это за Техену такое.
— Я — Синухет, слуга Царя Верхнего и Нижнего Египта, — с гордостью объявляет египтянин. — А вы кто такие?
Небольшая заминка. Пока все размышляют, что бы такое соврать дотошному Синухету, Дос выпаливает:
— Мы здесь с дружеским визитом. По приглашению Тутанхамона.
Брови слуги царя изумленно лезут вверх:
— Кто такой Тутанхамон?
Надо же, какой необразованный попался древний египтянин!
Мы переглядываемся.
— А вы, часом, не подлые азиаты? — с угрожающей интонацией вопрошает Синухет, слегка приподнимая руку. По этому знаку воины из его свиты немедленно натягивают тетивы луков, готовясь без промедления нашпиговать нашу подозрительную компанию десятком-другим стрел.