Вебер сошел с ума во второй или третий раз за последние сутки, но не потерял сознания, хотя боль рвала тело на куски. Однако он слышал: ведьмы продолжили разговор.
– Ну как, Меланья? – спросила другая из «теней», у которой был низкий каркающий голос.
– Неплохо! – довольно защебетала первая. – Даже лучше, чем слуги фринов!
Снова довольное уханье.
«Лучше, чем слуги фринов... Неплохая закуска...» – Вебер дышал хрипло, неровно, все артерии и вены были объяты пламенем, а мозг почему-то стал работать четко, с сумасшедшей скоростью. Теперь к человеку пришло понимание сути.
«Слуги фринов» – это змеепсы, которые атаковали Вебера. «Неплохая закуска» – они же. Чертовы ведьмы сожрали его палачей!
Капитан сразу припомнил жестокую схватку – когда остался один против трех неведомых хищников, – схватку, в которой у него не было ни единого шанса. Снова увидел перед собой острые змеиные морды, покачивающиеся из стороны в сторону перед каждым ударом-броском. Припомнил укусы. Яд, что вошел в его тело. Яд или желудочный сок? Какая разница?! Важно другое: змеепсы были посланы фринами – в погоню за последним уцелевшим человеком. Капитана Вебера настигли в недрах скал, потому что здесь не было шансов укрыться от этих тварей. Руди вспомнил, как ловко змеепсы передвигались по узким расщелинам и трещинам, прижимая лапы к телу. Внутренне содрогнулся, понимая, что против такого «оружия» ни у кого из людей нет шансов выстоять, если несколько змеепсов будут атаковать одну жертву.
А вот подземные ведьмы расправились со змеепсами. Причем, скорее всего, они не пострадали, не получили серьезных повреждений в схватке, иначе не сидели бы так вольготно. Иначе причитали бы, зализывая раны. Нет, стоп! Не «расправились», а «расправилась»! Они же говорили: «Меланья, ты потратила много сил...» Выходит, с жуткими тварями сражалась только одна из ведьм, остальные даже не вступали в дело, просто съели добычу!
Все эти мысли пронеслись в голове молнией – совсем такой же, какую фрины умеют выпускать из своего оружия. За доли секунды Вебер будто впитал пару-тройку прожитых жизней, осознал, что произошло в толще скал, под пиком, который люди называли Зубом Дракона. А еще понял, почему черные тени находились поодаль от него, когда очнулся. Оказывается, хозяйки Саванга сидели возле стен и доедали закуску! Змеепсов, убитых Меланьей!
И это «блюдо» адские создания запивали его кровью, человеческой кровью... Как только Руди подумал об этом, боль разом вернулась, заставляя корчиться в муках на каменном ложе. А неспешный разговор продолжался:
– Чужие ведут себя на Саванге как хозяева, Хорхолла. Мы слишком щедры. Давно уже надо было показать им, что они – всего лишь незваные гости...
«Словно кумушки за рюмочкой глинтвейна, – отстраненно подумал Вебер. – Сидят у огня и беседуют о мирских делах, подливая себе напиток... Только сосуд с напитком – это твое тело, капитан. Ты сам, Руди...»
Одна из ведьм склонилась над Вебером, и сразу стало не до мыслей, не до рассуждений. Дремавшее пламя вспыхнуло таким неистовым костром, что капитан сумел вытолкнуть черные сгустки из легких – заорал, как не орал никогда в жизни. Вампиршу это не остановило, она пила кровь, пока не утолила жажду.
Руди начал выть, мечтая только об одном – добраться до стены и разбить голову о гранитный монолит. Разбить и умереть, чтобы никогда больше не чувствовать такого. Он готов был грызть камни зубами, чтобы стены рухнули на него и похоронили – пусть и заживо. Неважно. Лишь бы навсегда. Лишь бы не страдать.
Он не мог пошевелиться. Пытка продолжалась. Разговор – тоже.
– Ты права, Цирнея. Людей и фринов сюда никто не звал. И дроглов тоже. Пусть выясняют отношения на своих планетах! Может, настало время указать им? Впрочем, подумаем обо всем этом чуть позже. Выпей, Цирнея! Не каждый день люди сами приходят в наши владения... Выпей сок его тела!
Вебер напрягся, постарался сжаться в комок, в маленькую незаметную точку, чувствуя, что сейчас станет еще больнее. Не ошибся и вновь зашелся в крике. Кажется, на этот раз ведьма отпустила его гораздо быстрее. Или, когда орешь, время бежит с другой скоростью?
– Больше не могу, Хорхолла, – призналась «тень». – В крови слишком много ненависти, и его собственной, и ненависти фринов, впущенной их слугами. Не могу, я уже опьянела.
– Ха-ха-ха! Ты?! Опьянела?! Первый раз слышу и не могу поверить! Ты ли это, Цирнея?! Ты ли это, гроза любого чужака, неосторожно вышедшего прогуляться на болота, будь то человек или дрогл?!
– Не могу! – Веберу, метавшемуся в полубреду на горячих камнях, показалось, что в щебетании засквозило раздражение. – Попробуй сама!
– Ну а ты, Меланья? – Старшая из ведьм уступила «сосуд» младшей, сделавшей самую трудную часть работы, уничтожившей слуг фринов. – Меланья! Меланья?!
Черная тень скользнула в сторону от человека, слилась с другой тенью.
– Не трогай, – пробормотала Цирнея. – Грезит она, разве не видишь? Говорю же тебе, в соке человека очень много ненависти! Пьянит... Хочется ненадолго покинуть мир, вспомнить о светлых покоях Мафея.
– Эх, молодость, молодость... – Черная тень придвинулась вплотную к каменной плите, на которой лежал Вебер. Лежал, все слышал, но не мог ускользнуть, забиться в щель. – Эдак и работу никто не закончит...
И вновь в его теле поселилось адское пламя. Теперь Вебер и кричал, и конвульсивно бился в объятиях вампирши – Хорхолла причиняла ему самую нестерпимую боль. Любая из ведьм, утоляя жажду, доставляла страдания, но у каждой при этом был свой неповторимый «почерк». Хорхолла заставляла мучиться сильнее всего.
Сознание вдруг стало каким-то непривычно маленьким, потеряло объем. Теперь черепная коробка была слишком велика для того Вебера, в которого он превратился. Руди мог легко выскользнуть наружу – со вздохом, с болезненным стоном. Оставив телесную оболочку во власти Хорхоллы, устремиться в светлую высь, в объятия... Мафея?
Вебер перестал чувствовать боль. Все ушло. В маленькое «я» уже не помещались такие сложные мыслефункции.
– Действительно, очень пьянит, – икнув, пробормотала Хорхолла.
«Вот странно, – мысль родилась не в голове Вебера, а где-то над черепной коробкой. – Разве тень может икать?»
Никто не ответил. Никто не отозвался на высказывание ведьмы, даже мысленно. Только Вебер слышал ее. Он лежал неподвижно, раскинув руки в стороны, глядя в каменный свод, с которого водопадами рушился тусклый рассеянный свет. Так человек лежал долго, не в силах думать ни о чем сложном.
Ни щебетания, ни раскаленного клюва, ни змеепсов, ни кровососущих теней. Хорошо...
Тысячи лет пронеслись вместе с облаками над Зубом Дракона, прежде чем из крохотного зернышка – мозга Вебера – выросло дерево знания. Лишь тогда спецназовец «Каракурта» понял: все три ведьмы опьянели от выпитой крови настолько, что временно покинули свои телесные оболочки, отправились грезить где-то с Мафеем, которого не знал Вебер. И, возможно, к лучшему.
– Вперед, солдат! – он выдохнул это со стоном, с хрипом, с ненавистью к самому себе.
За то, что слаб и готов уступить боли. За то, что не способен сделать простую вещь – покинуть пещеру прежде, чем ведьмы вернутся в свои тела.
Но хозяйки болот были правы – в теле капитана теперь жило очень много ненависти. Не только к себе. Ко всему миру. К фринам, которые загнали его в каменный склеп. К их безжалостным слугам. К черным теням, которые лакомились его кровью.
Вебер не мог подняться – он полз вперед, цепляясь крючьями пальцев за выступы в камнях. Руди не знал, откуда пришло понимание: он должен двигаться именно в эту сторону. Не удивлялся тому, что руки удлиняются, отыскивая в темноте твердые камни, за которые можно ухватиться, чтобы потом подтянуть вперед непослушное, страшно тяжелое тело. Он воспринимал как должное то, что пальцы становятся твердыми, будто кость или сталь.
Когда тело, извиваясь, просачивалось сквозь узкие трещины в каменных преградах, Вебер злился оттого, что на «притирку» к щели уходит непозволительно много времени. Кости черепа и грудной клетки реагировали на все гораздо медленнее, чем прочие органы.
Гибкий и сильный ногохвост нетерпеливо подталкивал тело вперед, к узкой норе, через которую следовало добраться до цели, и Вебер разделял его злость и негодование: да сколько же можно?! Пора, наконец, все делать быстрее и четче! Быстрее и четче!
Он ничему не удивлялся, принимая на веру: в бреду возможно все, что угодно. Не надо ни переживать по этому поводу, ни задавать глупые вопросы «Почему?!».
Когда Руди одолел последнюю узкую горловину на пути к цели, выполз на поверхность, то долго лежал на камнях неподвижно. Глаза страдали от боли – отвыкли от такого сильного света. Теперь свет казался избыточным, раздражающим. Тело медленно принимало прежнюю форму – Вебер чувствовал это. Он воспринимал все происходящее как нечто само собой разумеющееся. Саванг. Планета болот, ведьм, леших и галлюцинаций. Нет проблем...
Звезда клонилась к горизонту, на Саванге наступал вечер. Капитан не удивился и этому, хотя помнил, что в засаду попал в первой половине суток, чуть ли не на рассвете. Нет проблем. На планете бредовых видений и сказок – короткий день. Нет проблем.
– Обещай, что дойдешь, – вдруг сказал Жак Монтегю.
Руди приподнялся на локте, настороженно огляделся по сторонам. Рядом никого не было.
– Обещай, что дойдешь! – упрямо повторил спецназовец «Каракурта».
И тогда Вебер вспомнил главное. «Вулканы»! Батарея орудий, которые они с Жаком и Тони должны были уничтожить любой ценой. Любой ценой, да. Капитан посмотрел вокруг себя. Ни автомата, ни ножа. Даже одежды не осталось. Вебер непроизвольно потянулся пальцами к груди, нащупал возле сердца глубокие влажные раны. Кривая усмешка тронула губы, а рука сама скользнула к шее. Справа, под скулой, что-то бугристое, неровное. Раньше такого не было.
Руди посмотрел назад, на скалы. В них не нашлось ни одного крупного отверстия, сквозь которое можно было бы выбраться из пещеры. А он выбрался. Выжил потому, что обязан...
– Уничтожить «Вулканы»! – прошептал Вебер, поднимая руки к глазам.
Он посмотрел на свои пальцы – обычные человеческие пальцы, изодранные в кровь, с поломанными ногтями.
Три часа, которые были необходимы на восстановление утраченной энергии, дрогл провел в уединении. На таком маленьком корабле, как «Москит», оказалось непросто найти свободное помещение. В результате Кирилл Соболевский предложил Уарну крохотный медицинский отсек, забитый реанимационным оборудованием.
Там необычный гость экипажа и провел три часа, почти не двигаясь, не издавая никаких звуков. Уарн сидел на полу, не шевелясь, странно изогнув и поджав под себя лапки. Глаза дрогла были закрыты, даже уши перестали «порхать». Собственно, только по ним и можно было определить, что Уарн не окаменел, – все же лопухи иногда покачивались, плавно и неспешно, будто водоросли в каком-нибудь водоеме с медленным течением.
На протяжении всего этого времени люди не беспокоили маленького союзника. После визита в корону Гакрукса они восстановились быстрее, нежели дрогл, но никто из них не умел видеть сквозь металлические стены, не мог предсказывать события, которые еще не произошли. В общем, хотя всем хотелось поскорее ринуться на поиски радиоэлектронной «глушилки» фринов, разведчики проявили выдержку, понимая: Уарн способен сделать то, что не умеют они. В течение трех часов экипаж «Москита» оставался на боевых местах, визуально наблюдая за окружающими секторами пространства. Радиоэлектронные системы так и не заработали.
Сидели молча, обмениваясь короткими фразами, когда было необходимо. Болтливостью отличался только Евгений Кочеванов. Штурман несколько раз начинал дурачиться, предложил Зорину выйти попастись на звездный лужок, а потом театрально обижался, что Зорька отказывается говорить «Му-у!». У Вениамина Цветкова Евгений поинтересовался: не опали ли лепестки от нервных потрясений? Единственным, кому почти не досталось от Кочеванова, оказался Камил Берецкий. Наверное, потому, что резерв-пилот переместился в ходовую рубку, к командиру, и занял кресло второго навигатора.
Майор Соболевский не одергивал Кочеванова, отлично понимая: тот нервничает не меньше других, просто характер такой, шебутной. Самое худшее, что можно было придумать в томительные минуты для экипажа – это бездействие. Люди знали: рейд может закончиться печально и для любого из них, и для всего корабля, мысленно подготовились к этому, собрались, настроились на схватку и... вот теперь сидели на боевых постах, ожидая, пока гномик накопит внутреннюю энергию.
Это могло свести с ума любого. Соболевского одолевало желание вывести двигатели на полную мощность, вырваться из укрытия, помчаться над метеоритным потоком...
Однако командир разведывательного корабля сдерживался, хотя пальцы чуть не сводило судорогой – тянуло закончить бессмысленную болтанку. Но «Москит» по-прежнему двигался в метеоритном потоке, в слоях пыли, с той же скоростью, что и каменный мусор – так было больше шансов остаться незаметными для патрулей врага.
А штурману Кирилл позволял трепаться. Уж лучше так – пусть все злятся на Женьку, на его глупые шутки, на несдержанность. Это отвлекает, заводит, переключает мозги на что-то реальное. Иначе секунда за секундой, минута за минутой парни будут заняты только одним. Одной мыслью. Сколько еще ждать?
Наконец три часа истекли. Соболевский с видимым облегчением поднялся с кресла, повернулся к Берецкому, указывая на пульт. Мол, остаешься за старшего. Сам двинулся в каюту, где медитировал Уарн, от которого теперь зависело невероятно много.
Гномик ждал возле дверей, нетерпеливо пританцовывая, переминаясь с ноги на ногу. Видимо, он сумел получить от вселенной то, что хотел, и теперь торопился начать поиски.
– Ну? – спросил майор, открыв дверь и увидев союзника за порогом. – Как ты, Уарн? Можем начинать?
– Пойдем скорее! – Дрогл маленькой ладошкой ухватил человека за палец.
Что-то сжалось в сердце Соболевского, оно застучало быстро, с нежностью и тревогой. Майор вдруг припомнил: сотни или тысячи раз он видел такое же на родной планете. Такое же, да не совсем: малыш, которому от роду несколько лет, топал, крепко ухватившись за палец мамы или папы. Это выглядело немного смешно, но трогательно. Детская ладошка настолько маленькая, что крохотный человечек не может идти со взрослым, держась за руку. Потому малыш берет отца или мать за палец, чаще всего – за указательный. И вот так, обретя твердую опору, смело шагает вперед.
Майора Соболевского за палец держал не ребенок – взрослый дрогл, пусть и маленького роста. Но Уарн так ухватился за Кирилла, что тот невольно вспомнил о Катрин и о малыше, который еще не родился. «Он уже есть» – так сказал союзник. Дроглы по-другому чувствуют жизнь.
Ребенок уже есть! Новый человек пока еще в теле матери, но ментат видит его и воспринимает как самостоятельное существо, уже сделавшее первые шаги на длинной тернистой дороге жизни. Получится ли у Кирилла однажды подать палец, чтобы сын доверчиво ухватился за него? Чтобы пошел вперед, чувствуя – рядом отец. Опора. Все хорошо, можно идти спокойно, ничего не бояться...
От раздумий отвлек Камил Берецкий. Лейтенант поднялся с кресла второго навигатора, посмотрел на командира «Москита».
– Я к кормовым орудиям, на дублирующий мостик? – тихо спросил он. – Тут пока без меня...
Берецкий намекал на то, что в ходовой рубке останутся Соболевский и Уарн, который, как и раньше, займет место второго пилота.
– Давай, Камил! – Майор несильно хлопнул товарища по плечу, отправляя на боевой пост. – Удачи тебе!
– Удачи нам всем! – донесся из динамиков голос Женьки Кочеванова.
А дрогл между тем забрался в кресло, завозился, устраиваясь поудобнее: все-таки противоперегрузочное ложе, предназначенное для взрослого человека, не лучшее сиденье для крохотного представителя другой расы.
Соболевский чуть помедлил, давая возможность Уарну выбрать комфортную позу, а потом приступил к главному.
– Уарн! – позвал он. – Ты торопил, говорил, пошли скорее. Есть какие-то новости? Теперь ты видишь систему РЭБ фринов?
– Есть. Нет, – как и прежде, Уарн ответил на один вопрос человека, следом – на другой. Почувствовав, что лишь еще больше запутал Кирилла, союзник принялся говорить подробно: – Их систему пока не вижу. Извини. Эмоции и мысли мне читать проще, чем технические волны. Вижу другое.
– Что ты видишь, Уарн? – Соболевский старался не повышать голос, говорить спокойно, хотя это получалось с огромным трудом.
Дрогл словно не понимал, что корабль людей находится на вражеской территории и в любую минуту его могут уничтожить. Точно так же, как «Фантом» Бориса Зули.
– Вижу их лучи. Глаза. Они смотрят на нас. Недавно нашли.
– Лучи или глаза? – человек попытался уточнить то, что не являлось самым важным.
Уарн понимал это, но вынужден был отвечать: у людей другой менталитет, привычка копаться в тех вопросах, которые не имеют значения.
– Лучи тяжести. Они направлены на наш корабль. Это глаза фринов. Они все видят, радуются.
– Кира! – вмешался Кочеванов. – По-моему, все понятно. Фрины нащупали наш корабль гравитационными лучами, выделили его из ряда «мертвых» объектов – астероидов, скоплений пыли и камней. В этом суть.
– Да, – Уарн лишь подтвердил то, что следовало понять людям из его объяснений.
– Но нашли нас недавно? – уточнил Соболевский.
– Да.
– Это неприятная весть, но она не отменяет задания. Ты готов работать, искать установку фринов?
– Да. Искать. Светящую машину.
– Отлично! – Кирилл, у которого давно чесались руки, положил ладони на панели управления. – Тогда начинаем активные действия! Экипаж, внимание! Приступаем к выполнению поставленной задачи! Сейчас попробуем оторваться от следящих лучей фринов, а затем переходим к главному – поиску системы РЭБ! Всем операторам на боевых постах, не зевать! Наблюдать за секторами ответственности, при обнаружении подозрительных техногенных объектов – оповещать немедленно! Фотографировать! При обнаружении кораблей фринов – доклад на центральный пост, по необходимости – огонь на поражение, без команды! Вперед!