День шел где-то за тонкой стеклянной перегородкой, отделившей Катрин от всего внешнего мира. Внутри остались только она, малыш и гибель Кирилла. Снаружи – оживившиеся пациенты госпиталя, радостные коллеги. Пятый флот адмирала Борисова расчленил вражескую группировку, и теперь ударные корабли проводили тотальную зачистку Угольного Мешка, в то время как мобильные группы ликвидации сопровождали уцелевшие звездолеты фринов, не позволяли им оторваться от погони, уйти безнаказанными.
Все это ничуть не волновало Катрин. За общую радость, за эту победу заплатили неправильную, невероятно высокую цену.
Кирилла больше нет. Наверное, Катрин Уилсон была одной из немногих на Рапиде, кто ненавидел адмирала Борисова и генерал-лейтенанта Кравца. Наверное, все остальные считали героем командующего пятым флотом. Но он отдал за победу несоразмерную плату, и Катрин не смогла бы такое простить. Никогда.
А потом начальник реанимационного отделения в присутствии Кэт сказал о том, что с Саванга возвращается спецназ. «Ниагара» везет Руди Вебера на Рапиду.
Тут-то Катрин и выпустила из рук стеклянную емкость, без сил опустившись на стул. Второй удар, конечно, не был сильнее первого, но в глазах потемнело. Кирилл погиб, а Вебер возвращается. С этой минуты Катрин не могла думать ни о чем другом. Несправедливо. Вдвойне несправедливо. Вебер, ударивший Соболевского кулаком в лицо, вернется, будет вместе со всеми радоваться победе над фринами, а Кирилл никогда не увидит своего ребенка...
Ненависть к адмиралу Борисову отошла на второй план, теперь Катрин знала имя другого человека, которого ненавидела еще сильнее. Позабыв обо всем, она оставила госпиталь и пациентов, бросилась из здания наружу, побежала в сторону посадочного поля, прямо так – в белом халате. Она хотела, она должна была выкрикнуть в лицо Веберу все, что о нем думает! Только так!
Злоба и ярость поглотили все остальное, даже на время отогнали пустоту, казалось бы, прочно поселившуюся внутри.
...К посадке транспортного корабля девушка не успела: судно опустилось на дальней площадке, до которой от госпиталя за пять минут не домчишься. Когда запыхавшаяся, с красными от гнева щеками Катрин подбежала к нужному сектору космодрома, группа солдат уже выбралась из клетушки лифта.
Уилсон не знала никого из прибывших, кроме единственного. Вебера она разглядела не сразу, хоть он отличался от всех прочих – шел без оружия, в центре живого кольца, какой-то похудевший, черный. Шел и смотрел себе под ноги, а солдаты «Ниагары» двигались вокруг него, держа наготове лазерные автоматы. Так, словно охраняли Вебера. От кого?! От нее?! От Катрин?!
Уилсон было совершенно безразлично, сколько спецназовцев с оружием находятся между нею и Вебером. Она прибежала, чтобы выплеснуть в лицо негодяю ярость и презрение. Чтобы он запомнил это навсегда! Чтобы не мог жить спокойно и радоваться любому новому дню! Она желала отомстить. За себя! За Кирилла! За ребенка!
– Скотина! Эгоистичное животное! – Она легко прорвалась к Веберу через цепочку охранников, потому что солдаты из «Ниагары» на девушку не смотрели, почему-то повернули головы внутрь кольца, косились на Вебера. – Ты всегда слышал только себя! Скотина! Ненавижу! Господи, как я тебя ненавижу!!!
Стражи замерли – хрупкая, миниатюрная девушка в белом халате налетела на выжившего бойца «Каракурта», – а они стояли по сторонам, не зная, как действовать.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! Если б ты не бросился на Кирилла с кулаками, сейчас все было бы по-другому! Ты!!! Ты виноват в том, что его отправили в полет! Ты! Ты виноват, что он не вернулся! Ненавижу тебя, животное! Ненавижу!!!
И тут вдруг пришли слезы, которых долго не было. Они словно пробили какую-то внутреннюю плотину – медленно точили высокую каменную стену, но в конце концов проделали в ней брешь, и страшный поток хлынул, сметая все на пути.
Дальнейшее происходило словно в бреду. Рыдавшую Катрин аккуратно оттащили от Вебера, а он стоял, не сказав в ответ ни слова, только глядел перед собой. Он не видел Уилсон, точно не видел. Он смотрел сквозь нее, и его глаза были какими-то странными. Странными и страшными. Это Катрин успела разглядеть, прежде чем вокруг неподвижного Руди Вебера сомкнулось кольцо спецназовцев «Ниагары».
Потом маленький караван двинулся вперед, в сторону госпиталя, а она осталась рыдать на плече у одного из офицеров. Даже не знала, кого именно, – просто ткнулась лицом в пятнистую куртку и плакала отчаянно, горько, безутешно. Словно это что-то могло изменить.
...Очнулась на скамейке только тогда, когда ее в третий раз позвали по имени. Убрала ладони от лица, подняла красные распухшие веки. Рядом стоял Ральф Шнитке, начальник госпиталя.
– Доктор Уилсон! Катрин! – терпеливо и мягко повторил он. – Пожалуйста, прошу вас, пройдемте со мной. Одному из пациентов необходима помощь. Возможно, потребуется ваша консультация...
Она встала и пошла, механически переставляя ноги. Помощь. Нужна. Пациенту. Она – врач. Она должна помогать. Да. Это ее работа.
– Что-то серьезное? – вяло спросила Катрин.
На самом деле это ее ничуть не волновало.
– Похоже, да. – Старший коллега нервно потер лоб ладонью. – Мы еще сами до конца не знаем, что требуется. Слишком... слишком необычный случай...
– Новый пациент? – Катрин осталась безучастна ко всей ерунде.
Ее волновало другое. В этом мире больше нет Кирилла.
– Да, новый пациент. Офицер спецназа... – Спутник поколебался, прежде чем назвать имя. О непростых отношениях в треугольнике Вебер – Уилсон – Соболевский в госпитале знали многие. – Это офицер «Каракурта»... Руди Вебер...
– Кто? – Катрин будто очнулась от сна, посмотрела на начальника госпиталя. – Кто?!
– Капитан Вебер, – повторил Шнитке. – Ему необходима помощь.
Нет.
– Нет! – Катрин решительно помотала головой. – Это без меня. Обходитесь сами!
Она хотела развернуться и уйти прочь, но Ральф поймал за руку.
– Катрин! – негромко сказал он. – Я все понимаю...
– Нет!
– Катрин, это...
– Ничего вы не понимаете! Я не стану участвовать в лечении человека, из-за которого погиб мой муж!
– Катрин, голые эмоции. Вебер тут ни при чем. И потом, о судьбе «Москита» пока ничего не известно. Есть надежда, что майор Соболевский жив! Надо не сдаваться, надо верить...
– Оставьте нравоучения при себе! Я в них не нуждаюсь!
– Катрин, мы вместе должны осмотреть капитана Вебера! На Саванге с ним произошло что-то ужасное. Мне нужны все ведущие специалисты! Ни с чем подобным мы ни разу не сталкивались, поверьте.
– Нет! Лечите его сами!!!
Она вновь попыталась уйти, но Шнитке крепче сжал руку.
– Госпожа Уилсон! – Голос его изменился. – Вы врач военного учреждения! Здесь не институт благородных девиц, не надо строить из себя капризную девчонку! Я требую идти со мной!
Уилсон посмотрела в глаза начальнику госпиталя, в ее полубезумных зрачках полыхнули ярость и бешенство. С этой минуты она стала ненавидеть не только Борисова, Кравца, Вебера, но и собственного босса.
– Как прикажете! – ледяным голосом ответила Катрин, резко выдернула запястье из пальцев спутника, развернулась и пошла к госпиталю, обхватив себя руками за плечи.
Где-то внутри, в одной из лабораторий, Вебер ждал помощи. От нее?! Напрасно!
Когда поднялись в здание через центральный вход, Катрин по привычке хотела направиться на площадку к лифтам и главной лестнице, но Шнитке остановил ее, указал в конец коридора – на бетонные ступени, ведущие в полуподвальный этаж. Женщина в недоумении посмотрела на начальника госпиталя. «Неужели Вебер, который нуждается в помощи, там?!» – вопрос легко читался в ее глазах.
– Пойдем... те... – хмуро предложил Шнитке.
И, не дожидаясь, пока Уилсон двинется с места, сам прошел вперед, начал осторожно спускаться по узким ступеням.
...Руди Вебер находился там, где Катрин никак не ожидала его увидеть, – в спецблоке для особо тяжелых больных с сильными психическими расстройствами. Эту палату, вернее сказать, клетку, оборудовали так, как было предписано инструкциями по управлению госпитальными заведениями на планетах-колониях.
Задняя и правая боковая стены камеры примыкали к несущим бетонным плитам, но тем не менее обе эти переборки усилили стальными пластинами – как было указано в нормативных документах. Другая боковая стена, а также фронтальная переборка были набраны толстенными прутьями из керамостали. Даже боевой лазер не мог в считаные секунды управиться с такими стержнями – пришлось бы прилагать серьезные усилия, чтобы повредить материал, из которого изготовляли внешнюю оболочку звездолетов.
Кроме того, перед этими «открытыми» стенами обычно устанавливалась вторая защитная переборка из армированного пуленепробиваемого стекла. Однако сейчас ее сняли – так что клетка была отделена от остальной части служебного помещения только массивной решеткой.
Кроме того, перед этими «открытыми» стенами обычно устанавливалась вторая защитная переборка из армированного пуленепробиваемого стекла. Однако сейчас ее сняли – так что клетка была отделена от остальной части служебного помещения только массивной решеткой.
И вот там, внутри камеры для людей с маниакальными расстройствами, тех, кто опасен для человечества, оказался Руди Вебер. Босиком.
Когда Катрин Уилсон и Ральф Шнитке вошли в спецблок, в нем уже находилось довольно много врачей разных отделений. А кроме них, еще несколько спецназовцев «Ниагары» – их было легко узнать по отличительным знакам на пятнистой форме, а еще по тому, что они так и не расстались с оружием. Держали Вебера на прицеле, пока вели его от космодрома, и продолжали это делать сейчас.
«Что здесь происходит?» – хотела спросить Катрин, потому что все выглядело какой-то неумной и жестокой шуткой, но не успела произнести ни слова.
Лязгнула массивная стальная переборка, замыкая арестанта внутри камеры, и Руди начал раздеваться. Он снял рубашку защитного цвета, стали видны не только мощные мышцы, которыми Вебер всегда гордился, – Катрин помнила, – стали видны чудовищные шрамы и ожоги на теле. Особенно неприятно выглядели бугристые раны на груди, слева, возле сердца, и в нижней части шеи. Почему Катрин раньше не заметила страшный рубец на горле? Там, возле корабля? Наверное, подбежала к Веберу с другой стороны. А еще потому, что Руди прятал шрамы под камуфляжем...
Раны выглядели странно. Катрин, как профессионал, это сразу отметила: казалось, будто рубцы не свежие, им месяц или два. Они затянулись, хоть и не очень ровно – конечно, стоило бы наложить швы, чтобы получилось аккуратнее. Шрамы поджили, не кровоточили...
Вот только всем этим ранам не могло быть несколько месяцев, Уилсон точно знала. Сравнительно недавно Вебер узнал от нее, что их отношения не возобновятся ни при каких обстоятельствах. Недавно?! С тех пор прошло три-четыре недели. Или больше, месяца полтора? Сколько он изводил Катрин? Вебер, как всегда, не поверил ей, с тупым эгоистичным упрямством искал новых встреч, старался почаще попадаться на глаза. Тогда шрамов не было. Последовали тяжелое повторное объяснение и сильный эмоциональный взрыв, после которого Вебер нашел Соболевского, попытался выяснить отношения с более удачливым соперником. Драка. Гауптвахта для обоих. Приказ для «Москита». Прощание с Кириллом. Толчок в живот, горячий и нежный. Пустота одиночества.
Все пронеслось перед глазами – ожило, вернулось, – и Катрин вновь почувствовала, как сильна ее ненависть к Веберу. Почему уцелел он, а не Кирилл? Почему не погиб? Почему отделался только шрамами? Несправедливо!
Конечно, повреждения не могли быть старыми – Вебер получил ранения на Саванге. Удивительно, что рубцы затянулись так быстро...
А еще Катрин обратила внимание – опять же машинально, окинув пациента профессиональным взглядом, – что у Вебера появились какие-то проблемы с кистью правой руки. Руди двигал пальцами медленно и старательно, так, словно для управления ими требовалось прилагать большие усилия, словно фаланги его не слушались.
Вебер снял рубашку, аккуратно сложил ее прямо на полу – в камере не было никакой мебели. Ни табуретки, ни стола, ни койки, вообще ничего. Вебера это не смущало. Закончив с рубашкой, он принялся снимать штаны, не обращая никакого внимания на врачей-женщин, стоявших за стальной решеткой.
Всю одежду, кроме черных спортивных трусов, Вебер сложил аккуратной стопкой, просунул сквозь прутья. Один из спецназовцев «Ниагары» принял этот пакет – по-деловому, без каких-либо вопросов. Словно не происходило ничего необычного.
Солдат отступил еще на шаг, и тут с Вебером что-то произошло. Пациент спецблока хотел выпрямиться, но вдруг вместо этого согнулся пополам, повалился на пол. Дыхание изменилось, стало частым-частым, будто у пса, жутко страдающего от жары. И, как бывает у пса, изо рта Вебера вдруг вывалился длинный красный язык – невероятно длинный для человека. Руди пронзительно взвизгнул.
У Катрин все поплыло перед глазами, она просто оказалась не готова к тому, что происходит. Впрочем, как и многие ее коллеги. Даже мужчины невольно сделали шаг-другой назад, а женщины и вовсе ахнули, подались к противоположной от клетки стене – дружно, словно по команде.
Вытягивался не только язык Руди. Следом за языком и голова начала менять форму. За пару минут челюсти стали другими – теперь они скорее походили на волчьи, чем на человеческие.
Волчьи или драконьи?! Катрин засомневалась, что правильно угадала с первого раза: Вебер широко открыл пасть, и стали хорошо видны длинные треугольные зубы, нетипичные для млекопитающих. Такие бывают у рептилий! У варана, крокодила, но не у волка или пса!
Трансформация Вебера продолжалась под нервно-удивленный шепот врачей. Из кожи вдруг начали расти чешуйки – Уилсон даже не сразу поняла, что это. Покровы изменили цвет, пошли пятнами, и лишь когда пластинки совсем потемнели, приобрели землисто-зеленый окрас, девушка поняла: панцирь!
Вебер подобрал ноги под себя. Нет!!! Не ноги – задние конечности, согнутые в коленях, словно у доисторической рептилии! Хвост вытянулся, хлестанул по прутьям. Вебер поднялся, мощно толкнул стальную преграду чешуйчатым плечом – проверил клетку на прочность. Недовольно заворчал: она выдержала.
Тогда неведомое животное опустилось на четыре лапы, припадая на правую переднюю конечность, заковыляло вперед. Оно тыкалось узкой мордой в металл – искало лазейку. Снова тыкалось и снова искало. Оно проверяло каждую ячейку, и в этой механической монотонности не было ничего человеческого – разумное существо так не поступило бы. Вебер действовал, как рептилия, которая не имеет развитого воображения, не желает ни во что верить, все хочет постичь на собственном опыте.
Пройдя вдоль решетки от начала до конца, чудище заскулило. Развернулось, медленно потрусило назад, пригнув голову к полу, втягивая ноздрями воздух. И тут Уилсон не выдержала. Комната, которая и до того сильно качалась перед глазами, вдруг стала нерезкой, все поплыло куда-то вдаль и вверх. Катрин потеряла сознание от шока.
...Очнулась, словно от сильного толчка. Еще не открыв глаза, поняла: к носу поднесли ватку с нашатырным спиртом, от этого мозг «включился», будто кто-то щелкнул магическим рубильником.
– Ну вот, – произнес где-то в вышине невидимый великан голосом Ральфа Шнитке. – Вот и хорошо. Полежите, Катрин. Сейчас это пройдет...
А встревоженные голоса летали возле головы, гудели, будто назойливые мухи.
– Может, не стоит держать его так, в клетке? Все же внутри оболочки живет разум человека! Да и потом, существо не очень крупное. В Руди Вебере было около ста килограммов, после трансформации столько же и осталось.
Катрин подняла руку к лицу, потерла лоб, и тут же, следом за сознанием, включилась память. Уилсон все вспомнила!
– Крокодил тоже ненамного тяжелее человека, – едко возразил кто-то. – Крупная взрослая особь весит сто пятьдесят – двести килограммов, но такая «машина» сильнее человека в десять раз! В десять! Ни один тренированный спецназовец не устоит против него! Другое строение тела, другие мышцы, другие челюсти. Плюс инстинкты! Древние инстинкты хищника-убийцы! А тут?! Перед нами не земноводное, с трудом передвигающееся по суше. Это ящер! Волкоящер! Посмотрите на когти и хвост, ударом можно запросто сломать кости млекопитающему! Вы хотите стать его обедом?!
– ...теперь биологические ритмы этого существа связаны с биологическими ритмами Саванга. Как только в районе военной базы – там, где скала Зуб Дракона, – наступает ночь, Руди Вебер перестает быть человеком. А наутро... Рискну предположить, что мы увидим его трансформации еще не один раз, как ни парадоксально это звучит. Возможно, слова про яд, разлагающий кости, – не бред. И остальное, о чем пытался рассказать Вебер...
– М-да... Не следует поспешно восстанавливать военный гарнизон на этой планете... Будем писать доклад в штаб флота... Кто может точно сказать, что за тайны скрывают скалы и топи Саванга?! Надо изучать, разбираться...
Находившиеся в помещении люди обменивались мнениями об увиденном. Заговорил один из спецназовцев «Ниагары» – один из тех, кто десантировался на планету.
– Он с самого начала предупредил, что такое возможно. – Катрин чуть повернула голову, открыла глаза и увидела крепкого мужчину с седыми висками, с темным обветренным лицом. – Как только нашли его утром на кромке болота, так сразу и сказал, чтобы мы держались от него подальше. И на всякий случай не выпускали из прицела...
Уилсон затаила дыхание: поняла, что офицер спецназа говорит о Руди Вебере.
– Мы сначала не поняли, что это за блажь. Почему должны держать на прицеле своего товарища? Он пытался что-то объяснить про скалу Зуб Дракона, про змеепсов, которые напали на него в подземном лабиринте и только чудом не переварили заживо... Потом Веберу стало хуже, он бормотал про яд, размягчающий кости. А еще много раз повторил: «Я умер бы под скалой, если бы не вмешалась третья сила». Что-то огромное, черное, подвижное, и оно было страшнее змеепсов. Вебер называл это ведьмами и убеждал нас, что встретил истинных хозяев Саванга. Мол, когда пришли люди, неведомые существа не стали бороться за свой мир, просто ушли в глубь болот, под скалы. Их яд тоже в его теле, и это вызывает генные модификации.