Тусклый мир, сопровождавший Максима на протяжении последних месяцев (лет?), расцветился запахами и красками. Трава — изумрудно зеленая, Солнце — ярко оранжевое, небо — потрясающе голубое, состояние души — просто изумительное. Свежий запах полевой травы заставлял ноздри трепетать, но… Что-то мешало наслаждаться всем этим великолепием. Что-то надо было сделать. На секунду мальчик задумался, а потом вспомнил. Друзья попали в беду! Злой волшебник Морган Великий держал их в своей башне, грозя превратить в страшных демонов, которые вечно будут служить ему, если Максим не принесет ему Волшебную Книгу, которая похоронена в зловещих развалинах Города Потерянных Мечт. В небольшом рюкзачке, что неприкаянно болтался за спиной, обнаружилась вполне приличная Карта Волшебного Королевства, и Ключ от Тайной Двери.
Приключение обещало быть трудным, но увлекательным!
— Очень, очень неплохо, господа! — продюсер снял с головы обруч обратной сенсосвязи и протер глаза, — Хорошие, чистые чувства, даже учитывая неважное эмоциональное окружение созданного вами тестового мира. Далеко пойдет ваш малыш, прямо-таки золотой самородок. Деньги я для вас достану. Стоящего сценариста тоже. Готовьтесь к масштабным съемкам. Надеюсь, с опекунами мальчика все вопросы уже решены? Режиссер сотворил скорбное лицо:
— Пока еще нет. Мы даже не встречались. Не хотелось решать подобные вопросы без экспертизы… Алексею Сергеевичу пришлось выдержать тяжелый взгляд продюсера:
— Теряете хватку, уважаемый? Ладно, будем считать это обыкновенным просчетом, однако, не советую провалиться так еще раз. Решите вопрос.
— Разумеется. Все уже подготовлено.
— Прекрасно. В начале следующей недели я жду от вас отчета.
* * *Доктор выдержал паузу:
— Выяснились некоторые детали, которые потребуют времени, и, что важно, денежных вложений.
— Сколько? — спросил отец.
— Порядка сотни тысяч фунтов стерлингов, — не стал юлить врач, твердо выдерживая взгляд. — У вашего сына обнаружена серьезная, тяжелая форма стрессового аутизма, которую вылечить без применения специальных технологий и препаратов просто невозможно. Обычными средствами не обойтись. И то, даже в случае успешного прохождения всех процедур, возвращение к нормальной жизни может занять несколько лет. Мать беззвучно заплакала, опустив голову:
— У нас нет таких денег, — севшим голосом сказал отец. — Но мы постараемся.
— Я буду ждать вашего решения. В случае согласия Максим будет направлен на лечение в Великобританию, — доктор немного помолчал. — Крепитесь. Когда врач вышел, отец обнял жену и тихонько сказал:
— Марта, не плачь, мы справимся. Слышишь? Продадим квартиру, я продам свой бизнес, немного займем — должно хватить. Мы справимся. Помнишь, когда мы только поженились, я обещал, что у нас будет всё? Я же сдержал слово! И в этот раз будет так же. Мы вытянем, Мартышка ты моя. Он еще долго уговаривал ее успокоиться, тихонько шепча что-то в ухо, что не было предназначено для посторонних. И все это слышал режиссер и его ассистент. Ассистент криво улыбался, а режиссера перекручивало от осознания своего положения, и своей задачи. А особенно от того, что он вынужден был выслушивать все это.
— Подождем, пока они выйдут из здания, — скрипнув зубами, сказал Алексей Сергеевич.
— Как скажете, Алексей Сергеевич, — пожал плечами ассистент.
— И отключи камеры.
— Что?
— Отключи, я сказал. Воцарилась благословенная тишина. В течение десяти минут режиссер мрачно смотрел на свое отражение в потухшем мониторе, потом рывком встал, тут же схватившись за поясницу. В сто два года — ревматизм не шутка, подхватил пачку сигарет и вышел из кабинета. Лифт опустил его на парковку именно в тот момент, когда Марта, размазывая напрочь непригодным платком слезы, садилась в машину. К ее мужу вообще не стоило сейчас подходить, но режиссер подошел:
— Здравствуйте. Андрей Петрович, если не ошибаюсь? Мужчина молча смотрел, ожидая продолжения.
— Меня зовут Алексей Сергеевич Плышевский, вам что-нибудь говорит это имя?
— Сенсорежиссер. Знаменитый.
— Именно так. Извините, но я сильно устал, и потому скажу сразу, без лишних предисловий. У меня к вам деловое предложение. Для вас может подойти. Андрей Петрович захлопнул дверцу машины, выразительно посмотрев на жену.
— Говорите.
— Сто тысяч фунтов стерлингов, — режиссер достал платок и обтер потеющую от напряжения шею. — В качестве задатка, и полное обеспечение вашего сына на время лечения. Отец сощурил глаза:
— Бесплатный сыр?
— Мы с вами взрослые люди. Сделайте выводы.
— Я слышал, что…
— Скажем так, слухи не всегда бывают неверными. Я режиссер известных на весь мир сенсофильмов. Ваш сын — просто самородок. Его ощущения… Вы знаете, не поймите меня превратно, но у меня очень болит спина. Может пройдем в кафе? Тут недалеко, да и ваша жена будет не против узнать детали.
Марта успокоилась на удивление быстро. И поняла всю подоплеку происходящего:
— Вы используете нашего сына. Обычно в таких случаях известный режиссер оскорблялся, говорил какую-то высокопарную чушь и уходил, но не в этот раз. Кажется, он действительно устал. От всего.
— Да. И платим за это.
— Но это… Это ведь низко! И я не позволю…
— Не позволите. И правильно сделаете, только подумайте об одной вещи — ваш сын, даже при удачном лечении, после всех ваших долгов на всю жизнь, может остаться умственно неполноценным человеком. Государство, конечно, не бросит его, определит в соответствующий пансионат. А мы даем вам деньги на его лечение, высококачественное, надо сказать, лечение, и еще останется на обеспечение его будущего. Я уже не говорю об известности.
— Мне не нравится все это, — задумчиво сказал отец, наблюдая за дотлевающим в пепельнице окурком.
— Вам некуда деваться, — жестко добил Плышевский. — Или здоровье сына, пусть такой ценой, или вечная борьба с болезнью.
— Да, некуда. Но мне кажется, что вы чего-то не договариваете. Мы будем разбираться с этой историей, но деньги нам нужны. Очень нужны.
— Завтра прошу прийти по этому адресу для подписания всех бумаг, — Алексей Сергеевич протянул визитку с адресом через стол, и кивнул официантке, чтобы она поднесла терминал оплаты. — До встречи.
На этот раз сигарета не принесла желаемого успокоения, и прямо из кафе режиссер побрел в ближайший бар. Виски. Нет, водка. Бутылка. Это будет в самый раз.
5
Гора притягивала взгляд к своей белоснежной вершине. Максим и еще несколько человек стояли у подножия. Позади надсадно тарахтел мотором старенький грузовик, доставивший их самих и их вещи сюда. Единственный водитель согласился, и то лишь потому, что ему пообещали просто сумасшедшие деньги.
— Кратер Неизвестного! — сказал Максим и повернулся к команде, — двадцать восемь километров высоты. Самая большая вершина на освоенных планетах, пока еще не покоренная. Штатный геолог-разведчик команды хмыкнул в бороду:
— Слышь, командир, хватит базар разводить, пора и поработать.
— Тогда чего стоим? — прикрикнул, смеясь, Максим, — Шмотки на горб и вперед! Базовый лагерь ставим на высоте в километр, не раньше! И они пошли, свистя под нос что-то легкомысленное и исподтишка подглядывая на подступающую высь. Двадцать восемь километров. Дойдем ли? Первый привал, он же базовый лагерь, встретил их ветром, даже несмотря на удачно выбранное место — справа громадный осколок скалы, слева выщерблина в стене, наподобие недоделанной пещеры. В случае камнепада можно будет спрятаться.
Туго натянутая палатка тихонько пела от шквалистого ветра, и даже огонек спиртовки подрагивал немного, беспокоясь.
Они все пили чай, потом как-то плавно появились тугие, пузатые, стальные фляги и чай разбавился спиртом. Они отмечали начало своего сумасшедшего похода на высоту стратосферы, своим ходом. В скафандрах. При полуторной силе тяжести. Максима звали теперь — Роман Марконьев. Историю этого Восхождения теперь изучали в школах, но он не знал, не помнил этого, как и все члены его команды.
А на афишах страны появилась зазывающая реклама: «Новый суперблокбастер «Восхождение»! Спешите видеть! В главной роли — звезда фильмов «Мы воевали», и «Чудеса волшебной страны» Максим Литвинов. Захватывающие переживания, дружба и верность на грани гибели. Триумф человеческого духа! Спешите видеть! Самые сильные чувства столетия!»
Через целую жизнь, через два с половиной часа времени картины, любой зритель мог ощутить это — пустоту достижения цели. Спокойствие целой души, которая только что покорила самое себя, стоя на самой вершине гигантской горы, покрываемая ветрами всех сторон света, и которая не имела смысла жить дальше. Если только не выдумать новую цель, чтобы снова поселилась внутри жажда деятельности, чтобы было чего достигать, чего-нибудь невозможного, неподвластного. И тогда небо, ровно пополам, расчертила полоса, словно граница чего-то неведомого. Будто провели карандашом по листу бумаги. До и После. Есть что переступать…
— Даже не верится, если честно! — пробормотал Андрей Петрович. Вместе с режиссером фильма, Алексеем Сергеевичем, они стояли на балконе, при полном параде, держа в руках бокалы с шампанским. Премьера прошла с оглушительным успехом, папарацци дежурили не только у всех входов и выходов, но и торчали во всех ближайших окнах окружавших Гранд Театр домов.
— Просто не верится, что все это может чувствовать наш сын. Ведь ему всего лишь тринадцать лет! — Марта потрясенно замолчала. Старик хмыкнул:
— Он талантлив, чист и неиспорчен. Он великолепен. Кроме того, наша подготовка не прошла даром.
— Подготовка?
— Разумеется. Далеко не сразу, даже у таких актеров, как Максим, все получается. Он очень долго готовился к этому. Марта поплотнее закуталась в короткий белый плащик — на этом этаже довольно сил дул ветер. Она поежилась, вспоминая, что чувствовал Максим, находящийся на высоте почти пятнадцати километров, когда мощнейшим порывом ветра сдуло с утеса того самого геолога-разведчика, и он повис на силовых тросах, ударившись об скалы. Его, потерявшего сознание, весом в скафандре в пять сотен килограммов, трое вытаскивали целый час. Из-за жуткой усталости они остались на этом утесе на двое суток.
— Расскажите. Мы должны знать. Режиссер невесело рассмеялся:
— Вы сейчас просите раскрыть меня производственные секреты, а ведь я давал расписку о неразглашении. Да и в контракте с вами был указан этот пункт.
— Он наш сын, — отец упрямо выставил подбородок, — Кроме того, мы и так уже многое узнали без вашей помощи.
— Ах да… Это ваше расследование. Ну что же. Вы хотите знать детали?
— Конечно! Ведь вы и ваша кинокомпания получает просто сумасшедшие деньги за прокат этих фильмов!
— Вы тоже немалые, — парировал Алексей Сергеевич. Марта побледнела и поджала губы. — Ладно, оставим эту тему, а не то скатимся до взаимных оскорблений. Если честно, то в определенном смысле я завидую Максиму.
— Вот как? Известности или его душевному состоянию? — Андрей Петрович очень постарался добавить в голос как можно больше сарказма, и ему это удалось.
— Скорее состоянию, — совершенно серьезно ответил режиссер, пожевав фильтр сигареты. — Я прожил довольно длинную жизнь, скоро она подойдет к концу. Она была не слишком радостна и безоблачна, в результате я остался совершенно один. У меня нет ни семьи, ни хоть сколько-нибудь стоящих друзей. Хотя, конечно, есть что вспомнить… А вот ваш мальчик прожил не одну жизнь. Яркую, наполненную событиями. Несколько десятков разных судеб, разных жизненных ситуаций, разных обстоятельств.
— Что?
— Мне все-таки удалось удивить вас, да? — старик подмигнул. — Вижу, удалось.
Неужели вы думаете, что тринадцатилетний мальчишка может обладать тем гигантским запасом воли и характера, чтобы возглавить экспедицию на покорение самой великой вершины? Или стать командиром отряда специального назначения, и успешно провести не одну операцию на территории противника? Вспомните фильм «Мы воевали»! Или, может, он до конца поверил в серьезность угроз каких-то там злых магов в фильме «Чудеса волшебной страны»? Хотя в это как раз он и мог поверить. Возраст. Так вот! Каждую свою роль он действительно прожил, от начала и до конца. Сам, практически без нашей помощи. Правда он не помнит об этом, мы стираем прожитые сценарии. Алексей Сергеевич глянул на родителей мальчика, и его уколола совесть, совсем немного. Подступает старость, однако. Он продолжил:
— И не надо так на меня смотреть! На это способен практически любой человек, в определенных условиях. Например, при аутизме, когда мозг не реагирует на внешние раздражители и живет сам в себе. Мы можем моделировать в сознании пациента настоящие, с его точки зрения, миры и ситуации — это не так сложно как кажется.
Технологии уже отработаны, а производительность головного мозга, особенно такого молодого, настолько велика, что уместить пятьдесят лет можно всего в один месяц реального времени. Марта потихонечку нащупала позади себя стул и аккуратно присела, чтобы осознать все то, что ей сейчас сказали.
— Эээ, мы, конечно, предполагали что-то подобное, — промямлил, наконец, Андрей Петрович, — но чтобы так!
— Вы должны немедленно прекратить это! — Марта выглядела очень решительно, — Мы настаиваем!
— Вот как? Вы настаиваете? Кажется, вы не до конца осознаете случившееся, — режиссер поставил бокал на низкий столик.
— Да что тут понимать! Это… это же просто чудовищно! Он же только ребенок, а вы сделали из него… Вы сделали из него непонятно что! Мы немедленно забираем его домой! Сами найдем подходящую клинику и компетентного врача.
— Никаких проблем, — режиссер пожал плечами, — Его никто не держит, впрочем, как и вам никто не мешает видеться с сыном. Можете забрать его хоть завтра. К тому же контракт нами заключался как раз на три картины, если помните. Родители Максима явно не ожидали, что никакого сопротивления не будет. Они опять выглядели удивленными.
— Но советую вам все-таки подумать, прежде чем принимать какое-то решение. Хорошенько все взвесить. Вы слышали про актера Александра Бровского?
— Да, конечно… Один из первых сенсоактеров. Звезда мировой величины, легенда.
— Вот его адрес, — Алексей Сергеевич протянул бумажку, — вам стоит встретиться.
* * *… В яму его просто зашвырнули, как грязную тряпку бросают в ведро. Он влетел в темноту, чувствительно ударился ногами и упал на пол. Сил для того, чтобы встать — не было.
— Новенького подогнали, — хмыкнул кто-то в темноте, — Поднимите его. Его подхватили под руки и поставили прямо, еле живого от побоев.
— Эк уделали-то как! — крякнул неизвестный, — Авось неделю-то протянет. Едва ворочая языком, новичок просипел:
— Не дождетесь…
— Га, га, га!!! С гонором новичок-то, поглядите-ка… — толи обрадовался, толи разозлился говоривший, — Ну? Чего встали как столбы! На шконку свободную положите его, пусть отлеживается. Боец, блин. Первые несколько дней его не трогали, но и не помогали: «Выживет — славно, сдохнет — всем же лучше», раны от ожогов на груди постепенно покрылись жесткой коростой и уже не саднили, как раньше. Иногда, примерно раз в день, возвращавшиеся с работ приносили ему еды: зачерствелый кусок хлеба и еще что-то непонятное, мерзкое, но напоминающее мясо. Теми зубами, что остались после побоев, он жадно грыз пищу и тут же забывался сном. С ним никто не разговаривал, он и сам не стремился к общению. Даже когда он в первый раз встал и, шатаясь, побрел к «сраному углу», никто не обратил на него внимания. По крайней мере, не показал этого. А на утро его пинком сорвали со шконки и вытащили из ямы, вместе со всеми. Ударами вбили в строй:
— Гляди-ка! Пилот очнулся! — блестя белыми зубами, удивился один из жилистых охранников, — А я думал, помер уже. Так его и кликали с тех пор, Пилотом. Ничего не спрашивая, ни на чем не настаивая, не пытаясь влезть в душу. Просто Пилот и все… Работа на руднике была адская, чудовищно адская. Опускаясь в узкие, кривые шахты на километры под поверхность, начинала мучить клаустрофобия. Крысы шныряли в неверном свете тусклых фонарей, практически не обращая на узников никакого внимания. Как и они на них. Потому что надо было работать. Если не выработать дневную норму — то никакой еды, и хоть вой, хоть ползай в ногах своих сокармерников — не получишь ни крошки. День длился, безостановочно и беспросветно. Краткие секунды сна, а именно так и пролетали те четыре часа, что давались на отдых, никак не разграничивали снулые дни. Рудник — еда — яма. Без перемен. Через полгода он сбежал. Это оказалось несложно. Набраться сил, отпихнуть надсмотрщиков, задыхаясь пробежать длинные коридоры, где не было никакой охраны, выскочить к шлюзовой. Включить обе двери и вырваться наружу. Его тут же сбил с ног сильный ветер, поволок по кругу, а он цеплялся за серые камни и откашливал песок, давясь ядовитым воздухом Лучше сдохнуть здесь, чем в шахте. Так он думал. Перед мониторами внешнего наблюдения охрана делала ставки:
— Оп-па! Смотри, встать пытается! Ставлю двадцать, что протянет пять минут!
— Да ты чего? Ты на него посмотри, одни кости, какие пять минут?? Ставлю пятьдесят на две!
— Принято. А я кину пятерку на три минуты. Время-то засекли?
— Ну ясен пончик, засекли! Как только шлюзовая открылась, так и засекли. Уже минута, господа! Напряжение нарастает! Дверь, взвизгнув плохой пневматикой, открылась, вошел начальник охраны. Высокий, худой мужчина некоторое время всматривался в пляску песка, а потом приказал:
— Отставить тотализатор, узника притащить обратно. Выполнять. Спорить никто не стал. Когда из шлюзовой появились размытые тени в респираторах, Пилот уже потерял сознание. Шквальный ветер лениво переворачивал его с боку на бок, горстями швыряя в лицо песок. Будто игрался…