- Господин генерал! - обратился я к Борута-Спеховичу, - У Вас есть отряд, который действует в том районе? И чем он может нам помочь?
- В районе Назиелска действует отряд майора Волка, но, сил у отряда недостаточно для такой операции. В этом районе действуют три аэродрома противника и танкоремонтный завод. Очень тяжелая обстановка для открытых выступлений. Отряд, в основном, занят разведкой и распространением информации о положении на фронтах. - перевела ответ генерала Кристина.
- То есть, сидит по домам и схронам, и баб мнет? Зажечь костры сумеют, там, где нам надо?
- Это, конечно. Давайте точные места.
- Вот деревня, Вымысли. Вот скотный двор. Вот этот дом должен загореться четко по времени.
- Но, там же люди!
- Как это будет сделано, меня мало интересует, генерал. Мне нужен этот сигнал.
- Слушаюсь, господин генерал.
Начинаем готовить два 'Галифакса', которые загружаем на все шесть тонн кассетными и ротационными бомбами. В Англии в тоже время в этом направлении начала работать 138-я эскадрилья транспортных 'Галифаксов' в интересах Армии Крайовой. Так что появлению 'Галифаксов' над Польшей немцы удивляться не будут. Днем, наконец, прилетело два 'Шторьха' майора Мальцева. Коля всем показал свою новенькую Золотую звезду. Незадолго до вылета я собрал всех у себя в штабе на постановку задачи. Все готово. Дал команду приступить к исполнению. Когда все выходили, то я остановил генерала Борута-Спеховича:
- Вы получили подтверждение о готовности майора Волка.
- Так есть, господин генерал. - ответил он, приложил два пальца к козырьку 'рогативки' и повернулся на выход. За ним повернулась Крыся, и, незаметно для генерала, бросила сжатую в комок бумажку. Дверь за ними закрылась, я поднял ее.
'Серж, огней не будет.' - росчерк. Твою мать! Вызываю Колю.
- Николай, смотри! Отсюда - сюда, затем оттуда, после дозаправки - сюда. С четырьмя - шестью РС с осколочно-фугасной, так чтобы дом загорелся.
- Нет, все мокрое, вряд ли загорится, надо брать ЗАБы или выливной прибор.
- Ни того, ни другого нет.
- Бутылки с КС?
- Это есть.
- Мне нужно пять двадцать, с посадкой, если ветра не будет. Сообщи по маршруту до Гродно, что летим. Парой. И вчетвером. Если что, вручную сработаем.
Цепляют дополнительные баки, до Таурая идут на самой малой. Там садятся и дозаправляются. Доложились о готовности. Отсюда им два часа двадцать минут лета. Даю старт 'Галифаксам'. И через 31 минуту стартуют два 'Шторьха', только бы пронесло! Через 15 минут Коля доложился, что прошел линию фронта, идет к месту. Никто не мешает. Был запрос со стороны немцев, ответил, что идет с документами к Варшаве в штаб фронта. Естественно, на немецком коде. Вроде больше не пристают. Я поднял еще самолет для ретрансляции того, что говорит Коля. Ходит вдоль линии фронта, настроенный на немецкую волну. Коля телеграфом передал маршевую скорость: 148 км/ч. На два км меньше расчетной. Через час все начали собираться у меня комнате 'для контроля исполнения', даже Панфилов и Голованов, который не полетел с остальными на Берлин. Эта сука, Борута-Спехович, тоже крутится здесь, изображает крайнее волнение! Отвлекающая группа отбомбилась по Страсбургу, где пролетали наши разведчики, вторая уже выходит на Тересин. Немецкого противодействия нет. Борута здесь вместе с радиостанцией, якобы, весь в работе.
- Осталось пять минут, господин генерал! Давайте сигнал зажечь привод. С этого расстояния его увидят.
- Есть, господин генерал! Даю! Не подтверждают получение. Сейчас повторим! Наверное, какие-то проблемы со связью. Ответа нет.
- Der Zweite! Passen Sie auf die Leuchte auf? ('Второй!' Огни наблюдаете?)
- Nein. (Нет!)
- Bestrafen Sie! Sie haben 3 Minuten Zeit. (Работайте! У Вас три минуты!)
- Verstanden. Bin ueber dem Zielobjekt in eine Minute. Fuehre aus. (Вас понял, буду над целью через минуту. Исполняю.)
- Генерал, выключайте свою тарахтелку, и сдайте оружие, Вы - арестованы. Со мной такие шутки не проходят. Самолеты над целью с точностью до 30 секунд, а Ваших козлов не слышно и не видно. От участия в операции вы отстраняетесь, Вашу дальнейшую судьбу определит военный трибунал.
- Der Erste, hier ist der Zweite. Befehl ausgefuehrt. ('Первый', я - 'Второй'. Исполнено!)
- Там мирные граждане Польши! - завопил генерал.
- На войне мирных граждан не бывает. Ежедневные потери Красной Армии составляют более 5 тысяч человек в сутки, и две трети из них из-за того, что до сих пор работает Варшавский узел.
- Я - шестнадцать, привод вижу, меняю курс.
- Я - семнадцать, на курсе. Метку вижу.
- Увести!
И Борова, и Кристину вывели из помещения. На меня попытался накинуться Панфилов, но я остановил его:
- Не сейчас! Чуть позже!
- Я - 'шестнадцать', сброс. Цель вижу!
- Я - 'семнадцать', цель поражена, сброс!
- Отличная работа! Домой!
- Цель поражена! Понял, домой!
- Я - второй! Обнаружил две батареи 'ахт-ахтов', иду домой. Дом-два. Обеспечьте прикрытие. - дом два - это Гродно. На большее у них бензина нет.
- Вот теперь, слушаю Вас, товарищ генерал. - обратился я к Панфилову.
- На хрена требовалась эта картинка! Ты же завалил всю операцию!
- Я арестовал троих, и их в одной камере не содержат. Схожу, извинюсь и поблагодарю Кристи, остальное - в Ваших руках, товарищ генерал. Мне предатель в операции не нужен. От слова: 'совсем'.
Генерала и остальных уже поместили на гарнизонной гауптвахте. Сначала я и Панфилов допросили радиста, после этого пришлось еще посылать людей и арестовывать еще нескольких радистов польской миссии, которые работали с Лондоном и с отрядом Волка, изымать бланки радиограмм и коды. Требовались доказательства предательства. Работают 'чистенько' никаких следов не оставляют. Все радиограммы уничтожены, кроме копий, которые переданы нам. Исходящих радиограмм просто нет. Шифровальные блокноты изъяты. Особый отдел дивизии приступил к работе по полной, подключилась Москва, служба перехвата армии и фронта. И я, и Панфилов, пока, запретили допрашивать Кристину. Требовалось раскрыть степень ее участия в операции. Один из радистов пошел на сотрудничество и сдал место хранения шифровальных книг. Дело сдвинулось с мертвой точки. Ни в Лондон, ни под Варшаву Борута координаты 'привода' не передавал. Вообще. Зато сданы стоянки наших тяжелых самолетов и схема расположения зенитных батарей. Хорошо, что не немцам, а англичанам, но факт работы на иностранную разведку и передачи данных военного и секретного характера зафиксирован. Лишь после этого принято решение о работе с Кристиной, так как ее роль в этом спектакле осталась за кадром. Никто из допрашиваемых ни положительно, ни отрицательно ее не охарактеризовал. Максимум: любовница генерала, редкая сволочь, очень заносчивая аристократка. С членами польской миссии она отношений не поддерживала. Ни с теми, кто точно - враг, ни с теми, кто сотрудничал с нами. Панфилов почесал репку, и сказал, что она - профессионал, и не раскрывалась ни перед кем из миссии. Судя по ее поведению и не собирается этого делать. По моему приказу ее кормили из летной столовой, выводили на прогулку, в отличие от остальных, принесли в камеру личные вещи, естественно, после тщательного досмотра. Панфилов принял решение, что первым с ней должен поговорить я, и это не должен быть допрос. Ее камера находилась в другом крыле здания гауптвахты. Предварительно позвонили начальнику караула и коменданту, чтобы шум не поднимали при встрече. Было довольно поздно, но еще не ночь, а вечер, перед ужином.
- Алексей Павлович, если мы хотим привлечь ее на нашу сторону, то встречаться с ней нужно не в тюрьме. Это психологически давит. Лучше в ресторане или в домашней обстановке.
- Ну, с ресторанами напружно, да и летчики не упускают возможность там бывать. Засветимся. Есть одна квартира, сейчас распоряжусь.
Он кому-то позвонил. Затем мы с ним поехали в город. Это - недалеко, за железной дорогой, которая находится за небольшой речушкой, которая служила как бы границей между нами, военными, и городом. Так повелось здесь с 39-го года, когда Красная Армия вошла в эти места. Штаб дивизии располагался в самом большом местном здании, которое называлось дворцом Дурбе. На запад от него шли склады боеприпасов, обмундирования и ПАРМ. Небольшая роща отделяла военный городок от штаба, сразу за штабом жили технари и железнодорожники. А местные жители в эту часть практически не ходили. Так же и наши старались не появляться в городе. Вначале это было условие расквартирования наших частей в республике: мы не должны были вмешиваться в местную жизнь, затем это стало привычкой. В общем, за 'железкой' я ни разу еще не был. Мы остановились на Рижской улице, шедшей параллельно железной дороге возле небольшого полутораэтажного дома, дверь которого располагалась низко, а окна выходили на улицу выше двери. Такое редко встречается в наших городах. Алексей Павлович постучал, дверь открыла пожилая женщина, которая проводила меня в правую комнату. Она что-то сказала на непонятном языке, Панфилов перевел, что ужин приготовлен, он на кухне, посуда там же. Это - ключи от двери.
- Посмотри, что и как, Стелла по-русски понимает, но не говорит. Она все покажет, я поехал за Зайцеховской.
Из-за странного архитектурного решения две комнаты в доме сообщались через небольшой коридор, оттуда одна лестница вела на кухню и в подвальчики, вторая на выход из дома. Заплутать можно. Женщина что-то говорила недовольным голосом, затем принялась накрывать и сервировать стол, видя, что я активных действий в этом направлении не предпринимаю. Подвела меня к буфету и ткнула пальцем в многочисленные бутылки. Из знакомых была 'Зубровка', 'зеленый змей' (водка с зеленой этикеткой) и крымский Кагор. Остальные я никогда не видел и не пробовал. На большинстве бутылок были готические буквы. Присмотревшись, обнаружил армянский коньяк. Выбрал его, крымское вино и 'Зубровку', все ж таки считается польским напитком. Еще немного побурчав, дама удалилась, при этом долго показывала мне жестами, что я должен за ней запереть дверь. Махнув рукой, наконец, удалилась. Подъехала машина, из нее вышел Панфилов, и открыл заднюю дверь. Появилась Кристина. Ей показали направление куда идти. Она осторожно открыла дверь и спросила:
- Куда идти?
- Одну минуту!
Я спустился вниз, она напряженно выдохнула воздух. Сукин сын Панфилов не сказал: куда и к кому ее везут. Так сказать, психологически надавил. Я закрыл дверь, и машина с Панфиловым укатила.
- Не стоило меня так пугать: 'С Вами хочет переговорить один человек'. Я, черт знает, что передумала, пока ехали. Так, о чем пан генерал хочет со мной поговорить?
- Может быть, мы продолжим этот разговор за ужином?
- А это не повредит твоему затылку?
- Отвечать вопросом на вопрос - не самый лучший способ начала разговора. Прошу!
- Ты здесь живешь?
- Нет, я живу в штабе. В этом доме я впервые.
- То есть, все прослушивается и просматривается.
- Не знаю, возможно. Это имеет какое-либо значение?
- Для меня? Нет, уже нет.
- Прошу! Если что-то не то выбрал, там внизу довольно большой выбор всяких напитков.
- Хотелось бы минеральной воды или лимонад. - я оставил ее одну, и пошел вниз за заказанной водой. Сам я, конечно, об этом не подумал. И надо показать Кристине, что нас мало волнует ее побег. Возможность для этого у нее есть. Однако, ее я увидел в той же позе, как и оставил. Но, она вставала, на столе появился подсвечник.
- У тебя есть спички?
Я залез в карман, и достал коробок.
- Зажги, и погаси большой свет. Будем ужинать при свечах.
Я разлил вино и коньяк по рюмкам и бокалам.
- Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты не дала сорвать операцию.
- Это и моя война, и я два года ее веду. К сожалению, я не сразу разобралась кто есть кто в этой войне. Так что и тебе спасибо за то, что меня задержали, но не арестовали. И ни разу не допрашивали. На здоровье!
Я немного поухаживал за ее тарелкой.
- Я не хотел начинать этот разговор в официальной обстановке, поэтому попросил Панфилова организовать эту встречу там, где никто ни из наших, ни из ваших, нас не увидит.
- Те, кому нужно, все увидят, и все услышат, я не сомневаюсь.
- И бог с ним, лишние не должны это слышать. У командования РККА большие сомнения по отношению к генералу Андерсу. Но, несмотря на это, по просьбе английской стороны, мы оказываем помощь в формировании его армии. Однако, толку от создания этих частей пока никакого нет.
- Не надо меня вербовать, Серж. Меня никто не просил отдавать тебе ни тот список, ни бросать тебе эту бумажку. Мне ты нравился именно тем, что никогда не вел никаких разговоров о войне, политике, своей работе. Я пошла работать в разведку по молодости и глупости. Мне хотелось быть полезной моей родине: Великой Польше. А в результате вышел один пшик: мой первый начальник меня изнасиловал, и сказал, что это необходимо для дела. Правильно раздвигая ноги, женщина-агент добьется большего, чем будет просто слушать и запоминать. Дальше больше, меня стали подкладывать под своих, которых в чем-то подозревали. Потом сказали, что надо работать с немцами, и подложили под них. Немец приказал мне лечь с тобой и узнать все о новом самолете. И не поверил мне, когда я ему сказала, что кроме физиологии, тебя ничего не интересует. Я ему отомстила: я записала нашу встречу с тобой на диктофон, который он мне дал, и, когда у меня были месячные, дала ему послушать наши охи и вздохи. Я в тот день еще к тебе Хильду посылала, чтобы ты случайно не пришел. Как он злился! И он меня ударил. После этого я и решила его сдать. Начавшаяся война расставила окончательно все точки над 'i'. Нам сначала говорили, что мы объединимся с Гитлером, и отомстим за все унижения поляков русскими, потом немцы за месяц нас разбили. Дальше говорили, что Гитлер и Сталин союзники, и Гитлер просто защитил нас от Сталина. Но, я видела то, что происходило в генерал-губернаторстве, и жила потом в Даукше. Это - небо и земля. Вы не оккупировали эту землю, вы освободили ее от тех, кто хотел лечь под Гитлера. Поэтому я не осталась в Даукше, и не вернулась назад. Я уехала в Москву, и думала начать новую жизнь. Кстати, не только свою, но и нашего ребенка. Но мне сделать этого не дали. Этот самый Борута-Спехович приказал сделать мне аборт, дескать, не время офицеру разведки заниматься такой ерундой. Я не женщина, а агент. И начал собирать данные на всех: кто, о чем, думает, гнобить тех, кто считает, что мы должны все вместе уничтожить Гитлера и Германию. И все началось сначала. А потом я увидела тебя, в форме полковника, а не младшего лейтенанта. Тебе твоя страна дала оружие, дала возможность исполнять свой воинский долг, и она тебе благодарна за то, что ты хорошо и умело это делаешь. С момента начала войны в России, ты уже стал генералом, выполняешь специальные поручения своего командования, а не идиотские приказы: пойди, переспи с тем-то и узнай, что он делает и о чем думает. К сожалению, приходится воевать со своим начальством, а не за Родину. Устала я от всего этого, Серж, очень устала. А с Борутой? Мне очень хотелось, чтобы именно ты отомстил за меня и не родившегося ребенка. Ой, пока я болтала, все остыло. Дай спички, я разогрею.
Она взяла спички, выщелкнула 'Герцоговину Флор' из свежеоткрытой коробки, и спустилась на кухню, довольно долго отсутствовала, изредка чем-то гремя внизу, появилась с подносом в руках, и в одной шелковой сорочке.
- Не ругайся и не уходи, командование и так в курсе. Нам дали время, и провести его надо так, чтобы это запомнилось. Попробуй, это вкусно. Это - картач, не знаю, кто делал, но это - нечто. Я попробовала, очень понравилось, особенно с этим грибным соусом. Что сидишь, как на у тещи на блинах, у меня в рюмке - пусто!
Да, на поле явный цугцванг: как не поступишь, и что не сделаешь, все плохо. Надо было уходить раньше, но телефон на кухне. Здесь, в комнатах, связь отсутствовала, а задержанную одну не оставишь. Впрочем, мне неудобно только из-за Аксиньи. И задавись оно все навозом. Все на это и рассчитывали. Будем есть картач. Это жареные пельмени, только не с одним мясом, а с комбинированным фаршем, и в кружок их не сворачивают, и внешне они напоминают чебуреки или, даже больше похоже, вареники.
Но, прежде чем перейти к финальной части встречи, с картачем во рту, закусывая коньяк, я спросил у Кристины, или как там ее зовут:
- Ну, хорошо, мы вывели из расстановки Спеховича, но операция незакончена, нам требуются люди и действия в Варшаве. Кто сможет из разведки Польши провести эту операцию?
Кристина пальцем стряхнула мне с уголка рта какую-то крошку, приподнялась и поцеловала меня, пытаясь уйти от ответа. Я придержал ее за талию и чуть придавил, чтобы она села на место. Она ухмыльнулась, потом почесала себе мочку носа согнутым пальцем:
- Ладно, снявши голову, по волосам не плачут! В первую очередь, необходимо отстранить от передатчика надпоручника Хмелю, он - немецкий агент, все что передает рано или поздно становится известным немцам. В середине передачи должна отсутствовать одна точка. Присутствие всех, или более одной пропущенной - знак работы под контролем. Среди остальных сотрудников миссии еще Ольшевский находится под подозрением, но по картотеке 'немцем' не проходит. Всю работу Борута-Спеховича может выполнить только подпулковник Розумовский. Он не любит русских, точнее, большевиков, он - русский граф, но немцев он не любит больше, и не предатель по натуре. Теперь твоя душенька довольна? Да, я работаю на русских, они помогут нам освободить нашу Польшу. И помощи ждать больше не от кого. Я пошла одеваться, пан генерал.
Обиделась. Я задержал ее руку. Она попыталась вырвать ее, у нее не получилось, она села и расплакалась.
- Я не хочу, не хочу больше быть агентом, ты что, не понимаешь? Я не хочу этой грязи, подглядываний, перешёптываний, шифровки донесений. Это для тех романтичных идиоток, какой была я, пять лет назад. Меня, графиню Валевску, превратили в 'польскую шлюху', как сказал мне 'Вольтер', и всем позволено меня бить, пользовать и даже насиловать. Я очень хотела просто уйти, беременность казалась мне самым честным выходом из ситуации, мол на беременную никто руку не поднимет. Еще как! Впрочем, я сама виновата! Надо было не врать Спеховичу, что это случайно получилось, а сказать правду, тогда бы меня занесли в группу 'В', и не стали бы препятствовать. Таких у нас не держат. Но, и тебе я стала не нужна как женщина, тебе нужен 'агент'.