И мы ушли, взяв попоны и бутерброды. На дворе было ещё светло, но на сеновале уже почти ничего не было видно.
— Чур, я в серединке! — крикнула я.
И мы улеглись на сено. Пахло оно изумительно, но зато очень сильно кололось.
Мы лежали и разговаривали про настоящих бродяг, которые всю жизнь ночуют на сеновалах. Анна не сомневалась, что это должно быть приятно. Спать нам нисколько не хотелось, и мы решили поесть. Надо было съесть бутерброды, пока на сеновале не стало совсем темно. А темнело быстро. Вскоре мы уже не могли разглядеть даже собственные руки, хотя держали их прямо перед глазами. Я радовалась, что лежу в серединке, потому что на сеновале вдруг что-то подозрительно зашуршало. Анна и Бритта придвинулись ко мне поближе:
— А что, если сюда придёт настоящий бродяга? Возьмёт и не станет ни у кого спрашивать разрешения, — прошептала Бритта.
Мы притихли. И тут раздался вой. Жуткий вой! Как будто завыла тысяча привидений. Просто не понимаю, как мы не умерли от страха. Но мы не умерли. Зато мы заорали. Если бы вы только слышали, как захохотали Лассе, Боссе и Улле! Конечно, это выли они. И шуршали сеном тоже они, когда подбирались к нам поближе. Бритта сказала, что пугать людей опасно, потому что когда человек испугается, у него в жилах может застыть кровь, и она обещала пожаловаться на них маме. Но Лассе сказал:
— Подумаешь, мы же пошутили!
А Боссе добавил:
— Ябеда солёная.
Анна сказала, что она даже чувствует, как у неё в жилах уже немножко застыла кровь.
Наконец мальчишки ушли на свой сеновал. Мы посовещались, стоит ли прокрасться туда и тоже напугать их, но нам уже очень хотелось спать.
Разбудил нас петух и ещё холод. Мы застыли, как ледышки. Который час, мы не знали, но были уверены, что давно пора вставать. Возле нашего дома мы увидели Лассе, Боссе и Улле. Они тоже замёрзли, и мы все побежали к нам на кухню греться. Оказалось, что дома ещё спят. Часы показывали половину пятого. Вскоре у Агды зазвенел будильник. Она встала доить коров. И накормила нас всех парным молоком с булочками.
А потом я пошла спать. По-моему, люди очень умно делают, что спят в кроватях. Всё-таки это удобнее, чем на сеновале!
Мы с Анной решаем убежать из дому
Больше всех я люблю играть с Анной. Мы с ней придумываем разные игры, о которых никто, кроме нас, не знает. Иногда мы играем, будто мы взрослые, и ходим друг к другу в гости. Анну зовут фру Бенгтссон, а меня — фру Ларссон. Анна делает неприступный вид и говорит, как важная барыня. Я тоже стараюсь говорить по-взрослому. Иногда мы играем, будто фру Бенгтссон и фру Ларссон ссорятся. Тогда Анна говорит:
— Будет просто прекрасно, фру Ларссон, если вы заберёте домой своих несносных детей!
А я ей отвечаю:
— Я считаю, фру Бенгтссон, что ваши дети ещё более несносные, чем мои!
Потом они мирятся, ходят вместе по магазинам и покупают шёлк, бархат и конфеты. Мы нарисовали игрушечные деньги и покупаем всё на них. И мы очень боимся, что мальчишки услышат, как мы играем во фру Бенгтссон и фру Ларссон, и станут над нами смеяться. А вот дедушки мы не боимся, он не будет смеяться, он сам иногда играет с нами и продаёт нам разные вещи за наши игрушечные деньги.
В дождливую погоду мы с Анной обычно сидим у дедушки и читаем ему газету. Дедушка был совсем маленький, когда у него умерли папа и мама. Ему пришлось жить у чужих людей, и они очень плохо к нему относились. Его заставляли много работать, хотя он был ещё ребёнок, часто наказывали и держали впроголодь. Дедушке это надоело, и он убежал. Он пережил много всяких приключений, пока не попал наконец к добрым людям.
Однажды в такой день, когда мы сидели у дедушки и читали ему газету, Анна попросила:
— Дедушка, расскажи, как ты убежал из дому!
— Да ведь вы уже сто раз об этом слышали, — сказал дедушка.
— А мы хотим ещё! — ответили мы, и дедушка стал рассказывать.
Когда он кончил, Анна сказала:
— Как интересно! Мне тоже хочется убежать из дому!
— Но ведь ты живёшь не у злых людей, — возразила я.
— Ну и что? Можно убежать, а потом вернуться.
— Тогда давай убежим! — предложила я.
— Дедушка, как ты думаешь, убежать нам или нет? — спросила Анна.
Дедушка сказал, что ненадолго убежать, пожалуй, можно. Так мы и решили. Бежать нужно было, конечно, ночью, чтобы ни одна живая душа не узнала про наш побег. Дедушка обещал хранить тайну.
Я засыпаю очень быстро, поэтому я боялась, что просплю время, когда надо будет бежать. Но Анна сказала:
— Ну и спи себе на здоровье! Только привяжи к ноге верёвку и спусти конец за окно. Когда придёт время, я дёрну за верёвку, и ты проснёшься.
Сама Анна собиралась наломать можжевельника и положить его в постель, чтобы не заснуть слишком крепко.
Потом мы спросили у дедушки, что берут с собой, когда убегают из дому. Он сказал, что надо взять немного еды и немного денег, если они есть. Мы решили бежать этой же ночью и начали собираться. Я пошла к маме и попросила разрешения сделать несколько бутербродов. Мама удивилась:
— Неужели ты уже проголодалась? Ведь мы недавно обедали.
Я не могла объяснить маме, зачем мне бутерброды, и потому промолчала. Потом я достала из копилки несколько крон и спрятала их под подушку. И наконец я нашла длинную верёвку, чтобы привязать к ноге.
Вечером мы все играли в лапту, а когда подошло время ложиться спать, мы с Анной подмигнули друг другу и прошептали:
— Ровно в половине одиннадцатого!
Крепче, чем обычно, я обняла папу и маму, когда желала им доброй ночи, потому что боялась, что теперь долго их не увижу. Мама сказала:
— Доченька, завтра утром мы с тобой будем собирать смородину.
И мне стало очень жалко маму: ведь завтра утром у неё уже не будет больше доченьки.
Я поднялась к себе, привязала к ноге верёвку, спустила конец за окно и легла, чтобы поскорей заснуть и успеть выспаться до побега. Но как я ни старалась, сон не приходил. При каждом моём движении верёвка натягивалась и дёргала меня за ногу. И ещё я думала о маме. Что она скажет утром, когда увидит, что меня нет. Я даже заплакала от жалости к ней. И плакала очень долго.
Проснулась я от того, что меня дёргали за ногу. «Это Анна!» — подумала я.
— Иду, иду, Анна! — закричала я и подбежала к окну.
На небе сверкало солнце. А внизу, под окном, стоял Лассе и дёргал за верёвку. Я ужасно рассердилась.
— Перестань сейчас же! — закричала я.
Но Лассе продолжал дёргать.
— Перестань!
— Почему? — спросил Лассе.
— А потому, что верёвка привязана к моей ноге!
Лассе засмеялся:
— Ну и рыбку я поймал!
Потом он пожелал узнать, зачем я привязала к ноге верёвку. Но я ничего не сказала и помчалась к Анне. Я очень боялась, что она убежала без меня. Бритта сидела на крыльце и играла с Принцессой.
— Где Анна? — спросила я.
— Спит, — ответила Бритта.
Я поднялась к ним в комнату и увидела Анну. Она даже похрапывала. Я стала привязывать к её ноге верёвку, но она проснулась.
— Ой! Который час? — спросила она.
Когда Анна узнала, что уже восемь, она онемела от удивления. Через несколько минут она сказала:
— Если у человека бессонница, он должен класть в постель можжевельник. Знаешь, как от него спится!
Когда мы после завтрака пришли читать дедушке газету, он был изумлён.
— Что случилось? Разве вы не убежали? — спросил дедушка.
— Мы убежим в другой раз, — сказали мы.
Я же говорила, что мальчишки не умеют хранить свои тайны
На следующий день Лассе, Боссе и Улле скрылись с самого утра. А мы играли в куклы. Потом нам куклы надоели, и мы стали гадать, куда подевались мальчишки. Тут мы вспомнили, что вот уже целую неделю видим их только по вечерам, когда они играют с нами в лапту. И ещё во время обеда.
— Надо их выследить, — сказала Бритта.
— Правильно, — сказала Анна. — Мы должны узнать, чем они занимаются!
Перед обедом мы уселись на крыльцо и стали ждать. Чтобы мальчишки не заподозрили, что мы за ними следим, мы делали вид, будто играем в куклы. Первым появился Лассе. Потом — Боссе. А потом и Улле. Но они прибежали с разных сторон. И мы сразу догадались, что они опять что-то от нас скрывают. Иначе они пришли бы все вместе. Но мы даже не взглянули в их сторону.
После обеда мы снова вернулись на крыльцо. Вскоре из дома вышел Лассе. Мы играли в куклы. Лассе мимоходом погладил Мурика и незаметно юркнул за угол. Мы побросали куклы и помчались в мою комнату, чтобы следить за ним из окна.
Лассе шёл и украдкой оглядывался. Вот он пробрался через кусты смородины и перепрыгнул через каменную ограду. Больше мы его не видели. Зато появился Боссе. Он осторожно крался по саду в том же направлении, что и Лассе.
— Внимание, теперь очередь Улле! — сказала Бритта. — Бежим, спрячемся в смородине!
Так мы и сделали. Заползли в кусты и притихли. Вскоре мы увидели Улле. Он пробежал от нас так близко, что мы могли бы схватить его за ногу. Нас он не заметил. Мы поползли следом.
Сразу за нашим садом начинается большой луг. На нём есть густые заросли орешника, можжевельника и других кустов. Растут там и деревья. Папа часто говорит, что всё это надо вырубить, чтобы коровам было, где пастись. Но я надеюсь, что он этого не сделает, потому что в этих зарослях очень хорошо играть.
Мы крались за Улле, пока не потеряли его из виду. Нам было досадно. Мы знали, что мальчишки здесь, на лугу, а найти их не могли. И вдруг Анна сказала:
— Я знаю, что надо сделать! Приведём сюда Быстрого, он в два счёта найдёт Улле!
Мы с Бриттой страшно обрадовались. Втроём мы побежали к тёте Лизи и попросили разрешения взять Быстрого на прогулку. Тётя Лизи, конечно, разрешила.
Когда Быстрый понял, что его берут гулять, он весело залаял. А мы сказали ему:
— Быстрый, ищи, где Улле?
И Быстрый побежал, нюхая землю. А мы — за ним. Он пробрался через смородиновые кусты, выбежал на луг и помчался к зарослям орешника. Он ни разу не остановился и привёл нас прямо к Улле. Рядом с Улле стояли Лассе и Боссе. Тут их тайна и раскрылась. Оказывается, они построили в кустах шалаш и прятались в нём.
Мальчишки были так удивлены, что нам стало смешно.
— Ха-ха-ха! — засмеялись мы. — Лучше и не пытайтесь заводить от нас тайны. Мы их всё равно узнаем!
— Подумаешь, с собакой каждый дурак найдёт! — сказал Лассе.
А Быстрый думал, что отличился на славу, и прыгал от радости. И мы пообещали принести ему на ужин костей.
— Ну как, примем девчонок в игру или нет? — спросил Лассе у Боссе и Улле.
— А ты как считаешь? — спросили они, им хотелось сперва узнать его мнение.
Лассе сказал, что нас можно принять.
И мы стали играть с ними в индейцев. Лассе был вождём, его звали Могучий Леопард, Боссе звали Быстрый Олень, а Улле — Летящий Сокол. Бритту они назвали Ревущей Медведицей, Анну — Жёлтой Волчицей, а меня — Голодной Лисой. Мне хотелось придумать себе имя покрасивее, но Лассе не разрешил. Очага в шалаше, конечно, не было, но мы играли, как будто он есть. А мы сидим вокруг и курим «трубку мира». «Трубкой мира» была тянучка. Я не удержалась и откусила от неё маленький кусочек. У мальчишек были луки со стрелами. Нам они тоже сделали луки. Лассе сказал, что на этом лугу есть другое индейское племя — команчей. Команчи злы и коварны, их следует убивать. Мы взяли луки и с устрашающим воем побежали на луг.
Там вдалеке паслись наши коровы. Лассе сказал, что это и есть команчи.
— Их и зовут почти одинаково: ко-ровы, ко-манчи, — сказал он.
Если бы вы только видели, как команчи убегали от нас! Лассе кричал им вслед что-то по-индейски, но, по-моему, они его не поняли.
Школа
Летние каникулы всегда длятся так долго, что я успеваю соскучиться по школе и радуюсь, когда начинаются занятия. А вот Боссе ни капельки не радуется. Он говорит, что напишет королю и попросит его закрыть все школы. Но я думаю, король его не послушается. Я люблю нашу школу. И учительницу. И ребят. И учебники. Все учебники я обернула в цветную бумагу и сверху наклеила глянцевые картинки. А Лассе и Боссе никогда не обёртывают учебников, пока мама или учительница не заставят их. Они даже рисуют в учебниках или наклеивают фотографии из газет и журналов. Лассе, например, в географии приклеил китайским крестьянам, сажающим рис, головы шведских хоккеистов и сказал, что теперь география стала гораздо интереснее. Лассе, Боссе и я, Бритта, Анна и Улле всегда ходим в школу вместе. Наша школа находится в другой деревне, которая называется Большая деревня. До Большой деревни далеко, и мы выходим из дому в семь часов. Нам дают с собой молоко и бутерброды, которые мы съедаем на большой переменке. А иногда Лассе, Боссе и Улле съедают свой завтрак ещё по пути в школу.
— Не всё ли равно, где его нести, в животе или в сумке, — говорит Лассе.
Наша учительница живёт в школе на втором этаже. У неё есть пианино и много-много книг. Мы помогаем учительнице носить наверх дрова. Она даёт нам почитать книги, а иногда угощает нас какао.
Однажды учительница заболела, и занятий в этот день не было. Все дети, кроме нас, в Бюллербю, знали об этом, потому что у них в Большой деревне есть телефон, а у нас в Бюллербю — нет. Мы пришли и увидели, что школа заперта, а ребят и учительницы нет. Сперва мы не знали, что делать, а потом догадались подняться и постучать к учительнице.
— Войдите! — сказала учительница.
И мы вошли. Она лежала в постели и была очень больна. И почему-то никто не пришёл приготовить ей обед. Мы предложили учительнице помочь. Она, конечно, согласилась. Мальчики побежали за дровами. Бритта растопила плиту и поставила чайник. Я подмела пол и взбила подушки на постели. А Анна приготовила завтрак, поставила его на поднос и отнесла учительнице.
Потом учительница сказала, что ей хотелось бы сделать на обед гуляш, и спросила, сможем ли мы его приготовить, если она будет нами руководить.
— Мы постараемся, — сказала Бритта. — Может, у нас получится гуляш, а может, что-то другое.
Но у нас получился гуляш, самый настоящий. Так что теперь я уже знаю, как его готовят, и мне не нужно будет этому учиться, когда я вырасту.
После обеда Бритта и Анна перемыли посуду, а я её вытерла. А мальчишки всё это время сидели возле книжных полок и читали, мальчишки редко делают что-нибудь полезное. Мы спросили у учительницы, будет ли она больна и завтра. Оказалось, что будет. Тогда мы спросили, нельзя ли нам снова прийти к ней. И она сказала, что будет счастлива, если мы придём.
Когда мы пришли назавтра, бедная учительница лежала в постели и мечтала об овсяной каше. Мы помогли ей пересесть в качалку и перестелили постель. Учительница сказала, что теперь она лежит, как принцесса. Мы сварили ей овсяную кашу и напоили её кофе со свежими плюшками, которые я принесла из дома. И учительница сказала, что ей очень нравится болеть. К сожалению, через день она выздоровела. А то бы мы научились готовить ещё что-нибудь.
Осенью и зимой бывает темно, когда мы идём в школу и из школы. В одиночку было бы страшно. Но ведь нас шестеро, поэтому нам не страшно, а весело. Почти вся дорога идёт лесом. Лассе говорит, что в этом лесу много троллей, великанов и ведьм. Может быть, и так. Но мы ни разу не видели. Иногда на небе светятся звёзды. Лассе говорит, что на небе два миллиона пятьсот тысяч сто пятьдесят четыре звезды. И ещё он говорит, что знает, как они называются, но мне кажется, он сам придумывает эти названия. Я его спросила, как называется одна звезда, и он сказал, что это Большая Красавица. А на другой день он ту же звезду назвал Королевской Короной!
— Почему же ты вчера сказал, что это Большая Красавица? — удивилась я.
Лассе невозмутимо ответил:
— Большая Красавица совсем другая звезда. Сегодня ночью она упала с неба. А это Королевская Корона, честное слово!
Иногда по дороге домой мы поём песни. Вот, наверно, кто-нибудь удивился бы, если бы услышал, как мы поём. «Интересно, — подумал бы он, — кто это поёт здесь в лесу?» Ведь в лесу темно и не видно, что это поём мы, дети из Бюллербю.
Вечер с переодеваниями
Однажды осенью все наши папы и мамы уехали в гости к лавочнику в Большую деревню. Дома остались только мы, дети. И ещё дедушка. И Агда. Я трижды посветила в окно карманным фонариком. Это означало: «Бритта и Анна, приходите скорей ко мне: я что-то придумала».
Через несколько минут я услышала, как они бегут по лестнице. Но я ничего не придумала. Просто мне было скучно, и я хотела придумать что-нибудь вместе с ними.
Сперва мы посмотрели мои глянцевые картинки, потом немного поиграли в лото. А потом решили спуститься вниз и поболтать с Агдой. Вот тут-то Анна и предложили переодеться так, чтобы Агда нас не узнала! Мы обрадовались и принялись за дело. У нас на чердаке висело много разной одежды, которую когда-то носили папа и мама. Бритта сказала, что она хочет нарядиться важным господином. Она надела папины серые брюки, коричневый пиджак и чёрную шляпу. Рукава и штанины она, конечно, закатала и пришпилила булавками. Потом жжёной пробкой она нарисовала себе усы и напялила большие очки. Нам с Анной стало так смешно, что мы чуть не забыли переодеться сами.
Я выбрала себе мамину юбку и блузку в цветочках и чёрную шляпку с вуалью. Когда я опустила вуаль на лицо, Бритта и Анна сказали, что меня совершенно не узнать. Анне тоже захотелось надеть вуаль, но второй вуали мы не нашли, и Анне пришлось повязать платок. Кроме того, она надела длинную клетчатую юбку с большим бантом.