— Комвзвода, говорите? Ну, что ж... хоть он со своей задачей справился, товарищ старший лейтенант!
Зря он так!
Ротный аж покачнулся, сжал губы.
— Жду ваш рапорт через два часа! — сказал, как отрезал, подполковник.
Выдержка из рапорта
...Таким образом, задача, поставленная перед кампфгруппой, была выполнена. Мост подорван. При этом один из устоев моста повреждён в значительной степени. На его восстановление противник вынужден будет затратить большое количество времени и ресурсов. Русские потеряли возможность оперативно снабжать свои части на данном участке фронта и осуществлять манёвр резервами.
Помимо этого в процессе выполнения поставленной задачи нами был захвачен в плен офицер разведотдела штаба фронта капитан Лигонин, направлявшийся от линии фронта в штаб двести шестьдесят восьмой стрелковой дивизии. При захвате офицер оказал яростное сопротивление и попытался уничтожить находившиеся при нём бумаги. Благодаря умелым действиям фельдфебеля Хайнца эти попытки были пресечены. К сожалению, капитан был ранен и, будучи доставленным в наш госпиталь, скончался на операционном столе. Тем не менее, захваченные у него документы, а также карта с условными пометками представляют несомненный оперативный интерес...
— Входите! — оторвав взгляд от лежащих на столе документов, произнёс полковник Ляшке.
Стукнула входная дверь, и на пороге появился подтянутый офицер в звании майора.
— Разрешите, герр оберст?
— Присаживайтесь, майор, я давно вас уже жду.
— Тысяча извинений, герр оберст, но то, что по недоразумению именуется здесь дорогой, в нималой степени не способствует быстрому передвижению. Я выехал немедленно, как только получил ваши указания.
— Ладно, Хайнеманн, об этом после. Смотрите, какие интересные сведения притащили нам наши бравые танкисты, — протянул ему полковник карту и блокнот. — Вы достаточно хорошо знаете русский язык, чтобы понять то, что здесь написано.
Майор принял из рук полковника бумаги и углубился в их просмотр. Спустя несколько минут он оторвался от блокнота и поднял вопросительный взгляд на сидевшего напротив хозяина кабинета.
— Позвольте полюбопытствовать, герр оберст, где же владелец всего этого?
— Увы, мой дорогой друг, наши танкисты как всегда перестарались. Как вы думаете, долго ли проживёт человек, если по его ногам проедутся танком?
— Сомневаюсь, что он вообще проживёт хоть сколько-нибудь долго, чтобы иметь возможность ответить на какие-либо вопросы.
— Тем не менее, этот капитан ухитрился как-то дотянуть до нашего госпиталя, где благополучно и отдал Богу душу. Этот русский оказался очень живучим. Правда, допросить его так и не смогли. Никто из солдат, взявших русского в плен, не знал их языка в достаточной для этого мере. А кричать "руки вверх" неподвижному пленнику, согласитесь, как-то не очень эффективно в данной ситуации.
— Очень жаль, герр оберст, — поджал губы майор, — очень жаль... Я бы не отказался побеседовать с ним в более подходящей для этого обстановке.
— Что, в данных документах действительно есть что-то интересное?
— И даже более того, герр оберст! По-видимому, этот офицер абсолютно исключал для себя какую-либо возможность пленения, иначе бы он не был столь откровенен в своих записях. У нас появилась неплохая возможность подложить изрядную свинью противнику. Из карты и записей можно определить приоритетные для них направления действий. Правда, для того чтобы успокоить их излишнюю подозрительность, нашим парням придётся изрядно попотеть. Но игра стоит свеч.
Передовые позиции немецких войск. Четыре часа спустя.
— Итак, обер-лейтенант, вы хорошо уяснили поставленную задачу? — Хайнеманн вопросительно посмотрел на командира разведгруппы.
— Так точно, герр майор! Доставить тело русского офицера вместе с его документами в указанную точку. При этом соблюдать максимальную скрытность и осторожность. Не вступать в боестолкновения и любой ценой избежать обнаружения группы русскими.
— Всё так, обер-лейтенант, — кивнул майор, присаживаясь около носилок, на которых лежало тело русского капитана.
Он приподнял плащ-палатку и осмотрел тело. Нахмурившись, движением руки подозвал к себе стоявшего рядом солдата с повязкой санитара.
— Снимите бинт и наложите повязку ещё раз — наспех, неаккуратно, прямо поверх одежды. Так, как накладывал бы её человек, тяжело раненный.
— Яволь, герр майор! — вытянулся солдат.
— Не забудьте позаботиться о том, чтобы повязка была пропитана кровью.
— Яволь!
Выпрямившись, Хайнеманн достал из кармана носовой платок, вытер им руки и брезгливо отбросил в сторону.
— Вот так, мой милый Генрих! Вот так и проваливаются тщательно разработанные операции! Мы хотим убедить русских в том, что их капитан скончался от множественной кровопотери, как говорят в этом случае медики. Попросту — истёк кровью от ран. И только потому не успел уничтожить находившиеся при нём документы. А повязка наложена по всем правилам — так, как это делают санитары у нас в госпиталях. Хвала Всевышнему, что наши хирурги не успели приступить к операции — мне пришлось бы изрядно поломать голову над тем, как объяснить русской контрразведке наличие операционных швов на теле покойного. Что с его оружием?
— Пистолет вычищен, боезапас пополнен.
— Ну, слава Богу, и на этом. Отсутствуй у капитана хоть один патрон — русские неминуемо задались бы вопросом: в кого он стрелял? И почему, раз противник находился в зоне поражения из пистолета, тело капитана при этом осталось не осмотренным?
Обер-лейтенант уважительно кивнул.
— Разумеется, герр майор, я исполнил все ваши указания с максимально возможной точностью. Опросив солдат, которые захватили капитана в плен, мы постарались восстановить содержимое карманов погибшего. Для этого пришлось конфисковать у них часы, которые они сняли с его тела, и бритвенные принадлежности.
— Вот-вот, мой друг, вы правильно меня поняли.
Майор, пождав губу, критически осмотрел готовых к выходу солдат. Успокоено кивнул.
— Генрих, вы же знаете, я никогда не ставлю лёгких задач, так?
— Совершенно верно, герр майор!
— Как правило, я не ограничиваю вашу самостоятельность при их выполнении. Но в данном конкретном случае, настоятельно вас прошу удержать своих солдат от каких-либо импровизаций. Знаю, что тем самым сковываю вам руки, это так! Но! Мне очень нужно, чтобы все мои указания были бы исполнены в буквальном смысле! Без каких-либо отступлений и исключений. Даже если вам навстречу выйдет командир дивизии русских — и его вы тоже не заметите. Понятно?
— Яволь, герр майор!
— Не тянитесь так, мы сейчас просто разговариваем. Настоятельно вас прошу — не приказываю, заметьте, чтобы вы должным образом проинструктировали всех своих солдат. Всех, Генрих!
— Будет исполнено, герр майор!
— Надеюсь на вас.
Выдержка из рапорта
...Предпринятыми повторными поисками, с привлечением сил комендантской роты и бойцов близко расположенных частей, тело капитана Лигонина было обнаружено только на следующий день. Причина смерти, по предварительным данным, наступила от потери крови, в результате переезда ног капитана немецким танком. Обе ноги раздроблены. По-видимому, сразу после ранения, Лигонин потерял сознание и был принят противником за убитого. Очнувшись, он наскоро перебинтовал раны и, по-видимому, предпринял попытку скрыться в кустах — обнаружен след, оставленный им при переползании с места ранения. Капитан смог переместиться на значительное (около ста метров) расстояние, и ввиду этого не был обнаружен при проведении первоначальных поисковых мероприятий. При осмотре личного оружия, следов его применения не имеется, боезапас не израсходован.
... Имевшиеся при Лигонине оперативные документы и личные записи в сохранности. Нижний правый угол карты обуглен, по-видимому, капитан пытался уничтожить документы. Но ввиду потери сознания, довести своё намерение до конца не успел...
Против ожидания, никакого существенного втыка от руководства не последовало, подполковник ограничился словесным втыком на месте боя. Оно и к лучшему, на ротного и так смотреть было тяжко. Связистам досталось — мама, не горюй! Там выбило больше половины личного состава. В том числе и хохотунью Иришку, к которой Горячев испытывал сильную привязанность. Представляю себе его состояние сейчас... не хотел бы я оказаться на его месте!
Когда, по возвращении в расположение части, я успел урвать чуток времени, чтобы пересечься с Ниночкой, даже она посочувствовала его горю. Как, однако, быстро разносятся слухи!
— Ты береги его... — осторожно трогает она меня рукой. — Он хороший, наши девчонки сейчас все ему сочувствуют. Ему, наверное, сейчас трудно очень.
От её волос исходит какой-то пряный запах, и это меня отвлекает. Не сразу даже врубаюсь в смысл сказанных слов.
— Да... Мы стараемся. А тут ещё и начштаба дивизии на него наехал...
— Что сделал? — удивляется девушка.
— Накричал. Разнос устроил, будто Горячев виноват в том, что немцы мост подорвали! Кто ж знал, что это их цель, думали, они в деревню попрут, её готовились защищать. Там, если хочешь знать, ребята вообще на верную смерть шли — ничего у них против танков не было, одни ручные гранаты. Это у нас пушка, да ПТР — а у них что?
— Так он бы подполковнику и объяснил!
— Объяснишь такому... станет он тебя слушать, как же! С горы — оно всё виднее! Начальство!
А руки мои никак успокоиться не хотят, поглаживают осторожно девичье плечо. Она чуть отстраняется.
— Странный ты... Со стороны посмотреть — так сущий головорез! Недаром, тебя народ сторониться. Говорят, что ты временами вообще голову теряешь, такой жестокий да резкий. Даже своего можешь так стукнуть!
— Бывает... — нехотя соглашаюсь с ней. — Иной раз и сам берегов не вижу, прямо-таки накатывает что-то непонятное... Но, я же не всегда такой! И не со всеми!
Нина гладит меня по щеке.
— Я вижу... Сейчас-то ты совсем другой. Но ведь никто, кроме меня, этого не знает. И это плохо. Все думают — ты жестокий и черствый.
— Война... — не нахожу никакого иного объяснения.
— И здесь люди разными быть могут! — не соглашается она. — Не все же зачерствели!
— Не все. Но я в тылу немецком был. И видел там... словом, не могу я их теперь воспринимать, как людей.
— Всё равно! — упрямо качает головой девушка. — Нельзя же так! Война — она пройдёт. И как ты будешь на других людей смотреть — снова врагов искать примешься?
— Там же не будет немцев!
— И ты станешь другим?
А вот и не знаю... Стану ли? И вообще — не смотрю я настолько далеко. Конец войны... до него ещё дожить как-то нужно, а вот выйдет ли? Бои, насколько я ещё чего-то пытаюсь вспомнить, тут будут жестокие и кровавые. По сопатке нам навешают ещё очень и очень основательно. И шанс дожить до победы, откровенно говоря, у меня не слишком-то и велик. Да, знаю чуть-чуть побольше, кое-что могу... но против пули или снаряда это защита слабая. Вот против того, кто эту пулю наводит — это уже чуток иная песня будет.
Но сейчас я об этом думать не хочу — мне хорошо. Так бы рядом с Ниночкой и сидел. От неё каким-то душевным теплом веет, и мне на сердце легче становится.
Увы...
Долго быть со мною она тоже не может, распорядки у них строгие, особо не забалуешь.
На прощание она приподнимается на носках сапог и неумело чмокает меня в щеку.
— Всё! Мне уже бежать пора!
Топот ног — и медсестра скрывается за поворотом. А я направляюсь к себе.
Тихо у нас стало, взводу прилетело весьма чувствительно. Ротный распорядился усилить нас, переведя из первого взвода пулемётный расчет.
Ребята эти оказались опытными, да и знакомы мы уже не первый день — одна рота всё-таки...
Игорь Безруков, первый номер — худощавый парень с мечтательным выражением лица и порывистыми движениями. Глядя на него, с трудом верилось в то, что в бою он совершенно преображается. Становится жёстким и неторопливым, тщательно выцеливающим противника стрелком.
Второй номер — Марат Казин, был откуда-то из Башкирии. Невысокий, вёрткий, но, очень силен физически. Говорят, даже подковы ухитрялся разгибать! Правда, сам я этого ещё ни разу не видал.
Считая их, в моём взводе был теперь двадцать один человек. Вместе со мной. Неслабо нам прилетело в последнем бою.
Вроде бы обещано нам пополнение... да когда ещё оно будет!
Ожидаемый кирпич сверху, однако же, пока запаздывал. Начальство, надо полагать, было занято какими-то важными делами. А, может быть, причина была в том, что уничтожением моста, как выяснилось, немцы не ограничились. В тот самый момент, когда нас прижимали к земле своим огнём танки, противник, оказывается, ударил и в противоположную сторону, пытаясь свернуть нашу оборону. И навалял нам там куда как серьёзнее, нежели прилетело разведроте. Так что, подорванный фрицами мост — это была элементарная предосторожность. Немцы хотели обезопасить себя от удара во фланг — чего успешно и достигли. На фоне тех дров, что наломали фрицы у соседей, наш бой выглядел и вовсе несерьёзно. А если ещё учесть и парочку захваченных танков — так и вовсе, чуть ли не достижением с нашей стороны. По уму, за такие вот трофеи, в иное время и медаль могла последовать... а то и ещё что-нибудь...
Не в этот раз, надо полагать.
Точку во всём поставил начштаба дивизии.
Как пояснил нам старший лейтенант, командование благоразумно решило его никак не наказывать (на фоне того, что творилось у соседей, мы выглядели не так уж и бледно), ограничившись устным внушением. Да и, к слову сказать, разведка — это вовсе не обычная пехота, нам воевать с танками непривычно. А тут — несколько штук подбито, а два — так и вовсе, захвачены! А один, вообще практически целый! Уже к вечеру своим ходом пошёл. Успех! (Если бы не взорванный мост — так и вообще...)
Это и пояснил подполковник нашему ротному, вызвав его в штадив.
И добавил.
— По уму, так тебя бы, старший лейтенант, изрядно пропесочить надо было бы! Но — счастлив твой Бог, зачем-то вы все штабу фронта нужны. Зачем — про то не ведаю. Так что менять ротного в подобной ситуации — признано нецелесообразным. Радуйся! И старшине своему передай — в иное время его деяния были бы отмечены. Если б не этот чертов мост... Но — я запомню!
И то хлеб... хоть не взгрели.
А ротному трудно...
Сидит вечерами один-одинешинек в своей избушке. Только комвзвода-один, лейтенант Печельский, к нему иногда заходит, поддерживает, так сказать. И я бы заглянул... но он, всё-таки, офицер... неудобно. И так уже я ему свое сочувствие и соболезнования высказал ещё тогда — у моста, на что он только благодарно кивнул. Тяжко мужику...
А не дай Бог, вот так вот Нинке прилетело бы? Как бы я себя тогда вёл?
Нет уж... на фиг такие думки!
Времени на слаживание личного состава нам никто, однако, предоставлять не собирался.
День-два — и на пороге нарисовался новый гость.
Всё оттуда же — из разведотдела штаба фронта.
На этот раз визитёр носил майорские погоны и был грузным, немолодым уже, мужиком. С прядью седых волос на правом виске — хлебанул дядя в своё время!
Сначала он засел со старшим лейтенантом аж на полдня. Потом, уже после обеда, ротный вызвал к себе всех взводных — в том числе, и меня.
Едва переступив порог командирской избы, я сразу понял — началось...
В воздухе прямо-таки повисло напряжение. Казалось, вся атмосфера помещения пропитана чем-то взрывоопасным. Вот только спичкой чиркни — и бабахнет!
— Присаживайтесь, товарищи! — кивнул приезжий майор на стулья около стола. — Все тут?
— Да, — кивнул Горячев. — Все командиры взводов, как вы и приказывали.
Взгляд майора останавливается на комвзвода-один. Тот поднимается.
— Командир первого взвода — лейтенант Малашенко!
Под прицелом голубых глаз оказывается его сосед.
— Командир второго взвода — лейтенант Печельский!
Моя очередь.
— Командир третьего взвода — старшина Красовский!
Майор вопросительно оглядывается на моего командира.
— Старшина опытный боец, имеет опыт длительного пребывания в немецком тылу. Умелый командир, — поясняет ротный.
— Понятно. Можете садиться. Кто из них был у нашего объекта?
— Я, товарищ майор, — снова приподнимаюсь со своего места.
— Угу... — оглядывает меня визитёр своими льдисто-холодными глазами. — Значит, это были вы...
Взмахом руки он приказывает нам пододвинуться ближе к разложенной на столе карте. При беглом на неё взгляде, узнаю знакомые места — давешний капитан как раз этими самыми сараями и интересовался. Стало быть, предварительную разведку обстановки он сделал, и теперь прибывший майор будет ставить нам задачу уже более конкретно. Понятное дело...
Пока тот объясняет взводным поставленную задачу, вглядываюсь в карту. Кое-какие любопытные пометочки там уже появились, не зря, значит, там наверху ребята свой хлеб едят, выяснили кое-что. Вот и зенитки — их на данном объекте изрядно понапихано. Откуда у штабных эти данные, хотелось бы знать?
— Авиаразведкой установлено, — словно отвечая на мой невысказанный вопрос, произносит штабной, — что охрана объекта состоит из...
И так вижу — пулемёты на вышках (ну, это, положим, я и без него знал...), окопы, протянувшиеся вдоль линии забора внутри, метки пулемётных гнёзд.