У Каролины была короткая шея и немного большеватая голова, но краски – бело-розовая кожа, большие голубые глаза – несомненно, были ее достоинством и делали ее образ очаровательным. И еще она как никто другой умела заполучить мужчину, который пришелся ей по нраву. У Лауры уже не было никаких сомнений, что ее императорское высочество с недавних пор одаривает своей благосклонностью ее мужа. Предстояло дейстововать с крайней осмотрительностью – если Каролина чего-то хотела, ничто не могло ее остановить. Даже ее супруг Мюрат, честолюбивый не меньше жены и мечтающий о настоящей королевской короне, потому что герцогская для человека его стати казалась ему несерьезной.
Жюно тоже был честолюбив, но до сих пор его все устраивало. Однако жена, которая хорошо его знала, видела, что сейчас в нем шевелится червячок недовольства. Шевелился он по одной-единственной причине: губернатор Парижа не сражался рядом с императором во время последней кампании, проходившей в Германии, он не принимал участия в последних битвах.
– Доверяя тебе Париж, я доверяю тебе сердце своей империи, – сказал Жюно Наполеон. – Позаботься, чтобы здесь не было никаких неприятностей, пока я отсутствую.
– Я все понимаю, сир, но вы прекрасно знаете, что для меня нет ничего лучше, как сражаться бок о бок с вами. Князь Талейран вполне мог бы…
– Князь Талейран политик, и я вовсе не уверен в его верности. Парижу нужен солдат, а ты один из лучших солдат. Ты молод, значит, впереди у тебя много времени, хватит, чтобы завоевать маршальский жезл!
Этим обещанием и пришлось удовольствоваться Жюно. Когда он вернулся к себе в особняк на улице Шан-Зэлизэ (подарок Наполеона), Лауре понадобились неисчислимые запасы любви и терпения, чтобы убедить мужа в том, что император не пожелал удалить его от себя, а, напротив, проявил к нему высшее доверие и дружбу. Но так и не убедила.
– Я слишком молод, чтобы командовать консьержками, – возмущался он. – Мое место с ним рядом, в огне битвы!
Обида не прошла. И в этот вечер Лаура задала себе вопрос: а что, если, сблизившись с Каролиной, он искал возмещения. Она же сестра императора…
Как бы там ни было, но на плечи законной супруги легло нелегкое бремя. Во-первых, она опасалась Каролины, потому что любовное приключение с ней грозило ее Александру прогулкой по утренней росе вместе с Мюратом в какой-нибудь закрытый сад или другой укромный уголок, где они достанут сабли или пистолеты. Мюрат отличался безудержной храбростью – не меньшей, чем Жюно, – и роль обманутого мужа не соответствовала его статусу.
Антракт был коротким – бог знает, почему? – визиты из ложи в ложу длились недолго, и вот уже опять певцы на сцене. Только Дюгазон пропела трепетную оду природе, как Каролина откровенно зевнула.
– Напрасно я пришла сегодня в театр. Пьеса такая скучная, что я бы с удовольствием ушла…
– И я тоже, – подхватил Жюно. – У меня что-то голова побаливает, прохладный воздух Ренси уж точно пойдет мне на пользу.
– Но сначала вы отвезете меня в Елисейский дворец. Я отпустила карету и слуг, когда приехала в театр.
– Конечно, с удовольствием. Я тоже отпустил слуг и карету, но Лаура, наверное, приехала на четверке. Так, дорогая? – И Жюно обернулся к жене.
– Да, именно так. Поедемте, если хотите, и отвезем ее высочество домой.
Лаура была просто счастлива и поздравляла себя с тем, что решила приехать в театр. Она нарушила планы мадам Мюрат. Сейчас они отвезут ее домой и вернутся вдвоем в свой замок Ренси, которому многие так завидовали и который когда-то принадлежал герцогу Орлеанскому. Кое-кто даже утверждал, что Ренси гораздо красивее Во-ле-Виконта, чуда, погубившего суперинтендента Фуке и вдохновившего архитектора Ренси. И парк у них тоже был ничуть не хуже. После революции поместье Ренси приобрел финансист Уврар и прибавил ему позолоты и всяческих ухищрений, что вовсе не понравилось Наполеону, который отобрал его у Уврара и отдал Жюно, ценя солдатскую доблесть и преданность последнего. А заодно сделал подарок и Лауре, ставшей хозяйкой великолепного имения, где она могла устраивать пышные празднества и балы, которые так любила. Через несколько недель она собиралась устроить очередной прием в честь рождения долгожданного наследника, крестным отцом которого должен был стать, разумеется, император.
Ренси – волшебная мирная гавань, где царили порядок и красота. За его решетки не проникали дурные слухи и зловредные предзнаменования. Благодатное его воздействие Александр не раз испытал на себе – там стихали головные боли, которые преследовали его повсюду. При мысли о празднике в Ренси Лаура почувствовала себя еще счастливее, радуясь, что ей удалось справиться с «детской» ловушкой Каролины, понадеявшейся, что, проведя с Жюно ночь, она им завладеет. А ведь времени оставалось совсем немного. Наполеон должен был вернуться дня через два или три, и следовало опасаться его орлиного взора, как и грозного взора Савари, заменившего незаменимого Фуше, попавшего в немилость. От Наполеона всегда можно было ждать чего угодно, и императрица Жозефина, знавшая его лучше всех и привыкшая к его выходкам, вздыхала:
– Император возвращается с победой. Приготовьтесь к головомойкам.
Так что Лаура имела все основания прятать своего Александра в уютном райском Ренси. И как же им там будет славно!
Одно мгновение, и все изменилось.
Ничего славного, ничего хорошего. Каролина нанесла ей глубочайшее оскорбление, ей, законной супруге! Вынудив ее торчать во дворе вместе со слугами, коварная любовница уложила Жюно в свою постель и удерживала его сколько ей угодно. Она позабыла, кто такая Лаура, поместив ее практически на одну ступеньку с кучером и лакеями.
По счастью, Жером спас ее от этого унизительного ожидания, сославшись на необходимость поразмять лошадей. Не худший способ посоветовать оставить проигранную партию. Но как она должна встретить мужа, когда он вернется, благоухая духами мадам Мюрат? Двумя звонкими пощечинами и скандалом, сладкой пищей для слуг – но только, конечно, не для Жерома? Или презрительным молчанием? Но на него бедная Лаура не чувствовала себя способной. И горя своего она тоже скрыть не могла. От слез, которые свободно текли по щекам, уже промок бархат роскошной кареты. И единственным достойным решением было оставить все так, как оно есть. Скандал, на который пошла Каролина в своем непроходимом эгоизме, нельзя было отменить. Она не подумала ни о чем. Ей в голову не пришло, что она подвергает смертельному риску жизнь двух героев.
А простачку Жюно не пришло в голову задуматься, как император отнесется к такой-то новости, если слухи вдруг дойдут и до него? Вместо маршальского жезла, которого Александр так жаждет, ему предоставят пост – возможно, даже почетный, – но как можно дальше от императорского двора, чтобы поскорее забыть об опальном вояке.
– Если это случится, я с ним не поеду, – подумала вслух Лаура. – Останусь в своем доме с детьми, родней, друзьями… И моим чудесным парком. Было бы слишком, если бы меня еще и наказали!
Остальную дорогу она придумывала, какую невероятную месть она может обрушить на головы двух предателей, избежав при этом губительных последствий. Пойти и пожаловаться императору? Но, во-первых, Лаура брезговала доносами, а, во-вторых, результат был непредсказуем. Император вполне мог отправить Жюно в какую-нибудь дыру в провинции или дать ему почетное место на задворках Европы. С таким-то количеством побед, захолустий в запасе стало предостаточно! И супруга, она же жертва, будет обязана следовать за сеньором и господином, то есть будет наказана вдвойне. Пойти и сообщить Мюрату, что отныне обожаемым им гигантским плюмажам не скрыть могучей пары рогов? Не стоит об этом и думать! Откликнуться-то он откликнется, и немедля, но Лаура ненавидела дуэли не меньше Наполеона. Она никогда не понимала, как поруганная честь может быть восстановлена от шрама или крови, показавшейся на теле противника? Если, конечно, оскорбленный сам не заплатит серьезной раной или даже жизнью, подняв руку на противника сильнее его. Ну и что, спрашивается, хорошего?
Устроить классический семейный скандал? Лаура плохо себе представляла, как разбивает вазу о голову виновного. К тому же удар может обойтись очень дорого: светлые волнистые волосы прикрывали трещину в черепе, оставшуюся от сабельного удара, положишь руку и чувствуешь пульс. Нет, лучшим наказанием будет молчание. Ничего тяжелее не придумаешь для Бури, как жить с женой, которая его не замечает… Решение было принято, и слезы на глазах оскорбленной женщины высохли, а еще большим утешением стало для нее обожаемое Ренси. Позже она напишет:
«Я с радостью смотрела на тенистые деревья и замок, отчасти пострадавший, но все же сохранивший свою красоту среди такой свежей, такой чудесной зелени, замок, где все было сделано для удобства жизни…»
В самом деле, предыдущий владелец, банкир Уврар не пожалел денег и сделал великолепное здание еще и уютным и удобным. А чего только не было в парке! Отличные конюшни, псарни с прекрасными сворами, каретные сараи. Роскошь убранства, утонченный стол привлекали в замок самых элегантных, самых избалованных гостей из высшего света. Больше всего Ренси славилось своими охотами.
Супруги Жюно поселились в Ренси уже после того, как Уврар превратил его в настоящее чудо, благодаря золоту, которое он щедро рассыпал пригоршнями, и теперь члены императорской фамилии, равно как кое-кто из придворных, страшно им завидовали. Господин Жюно был глубоко уязвлен тем, что его вынудили отказаться от Прусской кампании 1807 года, которая прибавила Элау, Йену, Фридланд и другие победы к военной славе Наполеона, а он остался сторожевой собакой при Париже, лишившись возможности стать наконец маршалом Франции. Александр утешал себя празднествами и устроил их несколько. Их осветила своим присутствием Мадам Мать императора, у которой Лаура была фрейлиной, а также жены тех, кто имел счастье сражаться на глазах у Наполеона, и среди них великая герцогиня Берга и княгиня Полина, представшие на праздниках во всем великолепии. Присутствовали на них и высокие сановники, остававшиеся в Париже, иностранные послы и несколько представителей старого режима, с которыми Лаура познакомилась в доме своей матери. Она продолжала их принимать, не обращая внимания на косые взгляды главы дома. Талейран и его два друга, граф де Монтрон и граф де Нарбонн-Лара стали ее близкими друзьями.
Вернувшись домой с кровоточащей раной в сердце, Лаура подумала, что друзья станут ее утешением в ближайшие дни, когда Александр, желая отпраздновать возвращение своего кумира, устроит великолепный праздник, где будут царить новые императорские высочества, а ей придется разыгрывать роль счастливой супруги и искусной хозяйки дома.
Карета остановилась у крыльца, и, когда Лаура вышла из нее, первые лучи зари позолотили небо, а птичий хор радостно грянул хвалу Творцу Вселенной. Лаура чувствовала себя гораздо лучше, но, очевидно, на ее лице еще заметны были следы перенесенной бури. Она вошла в дом в тот самый час, когда садовники меняли в вазах цветы, и Аделина торопливо сбежала по лестнице ей навстречу. Насупив брови, она сурово оглядела свою хозяйку.
– Чем это они вас там так огорчили? – спросила она, не утруждая себя экивоками. – И почему вы одна? И в слезах? Может, вы их и вытерли, но я-то вижу, что вы плакали.
– Пойдем ко мне в спальню, там удобнее говорить, чем на лестнице, – ответила Лаура, беря под руку свою «камер-даму», как любила она называть горничную. – Пусть мне принесут чего-нибудь горяченького, и я лягу. У меня такое впечатление, словно меня отколотили палками.
– И это все из-за того, что вы поехали в театр вместе с мужем? Обычно колотушки получают актеры на сцене. Хотите принять ванну? Вы немного расслабитесь.
– Я приняла ванну перед отъездом, а сейчас боюсь, в ней усну. Но я хочу увидеть моего сыночка!
– И перебудить весь дом? Даже не думайте, лучше расскажите, что с вами случилось!
И, тесно прижавшись друг к другу, они вошли в уютную, пышную спальню Лауры, где она чувствовала себя лучше, чем в любых других покоях замка. Белая с золотом и небольшими бирюзовыми вставками, она как нельзя лучше подходила златокудрой Лауре, соответствуя ее вкусам и пристрастиям. Здесь все – каждая мелочь, каждый пустячок – говорило, что вы находитесь в святая святых утонченной, кокетливой красавицы, умеющей позаботиться о своей красоте. Но сейчас изысканная обстановка противоречила душевному состоянию хозяйки…
Войдя, Лаура бросилась на постель и разразилась отчаянными рыданиями. Аделина посмотрела на нее, покачала головой и вышла. Через несколько минут она вернулась с позолоченным подносом, на котором стояла чашка дымящегося кофе. Поднос она поставила на ночной столик, а сама приподняла сотрясающуюся от всхлипываний Лауру.
– Выпейте, – попросила она, – согреетесь.
Душистый кофе обжигал, но Лаура проглотила его почти залпом, а вместе с кофе и коньяк, который Аделина налила ей в ту же чашку. Показалось, что она отхлебнула жидкий огонь: по телу пробежала судорога, и Аделина поспешила расстегнуть на Лауре платье и принялась растирать ее лучшим одеколоном Фарина, как известно, прекрасным средством от переохлаждения. По счастью, мадам Жюно отличалась крепким здоровьем. Хорошенько растерев, Аделина устроила ее в гнездышке из подушек, села рядом и взяла бедняжку за руку.
– Теперь вам лучше?
– Немного. Мне хотя бы тепло. А то мне показалось, что я лежу в ледяной воде.
– Теперь рассказывайте!
Почти в то же самое время Жюно Буря вернулся в особняк на Шан-Зэлизэ, ставший с некоторых пор резиденцией губернатора Парижа. Он приехал на лошади, которую позаимствовал в конюшне любовницы, и находился в прескверном настроении. Он чувствовал себя виноватым и не желал себе в этом признаваться. А если начистоту, то злился на весь мир, и в первую очередь на Каролину, которая так ловко его окрутила, сказав, что Мюрат возвращается послезавтра вместе с императором и у них уже не будет возможности так страстно любить друг друга. Предстоящие голод и лишения, потеря теплого любовного гнездышка возбудили в Александре такой пыл, что он позабыл о жене, ждущей во дворе Елисейского дворца…
Приехав домой, он не нашел жены и сразу подумал, что вскоре ему предстоит объяснение с Лореттой, как он нежно по-домашнему именовал Лауру. А как мучительно было для него возвращение его кумира-императора, присоединившего к своему венцу новые лавры – Эйлау, Йену, Фридланд – и завершившего свою кампанию подписанием мира на плоту в Тильзите. Александр ненавидел эту кампанию! Она отдалила его от императора!
Ища для себя оправданий, Жюно ухитрился разозлиться на жену. С чего вдруг она осталась его ждать, а не поехала тихо-мирно в Ренси? Она что, не знает Каролину? Не догадывалась, что красотка одолжит у нее мужа на ночь? Сыграет шутку, ведь она их обожает? Куда подевался здравый смысл Лауры? Жюно уже не называл жену Лореттой. Почему, спрашивается, она не поехала спокойно домой? Забыла, что губернаторский особняк в двух шагах? А теперь что? Им всем троим грозит гнев Наполеона, если только он узнает о дурацком приключении. А он непременно узнает. Агенты Савари, который ненавидит чету Жюно, мигом сообщат и ему, и что тогда? Уж кто-кто, а Лаура должна была подумать о последствиях своего поступка! Может, она поймет, что наделала, если он не вернется в Ренси?
Жюно злорадно вообразил себе жену, как, одна в просторной карете, она задыхается от гнева. Вспышки гнева Лауры были мгновенны, как летняя гроза, и обычно кончались смехом: она сама понимала ничтожность причины и сетовала на свою южную кровь. А еще она была такой лапочкой, что он не мог на нее долго сердиться. Так что и это недоразумение кончится, как все другие. Они посмеются и будут любить друг друга с прежним пылом.
Хотя сейчас провинившемуся супругу хотелось оказаться в просторной мягкой кровати одному, чтобы раскинуться с удобством и выспаться, не демонстрируя любовного пыла. Чертовка Каролина здорово им попользовалась!
В общем, Лаура прекрасно сделала, уехав без него. Она успеет остынуть, придет в себя. А он тем временем наберется сил дома, в особняке на Шан-Зэлизэ. А поутру непременно навестит Корвизара, у него опять головная боль, она случается всегда, когда он, так сказать, переусердствует…
Лаура не жалела, что помчалась ночью в Ренси, она выплакалась и взяла себя в руки. Дождись она Жюно во дворе Елисейского дворца, непременно устроила бы оглушительный скандал всем на радость. Особенно подлой Каролине, которая шипела бы об оскорблении ее императорского высочества, и весь позор упал бы на голову Лауры. А в Ренси она была у себя дома, и к себе она приглашала только своих настоящих друзей.
Впрочем, настоящие друзья могли приезжать и без приглашения, их всегда дожидались отведенные им комнаты. И они приезжали и уезжали, предупреждая только дворецкого. Приезжали сами и привозили с собой еще гостей, из тех, кого считали домочадцами, зная: у Жюно все они будут желанными. Простор царственного Ренси, построенного одним из герцогов Орлеанских для всех других герцогов Орлеанских, позволял подобную роскошь, что чрезвычайно нравилось Лауре. И Александру тоже. Ей, потому что она любила жить в окружении друзей, ценя сродство вкусов. Ему, потому что, родившись крестьянином в Бургундии, любил разыгрывать из себя сеньора-покровителя. А что касается приема гостей, то тут он целиком и полностью полагался на жену. Разве не текла в ее жилах капелька крови Комнинов, которые царствовали в Византии почти целый век?
Когда Лаура закончила свой рассказ, а вместе с ним и кофе с коньяком, она протянула пустую чашку горничной.