– Душно, черт, – выпятив подбородок, Лакшин покрутил мускулистой шеей.
– Лишь бы пеклом не стало, – отозвался Игорь Терехин. Прикрыв глаза, уставшие от мигания индикаторов на приборном щите, капитан казался совсем спокойным.
Ольга ввела коды доступа, быстро определила параметры программы, и детекторы ЭИ-структур ожили с отвратительным крысиным писком. Над кварцевой пластиной появлялись и таяли голубыми снежинки трехмерные символы Сапф.[6]
– Готовность! Тридцать секунд! – бросил Осипов.
Каждый из нас тревожно отслеживал красный пульс таймера.
– Есть! – Бахрамов вытянул палец к экрану локатора – там за семь делений от метки «Геры» возникло небольшое размытое пятно.
– Что за ерунда?! – Руслан вытянулся, приоткрыв рот.
Писк ЭИ-детекторов стал истерическим и тут же оборвался. Пятно под матовым стеклом экрана густело и разрасталось. Точка «Геры» поплыла в сторону.
– Ком! Они включили двигатели! – выкрикнул Бахрамов, повернувшись к Осипову. – Указания, Юр! Какие указания?!
– Вижу, – командир «Витязя», скрывая испуг, смотрел на показания взбесившейся телеметрии.
– Это материальное образование. Ведь следов ЭИС не должно быть на радаре! – сжимая подлокотники, произнес Левицкий. – Так, Ольга Николаевна? Так?!
– Господи, я не знаю, что это! – эксперт по ЭИС беспомощно оглядывала свою испорченную аппаратуру. – Не знаю!.. У нас однажды был случай материализации.
– Облако. Или какой-то гигантский пузырь. Он приближается, Глеб Станиславович, – Терехин прислонился к иллюминатору. – Растет, будто черти изнутри дуют!
– Что с «Герой»? – спросил я Осипова.
– Включили двигатели. Ускорение три и семь десятых. Дистанция четыре тысячи девятьсот. Скоро уйдут за объект, – отрывисто рапортовал командир космолета.
– Давай за ними, Юр. Что бы ни было, мы не должны их упускать, – я повернулся к иллюминатору.
Неизвестный объект действительно походил на огромный пузырь, скрытый голубовато-жемчужной мглой. Он рос. Волокна тумана оплетали его плотным коконом. Такого не могло происходить в пустом безжизненном космосе. И на земле не могло. Это был бред. Невозможная иллюзия. Тем не менее, это происходило на моих глазах и подтверждалось показаниями множества приборов.
Импульс двигателей космолета вдавил нас в кресла. Туманная сфера, заслонившая «Геру», двинулась навстречу, начала расти с удвоенной быстротой.
– Объект меняет нашу траекторию, – считывая показания навигатора, заметил Бахрамов. – Сильно меняет. Мы в его гравитационном поле.
– У него большая масса? – тихо спросила Шадрина.
– Боже! Она огромная! – Руслан уже не успевал отслеживать невероятные метаморфозы объекта и показания бортовых компьютеров.
– Ручное управление! – распорядился командир космолета.
– Это планета! – пилот рванул рычаг блокировки автоматики.
– Это Земля! – через мгновенье отозвался Осипов. – Планетарные на полную! Форсаж!
Мощный импульс впечатал нас в кресла. Огромный дымчато-голубой шар приближался со смертельной быстротой. Он занимал большую часть пространства, видимого в иллюминатор справа.
– Мы не успеем набрать орбитальную скорость! Не успеем, Юр! – сквозь зубы произнес Бахрамов. Его рука с дрожью сжимала рычаг маневровой тяги.
– Топлива не хватит, – Осипов торопливо вычислял оптимальный угол входа. Аэродинамика «Витязя» позволяла использовать атмосферу как пружину – оттолкнуться от нее и уйти на виток по вытянутой орбите.
Через полминуты вспыхнул индикатор температурного датчика. Корпус космолета жестоко завибрировал. Шадрина с испугом посмотрела на меня, ее лицо стало пунцовым от волнения и нарастающей перегрузки.
– Это нормально, – промычал я тяжелыми губами.
Будто в опровержение моих слов, нас затрясло так, что заскрипели панели внутренней обшивки. Со стены сорвало приборы биоконтроля и блок с кристаллами памяти. За толстыми стеклами кабины бились алые сполохи – струи разогретого газа. Вдруг навстречу нам метнулась какая-то тень, и космолет сотрясся от удара.
– Твою мать!.. – не сдержался Левицкий. Из его носа потекла кровь.
– Все! Выходим, – хрипло сообщил Осипов.
Облачный слой начал проваливаться вниз. Мучительная тяжесть скоро отпустила – планета разжала объятья. Впереди был виток по очень вытянутой орбите, и было время, чтобы обсудить положение, немного разобраться в случившейся безумной карусели.
– У нас разгерметизация, – Бахрамов указал на строку индикатора давления. – Уже потеряли три и шесть десятых.
– Какой прогноз? – спросил Осипов и сам рассчитал, повернувшись к терминалу компьютера. – Вот так… С учетом резервных баллонов воздуха на сто двенадцать часов.
Пять суток, – прикинул я, представляя, что помощи нам ждать неоткуда, а обратный полет к Земле займет более трех месяцев. Хотя, вопрос – к какой Земле? Это недавнее туманное образование, эта невозможная фата-моргана тоже со слов Осипова называлась «Землей».
– Отчего может быть разгерметизация? – спросил я.
– Удар был. Мы столкнулись с чем-то. С птицей, если таковые летают за границей стратосферы, – Лакшин скривился не то с усмешкой, не то со злостью. – Мы столкнулись с чем-то, – твердо повторил он. – Я видел тень. Крылатую, кстати.
– Я тоже видела нечто вроде птицы. Может даже не глазами, – вмешалась Шадрина. – Юрий Петрович, а дай-ка повтор первой камеры.
Командир тронул сенсоры на панели и отмотал запись назад. Сначала на мониторе был виден только нос космолета, окруженный сиянием раскаленного воздуха, потом далеко впереди возникла какая-то точка.
– Медленнее, – вглядываясь в детали размытого изображения, попросил я.
При покадровом просмотре точка приближалась резкими рывками. Она становилась все более похожей на огромную серебристо-серую птицу или на ангела, какими мы их привыкли воображать. Мы так и не смогли разглядеть ее яснее даже на последнем, наиболее детальном фрагменте, но стало очевидным, что посторонний объект все-таки был. Это казалось так же невероятно, как случившееся недавно явление планеты из пустоты.
– Какая глупость! – Осипов несколько мгновений лежал, откинувшись в кресле и прикрыв отяжелевшие веки. – Самая последняя глупость. Если бы этот летун действительно существовал, и если бы мы с ним столкнулись, нас бы разнесло на куски.
– Значит, он задел корпус слегка. Перышками проехал, – усмехнулся Сергей Лакшин. – Ладно, – он покосился на экран радара. – Вот метка «Геры». Что делать будем?
– Она выше пятьдесят три тысячи метров. Пока выше, – поправился Бахрамов, сверяясь с данными компьютера и одновременно настраивая бортовую оптику. – Идет без ускорения. Орбита с большим эксцентриситетом. Наклонение тридцать три градуса. Через витков двадцать черпнут атмосферу.
– Засадить бы по ним! Уроды! – Левицкий прихлопнул ладонью по лазерной консоли.
– Похоже, там нет никого, – Бахрамов вывел изображение реципиента на главный монитор и дал максимальное увеличение.
– Почему ты так думаешь? – натянув крепежные ремни, я разглядывал станцию.
– Видите, – пилот ткнул пальцем между сфер жилого модуля, – здесь находилась спасательная капсула – ее нет. Они эвакуировались. В корпусе заметны трещины, согнута ферма двигательной установки.
– Да, их крепко потрепало, – признал Осипов.
– Юр, попробуйте выйти с ними на связь. На нашей миссии ставим крест по причине ее бессмысленности. Нужно думать о спасении людей с «Геры», да и собственных шкур, – сказал я. – Кстати, у них может остаться топливо?
– Может, – командир космолета нажал сенсор передатчика, индикаторы высветили параметры радиообмена. – Только их топливо для наших планетарных негодно.
– Молчат. Нет на «Гере» никого. По крайней мере, никого живых, – Бахрамов еще с минуту слушал пустой эфир.
– Нам остается только садиться. Лучше на следующем же витке, – заключил Осипов.
– Садиться? А позвольте спросить куда, ком? – Левицкий дернул ворот комбинезона и, поймав мой взгляд, кивнул в сторону планеты, проплывавшей за иллюминатором. – Это не наша Земля. Неужели вы не видите?! Обе Америки приплюснуты, как пирожки катком. Нет Антарктиды и многих островов в Тихом. Сахара, Гималаи, Урал скрыты какими-то туманными образованиями, но это однозначно не облака. Ольга Николаевна, вы-то можете хоть что-нибудь объяснить? ИЭС штучки – ваша специальность.
– Не могу, – смахнув волосы с потного лица, Шадрина отвернулась, оглядывая чужую Землю. – У нас как-то был случай спонтанной материализации. Но это целая планета! Я не знаю, не знаю, как такое может быть!
– И что нас ждет, тоже не знаете? Есть ли там люди? А может, там живут разумные динозавры? Или там обычное воплощение Ада? – пытливо продолжал Левицкий.
– Хватит, Борис! – оборвал я его. – Будем садиться. У нас нет другого выхода. Юр, постарайтесь засечь место посадки капсулы с «Геры». Если возможно, тяните к ней.
Через два часа пятьдесят минут, потеряв надежду наладить контакт с реципиентом, «Витязь» вышел на траекторию спуска. Планета приближалась, заслоняя яркие искры звезд. Скоро за обшивкой зашуршали встречные потоки разряженной атмосферы. В иллюминаторы не было видно ничего кроме багровой мглы и тускловатых сполохов – тормозных импульсов космолета. Снова началась вибрация, не такая беспощадная, как прошлый раз, на полу позвякивали части приборов биоконтроля и осколки кварцевых пластин.
– Засек их, – сообщил Осипов, вслушивавшийся в эфир на аварийной частоте. – Да! Сигнал со спасательной капсулы «Геры». Вправо пятнадцать пятьдесят семь.
– Это где-то юго-западнее Урала, – прикинул Терехин, сверяясь с картой на мониторе, и тут же поправился: – Если здесь есть Урал. Если здесь вообще что-либо есть.
Я молчал, наблюдая за быстрыми, собранными движениями Бахрамова и его командира. Встречался взглядом с напуганной Шадриной и старался ободрить ее улыбкой. Мои «гóнцы» хмуро взирали на пейзаж внизу, открывавшийся зелено-коричневыми пятнами в разрывах облаков.
– Высота четырнадцать тысяч двести. Отклоняемся на шесть и три, – сообщил Руслан.
– Переложи на семь, – сказал Осипов. Вдруг он застыл на мгновенье, пальцы потянулись к сенсорам панели связи. – Сигнал пропал, – командир космолета повернулся ко мне. – Дрянь какая-то – их маяк в защищенной капсуле с автономным питанием.
– Держите прежнее направление, – попросил я.
– Мы не дотянем километров триста. Не могу рисковать. Топлива только на посадку, – поморщившись, ответил Осипов.
Внизу мелькнула серебристая лента реки. Появились холмы, зеленый ковер леса с длинными неровными проплешинами. На высоте в семьсот метров «Витязь» резко задрал нос. Заревели планетарные двигатели, корабль садился, опираясь на могучий поток плазмы. У самой земли нас тряхнуло. Еще раз и со всей силы. В следующую секунду титановое тело космолета замерло, покосившись на правый бок.
– Приехали, – рапортовал Бахрамов, обтирая рукавом пот с лица.
– Всем по полной выкладке, – бросил я своим, срывая защелки с крепежных ремней.
Меньше чем через пять минут мы стояли у открытого люка, оглядывая черную сожженную «Витязем» траву и начинавшийся рядом лес. Листва тихонько шелестела на ветру, откуда-то доносилось журчание воды – все было по настоящему, как только может быть на реальной, согретой летним солнцем земле. Не слышалось лишь щебета птиц, но оно и понятно: когда с неба с грохотом сходит гора металла, птахи молчат.
Я спрыгнул с последней ступеньки, ковырнул ногой обуглившийся куст – он рассыпался рыхлым пеплом.
Подул теплый ветер. К запаху гари примешивался аромат спелых трав.
– Терехин, Левицкий со мной, – скомандовал я и, повернувшись к командиру «Витязя», добавил. – Мы осмотримся. Вернемся через час-полтора. Вы пока в космолете. Люк задрайте.
По краю подлеска мы вышли к речушке и остановились на обрывистом берегу. Вверху за изгибом русла виднелся синевато-серый фронт тумана, обширные пятна которого мы наблюдали еще с орбиты. Этот необычный туман слишком плотный, начинавшийся как-то сразу и похожий на мех сказочного существа, был единственной странностью в открывшемся пейзаже. Разглядывая его, я не сразу заметил след проселочной дороги, начинавшейся за ивняком на противоположном берегу.
– Глеб, – Терехин тронул меня за руку и кивнул на перекат, поблескивавший на солнце. Там появились всадники. Около сорока или больше – заросли скрывали арьергард отряда. Похоже, что он вышел из полосы того мехового синевато-серого тумана, повисшего над излучиной и накрывшего северо-восточную часть леса.
– Хрень какая-то, – шепотом пробормотал Левицкий, оторвал бинокль от глаз и протянул мне. – Монголы или… А что «или»?! Я же говорил еще перед посадкой…
– Тихо! – я нажал кнопку фокусировки, разглядывая желтоватые раскосые лица, бритые головы в маленьких войлочных шапках.
С другой стороны реки послышался визгливый вскрик, и отряд направился через реку, поднимая фонтаны брызг. Скоро всадники с гиканьем удалились по дороге за холмы. Мы обследовали берег, подойдя метров на двести-триста к полосе тумана. Четко отпечатанные следы конских копыт на сыром грунте и надломленные ветки отбрасывали прочь версию Терехина, что мы столкнулись с порожденной ЭИС иллюзией. Вернее здесь все было плодом ЭИС, но только не иллюзией.
Мы возвращались к перекату, когда из-за холмов, за которыми скрылись всадники, послышались выстрелы. Сначала одиночные, потом прерывистая автоматная очередь. Связавшись с Осиповым, я принял решение выдвинуться в сторону завязавшейся перестрелки: мы должны были хоть немного представлять, что здесь происходит, и с чем нам предстоит иметь дело до прибытия спасательной экспедиции, если таковая будет.
Держа в поле зрения дорогу, мы шли быстро через подлесок – быстро насколько позволяли наши мышцы после двух месяцев тренировки в нагрузочных костюмах и стимулирующей инъекции. Где-то невдалеке слышалось ржание, удалявшийся стук конских копыт. Запахло дымом. Раз-другой ухнул выстрел. Обогнув подножье холма, мы вышли к небольшой дерене. Возле покосившегося фонарного столба стоял старый грузовик неведомой модели с разбитыми стеклами. У колодезного сруба валялось несколько убитых лошадей, видимо принадлежавших монгольской коннице. Одна из лошаденок еще силилась встать, опираясь на дрожащие ноги, ее всадник лежал в луже крови, выронив копье. Над дальними домами поднимались желто-сизые столбы дыма. Там слышались крики и остервенелый лай псов.
Перебежками мы подобрались к началу улицы и затаились за грузовиком. Рядом с нами у открытой калитки лежала мертвая девочка лет двенадцати. Из ее вытекшего глаза торчала стрела. В невысоких зарослях бузины шевелился кто-то, издавая хрипловатые стоны. Терехин дернул меня за рукав и качнул головой.
– Посмотри, – согласился я, приподняв ствол ПИР.[7] За годы службы в агентстве я видел много смертей, но то, что было передо мной сейчас: эта маленькая девочка, раскинувшая ручки, лежавшая навзничь с красной струйкой, стекавшей с губ, и обезглавленный труп старухи у крыльца, и мужчина перед срубом – все это отдалось пронзительной дрожью в спине. Я даже попытался убедить себя, что передо мной люди ненастоящие, что они, как и все вокруг – слепок ЭИС. Но разве может быть ненастоящей звериная жестокость, боль и смерть?
– Суки!!! – заорал кто-то у пролома в изгороди, и тут же стебли бузины упали под плотной автоматной очередью.
Левицкий метнулся к калитке. Выждав десять секунд, я бросился следом, не упуская из вида улицу и окна ближнего дома. Между фрагментами забора, щерившегося сломанными жердями, хрипел и тужился в объятиях Бориса какой-то человек. Рядом валялся «калаш» со сдвоенным магазином. В воздухе еще стоял едкий душок порохового дыма.
– Суки!!! Я вас!.. – человек снова рванулся, вгрызаясь зубами в броню Левицкого.
– Эй, да свои мы! Свои! – повторил я, откинул щиток шлема.
Слово «свои», видимо произвело на автоматчика впечатление. Он притих, вглядываясь медно-блестящими глазами в мое лицо.
– Борис, пусти его, – приказал я.
Левицкий осторожно ослабил захват.
– Военные что ли? – незнакомец, то недоверчиво косясь на меня, то поглядывая на валявшийся в траве автомат, отряхнул синюю милицейскую рубашку со смятыми майорскими погонами.
– Вроде спецназ, – низким голосом отозвался Левицкий.
– Разоделись, как папуасы. Мать вашу! Мать вашу! – милиционер от чего-то затрясся и, встав на четвереньки, повернулся к усеянному трупами переулку. – Где же вы раньше были, мудаки хреновы?! У нас здесь такое с утра твориться! Ведь звонили же в район! Сто раз звонили! Трубку даже никто не взял!
– Тот мертв, – сказал Терехин, бесшумно появившись из-за кустов. – Кишки наружу. Я инъекцию не успел ширнуть.
– Ладно, Игорь, – я кивнул и повернулся к майору милиции. – Так что у вас здесь с утра?
– Вот что! – он вытянул руку в строну проулка. – И вон что! – незнакомец шагнул в пролом забора и раздвинул кусты. – Вы посмотрите, посмотрите!
Я посмотрел: скорчившись, там лежало мертвое существо крупнее рослого человека. Оно было похоже на тролля из сказочного фильма. Возможно, это и был тролль, кожа его казалась бородавчатой, синей с зеленоватым отливом, широкую рыбью пасть наполняли изогнутые зубы.
– Вот! – хрипло и горько повторил майор. – Час назад дикари какие-то налетели. Всех порезали. Отстреливались мы, у кого было оружие. Что происходит?! Что завтра будет?! – он шагнул ко мне с вызовом, будто я был в чем-то повинен.
– А вчера, что было? – спросил Левицкий, подразумевая, что трансформация ИЭС произошла только сегодня. – Ну-ка вспомните.
– Вчера была суббота. И день рождение моей жены. Теперь ее нет в живых… – милиционер побледнел. Красные слезящиеся глаза, словно раны выделялись на его лице. – Вот! – он вскинул руку к небу. – Вот что происходит! Это обычный конец света. Почему я не понял этого раньше?!