– Рассказы ее друзей. Так да или нет?
– Не знаю. Если да, я лично устрою ей такую трепку… у отца давление зашкаливает… Надеюсь, она понимает, что делает… Черт, – вдруг выругался он. – Наверное, мне следует желать, чтобы она в самом деле все это инсценировала. Это ведь лучше, чем реальная гибель, но поверить, что она дошла до подобного, очень нелегко. Возможно, он где-то ее удерживает…
– Такой вариант для нее, пожалуй, самый скверный, – сказала я. – Если у Турова нет сообщника или сообщников, Софья в предполагаемом заключении совершенно одна, скорее всего без еды и воды.
– Ужас, – кивнул Смолин и передернул плечами. – Пусть девочка окажется живой, даже если она спятила и затеяла все это, чтобы нас напугать. Хотя очень вероятно, что о других она не думала, желая досадить Турову. У молодых людей больше одной мысли в голове не удерживается, а эгоизм прямо-таки фантастический. Это я по себе помню. – Он улыбнулся, видимо, ожидая комплимента, типа того, что молодость его по-прежнему с ним, выглядит он замечательно и еще долгие-долгие годы беспокоиться на этот счет ему не придется.
Но вместо этого я с постным видом сказала:
– Извините, что я задаю этот вопрос, но… – Тут я изобразила крайнее смущение и продолжила: – Ваш отец человек заслуженный и, безусловно, не бедный. Софья его наследница. А вы?
С минуту Смолин смотрел на меня, точно не понимая, о чем речь, а потом принялся хохотать. Смех его был вполне искренним, меня так и подмывало присоединиться.
– Вы что, меня подозреваете? – смахнув слезу пальцем с идеальным маникюром, спросил он. – Вы даже не представляете, как далеки от истины. Ни о каком наследстве речи не идет, то есть богатств и в помине нет. Когда-то отец был очень популярен, прославился своей книгой «Прощальная песня», ее до сих пор переиздают. После этого вышло еще шесть книг, но повторить свой успех он так и не смог, хотя они, конечно, тоже хорошо расходились. Но… сейчас в моде другие авторы, другие темы… Отец, признаться, несколько старомоден. Его по-прежнему почитают, уважают, но тираж его последней книги всего десять тысяч. Уверяю вас, это небольшие деньги. Он неважно себя чувствует, на врачей и лекарства уходит львиная доля гонораров. Последние годы я ему материально помогаю. Мои доходы это позволяют. У меня хорошая зарплата плюс дедово наследство: две квартиры в центре, дом и прекрасная дача. Дом и одну из квартир я продал, смог очень выгодно приобрести офисное помещение площадью восемьсот метров и в будущее смотрю уверенно. Все это не трудно проверить. Теперь что касается отцовского наследства. Дом, в котором он сейчас живет, куплен в браке с Раисой Петровной, следовательно, ей и достанется, по крайней мере половина дома уж точно. Как юрист, вы это знаете. На московскую квартиру будут претендовать сразу две жены. По поводу авторских прав ничего не скажу, мы с отцом на эту тему не говорили, но больших доходов они не принесут, это я вам уже сообщил. Что еще? Раритетная «Победа» и «Киа», которую подарил ему я. Свою машину «Ауди» он отдал Софье. Никакой другой собственности у отца нет. Он очень непрактичный человек. К тому же, несмотря на проблемы со здоровьем, я надеюсь, он проживет еще долго, так что идею с наследством выбросьте из головы.
– Как скажете, – улыбнулась я. – С Туровым вы знакомы?
– Нет. В доме отца он не появлялся.
– И, как я понимаю, Софья вам о своих возможных проблемах не рассказывала.
– Правильно понимаете.
– За помощью не обращалась, и где она может быть, если ее гибель лишь инсценировка, вы не знаете?
– Конечно нет. Я никогда бы не позволил… Господи, да я поверить не могу, что она, наплевав на отца… – Он с горечью покачал головой. – Скажу вам честно, я думаю, она погибла. Девчонка хоть и взбалмошная, но не совсем же лишена человеческих чувств? Ее либо Туров убил, либо кто-то из проезжавших водителей. Версия, возможно, сомнительная, но Туров ваш клиент, и с тем, что убийца он, вы вряд ли согласитесь. Допустим, мимо проезжал какой-то псих, увидел девушку в растрепанных чувствах, предложил подвезти. Она села в машину, он стал к ней приставать… что-то в этом роде… не такая уж неправдоподобная версия, если вдуматься.
Я согласно кивнула и задала очередной вопрос:
– С Елисеем вы встретились в ресторане?
Такой поворот Смолина удивил.
– С Елисеем? – переспросил он, точно успел забыть, кто это такой. – Нет. Мы встретились на улице. Я подходил к торговому центру, а он как раз подъезжал. Я сел в машину. Из подземной парковки на лифте поднялись на третий этаж, где находится ресторан. Все это я рассказывал следователю.
– И ушли вы раньше?
– Собственно, из ресторана мы вышли вместе. Но тут же расстались. Я хотел присмотреть подарок крестнице, оттого и выбрал ресторан в торговом центре. Нилов собирался спуститься в продуктовый, он на нулевом этаже. Шутил, что алкоголь в доме кончился. Возле лифта мы и простились.
Вскоре я уже направлялась к своей машине. Версий хоть отбавляй. Софью вполне мог убить Туров, и слова друзей-приятелей мало что значат. Иногда мы уверены, что отлично знаем человека, а потом вдруг выясняется: не знаем его вообще. Следующая версия: Софья сбежала, чтобы Турову небо с овчинку показалось, что, в общем-то, удалось. Софью убили или похитили люди, которым что-то нужно было от Турова. К примеру, его компаньоны с их странной лавочкой. Если Турова упрячут в тюрьму надолго, они найдут возможность превратить его шестьдесят в свои сто процентов. Кстати, версия Смолина тоже вполне сгодится: случайный неадекватный дядя, подобравший на дороге девчонку. Она заартачилась, он не рассчитал удар – и вот вам труп. Но откуда тогда кровь у дороги и обрывки одежды? Вряд ли проезжавший мимо дядя сразу на нее накинулся. Выходит, они с Туровым не просто ссорились. Он ее избил. Его крови не было, только ее. Значит, и драки не было, уж окорябать его Софья могла запросто. Не драка, а именно избиение. И Туров врет, что просто высадил ее и уехал. Все версии следовало иметь в виду, и все они одинаково мне не нравились, а вот объяснить причину этого я была не в состоянии.
Идей более не наблюдалось, и я поехала домой. Помнится, где-то на книжных полках завалялась «Прощальная песня» Смолина. За годы моего здесь проживания книг скопилось достаточно. Наведя ревизию в своей довольно большой библиотеке, книжку я нашла. Заварила чаю и устроилась в кресле, завернувшись в плед. И вдруг почувствовала себя бесконечно счастливой. Ощущение было острым, хоть и мгновенным, и выражалось просто: «жить хорошо». Просто жить, пить чай, сидя в кресле с книжкой.
«Прощальную песню» я читала в юности, помнится, тогда мне книга понравилась. Теперь, после вторичного прочтения, она мне понравилась еще больше. История молодого человека, разлученного со своей возлюбленной. Ромео и Джульетта индустриальной эпохи. Повесть небольшая, двести пятьдесят страниц, и к середине ночи я ее закончила. А потом еще с полчаса сидела, пялясь в стену напротив. Пора было ложиться в постель, завтра на работу. Будильник заведен на половину восьмого, но вместо этого я принялась искать в Интернете следующий роман Смолина. Этот был на четыреста страниц. Ясно дело, за пару часов не прочитаешь. Однако в постель я отправилась с планшетом в руке, решив, что лишний час мало что значит. Освоила я страниц сорок, очень быстро начав клевать носом. Выключила настольную лампу, бросив планшет на стол, и уснула, кажется, мгновенно.
Звонок будильника я проигнорировала, провалялась в постели до половины девятого. Так как меня мучила совесть, приятного отдыха все равно не получилось. Чертыхаясь, я отправилась в ванную, а потом в кухню, прихватив планшет. В 9.10 я позвонила Агатке, уверенная, что она уже в офисе.
– Не возражаешь, если я сегодня не явлюсь?
– Опять батареи прорвало? – усмехнулась сестрица.
– Не угадала. У меня интеллектуальный зуд. Читаю книжку Смолина.
– Впечатлена, но на кой черт она, стесняюсь спросить?
– Собираюсь навестить Софьиного родителя и блеснуть познаниями в литературе.
– Смолин кого попало не принимает, а если скажешь, по какой ты нужде, может запросто в шею погнать. К Турову он вряд ли питает симпатию.
– Все так, – вздохнула я. – Но со стариканом надо встретиться.
– Не такой уж он и старикан. Год назад я его видела на губернаторском вечере, выглядел очень даже ничего. Глянь в Интернете, по-моему, он чуть старше нашего папули.
– Гляну. Так я сегодня на работу забью?
– С последующей отработкой, – фыркнула сестрица и отключилась.
Через пару часов я уже жалела, что лишилась законного выходного, оставшись дома. Вторая книжка Смолина особого впечатления не произвела. Здесь тоже был молодой человек, и несчастная любовь присутствовала, но как-то это не цепляло. Хотя рука мастера, как говорится, чувствовалась.
Бросив книжку где-то на середине, я нашла последний по времени роман Смолина «Красный конь» и быстренько пролистала. Желания погрузиться в чтение так и не возникло. Смолин-младший, должно быть, прав – его отцу не удалось повторить успех «Прощальной песни». Что ж, таких примеров сколько угодно. Все, что было за душой, автор выложил в одном романе, озарений больше не возникало, и последующие книги – перепевы предыдущих.
Я решила на досуге просмотреть остальные книги Смолина и позвонила подружке-журналистке, с намерением узнать, где живой классик обитает в настоящее время.
– Зачем тебе Смолин? – удивилась подружка.
– Автограф хочу взять.
– Гонишь? У него, кстати, дочь недавно исчезла, ты в курсе? По телевизору обращались ко всем, кто ее видел. Подозревают ее парня, он вроде даже в тюрьме.
– Где сейчас Смолин, знаешь? – не выдержала я.
– На своей даче. Поселок Бережки, это на Святом озере. Между прочим, заповедная зона и строить там вроде бы нельзя. Но кому-то можно.
Я была уверена: найти дом Смолина в поселке труда не составит, человек он заметный и доброхоты его жилище укажут. А вот захочет ли классик со мной разговаривать, еще вопрос. К адвокату человека, которого он, возможно, считает убийцей своей дочери, вряд ли возникнут добрые чувства, а врать великому, что я, к примеру, журналистка, как-то неловко. Хотя я бы, наверное, соврала, да толку мало: нужные вопросы не задашь. И я решила пустить в ход тяжелую артиллерию. Обращаться к папе – пустое дело, а вот мама…
Я быстренько набрала ее номер, мама тут же сурово произнесла:
– Я ведь просила не звонить в рабочее время.
– Вопрос жизни и смерти, – порадовала я. – Ты с писателем Смолиным знакома?
– С этим надутым индюком? На кой черт он тебе сдался?
– Его дочь пропала. Обвиняют нашего клиента.
– Почему мне твой отец ничего не сказал? – рявкнула мама.
– Наверное, пока не знает. Убили адвоката Нилова и…
– Вот именно. Не хватало только, чтобы и вас кто-то убил.
– Мама, – взмолилась я. – Это было ограбление. Грабить Агатку никто не рискнет, а я аппетитов не вызываю. Ты знакома с ним или нет?
– Знакома. Тоже мне, Лев Толстой.
– Одну хорошую книжку он все-таки написал.
– Младенческий лепет. Взрослый мужик – и вдруг эти сладкие сопли.
– А я-то всегда думала, что мои родители романтичны.
– Не морочь мне голову. Жена Смолина редкая дура, но мы с ней вроде бы подружились. На Восьмое марта мне подарок прислала. Книжку ее гения. Я пробовала читать и уснула, хорош подарок. А ему Государственную премию дали. Правда, давно.
– Может, и Нобелевскую дадут.
– Европа – скопище психов, может, и дадут. Звонить этой услужливой бегемотихе я не буду, но если передашь от меня привет, в дом тебя пустят.
Мама повесила трубку, а мне осталось только радоваться, что у меня такая прекрасная семья – каждый спешит прийти на помощь.
К встрече я решила подготовиться и просмотрела оставшиеся без внимания книги Смолина. При случае выдам себя за поклонницу его творчества. Сжевав бутерброд и запив его кофе, я переоделась в костюм, подарок Агаты, ибо внутренний голос подсказывал: надо соответствовать.
Святое озеро – место заповедное. Неудивительно, что Смолин выбрал его для постоянного проживания. Впрочем, в это время года там, должно быть, довольно скучно. Зато для работы самое то: сиди, твори, никто не мешает. Да и до города совсем близко, если без пробок, то за двадцать минут доберешься.
Мне повезло, и доехала я за двадцать пять минут. Свернула с шоссе, завидев указатель, и вскоре впереди показались первые дома. Не скажешь, что особняки, разбросанные вдоль озера, выглядели особенно живописно, зато дорога была образцовой. Я решила отыскать магазин или почту, навести там справки, и тут увидела еще один указатель: скромную стрелку и надпись под ней: «К дому писателя Г. С. Смолина».
– Предусмотрительно, – буркнула себе под нос и проследовала в указанном направлении. Еще три стрелки вывели меня к дому из красного кирпича, крыша из черепицы, невысокий заборчик. В общем-то, все достойно, но я ожидала увидеть жилье побогаче. Вокруг высились настоящие дворцы, и дом Смолина говорил о том, что его хозяин не только велик, но и скромен.
Рядом с воротами оказалась обширная парковка, выложенная серыми плитками, тут же росла рябина. Каким-то фантастическим образом на ней сохранилась гроздь ягод, единственное яркое пятно, украсившее этот серый день. Синоптики в который раз обещали солнце, но оно упорно пряталось.
Я выбралась из машины и направилась к калитке, снабженной домофоном. В этот момент дверь распахнулась, и на крыльце дома я увидела женщину в длинной юбке и шали, которую она запахнула на груди и теперь придерживала двумя руками. По дороге я заскочила в цветочный магазин, букет был у меня под мышкой, я поспешила выставить его вперед, заслоняясь, точно щитом, и громко произнесла:
– Добрый день.
– Вы к Геннадию Сергеевичу? – спросила женщина. – Вам назначено?
– К Раисе Петровне, – ответила я.
Калитка открылась, и я, не теряя времени, поднялась по ступенькам крыльца. Раису Петровну я видела на фотографии в Интернете и сейчас с трудом, но узнала. Она любила наряды с искусственными цветами, тяготела к украшениям, боа и шляпкам с вуалью. Сейчас передо мной стояла женщина скорее деревенская. Короткая стрижка, которую выбрали из соображения удобства, вряд ли в будни Раиса Петровна тратила время на поддержание своей привлекательности. Впрочем, в молодости она красотой тоже не блистала. Тяжелый подбородок, крупный нос, губы узкие, выпирающие надбровные дуги. Глаза смотрели словно с недовольством, впечатление было такое, что она сейчас захныкает. Рот ее и вправду скривился, она собралась что-то сказать, но я, сунув ей букет, опередила.
– Мама просила передать вам привет и наилучшие пожелания. Ой, извините… я не представилась. Завьялова Ефимия Константиновна. Моя мама…
– Августа Николаевна? – выжала из себя легкую радость Раиса Петровна. – Как это мило с ее стороны. Проходите…
Я прошмыгнула в дом, улыбаясь во весь рот и продолжая приглядываться к хозяйке. Она упорно напоминала мне усталую лошадь. И двигалась как-то странно, шагала широко и вбок, а чувство было, что вот-вот перейдет в галоп.
– Значит, вас зовут Ефимия? У вас ведь есть сестра? Адвокат, кажется?
– Да. Мы работаем вместе.
Теперь мы находились в просторном холле. Слева шкаф-купе, прямо напротив старенькое пианино. Возле окна кожаный диван, довольно потертый. Стены увешаны фотографиями. На самой большой Смолин пожимает руку президенту. Снять пальто мне не предложили, и я заподозрила, что меня скоренько выпроводят, оттого и метнулась к фотографиям.
– Боже мой… это на каком-то ужине?
– На вручении Государственной премии, – с достоинством ответила Раиса Петровна и слабо улыбнулась. – После церемонии президент подошел к Геннадию Сергеевичу и разговаривал с ним полчаса. Это не осталось без внимания. Даже в новостях об этом сказали.
– Еще бы… – восхитилась я. – О чем они говорили?
– О судьбе России, естественно. – Супруга живого классика гордо вскинула подбородок.
– Я прочитала все книги Геннадия Сергеевича, – похвастала я. – Он действительно величайший писатель. Неудивительно, что президент так его ценит. «Прощальную песню» я читала восемь раз, некоторые места знаю почти наизусть. Он ведь написал эту повесть совсем еще молодым человеком?
– Она вышла, когда Геннадию Сергеевичу было чуть больше тридцати. Он сам считает ее довольно незрелой.
– Да что вы? Не может быть. Читатели обожают этот роман.
– У Геннадия Сергеевича свое мнение на этот счет… – Тут она взглянула на меня с легким недовольством и неохотно предложила: – Снимайте пальто. Выпьем чаю.
Дважды повторять мне не надо. Определив пальто на плечики, я вслед за хозяйкой оказалась в просторной кухне. Роскошная итальянская мебель в этом доме смотрелась чем-то инородным. Судя по наличию всякой техники, хозяйка любила готовить, впрочем, может, наоборот, хозяин. Но обилие вазочек, рамочек с ангелочками, салфеток и прочего намекало, что кухня – среда обитания женской половины семьи.
– Садитесь, – кивнула Раиса Петровна на ближайший стул. Включила электрический чайник, убрала со стола корзинку с вышиванием и выставила чашки и вазочки с угощением.
– Это вы вышиваете? – тут же уцепилась я.
– Иногда, чтобы нервы успокоить. Сейчас поставлю цветы в воду и будем пить чай.
– Раиса Петровна, – улыбнулась я с максимальной открытостью. – Мне бы с Геннадием Сергеевичем поговорить. Буквально несколько минут.
– Исключено, деточка. Он скверно себя чувствует. Вы ведь знаете, какое несчастье обрушилось на нашу семью?