– Что же этот наш доктор – некрофил, что ли?
– Да нет, ему, по словам коллег, просто интересно иметь дело с безнадежными случаями – тем больше заслуга врача, если удается продлить жизнь практически смертнику.
– Надеюсь, ты списочек составил? – поинтересовался майор. – Этих недовольных?
– А то! – Еще одна смятая бумажка легла на стол.
– Эх, Трофименко, – вздохнул майор, разглаживая листок руками, – учишь вас, учишь... Когда ты заведешь себе нормальный блокнот?
– Блокнот, товарищ майор, нервирует «клиентов», – авторитетно заявил стажер. – Я заметил, что, если пишешь в цивильной записной книжке, люди думают, что эта информация – для протокола, поэтому боятся ляпнуть лишнее. А вот когда я пишу, на чем придется – вплоть до бумажных салфеток, они понимают, что заметки я делаю для себя, чтобы не забыть, а потому ведут себя более раскованно и говорят откровенно.
Карпухин посмотрел на своего подопечного, наверное, впервые за все время – по-настоящему внимательно. Он и раньше замечал, что в парнишке есть то, что выделяет его среди других таких же желторотых юнцов. Это невозможно объяснить словами, просто Пашке Трофименко, как и Кану Каю Хо, все интересно. Несмотря на молодость и отсутствие опыта, он умеет подмечать мелкие детали.
– Хотя, – не дожидаясь реакции Карпухина на свои слова, добавил стажер, – мне кажется, что месть пациента – неправильное направление, товарищ майор.
– Это почему же, Шерлок?
– Знаете, как говорят – у каждого врача свое кладбище?
– И что?
– А то, что у любого из них, даже у дантиста или венеролога, найдется немало недовольных, а то и парочка трупов.
– У дантиста-то?
– А что? Подберет не ту анестезию, к примеру – и привет предкам!
– Может, ты и прав, Трофименко, – согласился Карпухин. – И все же мы должны проверить все версии. Знаешь, как бывает – упустишь что-то совсем простое, на твой взгляд, не заслуживающее внимания, а оно-то и оказывается самым важным, без чего дело не склеить!
– А удалось выяснить, откуда на счете Кана такие деньги? – спросил Паша, вновь возвращаясь к своим недоеденным пирожкам.
– Ты же понимаешь, что у него спросить я не могу, ведь сведения получены, мягко говоря, не совсем легитимным путем.
– Тогда как же...
– Э, не ставь телегу впереди лошади, стажер! – махнул рукой майор. – Разберемся. Информация – уже половина успеха. Теперь надо только придумать, как сделать ее законной, а это – тактическое упражнение. Поэтому, Паша, учись, пока я жив!
* * *Вечер выдался прохладный, и в гостиной Екатерины Анатольевны Абрамовой горел электрический камин, отбрасывая уютные отсветы искусственного пламени на стены, затянутые китайскими шелковыми обоями с изображением экзотических птиц. Агния любила рассматривать интерьеры. Одним из ее безобидных хобби было регулярное посещение мебельных магазинов и тех, что торгуют товарами для дома. Она могла часами разглядывать разнообразные предметы, предназначение которых порой даже не могла угадать. Поразительно, сколько изобретено вещей, делающих жилое помещение более приятным для пребывания, и гостиная соседки покойной Ольги Жихаревой, как, впрочем, и вся ее квартира, представляла собой образец дома, в который хочется возвращаться после тяжелого трудового дня. К слову сказать, Екатерина Анатольевна не работала. Квартиру ей купила дочь, жена известного олигарха. Сама она с семьей проживала в Москве, но, чтобы мама не чувствовала себя ущемленной, переселила ее из двухкомнатной хрущовки в этот роскошный кондоминиум. Несмотря на внезапно возросшее благосостояние, Абрамова осталась простой и приятной в общении женщиной, без претензий. Это Агния ценила в людях превыше многих других качеств, ведь деньги, как известно, портят людей, а большие деньги способны сделать из вполне приличного человека отвратительнейшего сноба.
– Ко мне почти никто не приходит, – пожаловалась Екатерина Анатольевна. – Эти люди, – она кивнула в сторону коридора, словно охватывая этим жестом всех соседей вместе взятых, – считают себя лучше других. Хотя, поверьте, они точно такие же нувориши, как и моя дочь! Вот, к примеру, этажом выше живет некая Олеся – не знаю фамилии, но она, видите ли, выскочила замуж за ведущего. Знаете, наверное, Антона Курбатова?
Агния кивнула.
– Ну вот, за него самого. Приехала, понимаешь, из какого-то мухосранска, простите за выражение, а туда же – нос воротит от меня, представляете?
– Почему? – удивилась Агния.
– Да все они тут такие! А вот Ольга – она хорошая баба была, хоть и давно с большими деньгами породнилась.
– Вы, наверное, хорошо ее семью знаете? – предположила Агния.
– Да какую семью-то? Муж ее умер еще до того, как я сюда переехала, а детей им бог не дал. В общем-то, Ольга сама о детях никогда не задумывалась, ведь деньги – хорошее подспорье в любой жизненной ситуации. Знаете, у нее не было проблемы, что стакан воды некому подать, но в последнее время, с этой своей болезнью жуткой, она все чаще проговаривалась, что, наверное, все-таки ошиблась насчет своей жизни – так и осталась одна. Ей очень не хватало родной души рядом, но я просто, верите, чуть со стула не свалилась, когда узнала, что она с собой покончила!
– Правда? А почему это вызвало у вас такое удивление, ведь ее диагноз...
– Да уж, – перебила Абрамова, – диагноз и в самом деле малоутешительный, но она держала хвост пистолетом. Даже не представляю, как бы вела себя в такой ситуации – тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог!
– Значит, никогда в разговорах...
– Да что вы! – вновь прервала Агнию Екатерина Анатольевна. – Ольга намеревалась бороться до последнего – умирать ей очень не хотелось, уж можете мне поверить! И врач у нее был хороший – внимательный, предлагал все новые методы лечения.
– Не припомните, как его звали?
– Ой, имя такое трудное... как же... Он вроде китаец.
– Может, кореец?
– Точно, кореец! Вы его знаете?
– Да, немного.
– Оля его очень расхваливала.
– Неужели?
Надо обязательно сообщить об этом Карпухину, а еще лучше – пусть сам побеседует с человеком, который лично слышал хвалебные отзывы о Кае, а то всех собак на беднягу повесили!
– Просто не представляю, с чего это Ольга вдруг! – продолжала удивляться Абрамова. – Она только накануне ко мне заходила. Говорите, ее сестра забила тревогу.
– Да. А что, вам это показалось странным?
– Честно говоря, показалось, ведь они практически не общались.
– В самом деле? А вот Полина Игнатьевна утверждает, что в последнее время они снова сблизились.
– Ерунда, не было такого! – отмахнулась собеседница. – До недавнего времени с Ольгой проживала Анечка, а сестру она и на порог-то едва пускала!
– Что за Анечка? – навострилась Агния.
– Девочка из Норильска, лет двадцать шесть – двадцать восемь. Ольга ее приютила на время, потому как она была какой-то родственницей мужа, очень дальней, а потом предложила совсем у нее поселиться. Хорошая была девчонка, ничего не скажешь, и Оле здорово помогала.
– А почему вы говорите «была»?
– Да потому что Полинка ее выжила, вот почему!
– С какой это стати, вы ведь сами сказали, что сестры не общались?
– Не общались-то не общались, это правда, но примерно полгода назад Полина стала сама мосты наводить. Ну, Ольга ее особо не привечала, но и не отталкивала – родня все-таки, хотя...
– Хотя – что? – спросила Агния, видя, что Екатерина Анатольевна слегка замялась.
– Полинка завистливая баба, – вздохнула та. – Оля рассказывала, что сестрица всегда ей завидовала – и когда она замуж удачно выскочила, хоть и намного позже Полины, и когда у мужа дела в гору пошли. По заграницам ездили, ни в чем себе не отказывали, а у Полины – то еще семейство: муж-алкаш, сынок – такой же, как папаша, и дочка, которая все от мужика к мужику перескакивает, но периодически возвращается к матери и подбрасывает ей детей. Короче, никакой жизни нет. В общем-то, можно только пожалеть Полинку – не зря она такая злая ходит!
– А Ольга родне, значит, не помогала?
– А кому помогать-то – здоровенным лбам, что ли, на которых пахать можно? Вы уж меня простите, но я в этом Олю полностью поддерживала! Она, конечно, поначалу подбрасывала сестре кое-что, но потом перестала, так как видела, на что уходят ее деньги – на выпивку шурину и племяннику в основном.
– Давайте-ка вернемся к той девушке, Ане. Что там все-таки случилось, раз ей пришлось уйти?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – задумчиво покачала головой Екатерина Анатольевна. – Знаю только, что она как-то очень спешно собрала вещи и убежала, вся в слезах, между прочим. Я пыталась с ней поговорить, но Анечка, видимо, находилась не в том состоянии.
– А у вас случайно нет ее адреса?
– Да что вы, какой адрес – она ведь приезжая! А вот номер мобильного, по-моему, где-то должен был сохраниться.
Она встала и вышла в коридор. Вернувшись через несколько минут, женщина протянула Агнии листок бумаги с нацарапанным на нем номером.
Она встала и вышла в коридор. Вернувшись через несколько минут, женщина протянула Агнии листок бумаги с нацарапанным на нем номером.
– Я только не уверена, это цифра «три» или «восемь»...
– Ничего, я разберусь, спасибо, – сказала Агния, сворачивая листок и пряча его в карман пиджака.
– А знаете что, – сказала вдруг Абрамова, – я тут еще кое-что вспомнила! Все думала, что же мне мешает поверить в самоубийство Ольги – и, надо же, додумалась-таки!
– Вы о чем, простите?
– Она как-то обмолвилась, что нашла альтернативный способ лечения от своей болезни.
– В самом деле? Нетрадиционная медицина?
– Похоже на то. Она даже показывала мне какой-то буклетик, но я, понимаете, внимания особо не обратила, потому что мне как-то ни к чему...
– Так она, выходит, от медицинской помощи отказалась?
– Да нет, не отказалась, просто сказала, что в перерывах между терапией можно попробовать и это – чем черт не шутит?
– И что, помогло?
– Да не знаю я, с тех пор мы с ней об этом не разговаривали, а потом Оля... Ну, сами знаете.
– Как вы думаете, а эта Аня, ее...
– Приживалка, – бесхитростно подсказала Екатерина Анатольевна.
– Она может знать, куда именно обратилась за помощью Ольга Жихарева?
– Понятия не имею. Мне кажется, нет, потому что она раньше ушла, но вам лучше самой с ней поговорить.
– Пожалуй, я так и сделаю.
* * *Артем ожидал увидеть сломленную женщину, но, к собственному удивлению, встретил улыбающуюся девушку с румянцем во всю щеку. Узнав о цели визита, Ирина Воеводина выкатила глаза, и майор решил: либо ей надо давать кинопремию за лучшую женскую роль, либо она и в самом деле понятия не имела о происшедшем.
– Пашку... убили?! Да быть такого не может! – воскликнула Ирина, прикрыв рот ладошкой. – Кто?
– Если б мы знали, Ирина Вадимовна, то я бы к вам не наведался, – ответил Карпухин. – Может, впустите меня и побеседуем?
– Ой, простите, ради бога – конечно, входите!
Обстановка в квартире была небогатой, но вполне презентабельной – сразу видно, что хозяйка следит за жильем с любовью и заботой. Первым, что срисовал зоркий глаз Артема из всех окружающих предметов, оказалась пара тапочек, явно мужских.
– Ваш муж дома? – поинтересовался он наугад, одновременно поглаживая дружелюбного толстого и пушистого кота потрясающего персикового цвета с зелеными, как у русалки, глазами.
– Нет, – покачала головой Ирина. – Он в вечернюю смену сегодня.
Итак, Ирина Воеводина вовсе не мается в одиночестве, несмотря на трагедию, которая с ней произошла.
– Хотите чего-нибудь? Чаю там, кофе?
– С удовольствием – знаете, весь день на ногах!
Ирина умчалась на кухню, а Карпухин расслабился в кресле. На самом деле он только что поел и напился чаю в компании Трофименко, но майор всегда придерживался тезиса о том, что «клиента» необходимо расположить к себе, чтобы он почувствовал в следователе человека, а не просто робота с физиологическими функциями. За чашкой чая люди становятся более разговорчивыми, чем за столом в кабинете следователя, где сами стены кричат о том, что в хорошее место повесткой не вызывают.
Ирина появилась с небольшим деревянным подносом, на котором стояли две чашки с кипятком и блюдечко с конфетами. Банка растворимого кофе и несколько пакетиков чая лежали тут же.
– Так что же все-таки случилось с Павлом? – спросила Ирина, когда Артем сделал пару глотков кофе не самого лучшего качества.
– Его забили до смерти на подземной автостоянке, – не смягчая фактов, заявил он.
Молодая женщина зажмурилась – сто баллов за игру (если, конечно, предположить, что она на самом деле не искренна).
– Боже мой... Прямо не верится!
– Почему же не верится? Разве Павел не поступил с вами как скотина?
– Так вы в курсе? Ну конечно, иначе вы бы не пришли! Я что, подозреваемая?
– Это вряд ли, – усмехнулся Карпухин. – Если, конечно, у вас в шкафу не завалялся черный пояс по карате или медаль за победу на боксерском ринге! А ваш муж, случаем, спортом не увлекается?
– Увлекается – плаванием. И, кстати, он и знать не знает про тот случай с Пашкой – я ему ничего не рассказывала, и вы уж, пожалуйста, тоже не смейте!
Звучит убедительно, ничего не скажешь.
– Я, собственно, хотел бы услышать вашу версию истории, – сказал Артем.
– А что тут рассказывать? – вяло пожала плечами Ирина. – Наверное, все так, как вам рассказали. С кем вы, кстати, беседовали?
Майор назвал имя.
– А-а, тогда все правда.
– И вы, значит, зла на Дмитриева не затаили?
– Зла? Да я ненавидела его! Но потом... В общем, благодаря той истории я познакомилась с Лешей – он подвозил меня из женской консультации. Леша знает, что у меня не может быть детей, но ему все равно: есть дети от предыдущего брака, а общих, в конце концов, всегда можно из детского дома взять!
– То есть вы простили?
– А что толку злиться? Ничего не вернешь, надо продолжать жить!
– И это правильно. Честно говоря, меня интересуют не столько ваши отношения с Павлом, сколько его отношения с доктором Каном.
– С Каем-то? А что такое?
– Вы хорошо его знали?
– Ка... Погодите, только не говорите мне, что Кая тоже...
– Да нет, господь с вами – он жив-здоров!
– Ох, ну и... И почему же тогда он вас интересует?
– Они ведь с Дмитриевым не ладили, так?
– Это правда, не ладили: с самого начала, как Павел пришел к нам, между ними возникали трения. Но инициатором всегда являлся именно Пашка – характер у него отвратительный... был. Я-то, дура, ничего не замечала, все думала, что не мое это дело, мужики, дескать, сами разберутся.
– А до серьезных стычек не доходило?
– А вы... Вы, что, Кая подозреваете?! Если да, то зря: Кай никогда бы не смог никого убить, а уж тем более – забить человека до смерти! Он ведь врач, он помогает людям, а не калечит, не убивает – да как вы вообще могли об этом подумать?!
– Мое дело, Ирина, выяснять факты, а выводы – потом. За тем я и здесь.
– Извините, – снизив тон, проговорила женщина. – Просто – Кая подозревать?!
– Они с Павлом сильно повздорили накануне его гибели, даже подрались.
– Правда? Трудно поверить, хотя...
– Да?
– Ну, по-настоящему вражда у них началась из-за Любы, и с тех пор они и в самом деле на дух друг друга не переносили.
– Что еще за Люба? – насторожился Карпухин.
– Не помню фамилии. Ее привел в клинику Павел – у них был роман. Люба эта актрисой была начинающей, но уже к тому времени в паре сериалов засветилась, а Пашка всегда обожал околобогемную атмосферу.
– И при чем же здесь доктор Кан?
– Павел положил эту Любу к себе в палату и собирался сам делать ей операцию, но во время нее у пациентки случился отек мозга. Знаете, такое бывает – все-таки хирургия является травмой, происходит сдавливание вен, гипергидратация... Короче, там стоял вопрос жизни и смерти, а Павел, похоже, сдрейфил.
– Хирург сдрейфил в процессе операции?
– А что? Не впервые такое на моей памяти. Хирурги – тоже люди, и у них бывают проколы. Если бы не Кай, Люба точно коньки бы отбросила – это я вам как специалист говорю, ведь я была свидетелем!
– А как так получилось, что один хирург вмешался в операцию другого?
– Его Никодим выз... в смысле Никодим Иванович вызвал, он вторым хирургом был в тот момент у Пашки.
– Заведующий отделением – и вторым хирургом?
– Доктор Тимофеев давно не оперирует самостоятельно, но он прекрасный руководитель и считает, что не имеет права занимать свою должность, если совершенно устранится от хирургии. Так что время от времени он присоединяется к разным бригадам – как он сам говорит, «для поддержания реноме».
– Значит, Кан фактически спас эту Любу?
– Точно.
– Но ведь все говорят, что Дмитриев был хорошим хирургом?
– Спорить не стану, ведь я довольно долго с ним работала и видела его в деле. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха! Зато с тех пор Кай для Павла стал как красная тряпка для быка, он его просто на дух не переносил. А тут еще и девица, чуть оклемалась да правду об операции узнала, переключилась на Кая.
– Что значит – переключилась?
– Ну, стала его обхаживать. Пациенты здорово к врачам привязываются, а уж тем более если от них жизнь зависит, вот Люба и принялась Кая обрабатывать, а на Павла и смотреть не желала.
– Интересно... Сама едва не умерла, а принялась за доктора?
– Да уж, ушлая оказалась девица! Есть такие – без мужика не могут. Павел, видите ли, ее доверия не оправдал, зато Кай был на высоте. А что: красивый, отличный хирург, не хам в отличие от Пашки, так чем не предмет для обожания? Да только плохо все кончилось.
– Неужто она все-таки умерла?
– Умерла? Да нет, слава богу – в этом плане все нормально прошло, даже удивительно, ведь рак мозга – не фурункул, который вскроешь – и снова здоров. Нет, Люба выжила и даже вернулась к работе. Только бросила она Кая – вот и весь сказ.
– То есть у них с Каном...