Но при определенных обстоятельствах психика младшего Гастарбайтера может быть подвержена серьезным изменениям.
– А это их не волнует. Есть цель, есть механизмы ее реализации. В деловых вопросах эти ребята более конкретны, чем мы.
– Как я понял, за все платит господин Бизневский?
– Ну, судя по всему – да. Но этот аспект меня интересует меньше всего. Я присвоил Александру Александровичу звание гроссмейстера международного класса еще лет пятнадцать назад.
– Гроссмейстера – чего?
– Как это – «чего»? Авантюризма. В самом хорошем и высоком понимании этого слова. Этот тоже любит ходить вперед с высоко поднятой головой. Любит, чтобы его попросили пойти туда, не зная куда. Чтобы оплатили его проход. А еще лучше – проезд вперед. Причем ему абсолютно наплевать: светлое ли будущее ему сулят впереди или нет. Он отлично знает, что любое светлое будущее куется сегодня собственными руками. А у Саныча по этому поводу есть даже целая теория, которая звучит приблизительно так: «Идти вперед – значит потерять душевный покой. Остаться на месте – значит потерять себя. В самом высоком смысле движение вперед и означает постижение себя любимого».
– Другими словами, человек не делает ничего просто так. Подо все подводится философский базис.
– И не только философский. Ладно, допивай кофе и пойдем посмотрим, что там они наснимали.
На съемочной площадке царила полная неразбериха. Клаус Гастарбайтер в крайнем возбуждении что-то доказывал Либерзону, ведущая рыдала, размазывая по лицу сгустки тонального крема вперемежку с тушью для ресниц, операторы ругались матом, ассистенты нервно курили, массовка хохотала.
– Товарищ Клаус, чем вы так взволнованы?
– Сергей Сергеевич, – Клаус даже охрип, – они творят полный бардак! Вместо тех вопросов, которые мы сегодня обсуждали, меня спрашивают какую-то глупость. А студенты консерватории, которым заплатили деньги, вместо того чтобы попросить у меня автограф, бьют меня по заднице ногой, обзываются и требуют от меня еще каких-то денег. Я им объясняю: я вообще никогда не ношу с собой денег.
– Спокойно, сейчас разберемся.
Внезапно за кустами мелькнула знакомая фигура.
– Здравствуйте, Александр Александрович!
Бизневский двигался негармонично, какими-то урывками, волоча по земле огромный чемодан из крокодиловой кожи.
– Привет, – утерев нос кожаной перчаткой, сказал он, наконец-то достигнув беседующих.
– Ты туда или уже оттуда, я имею в виду командировку? – загадочно спросил Флюсов.
– Какая разница? Главное, что я здесь. И что я вижу? Нашего расстроенного боснийского друга.
– Саныч, небольшая неувязочка. Виновные будут наказаны. Вот, например, Саша Либерзон не получит причитавшегося было ему персонифицированного гонорара.
– Это почему? За что? – занервничал руководитель съемочной группы.
– За волюнтаризм, голубчик. За волюнтаризм.
– Переснимать будете?
– Если хотите – переснимем. В конце концов, один вариант сделаем в классическом стиле, один у нас уже есть. Потом выберете, какой вам больше понравится. Тот и дадим в эфир.
– А когда у нас эфир?
– Вообще, мы планировали сегодня.
– Раз планировали – значит сегодня и надо давать. Саныч, сегодня в последнем вечернем выпуске «Вестей» посмотри своего подопечного. Таня Миткова, немного кривляясь, расскажет о нелегкой судьбе великого боснийского композитора. Потом пойдет сюжет.
Либерзон подобострастно покосился на Бизневского, понимая, что это главный заказчик:
– Не придавайте, пожалуйста, особого значения небольшому сегодняшнему инциденту. Просто ваш юноша еще не совсем привык к съемочному процессу. Я уверен: в следующий раз все пройдет более гладко.
– Надеюсь, – буркнул Бизневский и взял Флюсова под локоток, предлагая отойти в сторону. – Слушай, ну как они тебе – эти «Вести»? Может, пошлем их, пока мы с ними не увязли. Профессионалы хреновы. Вот, Клауса расстроили. Он же такой впечатлительный.
– Да нет, Сань, они все такие. Как воронье.
– Ну ладно, тебе виднее. Слушай, помоги дотащить чемодан до моего бронированного автомобиля.
В офис Клаус приехал уже в нормальном настроении. По дороге они с Сергеем Сергеевичем посетили небольшой ресторанчик, где вкусно пообедали и выпили немного вина. Писатель обещал познакомить Клауса с одной очаровательной девушкой, и эта мысль окончательно привела его в состояние удовлетворенности и спокойствия.
На вопрос секретаря Светланы, как прошел первый съемочный день, Клаус улыбнулся, попытавшись ухватить Свету за талию, и довольно бесхитростно заявил:
– Обижали меня там.
Внезапно появившийся рядом писатель наклонил голову:
– Кто обижал? Кого? Я ничего не знаю! Этого ничего не было!
Света шутливо развела руками, показывая тем самым, что ничего не понимает из объяснений мужчин, и весело сообщила:
Ладно уж, конспираторы, пойду готовить вам кофе.
Сергей Сергеевич сделал несколько приседаний – они всегда бодрили его, уселся в кресло, вытянув ноги, и закрыл глаза. Прошла одна сладостная минута тишины, началась вторая, и тут…
В комнату грузно ввалился Александр Александрович Бизневский со своим верным спутником – чемоданом.
– Саныч, ты опять не уехал! Да что же это такое делается?!
– Рейс отменили. Навсегда. Взяли вот так – и отменили.
Бизневский скорчил гримасу отчаяния, причем настолько неестественно, что можно было подумать, что он не в своем уме.
Сергей только собирался расспросить приятеля о подробностях отмены рейса, как за стеной раздался душераздирающий девичий крик.
– Что такое?! – Флюсов выскочил в коридор и сразу из него завернул в кабинет.
В самом его центре стояла заплаканная Аня и судорожно терла левую половинку своего туго обтянутыми брюками зада. Рядом стояли остальные девушки – они были вне себя от возмущения и удивления вместе взятых. Клаус сидел на стуле и молчал.
– Он совсем обнаглел! – сквозь слезы начала жаловаться Аня.
– Кто? – не понял Сергей.
– Кто, кто… Клаус. – Аня сморщилась. – Сначала он просто говорил гадости, а потом очень больно ущипнул меня.
– Клаус… – укоризненно было начал Сергей Сергеевич.
– Я пошутил, – быстро перебил его Гастарбайтер.
– Ничего себе шуточки! – направляясь в комнату с подносом, на котором дымились две чашки ароматного бразильского кофе, с негодованием заметила Светлана. – Я лично видела, как Клаус к ней приставал. Анечка из скромности не сказала, что он ее два раза схватил за грудь и пытался гладить по попе.
– Я по-шу-тил, – несколько раздраженно повторил Клаус. – Приношу свои извинения и очень сожалею о содеянном.
– Ну вот, я думаю, на этом инцидент можно считать исчерпанным, – примирительно заметил Флюсов и быстрой походкой вышел из кабинета.
– Сан Саныч, вместе с первыми достижениями начинается первая фигня. Здесь, конечно, я сам немножечко виноват – не надо было поить толстого мальчика вином. Но факт налицо: Клаус стал приставать к девицам… Чего делать?
– Да ничего не делать. Будут вопить – выгонишь и наберешь новых.
– Да? Ты думаешь, это так просто?
– Я думаю, что это и не просто, и не сложно. Это – так себе.
– Хорошо, если ты так считаешь…
– Без стука вошла Валерия и без всякой предыстории в лоб спросила:
– Сергей Сергеевич, у нас что здесь – публичный дом? Теперь Клаус ко мне клеится, деньги предлагает.
Бизневский прыснул.
– Позовите мне его сюда! – Флюсов начал медленно закипать.
Через некоторое время в комнату зашла Светлана и торжественно заявила, что Клаус позорно бежал, покинув место боевых действий; девушки в данный момент держат военный совет, обсуждая единственный вопрос о нейтрализации грязного боснийца с помощью законных методов, полностью лежащих в правовом поле.
– Надо бы пожаловаться старшему Гастарбайтеру, – предложил Флюсов.
– Не надо, – спокойно отреагировал Бизневский, – наоборот, со временем мы сделаем Клауса своим союзником против его же папы.
– До той поры он разгонит мне весь коллектив.
– Пусть разгонит. Ладно, мне пора. – Бизневский подхватил свой жизненно важный чемодан и ушел.
В дверях он столкнулся со Светланой, торопливо толкнул ее пузом, успев хлопнуть по джинсовому заду.
– Мне можно – я лицо незаинтересованное! – прокричал он напоследок и помчался к выходу.
– Сергей Сергеевич, к вам посетительница. Какая-то очень странная девушка в шляпе с перьями.
– Ну, раз с перьями – зови. Наверняка какая-нибудь сумасшедшая. Кстати, если хочешь – можешь поприсутствовать – это тебя развлечет.
Прибывшая девушка Катя, разумеется, не была сумасшедшей; она была просто обычной девушкой, которая всего-навсего хочет стать известной певицей и не знает, как это сделать. Из ее краткого пояснения Флюсов понял, что пришла она не сама по себе, а по протекции Саши Чингизова, которого ему в свою очередь назойливо рекомендовала Ирина Львовна.
Прибывшая девушка Катя, разумеется, не была сумасшедшей; она была просто обычной девушкой, которая всего-навсего хочет стать известной певицей и не знает, как это сделать. Из ее краткого пояснения Флюсов понял, что пришла она не сама по себе, а по протекции Саши Чингизова, которого ему в свою очередь назойливо рекомендовала Ирина Львовна.
– Милая девушка, а что вы от меня-то хотите?
– Ну как же. У вас такой роскошный кабинет. – Катя закатила глазки. – Прямо закачаешься. Я когда по нему шла, у меня по коже аж мурашки бегали.
– Катенька, может, это были не мурашки, а другие животные? На ту же букву? – В разговорах с полными идиотками Флюсов иногда позволял себе некоторое умеренное хамство. Порой оно помогало несколько нивелировать неприятный осадок, который обычно оставался после подобных бесед.
– Вы имеете в виду муравьев?
– Ну конечно же их! Или макак. Представляете сюрреалистическую картину: вы идете по моему кабинету, а по вам ползают макаки. Или по вас – как правильно?
– По вам, по вас… Будущая певица сделала испуганные глаза. – Вы меня запутали, откуда мне знать, как правильнее говорить.
– Хорошо, оставим детали. Но смысл-то вам понравился? Макаки, между прочим, очень полезные животные. Ползут, значит, они по девушке Кате, переглядываются, обмениваются впечатлениями, а иногда даже хором поют популярные песни советских композиторов.
– Как же такое может быть? – Катя судорожно сглотнула слюну.
– Может, – успокоил ее Флюсов, – но это если только очень захотеть. У вас такое бывает, когда вдруг ни с того ни с сего острое желание возникает внутри вас без всяких на то оснований, неожиданно, нежданно-негаданно…
– Мне порой ужасно хочется… – Девушка зачем-то широко раскрыла рот и начала эротично и громко дышать…
– Ну а все-таки, чем я могу быть вам полезен?
– Ну вы же помогали некоторым в творческом плане? И они потом становились известными исполнителями.
– Катя, давайте конкретно: я могу сделать абсолютно из кого угодно эстрадную звезду. Если девушка симпатичная – хорошо, страшненькая – ничего страшного, извините за каламбур. Положим профессиональный грим, снимем под углом. Если умеет петь – хорошо, не умеет – тоже неплохо, будет кривляться под фонограмму. Не получится сделать собственную – будет работать с чужой. То есть у нас есть возможность полностью закрыть главный участок раскрутки – телевидение. Договориться с продюсерами ведущих музыкальных телепрограмм – не проблема. Короче, все это более чем реально, но при одном условии. Причем это даже не условие, а так… мелочь, деталь. И зовется эта деталь очень банально – деньги.
– У меня есть один небольшой спонсор, но вот потянет ли он… – Катя достала из сумочки миниатюрный очаровательный кружевной платочек и громко высморкалась.
– Дорогуша, это и есть вопрос вопросов, это и есть та самая парадигма, которая…
– Простите – что?
Флюсов понял, что не в меру разошелся:
– Ну, неважно. Так что вам, Катя, сначала нужно определиться с вашим приятелем, решить главную проблему выделения материальных средств на великое дело – становление новой попсовой звезды.
– То есть, другими словами, у вас есть все возможности. Необходимы только деньги?
– Послушайте, объясните мне, тупоголовому, как вы сочетаете в себе фантастическое очарование с поразительнейшей сообразительностью?
– Я много читаю. К тому же я часто посещаю концертные залы, выставки, театральные представления. Потом еще очень люблю бывать в музеях.
– Скажите, пожалуйста… А если не секрет, где вы были в последний раз?
– Я со своим молодым человеком была в Центральном доме художника, на выставке-продаже керамической посуды.
– Простите, Катенька, нескромный вопрос. А ваш молодой человек и спонсор – это одно и то же?
– Ну что вы! Конечно же нет. Молодых людей у меня… – девушка в задумчивости стала загибать пальчики на левой руке, – на данный момент четверо, а спонсор, – здесь она тяжело вздохнула, – всего только один.
– Ай-ай-ай… Как же вам не везет! – искренне посочувствовал ей писатель-сатирик. – Для вас лучше бы было наоборот.
– Да-а. Вот в такой обстановке попробуй стань известной певицей.
– Ну, ничего, ничего, у вас еще все впереди. Вы еще затмите и Пугачеву, и Распутину… – Флюсов внимательно посмотрел на внезапно загоревшиеся Катины глазки и благосклонно добавил: – И Моисеева с Киркоровым.
После девицы Сергея ожидала неожиданная встреча со своим коллегой – Мондратьевым.
– Сергей Львович, тебе-то что от меня понадобилось?
– Как это – «что»? Пришел подсобить. Москва бурлит. Говорят, Флюсов какой-то суперфестиваль проводить собрался. Кому же как не ближайшему другу для помощи плечо подставить?
– Да-а… Подставлять – это вы умеете.
– В каком смысле, старик? Я замечаю в твоих словах скрытый витиеватый подтекст.
– Не ищите его там, уважаемый Сергей Львович. Его там давно уже нет. Лучше скажи, кто меня предал? Львовна?
– Она. – Мондратьев расстегнул сразу все три пуговицы пиджака и закурил. – Слушай, тебе же при таких масштабах наверняка понадобится телевидение. Плюс какие-то творческие акции – выступления известных артистов, писателей.
– Ты хочешь работать первое отделение концерта, разогревать публику, чтобы после тебя – во втором – звучала авангардная симфоническая музыка? Выпить хочешь?
– Ну, если чего-нибудь легенького…
– Светочка!!! – заорал Флюсов.
Появившейся Свете было приказано принести бутылку холодного шампанского.
– Ой, а я вас знаю, – сказала Светлана блондинистому сатирику. – Вы раньше вели «Смехопанораму» вместе с Мовсисяном.
– Было дело, – согласился Мондратьев. – А девушка с нами не выпьет?
– Нет, не выпьет. Девушка, Сереня, на работе. И я, между прочим, тоже на ней. Только моя работа как раз и заключается в том, чтобы пить шампанское.
– Ну, ты суров. Кстати, Львовна просила передать, что в ближайший день-два обязательно к тебе заедет.
– Она ждет благодарности за то, что рассказала всем о том, о чем я просил ее молчать?
– Не знаю я ваших дел, она просила – я передал. Сергей Сергеевич, ну так все-таки… Возьми меня к себе в помощники, а то эфиров у меня сейчас нет, монологи не пишутся.
– А гастроли? Даже когда их не было ни у кого – у тебя они были.
– Сейчас и у меня нет. Возьми, пожалуйста.
– Серень, ну тогда подскажи, в каком качестве?
– В любом.
– У меня есть девочка Галя, она курирует всю прессу. Но именно курирует в административном смысле, а не занимается созданием высокохудожественных журналистских материалов. Ты же как творец, Сергей Львович, в таком случае будешь придумывать темы, фабулы и сюжеты будущих статей, логически обосновывая их фантасмагорические завороты и тем самым содействуя продвижению на музыкальном рынке нашего героя.
– Гениально! Я всегда знал, знал и был уверен в исключительности твоего мозга. Если с сегодняшнего дня я могу считать, что зачислен в штат твоего штаба…
– Можешь.
– Все… Больше не буду утомлять. Я исчезаю.
Сергей Львович в свое время закончил психологическое отделение педагогического института и с тех пор считал себя крупнейшим специалистом в области не только психологии, но и человеческой психики. Ко всему он сам был психически крайне неустойчив: стоило ему чуть-чуть понервничать, как у него начинался тик. Совсем недавно Мондратьев пригласил в гости одну девицу и, выпив немного спиртного, понес обычную для таких случаев ерунду – этакие байки из актерской курилки, из жизни богемных обитателей, состоящие из разного рода маловразумительных слухов и сплетен. Пары алкоголя подействовали на пару с оголенными коленками незнакомки, и Сергей Львович принял сверх дозы, которую он сам себе отмерил много лет назад и строго придерживался, несмотря на различные обстоятельства, в результате чего левый его глаз стал методично, помимо желания писателя, открываться и закрываться с четкостью и педантичностью метронома. С расстройства Мондратьев забыл об осторожности и махнул еще сто пятьдесят белой крепкой. По мнению правого глаза, ответственность за подобное легкомыслие должен был кто-то понести, и этим «кто-то», как всегда, оказался Львович. Почувствовав нестерпимое желание действовать и пока неудовлетворенное обиженное самолюбие, правый глаз – по примеру левого – начал мигать тоже.
Девушка, немного ошарашенная рассказами об известных людях и различного рода жизненных хитросплетениях, сначала подумала, что так должно и быть, что подмигивание Мондратьева – это своего рода вид ухаживания. Рассказчик же с покрасневшей рожей с каждой секундой расстраивался все больше и больше. Его собственные хлопающие глаза напоминали ему теперь счетчик в таксомоторе, который чем дольше едешь в такси – стучит все противнее и противнее. Уже порой боишься и посмотреть на него, чтобы не ужаснуться. А он все тикает, щелкает, неотвратимо действуя на нервы и разрушая их так необходимые составные части – ячейки с клетками.