Светлана Александровна быстренько рассказала про то, что они уже выучили и что им еще предстоит. Разрешила задавать вопросы, чтобы собрание прошло в режиме диалога по наболевшим темам.
На второй парте у окна мама тянула руку, чтобы задать вопрос учительнице. И приговаривала: «Можно? Можно?» Она даже подпрыгивала на месте от нетерпения, но усидела.
— Скажите, а как у них с межличностным общением? — спросила она, когда Светлана Александровна ее «вызвала».
Ну, типичная зубрила-выпендрежница. Вот папу, который наискосок сидел, волновало только, какую букву писать. Нам — родителям — дали задание. На листе бумаги написать красиво первую букву имени ребенка. А они потом доклеят, раскрасят, и получится выставка. Так вот папу волновало, что писать — «е» или «к». Дочку Катя зовут, Екатерина. Нормальный вопрос. А эта с межличностным общением…
Дошел разговор до уроков. Светлана Александровна беспокоилась — не много ли она задает, а то со слов родителей некоторые дети задание делают с плачем и соплями. По три часа сидят, с перерывами на сопли и крики.
— А вы не могли бы моей Соне побольше задавать? — выступила опять эта мама со второй парты. — Она ровно за семь минут все делает. Я засекала. — Родительница с гордостью обвела взглядом класс. Знала бы ее Соня, кому спасибо сказать за дополнительную страницу в прописях. Родная мать взяла и заложила.
— А я свою сначала на черновике заставляю писать, а потом только в тетради, — не выдержала еще одна родительница. Видимо, бывшая хорошистка, с затаенной обидой на всех отличниц.
— Нет, что вы, не надо, — испугалась учительница, — не надо их черновиками мучить. Детки у вас замечательные. Не могу рассказать про каждого в отдельности — вас много. Они все — очень хорошие.
— Нет, расскажите, — попросила мама-отличница. — А что тут такого?
Конечно, она хотела послушать, какие все вокруг идиоты по сравнению с ее Сонечкой. Это же так приятно. И хулиганят, и ручку неправильно держат, и математический диктант написать не могут.
— Да, вот Федя, — вспоминала учительница, — прилежный мальчик. Только не сразу все понимает. Нужно просто ответ написать. Например, три. Он пишет три и всю строчку прописывает.
— А как надо? — испуганно спросил папа Феди, сидевший за первой партой.
— Надо только одну цифру, — объяснила Светлана Александровна, — это же диктант.
— Трудоголик, — съехидничала хорошистка — любительница черновиков.
— Вася уже сидит, — сказала Светлана Александровна мне. — Молодец.
Ну да. Пока они там диктантами меряются, мы стараемся просто усидеть на месте. Нам бы их проблемы.
— А что, бегают? — с ужасом спросила мама-отличница со второй парты.
— Да, дети разные, — философски заметила Светлана Александровна. — Вася бегает, а вот Федю заставь побегать или даже пройтись, так нет. Он будет сидеть с книжкой и с места не сдвинется.
Федин папа посмотрел на учительницу с таким реальным ужасом в глазах, так и не поняв: сейчас про его сына как сказали — хорошо или плохо? Нужно бегать или с книжкой сидеть?
— И еще, родители, купите нормальные карандаши. Мягкие, — сказала Светлана Александровна, — они давят на них так, что тетради рвутся.
— Ой, а можно карандашик или ручку попросить, а то мне писать нечем? — пискнула женщина с середины. Я ее даже сначала не заметила. Тихоня, про которую никто никогда не вспоминает, если она не подаст голос.
— Только сильно не давите, — съехидничал папа Феди.
— Вот и дети ваши так же, — сказала Светлана Александровна, выдавая маме ручку, — то карандаша нет, то ручки.
— Теперь слово предоставляется родительскому комитету, — сказала активистка родительского комитета сама про себя.
Все дружно застонали. Непроизвольно. Просто вырвалось. Активистка, поднявшаяся с места, обиделась:
— Нужно сдать деньги на охрану, заклеить окна и купить репродукции. Предлагаю Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Одна репродукция — две тысячи рублей. Никто не против репродукций?
Все промолчали и уставились в лежащие на партах учебники детей по русской грамоте.
— Родители, поактивнее, пожалуйста. Если у вас нет возражений по авторам, то сдавайте деньги. Если есть возражения, скажите сейчас, чтобы потом не было вопросов, — опять обиделась активистка.
— А помните, как мы им усы пририсовывали и бороды? — подал голос Федин папа.
Я чуть не прослезилась. Сидит за первой партой на маленьком стульчике мужчина с сединой в волосах, в дурацкой розовой рубашке, галстуке и ностальгирует. У него даже глаза загорелись.
— Наши дети рисовать не будут, — сказала строго мама-отличница.
— А можно вас за хвостик дернуть? — ласково обратился к ней Федин папа. Мама-отличница зарделась, фыркнула и отвернулась. Но прическу непроизвольно поправила.
— Нет, это мы в учебниках рисовали, — оживился папа Кати, — а на стены не лазили… Я даже не помню, кто у нас там висел.
— Может, детские рисунки повесить? — подала голос я. — Или кого-нибудь, близкого детям. Чуковского или Хармса?
— Дети должны расти на классике, — накинулась на меня активистка. — Где я вам найду репродукцию Чуковского? Что было в магазине, то и предлагаю.
— А почему так дорого? — спросила мама-хорошистка.
— А как вы думаете? Там рамы хорошие… — возмутилась активистка.
— А может, классиков разбавить? — спросил Катин папа.
— Как это — разбавить? — испугалась активистка.
— Ну, художников повесить или композиторов. А то столько лет прошло, а мы все Пушкина с Некрасовым вешаем, — сказал папа.
— Родители, — распрямила плечи активистка, — еще раз хочу довести до вашего сведения. Я предлагаю репродукции, которые были в наличии. Если у вас есть другой список… э-э-э… классиков, то сами и ищите, и вешайте, — обиженно заявила она.
— Ну да, сам выбирай колор и сам крась, — засмеялся Катин папа, но его никто не поддержал.
— Кто останется клеить окна? — подключилась к обсуждению еще одна мама, которую активистка назначила ответственной за окна. Она еще до начала собрания у всех спрашивала про окна, но так и не получила ответа.
Все забыли про Пушкина и опять стали с увлечением разглядывать русскую грамоту.
— Так, остаетесь вы, вы, вы, — говорила активистка, показывая на маму-отличницу, маму-хорошистку и крепкую бабушку в кроссовках.
— Я не могу. Мне еще с собакой гулять, — сказала бабушка.
— У всех собаки, всем гулять, — возмутилась активистка. — Тут сифонит изо всех щелей, а вы!
— Хорошо, хорошо, — согласилась бабушка.
Федин папа оказался сообразительнее всех. Пока женщины галдели — кто про Чуковского, кто про окна, он подошел к Светлане Александровне и начал ее благодарить. Поблагодарил и откланялся. Катин папа сделал то же самое. Я долго думала — пройдет ли этот номер в моем случае. В результате пошла на компромисс — сдала деньги на репродукции и убежала, стараясь не попасться активистке под горячую руку.
Вторая четверть
5 ноября Красный день календаря
В школу не идем. Праздник. Я почему-то была уверена, что мы отмечаем Седьмое ноября. Вася спросил, что надо делать в этот праздник. Он знает, что в Новый год надо елку наряжать, а в день рождения — гостей ждать. На Пасху — яйца красить, хотя ему так нравится этот процесс, что мы красим яйца по поводу и без круглый год.
— Что будем делать? — спросил ребенок.
— Ничего. В кино пойдем — новый мультик смотреть. А больше ничего не будем делать. Будем бездельничать, — сказала я.
— Ура. Давай бездельничать, — сказал Вася, — а что надо делать?
В кино сходили, полежали, еще немного полежали. Поели на диване перед телевизором. Потом на полу поели перед телевизором в другой комнате. А там как раз в новостях про Пожарского рассказывали. Вася, когда ставил диски с мультиками, услышал.
— А кто такой Пожарский?
— Князь.
— Он что, пожары делал?
— Нет. Он воевал.
— С кем.
— С поляками.
— А зачем?
И тут до меня дошло, что мы какой-то другой праздник отмечаем. Связанный не с Кларой Цеткин, хотя нет, Цеткин — это 8 Марта, а с Пожарским.
— Ой, Вася, я праздники перепутала.
— Хорошо. А какой сейчас?
— День объединения России. Князь Пожарский не дал Польше нас захватить.
— А сейчас поляки в России есть?
— Есть.
— Значит, Пожарский не всех победил?
— Это другие поляки.
— А они хотят нас захватить?
— Нет. Они хорошие.
— Жаль.
— Почему это?
— А тогда бы мы их победили, и был бы еще один праздник. То есть выходной. Пойдем гулять, искать поляков и побеждать их.
— Зачем?
— Ну так надо же что-то делать!
— Зачем?
— Ну так надо же что-то делать!
— Вася, все, не выноси мне мозг.
Эту фразочку я от старшего сына Вани подцепила. Он все время говорит, что мы ему «выносим мозг».
— Брат, а у тебя совсем больше мозгов нет? — спросил как-то Вася.
— Почему это? — удивился старший.
— Ну, если все мозги выносят и никто не приносит, значит, у тебя совсем мало осталось. А куда они его складывают?
— Вася, иди лучше… иди, в общем, не мешай, — буркнул старший, — у меня голова болит.
— Там нечему болеть. Если мозгов нет, то и голова болеть не может.
— Вот доживи до моих лет, тогда и поговорим, — с пафосом заявил Ваня.
— Когда я доживу до твоих лет, ты будешь совсем старенький. Если у тебя сейчас в голове ничего нет, то что же с тобой будет к старости? — пожалел брата Василий.
А потом был День милиции. Вася об этом узнал, потому что он болел, а по телевизору, как назло, не было мультиков, а были праздничные концерты.
— Они празднуют, а я болею, — сказал Вася и почти заплакал. Заплакать по-настоящему ему мешали сопли — он знает, что соплей в этом случае будет только больше. А высмаркиваться он не любит даже больше, чем писать в прописях. — И что они делают? Эти милиционеры?
— Красиво одеваются, идут на концерт, встречаются со знакомыми. Но вообще-то они в этот день работают. Только в форме парадной.
— А, это как у нас было. Сказали, что будет праздник посвящения в первоклассники и в белых рубашках надо приходить, а уроки все равно были, — заметил сын.
— Вася, веди себя хорошо вечером. Я уйду, вернусь поздно, — сказала я уже на неделе.
Мои бывшие работодатели отмечали годовщину.
— А ты что будешь делать?
— Наряжусь, поеду концерт смотреть, встречаться со знакомыми.
— Мама, ты раньше милиционером, что ли, работала? — с ужасом спросил ребенок.
9 ноября На большой сцене
Забыла рассказать про праздник посвящения в первоклассники.
Детям раздали роли, стихи на бумажках и велели выучить. Васе досталось быть художником. На листочке с текстом красивым учительским почерком была пометка: «родителям — костюм, подумать». Пока я думала и опрашивала знакомых, как должен выглядеть современный художник, Вася учил текст. Надо сказать, что он его выучил быстрее, чем я. Точнее, мне так и не удалось запомнить эти двенадцать строк. Потому что я не понимала смысла. Мне нужно знать, что было до и что после этого куска. А так — набор слов. Васю отсутствие смысла не смущало. Он читал вслух с выражением. Там была строчка — «Мастер Изо называется он». Пока до меня дошло, что это Изо, а не Изя…
— У меня есть старый фартук, давай я его краской обляпаю, — сказала я мужу, все еще продумывая костюм.
— И что получится? Ребенок в грязном кухонном фартуке. Нужны белая рубашка, бант, берет, кисточки… — креативил муж.
Бант я решила сделать из атласной ленты. С беретом вышла проблема. У меня есть два. Женских. Серый и коричневый. Померили. Получился ребенок в женском берете.
— А давай ты палитру нарисуешь, — сказала я мужу. Он у нас такой домашний художник. Рисовать умеет. Особенно ему удаются еврейские профили.
— Поллитру? — то ли пошутил, то ли нет муж. — А купить нельзя?
Купить, конечно, можно. Но это же особое наслаждение — заставить мужа после работы вырезать из картона палитру. И критиковать — плохо, не так, надо по-другому. А он не будет возражать. Редкостное удовольствие.
Удовольствие обломалось. Вася заболел и пропустил репетиции. Его слова забрали и отдали другому мальчику. Я пошла в школу за домашним заданием на три дня вперед и выяснять, можно ли прийти только на праздник.
Учительница сказала, что слова забрали не только у Васи, а вообще почти у всех. Только у четверых из всего класса оставили. Я шла из школы медленно. Сумка с тетрадями тянула плечо, как будто я двойку несла. Надо было сказать Васе, что он должен написать две страницы в одной тетради, три в другой и четыре в третьей. И сообщить, что он не будет выступать.
— Васенька, может, не пойдем на праздник? Ты же болеешь, — зашла издалека я.
— Нет, пойдем, пойдем. — Ребенок закашлялся от возмущения.
Он пригласил на выступление папу, брата, девушку брата, бабушку, дедушку, учительницу музыки, консьержку. Еще до того, как заболел.
— Вася, понимаешь, ты не будешь выступать…
— Почему?
— Потому что ты заболел, а нужно было репетировать.
— Я дома репетировал.
— Васенька, у вас почти никто из класса выступать не будет.
— А кто будет художником?
— Не знаю. Кто-нибудь другой. Может, не пойдем?
— Нет, — решительно заявил сын и вытер рукавом рубашки сопли, — пойдем, я хочу посмотреть. На того, кому мои слова отдали.
Да, сцена — это тяжело.
— А у взрослых так бывает? — спросил Василий.
— Как?
— Слова отбирают?
Почему-то в голове крутилась только история про одну артистку, которая забеременела, и ее роль по этой причине отдали другой. Но к Васиному случаю это не относилось.
В общем, мы пошли на праздник. Я заранее узнала у Светланы Александровны, будут ли что-то давать в смысле подарков. Дать обещали значки и книжки.
— Вася, вам подарки дадут, — пообещала я, надеясь, что сын не станет рыдать во время концерта.
— Это хорошо, — кивнул сын.
С классом столкнулись в коридоре. Ребята загалдели: «Вася, Вася, ты где был? Куда пропал?» Подскочили его друганы — Антон и Дима.
— Дай пять, — кричали они, — а мы в микрофон без тебя говорили. У тебя слова отобрали, а у нас нет.
Но Васе было все равно. К нему подошли Лиза и Настя.
— Я тебя так ждала, — сказала Лиза.
— А я тебя ждала больше, — проговорила Настя.
В актовый зал дети должны были заходить парами, как на бал. Девочка кладет руку на руку мальчика. Все тянут носочек. У Васи были заняты обе руки — он вел и Лизу, и Настю. Девочки тянули носочки, кто лучше.
Васин текст распилили надвое. Читали мальчик и девочка из другого класса. Учительница стояла спиной к залу и шептала слова, как суфлер. Мальчик забыл текст и пытался прочесть по губам учительницы. Не получалось.
— Мастер Изо называется он! — выкрикнул Вася с места.
— Мастер Изо называется он, — повторил мальчик, и все выдохнули.
Выступление быстро свернули. Родители, а точнее родительницы, которых было большинство, бурно аплодировали только однажды — когда на сцену вышел физрук в короне. Он изображал то ли короля, то ли рыцаря.
— Какой молоденький, какой хорошенький! — умиленно шептались мамочки.
— Хорошо, что он только в начальной школе преподает, а не в старшей, — мудро заметила одна бабушка.
Вышла учительница математики в короне с проводками, на которых шевелились цифры.
— Вам дарю я пятерки! — крикнула она и махнула двумя руками, как будто что-то бросала.
Дети посмотрели друг на друга. Где пятерки?
Подарки раздавали в классе. Значки и книжки. Мы шли домой.
— Тебе понравилось? — спросила я.
— Конечно, — радостно ответил сын, — я бы лучше прочел стих. Тот мальчик вообще слова забыл. И костюма у него не было. А папа нарисовал мне палитру?
— Нет, а зачем? Праздник же уже прошел.
— На память. И на всякий случай. Вдруг в следующий раз тот мальчик заболеет? А у меня все будет готово.
12 ноября Одноклассники. ру
Было велено прийти в парадной форме — будут фотографировать. Фотографии получились замечательные — яркие, отпечатанные на хорошей бумаге. Сделали и портреты, подложив на компьютере фон — осенние листья. Композиция на групповом снимке за десятилетия не изменилась: кто пониже — сидит на стульчиках, кто повыше — стоит. Мальчик—девочка, мальчик—девочка. Посередине учительница.
Вася не может запомнить слово «одноклассники», он всех называет первоклассниками.
— Мама, а мы с Димой и Антоном всегда будем дружить? — спросил сын.
— Не знаю, как получится.
— А как получается?
— Вот твой папа до сих пор дружит со своими одноклассниками, а я нет.
— Почему?
— Ну, потому что я много школ поменяла, потому что живу в другом районе…
— Нет, я буду как папа. Буду с Димой и Антоном до старости дружить, — заявил Вася.
Меня не миновало повальное увлечение поиском соседки по парте, мальчика, который давал списывать, и прочих давно благополучно забытых школьных друзей.
Я поставила фотографию, на которой очень себе нравилась. На ней почти не видно лица, зато хорошо просматривается грудь в лифчике пуш-ап и трусы, торчащие из джинсов. Моя подруга первую любовь свою нашла, и вторую, и даже третью, о чем сообщала мне на этом сайте, хотя в принципе мы с ней регулярно созваниваемся, когда в пробках застреваем. Так вот все эти бывшие любови у нее в друзьях значатся, впрочем, как и новые. Она и с подружкой по парте переписывается, и раз в год встречается со школьными друзьями. Страшно довольна, потому что из года в год убеждается, что выглядит лучше, чем эти тетки, называющие себя ее одноклассницами.