Входят Варвара Ивановна и бабушка.
Виталик (Кате и Наде). Скажите бабушке, кто нашел Японца. Это я нашел Японца! Он оказался на балконе второго этажа и плакал слезами… (Почтительно передает бабушке кота). Он до сих пор всхлипывает…
Бабушка. Спасибо тебе, Витенька… Дай, поцелую. (Целует в лоб.)
Входит молодой, блестящий генерал. Надя уходит.
Генерал. Прошу извинить меня за самовольное вторжение. (Здоровается, как свой человек, с бабушкой и Варварой Ивановной.) Ужасный день! С городских окраин двинулась вооруженная чернь, солдаты перестали повиноваться своим начальникам, преступная рука направляет удар бунтующих толп в самое сердце государственного организма.
Бабушка. Ересь…
Генерал. Господа, я же вам говорю, большевики выступили.
Бабушка. Не так резко, ваше превосходительство. Здесь солдат нет, кричать не следует.
Генерал. Елизавета Никитишна, мои солдаты ищут меня для расправы. Петроград находится в состоянии безумия. На улицу вышел великий русский хам.
Бабушка. Слушать не хочу! Ересь! Правительство вызовет казаков — и все разбегутся…
Генерал. Но мы не знаем, есть ли у нас теперь правительство.
Бабушка. Скажите лучше, что вы перепугались каких-то хулиганов. У нас, на Урале, были беспорядки, мы вызвали казаков, и они всех разогнали по домам. Стыдно, очень стыдно сударь, мне, старухе, говорить такие вещи генералам.
Генерал. Елизавета Никитишна, теперь не то время…
Бабушка. Конечно, если вы будете прятаться, они, чего доброго, пойдут бить стекла…
Генерал. Если бы стекла…
Бабушка. А что же вы думаете еще? Они придут к нам в дом?
Генерал. Нет, конечно, до этого никогда не дойдет… дело не в этом… Извините меня, Елизавета Никитишна, я вызван по телефону Захаром Захаровичем.
Бабушка. Вот и хорошо. Ваше мужское дело заниматься политикой, а мне мой Японец дороже всей вашей ереси.
Генерал уходит, бабушка уходит в другие двери.
Варвара Ивановна (Кате). Захар Захарович у себя?
Катя. Они в кабинете. (Уходит.)
Варвара Ивановна. Стреляют… опять стали стрелять…
Входит Надя.
Господи, помоги нам, грешным рабам твоим, помоги, господи, и защити детей моих от скорби и печали… Кто здесь? Ах, это опять вы, милая… Подойдите сюда… Что это, стреляют под окнами у нас? Спустите шторы.
Виталик. Мама, не волнуйся. Папа идет сюда, он получил известие с фронта.
Входит Захар Захарович.
Захар Захарович. Варя, пойдем поговорим.
Варвара Ивановна. Что такое?.. Захар, что у нас случилось?
Захар Захарович. С фронта приехал друг твоего брата… он все знает.
Варвара Ивановна. Что он знает? Василий?! Убит?
Захар Захарович. Десять дней тому назад пал смертью героя.
Варвара Ивановна плачет. Входит Катя.
Надя (бросается на колени). Барин, милый, вы извещены… Мой муж, Иван Шадрин, в полку ихнем воевал… Про Ивана Шадрина вам не прописали?
Захар Захарович. Катя, кто это? Уберите ее… Что это такое?
Катя (Наде). Ох, уйди ты… Извините, барин, она так… Она ничего. Надежда, что ты, ополоумела? Разве можно?
Входит генерал.
Генерал. Штаб не отвечает. Керенского нет нигде.
Захар Захарович. Что это будет так, я знал еще вчера, но что будет завтра — я не знаю.
Картина третьяПарадный ход питерского особняка, какие строились миллионерами, и ворота во двор. У ворот стоит Шадрин. За решеткой ворот — дворник Ефим.
Шадрин. Господин дворник, вы же меня видели здесь у сестренки. Я брат Катерины. Иван Шадрин… Я с фронта пришел по законному отпуску. Скажите Катерине, а я уж вас бы отблагодарил.
Ефим. Глупый ты солдат. Ему толкуют — с утра приходи, а он свое. Ежели у тебя на хлеб у самого нету, я тебе займу, только отчаливай, ради бога!
Шадрин. Почему с утра можно, а сейчас нельзя?
Ефим. Потому что утро вечера мудренее. Ну, прощай, милый, не стучи больше, пожалуйста.
Шадрин. Слушаюсь.
Ефим скрылся.
Куда же теперь направиться? На базар бы сходить?.. Пожалуй, поздно. И чайных у них тут не видно… Глухой какой-то город. (Осматривает дом.) Неужто спать легли? Кажись, стреляют где-то за речкой… Вот беда! Ведь так на улице изморозишься до утра. (Сумрачно стоит, опершись на винтовку.)
Входит красногвардеец Николай Чибисов. Смотрит на Шадрина подозрительно.
Чибисов. Ты чего тут стоишь?
Шадрин. Так.
Чибисов. Так ничего не бывает. Часовой, что ли?
Шадрин. Нет, я посторонний.
Чибисов. Посторонних теперь не бывает. Говори, почему ты здесь находишься?
Шадрин. Потому что у тебя не спросился, где мне находиться.
Чибисов. Плохо сделал.
Шадрин. Авось не потужу.
Чибисов. Это видно. Ты не из робких.
Шадрин. Не гладь, не дамся!
Чибисов. Вижу, наш.
Шадрин. Чей это?
Чибисов. А ты чей?
Шадрин. Сам себе родня.
Чибисов. А мне?
Шадрин. Характерами не сойдемся.
Чибисов. Потарахтели, хватит. Откуда, солдат?
Шадрин. С фронта… окопный… По отпуску.
Чибисов. Чего же ты тут скучаешь?
Шадрин. Здесь сестренка у господ в прислугах живет… прибыл к ней, на ночь не пускают…
Чибисов. А ты с неба, случайно, не упал?
Шадрин. Меня на небо старались отослать, не дался.
Чибисов. Это так… А ты слыхал, что теперь власть наша?
Шадрин. К чему-нибудь такому я винтовку никому не дал. Солдата с ружьем тоже понимать надо.
Чибисов. А еще что-нибудь такое ты слышал?
Шадрин. Всего пока не разберешь.
Чибисов. Попроси дядю, расскажет.
Шадрин. Не тебя ли?
Чибисов. А почему? Пишу, читаю.
Шадрин. Я тоже по-малому обхожусь.
Чибисов. Ну вот, я да ты да мы с тобой весь мир завоюем.
Шадрин. Завоевал один такой.
Чибисов. Нам, кроме цепей, терять нечего.
Шадрин. Это, пожалуй, правда. Но, черт тебя знает, чего ты ко мне привязался? Закурить бы дал. Оно веселей брехать будет.
Чибисов. Извини. (Подает папиросы.) А как твою сестру зовут?
Шадрин. Вот ты куда!
Чибисов. Зря, солдат, я по делу спрашиваю.
Шадрин. Ладно. Сестру зовут Катерина.
Чибисов. Вот это так.
Шадрин. А что?
Чибисов. Выходит, мы с тобой давно знакомы.
Шадрин. Лей, да не через край.
Чибисов. Увидишь.
Шадрин. Интересный ты человек, а ведь не пьяный.
Чибисов. Ты чего тут околачиваешься?
Шадрин (с раздражением). Говорю же тебе, к сестренке я… деньжонок занять на коровенку… Год, как скотина пала, шестой месяц письма перестали… Жива ли там жена дома, не знаю.
Чибисов. «Деньжонок на коровенку»… Лапоть!
Шадрин. Ты меня не конфузь… «Лапоть»… Ты меня еще не знаешь!
Чибисов. Какая теперь коровенка… дура!
Шадрин. А я тебе говорю, ты меня не конфузь, я тебе не родственник.
Чибисов. А я у тебя спрашиваю: какого черта ты тут огинаешься, как нищий?
Шадрин. Не твое дело.
Чибисов. Нет, мое.
Шадрин. Нет, не твое! И отвяжись от меня, если так.
Пауза.
Чибисов. Иван Шадрин, если не ошибаюсь?
Шадрин. Ишь ты… знает ведь… А ты кто?
Чибисов. Николай Чибисов.
Шадрин. Слушай, Николай Чибисов, чего тебе надо?
Чибисов. Пойдем со мной.
Шадрин. Куда идти-то?
Чибисов. Недалеко. Сюда вот. (Указывает на парадное).
Шадрин. Ты, бывает, не очумел?
Шадрин. Ты, бывает, не очумел?
Чибисов. Боишься, что ли?
Шадрин. Ты всерьез?
Чибисов. Кстати, и сестренку увидишь.
Шадрин. Да нет…
Чибисов (подводит его к двери). Не «нет», а «да». Звони, солдат, приучайся.
Шадрин. Ох, попадешь с вами в переплет!
Чибисов. С нами? Обязательно попадешь. Кнопку хорошо нажал?
Шадрин. Нажал.
Чибисов. Ну как?
Шадрин. Мне что? Ты отвечать будешь.
Чибисов. Ладно, отвечу.
Дверь приоткрылась.
Узнаешь, Савельич, знакомого?
Человек в дверях. Узнаю, но не велено.
Чибисов. Теперь это силы не имеет. Я с приказом от ревкома пришел… Снимай цепочку… Не беспокойся, тебе отвечать не придется…
Дверь открыли.
Вот это правильно. Иди вперед, товарищ Шадрин. Ноги вытри. Правильно. Вот видишь, как у нас хорошо выходит.
За ними закрылась парадная дверь.
Картина четвертаяДеловой кабинет хозяина в доме Сибирцева. Здесь находятся представители различных категорий капиталистического мира: промышленник с Волги — волжанин, капиталист западного стиля — западник и один из руководителей кадетской партии — кадет.
Кадет (читает). «ЦК партии народной свободы призывает не признавать власти насильников. Законная и преемственная власть, созданная революцией, должна быть восстановлена. Мы приветствуем все учреждения и организации, объединяющиеся в борьбе против большевистского захвата, и призываем членов партии всеми силами содействовать этой борьбе». (Волжанину.) Вам не нравится? Исправьте, пожалуйста.
Волжанин. Я, кроме телеграмм, никогда ничего не писал и писать не стану. Какая партия? Неясно. Кадетская, что ли?
Кадет. Я полагал, что вы являетесь нашим соратником.
Волжанин. Напротив, сударь, напротив. Всем партиям и союзам предпочитаю союз честных людей.
Кадет. Вы хотите сказать — Союз русского народа?[5] Монархистов?
Волжанин. Царю не молимся, бога тоже не жалую, а насчет русского народа могу сказать лишь, что хуже, глупее, вороватее и отвратительнее нет другого народа на земле, хоть сам прихожусь земляком этому народу.
Западник. Надо скорее печатать это воззвание, пока большевики не закрыли наших газет. Если Захар Захарович прочел, то обращение следует разослать телеграфом по всей России.
Кадет. Мы отправим также послам великих держав. (Уходит.)
Волжанин. И вы, друг мой, с вашим умом и образованностью, всерьез принимаете власть Смольного? Как это они прикроют наши газеты? А если их просто по шее?
Западник. Кто? Я, вы, Захар Сибирцев, Рябушинский[6] пойдет и даст по шее? У нас нет штыков, а вы это забываете.
Входит господин в шубе с бумагами в руках, за ним следуют трое подобных ему господ.
Господин в шубе. Мое почтение, господа, мы с потрясающими новостями. Слушайте, это точно, это сущая правда. Керенский взял Гатчину и находится на пути к Царскому Селу.
Волжанин. Вот они, штыки.
Господин в шубе. Генерал Краснов[7] пишет в своем первом приказе (читает): «Временное правительство не свергнуто, но насильно удалено из своего помещения и собирается превеликой армией с фронта».
Волжанин. Прошу повторить эти исторические слова. Армия войдет в Питер, и конец этой музыке.
Западник (иронически). А известно ли вам, что в июльские дни в Питер также были введены войска?[8]
Волжанин. Вошли и разгромили гнездо большевиков во дворце Кшесинской[9].
Западник. Совершенно точно, разгромили, а солдаты в этом дворце прочли большевистские газеты и потом, дорогой Борис Никитич, эти же самые солдаты устроили нам революцию и разгромили тех, кто их призвал. В Питер солдат пускать нельзя. Это отравленный город. Весь кошмар идет из Питера.
Волжанин. Вот идет хозяин. Захар должен знать настоящее дело. У меня без привычки в такой кутерьме да еще на голодный желудок, натурально, трещит голова.
Входят Захар Захарович и еще несколько лиц того же положения, почтительно следующих за ним.
Господин в шубе. Захар Захарович, знаете?
Захар Захарович. Знаю. Керенский взял Гатчину.
Господин в шубе. А приказ генерала Краснова?
Захар Захарович. Читал. Господа, без вводных речей я приступаю к делу. Враг теперь в нашем доме, враг всюду. В единой цели уничтожения большевизма примиряются интересы течений и партий в нашем обществе. Кадет протягивает руку монархисту, и монархист пойдет с любым социалистом, ибо у нас и у них единственный смертельный враг — большевики. Так передовые люди всех партий понимают нынешнее положение. Наступление Краснова, несмотря на свой триумф, лично мне не дает радужных перспектив. Смольный наэлектризован; по моим сведениям, Ленин действует с невероятной, бешеной энергией. Этого человека действительно обожают солдаты и матросы. О рабочих не говорю, вы отлично знаете, какую силу имеет имя Ленина на заводах.
Господин в шубе. Неужели вы считаете, что верные правительству войска не будут в столице?
Захар Захарович. Я хочу, чтоб они были здесь сейчас, хочу!.. Но что толку от наших прекрасных надежд? Краснов займет столицу, но я не могу положиться на его казаков, ибо не знаю, как долго они будут повиноваться своим офицерам.
Волжанин. Подождем — увидим.
Захар Захарович (возбужденно). Я не могу ждать, когда у меня на заводах делают снаряды по приказу Ленина. Я не буду ждать, пока меня повесят. И не поверю ни одной сволочи с винтовкой. Мы не собрали реальной военной опоры внутри страны. Нет народа, нет армии, есть сброд, отребье, бандиты, и Петербург не что иное, как клоака бандитов, убийц, насильников. Хотите мое мнение — нате. Исходом русской смуты будет удар немцев по Питеру.
Волжанин. Сдать столицу Вильгельму?[10]
Захар Захарович. Или потерять Россию.
Пауза.
Волжанин. Дожили, дошли, пали во прах.
Западник. Эмоциональная сторона вопроса сейчас неинтересна. Что немцы прекрасно расправятся с «товарищами», я в этом ни минуты не сомневаюсь, но где они, как с ними говорить?
Господин в шубе. Господа… а союзники?
Захар Захарович. Каким образом вы получите союзный десант в Финском заливе?
Западник. Здесь много щекотливых и неприличных вопросов с точки зрения международных отношений.
Захар Захарович. А с большевиками жить прилично? Если прилично, живите, а я не буду. Имейте перед глазами одну проблему — большевизм, и тогда все сделается приличным. Без фиговых листочков и сознательно мы должны сдать Питер немцам, установить немецкую власть, немецкую политику, перевешать «товарищей» и дать России крепкое правительство. Будем разговаривать еще или приступим к делу?
Волжанин. Что мы можем сделать сейчас?
Захар Захарович. Это уж мы сумели подготовить. Сейчас я вам представлю лицо, облеченное доверием некоего правительства. Впрочем, я спрошу, пожелает ли оно оставаться инкогнито или его беседа с нами будет открытой. (Уходит.)
Волжанин. Большим разумом одарил бог Сибирцева: страшного действия ум. Боюсь я его, черта.
Западник. Кайзер запросит много выгод для себя.
Волжанин. И дадим.
Господин в шубе. Легко, если ваше состояние на Волге. Что скажут люди из столицы?
Западник. Мои интересы, как вы знаете, сосредоточены только в Петрограде. Я иду на жертвы.
Волжанин. Какие там жертвы! Чего бога гневить. Весь хлеб, который лежит у меня про запас от Кинешмы до Астрахани, сумею отдать в подарок и ни на копейку беднее не стану. С тех же немцев потом свое получу. Сочтемся.
Входит Захар Захарович, и с ним — иностранец.
Захар Захарович. Господа, перед вами лицо, уполномоченное императором Германии, его величеством Вильгельмом Вторым, на ведение переговоров с кругами, прямо заинтересованными в спасении Российской державы. Мы приветствуем в нашей стране посланца его величества. (Отходит от иностранца и аплодирует.)