– Люди свободного племени!.. Слушайте все!
Он воздел руки, растопырив их как крылья, когтистые худые пальцы хищно скрючивались. Народ уже толпился вокруг телеги, от дальних костров подбегали все новые и новые. Привлеченные шумом, подъехали конные стражи, прискакал Сова. Он был свеж, будто только что выспался вволю, хотя вряд ли соснул хотя бы час.
Корнило за ночь иссох, сгорбился, лицо пожелтело и вытянулось, а под глазами повисли темные мешки. Глаза были страшные, словно в глазницах полыхал огонь, Рус не сразу понял, что у волхва от перенапряжения полопались сосуды в глазах и там все залило кровью.
Он повел дланями, вокруг воцарилась мертвая тишь. Голос волхва грянул с неожиданной мощью:
– Народ!.. Да, отныне вы – народ! Я получил знак с небес. А потом… потом со мной говорил сам бог богов Род!
По толпе побежал потрясенный шепот. Рус ощутил, как пахнуло холодом, потом жаром.
– Что сказал Род? – вскрикнул кто-то.
И тут же несколько голосов поддержали:
– Будем ли жить?
– Что впереди?
– Будут ли жить дети?
– Куда идет дорога?
Корнило прогремел страшным голосом:
– Род изрек, что отныне сам поведет нас!
Вокруг телеги прогремел рев, вопли, воины кричали, колотили рукоятями топоров в щиты, неоружные обнимались, хлопали друг друга, орали. Корнило вскинул руки снова, вопли и шум погасли, как светлячки в ночи.
– Род повелел, – крикнул он во всю мочь, – что те, кто пойдет по указанному им пути, должны отныне отличаться от всех других народов. Это должен быть не тайный знак, как у иных, а открытый, видимый издали всякому!
Он умолк, переводя дух, а в благоговейной тиши кто-то вскрикнул:
– Честным людям скрывать неча. Но каков его наказ?
– Да-да, – поддержали голоса, – что повелел нам прародитель?
– Он повелел, – сказал Корнило мощно, – повелел мужчинам сбрить волосы на голове, оставив только клок, чтобы можно было ухватиться рукой.
Рус видел растерянные лица. В толпе Шатун спросил глупо:
– Но… зачем?
Корнило загремел:
– Белому свету суждено погибнуть в огне… Или в потопе, как говорят другие. Но наш Род свой народ отличит по этим чубам. И, ухватив мощной дланью, вытащит и спасет от гибели!
Рус видел, как по лицам, взволнованным и потрясенным, бежали слезы. Люди обнимались, плакали от счастья. Матери поднимали младенцев на руках, показывая им верховного волхва, который только что от их имени заключил союз с богом, и молодого князя Руса, за которым они идут дорогой богов.
Среди счастливого гама Шатун закричал, перекрывая шум:
– А другие что ж?
– Пусть горят к такой матери! – загремел волхв. – Аль топнут!.. А по новым землям, возрожденным и чистым от скверны, расплодятся как муравьи только люди нашего семени!
Снова раздался могучий вопль из сотен глоток:
– Новые земли!
– Только мы!
– Слава Роду!
– Да будет имя наше…
Корнило простер руки, шум приутих чуть, и Корнило вскрикнул с подъемом:
– А имя отныне и навеки наше – русы!
Рус вздрогнул, небо должно обвалиться от такой дерзости, даже голову вобрал в плечи, но вокруг раздался такой ликующий рев, что ошалело замер. Либо он редкий дурак, ничего не понимает, либо остальные все круглые дураки. Разве ж можно вот так просто менять имена?
– Рус!
– Слава Русу!
– Народ русов!
– Это Коломырда – скифы!
– Боги и русы!
Днем Рус выбрал минутку, подъехал к повозке Корнилы. На передке сидел отрок, правил, Корнило все же не спал, его раскачивало на ходу, но упрямо собирал травы в пучки, что-то нашептывал.
Рус сказал, глядя исподлобья:
– Я еще понимаю, что ушедших с Чехом будут звать чехами, с Лехом – лехами, а с нами – русами… может быть. Только не понял, так ли уж надо срезать волосы? За них хвататься Роду еще проще, чем за чуб.
– А отличать своих от чужих? – спросил Корнило.
– Гм.. Да как-то… Я думаю, бог как-то разобрался бы. Конечно, когда впопыхах надо хватать и тащить, конечно…
Волхв пытался посмотреть строго, но в чистых синих глазах юного князя было слишком много неловкости. Никак не может свыкнуться, что этих беглецов станут звать русами.
– Князь, – сказал Корнило негромко. Он покосился на спину отрока, понизил голос, – каждый несет в себе мечту. Конь мечтает о сочной траве по самое брюхо, женщины мечтают о своем доме, богатом огороде и всякой живности, мужчины мечтают на новых землях наплодить кучу детей, ты хочешь создать новый народ… уже хочешь, вижу… конечно же, самый могучий, великий, справедливый и победоносный! И чтобы имя русов повергало врагов в прах, друзья ликовали, а враги захлебывались желчью от зависти.
Рус попробовал возразить, но глаза выдавали, как он в самом деле страстно мечтал:
– Просто выжить бы!.. Или хотя бы умереть достойно, а не как жабы на морозе.
– Да ладно тебе. С такой мечтой не живут, а мрут сразу же. Ну а я мечтаю, о чем мечтают волхвы.
Колеса монотонно перемалывали сочные стебли. Ноги коня до брюха забрызгало белесым соком. На ходу срывал верхушки трав, неторопливо жевал. Рус поинтересовался жадно:
– О чем?
– Не просто услышать глас бога, – ответил Корнило с сумрачным неистовством. – Получить от него наказ, как жить, что делать, дабы хоть семя наше могло настолько разжечь в себе огонь Рода, чтобы добраться до вирия! Или построить вирий на земле.
– Гм…
В глазах волхва было сожаление:
– Не разумеешь… Ладно, от тцара Коло пошли сколоты, от Скифа – скифы, от Гелона – гелоны, от Авха – авхаты, от Пала – паралаты. Если повезет, то от Чеха пойдет народ чехов… Но еще больше заслуга волхва, которому удастся увидеть дорогу, указанную богом, услышать его наказ, как идти по ней. Так услышал Зороастр, так услышал Будда, так услышал Моисей…
Рус прервал с нетерпением:
– Об этих тцарах я не слышал. Хочешь сказать, что их тцарства больше, чем царство Скифа?
– Больше, – ответил Корнило с улыбкой. – Много больше.
Он смотрел на него как на неразумное дитя, и Рус вспыхнул, толкнул коня в бока и, обгоняя повозки, помчался к переднему дозору. Его повозка, где теперь была одна лишь Заринка, ехала первой. Раньше Рус не спорил, опасность грозила сзади, к тому же задние глотают пыль, но сейчас грозное неведомое было впереди, неплохо бы передвинуть ее в середину…
Еще издали узнал коня, что шел рядом с повозкой. Под седлом, привязанный на длинной поводе. Рус придержал коня, дергался, не зная, как поступить, но вскоре край шкуры в боку повозки приподнялся, выпрыгнул человек, умело угодив прямо на коня. Гикнул, свистнул, понесся вперед, к головному дозору.
Рус выждал, пустил коня снова в галоп, догнал повозку. Сзади теперь было открыто, он уловил чужие запахи, увидел смятые шкуры на дне повозки, раскрасневшуюся сестренку. Ее глаза сияли, она протянула руки, пытаясь его обхватить за шею.
Он уклонился, слегка отодвинулся с конем. Повозки тащились медленно, одна за другой, хотя долина позволяет и в два-три ряда. Но так Сова вряд ли сделает, тогда не так просто выпрыгивать из его повозки, как лисе из курятника.
С неловкостью буркнул:
– Заринка… Не староват ли для тебя Сова?
Она мотнула головой. Длинная русая коса перелетела на спину. Глаза были невинными, хотя в глубине Рус видел хитрых бесенят.
– Какой Сова? Кто это?
– Брось, – сказал Рус сердитее. – Не только я замечаю.
Лицо сестренки внезапно стало серьезным:
– Рус… Ты знаешь, в нашем роду мужчины взрослеют быстро. Но и женщины тоже. Я своих сверстников вижу насквозь. Это такие дети! Всякую женщину тянет к мужчине сильному, умелому, знающему больше, чем она сама. А Сова много видел, много знает, оружием владеет, как никто…
– И это подсмотрела?
– Рус, мне скучно сидеть с женщинами и перемывать кости чужим женам. Я лучше буду стирать Сове, мять ему спину, расчесывать волосы, готовить и кормить… Мне это интереснее! Да что можешь сказать рассудочного ты, взявший женщину из чужого племени… даже вовсе без рода-племени? Едва не вызвавший гнев богов?
Он развел руками:
– Ну, как знаешь… Я люблю тебя, Заринка. Чех и Лех ушли, и сердце мое истекает кровью. Теперь у меня только ты, звездочка моя. И я так боюсь, что с тобой что-то случится!
Она засмеялась задорно и весело. Синие как васильки глаза сияли счастьем, белые зубки блеснули на солнце. Бросилась ему на шею, жарко и сильно поцеловала в щеку. Он на миг ощутил ее сильное тело, упругую грудь, жаркое дыхание.
– Спасибо, Рус. Я так люблю тебя!
– Береги себя, – попросил Рус и нехотя выпустил ее из рук.
Прискакал взволнованный Буська. Еще с седла закричал, торопясь и захлебываясь словами:
– Прямо не знаю, что и деется!.. Земля там все жирнее и жирнее! Можно на хлеб намазывать! Трава сочная, что хоть сам ешь!.. Птицы видимо-невидимо, в ручье от рыбы тесно.
Его слушали затаив дыхание. Только Баюн как-то мечтательно пробормотал:
Его слушали затаив дыхание. Только Баюн как-то мечтательно пробормотал:
– Да, но что там нас ждет? На богатых землях вырастают сильные люди и сильные звери.
– Земли не заняты! – поклялся Буська. – Пойдем, узришь первым.
– Много ты видел, головастик, – проворчал Баюн. – Боги везде кого-то да поселили. Я сейчас складываю песнь о нашем походе, мне надо лежать и глазеть в небо.
Рус ощутил, что и его взор будто сам по себе ищет Корнилу. Старый волхв ощутил себя на перекрестье взглядов, вздрогнул, развел руками:
– Никто не может сказать, что там.
– Почему?
– Бог богов Род создал необъятный мир, но людей поселил в самом лучшем месте. Чтоб, значит, всегда тепло, высокие травы, в реках и ручьях полно рыбы, ветви деревьев гнутся от плодов… На юге же от этих благословенных земель – вечный зной, вода в реках кипит, а песок течет как воск, на востоке бесконечное море, на западе простирается смертоносный туман вязче живицы, а на севере стена Льда с версту в высоту, а в длину – до самого края мира. Это только сейчас на юге жара чуть спала, хотя там все еще жарче, чем в кузнице, на западе поредел туман, а на севере Лед стаял, оставив бесконечное болото, что подсохло малость, кое-где наросли леса…
Его слушали с открытыми ртами. Моряна бухнула мощным голосом:
– Значит, догоним Лед и расшибем лбы?
Волхв подумал, с сомнением покачал головой:
– Он же тает с края, а это ж воды ой-ой!.. Море. Или такое болото, что ни конца ни края.
Буська живо пискнул:
– А вот и нет. Один край здесь, другой – у кромки Льда!
Кто-то засмеялся, Корнило замахнулся посохом. Буська поспешно схоронился за спину Моряны.
– Мы придем первыми, – сказал Корнило. – Но какие там чудища после Великого Болота? А после Льда вообще могло уцелеть… нечто. Об этих землях молчат даже сказки!
Рус проронил негромко:
– Бугай, Моряна, Сова. Дозор впереди племени, два по бокам. По одному из стана не отлучаться. Даже на привалах.
Он видел, как просветлели усталые, исхудавшие лица. В запавших глазах сверкнула гордость, мужчины разогнули спины, даже подростки выпячивали грудь и раздвигали руки в стороны, стараясь выглядеть мощнее и свирепее. Мрут все, даже те, кто всю жизнь не слезал с печи. Но есть ли выше счастье для мужчин, чем открыть новую дорогу, пройти как можно дальше и пасть с оружием в руке?
Двух сообразительных отроков Корнило посвятил в волхвы. Чистые головы, чистые души, он усердно втемяшивал новые правды и ритуалы, что придумывал на ходу. Рус настороженно всматривался, не нравился горячечный блеск в глазах старого волхва, не наломал бы дров, стоя одной ногой в могиле. Одно заметил, что новых богов Корнило не ищет, зато прежних начинает потихоньку отодвигать в угол, а на красное место выталкивает молодых богов, что стояли всегда позади главных.
Не утерпел, поинтересовался. Корнило огрызнулся:
– Мы в новые земли идем? В новые!.. И не просто новые. Ты не замечаешь, но тут и солнце встает по-другому, и заходит как-то наискось… Старые боги были хороши на старых землях.
– Но мы сами те же, – возразил Рус.
Корнило вскинул брови:
– Разве?
Рус ощутил, как горячая кровь бросилась в лицо. Не только он, все изменились, когда пустились в бегство, а с каждым днем меняются все больше.
– Почему Род у тебя так далеко?
– А почему он ничего не делает? – отрезал Корнило. – Хорошо править в оседлом тцарстве. Где ничто не меняется сотни лет. А мы в пути! Для нас сейчас главнее Хорс, ибо идем по нему, а также Перун, хотя он всего лишь бог дружинников. От наших мечей зависит больше, чем от умения строить стены или копать каналы. А Род не обидится… Он уже постарел, ни на что не обижается.
– Разве могут боги стареть? – не поверил Рус. – Они ж бессмертные!
– Могут, – ответил Корнило, – даже боги стареют. И поверишь или нет, но боги тоже мрут как мухи.
Голос его из резкого и полного мощи вдруг стал невеселый, а лицо помрачнело. Холодок пробежал по телу Руса, конь вздрогнул и поспешно отступил на обочину.
Корнило проехал вперед, но плечи его теперь обвисли, словно он с трудом держал незримые мешки с камнями.
Глава 18
Ракшас шел ровно, только уши изредка прядали, когда прямо из-под ног выпрыгивали крупные, как воробьи, кузнечики. Крылья вспыхивали, как крохотные молнии, а кузнечики уносились без нужды далеко-далеко, будто радуясь случаю поменять место. А серые кобылки взлетали высоко, трепеща красными и синими крыльями, в воздухе делали кувырок через голову, глаза так и прикипали к яркому цветному пятну, а кобылки тем временем складывали крылышки и плюхались на серую землю, сами такие же серые, неотличимые от комочков земли.
А мы просто бежим, подумал Рус невесело. Даже не заметаем следы, как кобылки. Увы, мы не кобылки, нам так не спрятаться.
Впереди показался скачущий навстречу всадник. Золотые волосы развеваются по ветру, еще не посвящен во взрослые, несется так, что конские бока уже в мыле. А уж визжит, гикает, свистит и орет так, что и в ночи каждый признает Буську.
– Впереди река! Большая!
– Что-то случилось? – крикнул Рус. – Где Баюн?
– Остался на берегу. Говорит, русалок видел… Песнь складывает.
Он повернул коня и, не дожидаясь слова от князя, ринулся обратно. Рус взмахом подозвал Сову, велел готовить меха, быть готовыми к переправе.
Так и получилось: с ходу брода не отыскали, да река и не загораживает путь, можно еще долго тащиться вдоль берега, а потом, как всегда бывало, отыщется широкое место, где воды даже на глубоком будет не выше колена.
Рус с сомнением смотрел на широкую водную гладь. Переправиться не трудно, каждый привяжет по козьему бурдюку, это поможет и человеку, и коню, но с повозками будет возня. Добро Леху, ушел налегке… Оглянулся на Сову, тот на Корнилу, а волхв в свою очередь вскинул голову, всмотрелся в небо совсем не старческими глазами:
– Пойдем по берегу. Голова не будет болеть, как и где напоить скотину. А нам все одно на север… Только не за водой, а навстречу! Добрая примета.
Сова одобрительно прогудел:
– Хороший волхв. За неделю – ни одной плохой приметы.
Корнило зыркнул зло:
– Нам боги благоволят! А ты что ж, супротив богов?
– Что ты, – испугался Сова, даже в лице переменился, конь под ним опасливо пошел в сторону. – Как же я супротив богов, когда у них такие вот лютые помощники…
Ускакал, Корнило довольно хмыкнул. Русу почудилась неуловимая насмешка в голосе Совы, но ломать голову не стал, оба шибко умные, словами играют, а мужское дело – играть мечом.
Вдоль берега двигались еще медленнее. И повозки не ахти, скот достался худший, но главное – все помнили о страшной хвостатой звезде, шли с опаской.
Корнило с помощниками на первом же привале резал в жертву скот, кропил кровью мужчин, после чего Корнило сбривал им головы. Вид был несколько странный, когда на голых головах оставался длинный клок волос. Сперва посмеивались, потом заточенные до немыслимой остроты ножи взяли Ерш и еще несколько дружинников, и за неделю уже все блестели на солнце бритыми головами. Длинные пряди волос кто лихо закручивал за ухо, кто оставлял небрежно полоскаться по ветру сзади, а кто даже вплетал цветные ленты.
Рус заметил, как Ис сдерживает усмешку. Спросил подозрительно:
– Очень плохо?
– Нет-нет, – поспешила она. – Ничуть! Так даже более… мужественно. Вид более гордый. Только зачем серьга в ухе?
Рус поморщился:
– Корнило новые обряды придумывает. И кольца, видишь? На большом пальце – воин, на среднем – кузнец, на безымянном – торговец, на мизинце – отрок… Если кольцо золотое, то не простой дружинник, кузнец или торговец – простым велено носить серебро… Я, честно говоря, еще не запомнил. Корнило каждый день что-то да придумывает. Пока нам не до его игр.
К его удивлению, она сказала уважительно:
– Он великое дело творит.
– Да ну?
– Великое, – повторила она убежденно. – Он из толпы беглецов делает народ.
– Народ создается мечом, – бросил он резко, брови сдвинулись. – Силой!
– Обычаями, – возразила она. – Ритуалами. Запретами.
Он все еще хмурился, когда ее тонкие руки обхватили его могучую шею. Жаркие губы коснулись его уха. Он пробурчал:
– Не подлащивайся. Это у вас, наверное, волхвы в большой силе… А у нас – воины!
Он ехал, погруженный в сладкие думы. Настанет ночь, и Ис примет его в сильные объятия. С каждым днем крепнет та нить, что связывает их. И уже не снятся другие женщины. Как те, которых выбирал сам, так и те, которых ему предлагали в жены мать, дяди, вуи, друзья. Все эти красавицы блистали в Напии, а он уже начинает забывать стольный град. А Ис особенная… И как хорошо, что все до единой остались там, в исполинском дворце великого тцара Пана.
Громкий стук копыт заставил вскинуть голову. Впереди по берегу реки росло пятно, распалось на бешено скачущего коня и крохотного всадника. Тот так пригнулся, что золотые волосы струились в темной гриве, словно золотые струи в темной реке. Рус ощутил, как злая рука сжала сердце. Еще не слышал, что крикнет Буська, еще не видел его лица, но по коже уже вздулись пупырышки, а волосы на затылке зашевелились.