— Не так уж и просто. Я, например, ничего не могла с собой поделать. Трудно идти наперекор уже случившемуся.
— Предлагаешь даже не пытаться?
Реджина плотно сжимает губы.
— Предлагаю убедиться, что у тебя все схвачено.
Сет улыбается:
— Похоже, к раздаче ангелов-хранителей я припозднился. Раз мне достались вы двое.
— А по-моему, мы отлично справляемся, спасибо большое, — надувается Томаш.
— Нет никаких ангелов-хранителей, — говорит Реджина сурово. — Есть просто люди, которые тебя поддержат и помогут, и те, которым плевать.
— Да, — кивает Томаш. — Согласен.
— Просто люди… — Сет, пожалуй, тоже согласен.
Они идут по пустынной Хай-стрит, показавшей Сету истинную картину этого мира, мимо супермаркета, где нашлась еда, и туристского магазина, где удалось затариться полезными штуками.
Вот она, снова эта мысль, которая так никуда и не исчезала. Как вовремя здесь появляется все жизненно необходимое — еда, убежище, теплая погода… И два ангела-хранителя, которые раз за разом спасали его в последнюю минуту. И разгадки в нужный момент, подталкивающие в правильном направлении, к…
К чему? К тому, чтобы смириться? Вернуться? Умереть?
— Ладно, — бормочет он себе под нос. — Через минуту узнаем.
— Что узнаем? — спрашивает Томаш.
Они уже почти у провала, верхушки сорняков выплескиваются оттуда зеленой волной.
— Узнаем, в моей голове это происходит…
— Нет, ну сколько можно… — бубнит Реджина.
— …книга это или фильм… или что, — договаривает Сет. — Если все это в моем воображении, то он будет нас караулить.
Томаш с Реджиной останавливаются, осознав, кого Сет имеет в виду.
— Не смешно, мистер Сет, — укоряет Томаш.
— С ним покончено, — говорит Реджина. — Он никак не может нас караулить.
— Да нет, я просто объясняю, какой сюжетный поворот выстроило бы мое воображение. Водитель будет нас караулить, наполовину обгоревший, разъяренный, и нападет на нас из-за угла, мешая осуществить задуманное.
— Но тогда все в порядке, — радуется Томаш. — Потому что в таком сюжете всегда есть последний бой, где герой обязательно побеждает.
— Угу, — соглашается Сет. — Мне такой вариант нравится.
— Никаких больше боев, слышите! — обрывает их Реджина.
— Я просто говорю…
— Так прекращай! Слишком много ты говоришь.
Сет поднимает руки, показывая, что сдается:
— Просто мысли вслух. Ничего такого не будет. Мы его прибили. С ним покончено. Точка.
И все-таки они замолкают настороженно, сворачивая на Сетову улицу.
Там пусто. Ни фургона, ни темной фигуры. Только старые машины вдоль тротуара, сорняки и грязь. Реджина выдыхает облегченно, а потом испепеляет Сета взглядом:
— Напугал всех! Балбес.
Томаш смеется:
— Мне тоже на секунду показалось…
И тут Водитель, распрямляясь, выступает из щели между двумя машинами. Шлем оплавился до неузнаваемости, оторванную ногу заменяет какая-то решетка.
Он хватает Томаша двумя оплавленными потрескавшимися руками, поднимает над землей и швыряет на противоположную сторону улицы. Мальчишка ударяется о машину, шмякается на землю и не поднимается.
77
«Не верю, — твердит внутренний голос, хотя вот она, Реджина, истошно зовущая Томаша, и вот он, Водитель, рывком хватающий ее за руку и пытающийся повалить. — Не верю!»
Но Сет все равно кидается в драку.
Он набрасывается на Водителя…
И даже в эту долю секунды он успевает заметить, что тот уже не так силен, как прежде, что он с трудом удерживает брыкающуюся Реджину…
Сет влетает Водителю прямо в грудь, и они оба валятся на тротуар. На этот раз вместо бетонной плиты Сет чувствует под собой словно мешок с металлическими осколками. Но не отпускает.
«Это все неправда, — не унимается внутренний голос. — Так будет, только если…»
— Заткнись! — рычит он, будто это Водитель ему нашептывает.
Он бьет по шлему, но удар получается смазанным, и костяшки покрываются липким черным варом. Сет замахивается снова…
Рука Водителя, взметнувшись, хватает его за шею и сдергивает с себя, впечатывая лбом в дверцу стоящей рядом машины.
Но Сет предугадывает его движение, а Водитель действительно уже не так силен, как прежде. Сет успевает затормозить руку, собирающуюся превратить его в таран.
Однако хватка на шее не ослабевает, и, когда пробить лбом Сета дверцу машины не получается, рука начинает сжиматься…
Справа раздается крик, и чья-то тень заслоняет солнце. Реджина обрушивает на голову Водителя огромный камень…
Водитель замечает его («Как? — успевает подумать Сет. — Где у него глаза?») и вовремя убирает голову. Задетый камнем лишь вскользь, Водитель свободной рукой подсекает Реджину под колени. Девочка валится навзничь в сорняки. Сет с воплем вырывается, освобождая шею из водительской хватки и снова нанося удар.
Кулак с размаху обрушивается на твердые металлические пластины, облепленные вязким варом. Водитель хочет ударить в ответ, но Сет блокирует его рукой…
Да, этот гад, конечно, слабее прежнего, но не окончательно потерял силы. От столкновения запястье Сета чуть не ломается пополам, и, отшатнувшись от боли, он пропускает следующий удар. Этот приходится в висок, и Сет скатывается на тротуар.
А Водитель тем временем поднимается.
И тут снова вступает в бой Реджина, оглушая его новым камнем по затылку. Развернувшись, Водитель хватает ее за руку и сжимает, пока она, вскрикнув, не роняет камень. Тогда Водитель бьет ее по лицу, опрокидывая через низкую каменную ограду в соседний палисадник.
Реджина не поднимается.
Водитель поворачивается к Сету. Теперь они остались один на один.
Сет вскакивает на ноги.
И тут его озаряет страшная, но почему-то не допускающая сомнений догадка.
«Я его одолею, — понимает Сет, переминаясь на цыпочках при виде приближающегося Водителя. — Так ведь положено, да? Враг неожиданно возвращается под самый конец, чтобы герой мог сразиться с ним напоследок…»
И герой побеждает.
Водитель делает шаг к нему. Еще один.
— Ты кусок дерьма! — кричит Сет. — Ты никто! Ты просто взбесившаяся груда пластика!
Водитель замахивается, но Сет отскакивает. Протез, приспособленный вместо оторванной ноги, прихрамывает, тонкий металл угрожающе поскрипывает в колене. На каждом шагу слышится скрежет — похоже, что-то у Водителя треснуло внутри, когда Сет повалил его на землю.
Да. Конечно.
— Не можешь починиться? — кричит Сет, уворачиваясь от очередного удара. — Ты, значит, ломаешься? И наверняка гарантия уже истекла.
Еще один удар мимо, еще шаг.
Сет оглядывается по сторонам в поисках оружия, но откуда Реджина брала свои камни — непонятно.
Может, его удастся хотя бы остановить. Остановить, а уж потом…
«Я одолею его, — снова мелькает мысль. — Так и будет. Этим все закончится».
Водитель, качнувшись, бредет к Сету, Сет опять отскакивает.
Но теперь он видит способ прорваться.
— Ты… — Увернуться от удара, прикинуть следующее движение. — Всего-навсего… — Пригнуться, шаг назад. — Ржавый… — Поднырнуть, шаг. — Поломанный… — Отпрыгнуть, шаг. — СТОРОЖ!
Он кидается на Водителя…
С разбега тараня его правую ногу…
Целя в скрипящее колено…
Налегая всем телом.
И металлический протез ломается пополам.
Водитель заваливается на стоящую рядом машину, разбивая стекло, и, не в силах удержаться, рушится на тротуар. Сет выскакивает за пределы досягаемости. Подбирает первый Реджинин камень, тот, что побольше, шатаясь под его весом. Да уж, не девчонка, а тяжелоатлет какой-то.
Водитель силится встать, отломанная половина протеза валяется без дела на земле. Хрипя от натуги, Сет поднимает камень над головой, а потом, вопя во все горло, мчится на Водителя…
Тот вскидывает голову, расплавленный визор смотрит на Сета, такой же непроницаемый и безликий, как и прежде…
— Победа за мной! — кричит Сет. — Конец!
Он мчится вперед…
Замахивается камнем…
Водитель делает молниеносное движение рукой, неподвластное обычному человеку…
И холодная сталь обжигает откуда-то изнутри…
Камень с грохотом падает под ноги, так и не достигнув цели.
Потому что отломанная половина протеза Водителя теперь торчит у Сета из живота.
78
Сет валится на тротуар, на бок, судорожно глотая воздух, сталь одновременно леденит и жжет. Он машинально хватается за уходящую в живот железку, и руки тут же становятся мокрыми от его собственной крови, которая льется на сорняки и грязь. Вывернув шею, Сет видит, что металлическая штуковина пронзила его насквозь. Противоположный конец торчит из спины.
Сет в ужасе смотрит перед собой.
Водитель приподнялся на одну ногу.
И, опираясь на припаркованные машины, медленно, подскоками, ковыляет по тротуару.
К нему.
Как же так? Все ведь шло как по нотам. Водитель оказался именно там, где ему и полагалось по сюжету.
И если это совпало, то должно совпасть и остальное.
Он должен победить Водителя, который в последний раз восстал из мертвых, — победить, а потом с триумфом отправиться…
Куда?
Непонятно. Уверенность улетучивается.
Потому что вот он лежит, и из живота, прямо под ребрами, торчит металлическая нога Водителя, кошмарная боль разрывает на части, и происходящее не умещается в голове, где осталась одна-единственная мысль: он истекает кровью.
Умирает.
А умирать теперь отчаянно не хочется.
— Пожалуйста, — шепчет Сет, пытаясь отползти по тротуару. — Пожалуйста…
Ужасающая неправильность того, что железка пронзает его, словно вертел, не воспринимается сознанием. Потому что это значит — спасения нет. Никто не явится на помощь в последнюю минуту. Ни Томаш, ни Реджина. И даже если кто-то вдруг остановит Водителя, все равно Сет истечет кровью, и с этим ничего не поделать.
Слишком поздно.
Он кашляет кровью.
Водитель подбирается ближе.
— Пожалуйста, — снова шепчет Сет, но силы быстро его покидают. А еще боль. Она не уходит, как ни повернись, и на какую-то страшную секунду он чуть не отключается совсем.
В глазах сгущается чернильная темнота…
…и Гудмунд берет его за руку в мире только для них двоих, и они смотрят телик — какую-то незапоминающуюся дребедень, — но Гудмунд взял Сета за руку — просто потому, что захотелось, — и они сидят рядом…
Боль накатывает снова.
Драгоценные секунды упущены.
Он по-прежнему на тротуаре.
И по-прежнему насажен на вертел.
И истекает кровью.
И умирает.
А Водителю остается всего один скрежещущий подскок.
Он нависает над Сетом.
И никаких обнадеживающих звуков — не шевелятся Томаш и Реджина, не ревет мотор, никто не окликает Сета по имени и не торжествует победу.
Он один на один с Водителем.
Конец.
— Кто ты? — булькает Сет.
Но Водитель, конечно, не отвечает, только поднимает потрескавшуюся, оплавленную руку, чтобы поставить точку в этой печальной повести.
Однако почему-то Водитель его не бьет. Он поступает еще страшнее: хватает торчащую из Сетова живота металлическую ногу.
Сет кричит от боли, такой невыносимой, что его, кажется, снова сейчас вырубит, он даже надеется на это и, похоже, именно об этом и умоляет своим криком…
Водитель проворачивает ногу, и боль становится еще яростнее, хотя куда уж там. Все тело словно окунули в кислоту, каждый мускул словно отрывают от кости по волокнам.
— ХВАТИТ! — кричит Сет. — НЕ НАДО! ХВАТИТ!
Но Водитель не прекращает. Он проворачивает ногу снова, в обратном направлении, словно пробуя, как будет больнее…
И как в тот первый раз, когда они прятались с Реджиной и Томашем на пожарище, Сет чувствует, что Водителя бесполезно умолять, в нем нет ничего человеческого, он не знает жалости.
Водитель перехватывает ногу, покрепче стискивая ее жесткими пальцами…
— Нет, — просит Сет, догадываясь, что сейчас будет. — НЕТ! НЕ НАДО!
Водитель выдергивает ногу одним жутким решительным движением, и Сет на миг становится сам не свой от ужаса, когда железка протягивается через все его нутро, и кажется, что сейчас кишки вывалятся на землю (но нет, там только кровь, просто море крови), от уверенности, что теперь точно конец, вот оно, все, и больше никогда ничего не будет…
А потом Водитель переворачивает его на спину. Сет уже едва дышит, захлебываясь подступившей к горлу кровью, как океанской водой.
Он тонет в крови…
(Может, так оно и есть…)
(Может, так оно и было…)
(Может, он так и тонул все это время…)
Водитель без усилий отводит руки Сета от раны, и, хотя сознание велит Сету сопротивляться, бороться, сил у него уже нет…
Он отдан на милость Водителя…
Который даже слова такого не знает.
Водитель наклоняется, замахиваясь, сжимая пальцы в кулак…
Как бы хотелось все изменить, знать, что с Реджиной и Томашем все будет в порядке, остановить Водителя ради них…
Из водительских костяшек выдвигаются шипы, острые, как иглы…
Между ними скачут искры, крохотные электрические дуги, перекидывающиеся с одного острия на другое…
«Вот и все», — успевает подумать Сет.
Вот и все…
Нет…
Из кулака Водителя вылетают молнии…
На долю секунды Сета пронзает нечеловеческая боль…
А потом наступает пустота.
79
— Ешь. — Мама ставит перед ним тарелку. — Ты такое не очень любишь, но другого нет.
Он сидит за каким-то бесконечно длинным столом, который не влезет ни в одну нормальную комнату, и эхо от стукнувшей по столешнице тарелки уносится в молочно-белую даль. Непонятное место. Невиданное прежде. Не существовавшее.
— Зато я люблю! — Оуэн тянется ложкой через стол и перекладывает дымящиеся куски на собственную тарелку.
— Макароны с тунцом? — Сидящий рядом с Оуэном Томаш смотрит удивленно. — Первый раз вижу.
— Очень вкусно! — Оуэн накладывает немного и Томашу.
— Это то самое, которое ты терпеть не можешь, Сет? — уточняет Эйч с соседнего стула.
— Правда? — доносится с торца стола голос отца.
— Боюсь, что да, — подтверждает Гудмунд, подаваясь вперед справа от Сета. — Ненавидит всеми фибрами. Вареный тунец и так редкостная гадость, а если еще смешать с луком…
— И впрямь, — кривится Моника, которой Оуэн тоже положил попробовать. — Ужас!
— Вот оно, влияние Интернета, — укоризненно произносит мама, усаживаясь. — Не нравится что-то — сразу «гадость», а тот, кому нравится, сразу «дурак». А как же широта взглядов? — Она съедает кусок. — По-моему, вкуснотища!
— О вкусах стали спорить, — соглашается отец, раскрывая газету. — Хотя любой знает, что это бесполезно.
— Все равно, — Томаш смотрит в тарелку, насупившись, — мои вкус и взгляд одинаково против.
— Можешь отъесть у меня, — предлагает Гудмунд, подвигая Сету тарелку с аппетитными макаронами и курицей в грибном соусе.
— Или у меня, — следует его примеру Эйч.
— Тогда и меня посчитайте. — Моника передает Сету через стол свою тарелку, где вместо тунца теперь те же макароны с курицей.
— У меня другое, — говорит Томаш, перед которым теперь дымится ароматное рагу из мяса с овощами, — но я его с детства обожаю.
Мама качает головой:
— Все кругом думают, что им виднее. Все.
— Иногда полезно выяснить, что ошибаешься, — раздается чей-то голос за спиной.
Сет оборачивается. Реджина. Чуть в стороне от стола, темным силуэтом на фоне освещенного проема. Она не вместе с остальными. Отдельно. И словно ждет чего-то.
Кого-то. Его.
Сет щурится против света.
— За этим я здесь? — переспрашивает он сипло, словно до этого много лет молчал. — Для этого все устроено?
Реджина делает шаг вперед, и свет за ее спиной меркнет, превращаясь в россыпь звезд на ночном небе, где сияет Млечный Путь. Она встает перед Сетом, все та же массивная, неуклюжая Реджина.
Только она улыбается. И улыбка ее говорит: «Не валяй дурака».
— Не валяй дурака, — произносит она вслух, и голоса за столом утихают.
— Это не воспоминание, — говорит Сет. — Не такое, как другие.
— Само собой.
Он окидывает взглядом сидящих за мирным ужином, по-прежнему занятых едой и беседой. Все, кого он знает. Гудмунд оглядывается на него. С улыбкой.
— И на сон не похоже. — Сету становится горько.
— Вот опять, — укоряет Реджина. — Ты опять думаешь, что у меня на все есть ответ.
— Это смерть? Я наконец умер?
Она лишь пожимает плечами.
— Что я здесь делаю? Что все это значит?
— Понятия не имею.
— Но ты же на что-то намекала? — Сет обводит рукой комнату, гостей за столом, Гудмунда, который глядит пристально и с тревогой. — Что происходит?
Реджина усмехается:
— Ты серьезно? Настоящая жизнь — это всего лишь жизнь.
Вечная неразбериха. Смысл зависит лишь от того, как посмотреть. Тебе остается только одно — разобраться, как в ней жить. — Она наклоняется к нему почти вплотную. — А теперь ноги в руки, гений. Пока солнце не зашло.
80
Он открывает глаза.
Он по-прежнему на тротуаре. И Водитель наклоняется над ним. И искры пляшут на остриях шипов…
Но постепенно гаснут, слабеют, меркнут.
Прекращаются.
Сет вдыхает.
Он может вздохнуть!