– Не смоюсь! – проворчал Сергей. – Холуем быть – не в моем характере.
Парень-домодедовец помалкивал.
Они вернулись, а в управлении шло расширенное совещание с представителями Генеральной прокуратуры и Департамента уголовного розыска МВД. Из Думы последовал вопль: «Доколе?» Естественно, имелся в виду убиенный Столетов. И тут же создали объединенную бригаду, которую возглавил заместитель начальника Департамента угрозыска. Операция называлась «Воронка». Брагин отошел на задний план.
Савушкин вошел в зал, попросил разрешения присутствовать, а когда возникла пауза, сообщил о домодедовском случае.
– Ну вот, – сказал генерал. – Маньяк вышел на оперативные просторы. А мы никак не осуществим свои оперативно-разыскные мероприятия. Уже и имя известно… Осталось подождать, пока он напротив министерства на Житной не поставит очередной «памятник».
Никита вынул из папки групповой снимок, сравнил с фотографией, взятой у домодедовских. Сомнений не оставалось: юный мальчишка в очках и последняя жертва – Анохин Петр. Четвертый… Осталось только формально устроить опознание…
К вечеру адреса всех выпускников были найдены в компьютерных недрах Главного информационного центра МВД и уточнены. Все их квартиры и места работы тут же взяли под негласное наблюдение.
Так прошло два тоскливых дня. Засаду сделали и в коммуналке, где жил Безденежный, обыскали тщательно склад стеклотары, где он работал приемщиком. Но от него остался лишь запах прокисшего пива и старая кепка на гвозде.
На следующий день какому-то чину пришло в голову взять под наблюдение и женскую часть бывшего 10 «А»: вдруг преступник перекинется на одноклассниц. Теперь каждый милиционер Москвы знал о жестоком человеке по фамилии Безденежный, а многим был выдан и его портрет. А злодей, по словам того же чина, «все не ловился и не ловился», будто окончил курсы по заметанию следов.
По оперативному плану бывших десятиклассников – мужчин – не допрашивали и в контакт с ними не вступали: добивались чистоты засадных действий, боялись спугнуть. Все были уверены, что Скульптор еще покажет себя.
А Никита отправился к девчонкам, которые за двадцать лет незаметно превратились в плотных матрон, добродетельных жен, почтенных матерей семейств, суровых общественниц и передовиц производства. Первой в его списке была Мария Ворожейкина, по мужу Кактусянц. Савушкин предварительно позвонил ей, женщина согласилась на встречу. Непривычное и небывалое занятие предстояло ему: знакомиться с человеком сначала по фотографии, а потом, как в искаженном мире, видеть потухшие глаза, оплывшие черты – злые шутки, которые время проделывает на лице. Люди боятся кривого зеркала жизни, прячут старые фотографии застывшей молодости, извлекая их на свет божий лишь для близких знакомых…
Дверь открыла пухлая блондинка с короткой стрижкой. «Где твои черные хвостики, Маша?» – подумал Савушкин без скорби.
Она сразу угадала, что визитер из милиции, пригласила войти, положила тапочки на твердой подошве.
– И что же случилось с нашими мальчиками? – спросила она.
При разговоре по телефону Никита не стал вдаваться в подробности, а тут выложил сразу, без подготовки:
– Четверо ваших одноклассников, – он перечислил фамилии, – зверски убиты. Трупы были облиты цементом. Что-то вроде бюстов…
– Боже, ведь я об этом слышала… Вся Москва говорит… Бедные ребята… За что же их так?
– Этого мы пока не знаем. Есть подозрения… Посмотрите на фотографию, она сделана в восьмом классе. У вас, наверное, есть такая?
В комнату вплыл плотный толстячок в майке и спортивных шортах.
– Мася, – сказал он, – почему ты так восклицала?
– Арам, случилось несчастье, убивают наших одноклассников!
Хозяин дома остановился под застывшим водопадом хрусталя, маленькими волосатыми ручками затеребил края шорт.
– Вы следователь, да? А на женщин он тоже нападает?
– Таких случаев не было.
– Скажите, когда у нас наконец начнут бороться с преступностью? – спросил он строго. – А то только и умеют, что гонять лиц кавказской национальности!
– А вы кто по профессии? – поинтересовался Никита.
– Я – коммерсант.
– Я вам и отвечу: тогда, когда вы перестанете вздувать цены и кормить бандитов… И вообще, я не на ток-шоу пришел. Не мешайте!
Арам уплыл подобно толстой недовольной медузе.
А Мария сжалась то ли от страха, то ли от нервного холода.
– Скажите, мог ли кто-то из одноклассников совершить эти преступления?
– Нет– нет, я не знаю, – она побледнела, смотрела куда-то в сторону.
– Хорошо, можете мне сказать, кто из мальчишек после школы поддерживали между собой отношения?
– Я не знаю. Мы два раза встречались после школы, а потом перестали. Каждый жил своей жизнью… – Мария сосредоточенно копалась в прошлом, не сознавая, какая бомба прилетела из далекого детства.
– А может, тут замешана роковая любовь? Месть соперникам?
Мария рассеянно качала головой.
– Все одноклассники здесь сняты? – спросил Никита, ожидая, что она тут же вспомнит, что на фотографии нет Безденежного.
Но она по-прежнему отрицательно качала головой…
На выходе из подъезда Савушкина остановили двое, потребовали документы.
– Своих не узнаете? – мрачно произнес он, открыв удостоверение.
Они тут же узнали.
У Никиты оставался еще десяток адресов. «Бессмысленно искать какую-то связь через двадцать лет, – подумал он. – Но вряд ли бессмысленны, как кажутся на первый взгляд, эти убийства. Безденежный блокирован. Если он чувствует, что за ним охотятся, он затаится, и тогда все равно придется снять засады на квартирах. Все равно надо искать логику в действиях убийцы».
Он попытался поставить себя на место Безденежного, чтобы предугадать его будущие действия; но для этого нужно было уединиться, выключить свет, воспарить, лишь тогда можно было рассчитывать на момент сверхинтуиции.
Четыре кружочка на юношеских головках – фотография восьмого «А». Месть люмпена. Знай наших! Савушкин остановился под фонарем. Мошкара кружила – маленькая летняя метель.
Он нашел на фото самое симпатичное личико – наверняка первая красавица класса. На оборотной стороне Никита написал все фамилии. Воронина Ираида… Выпендрежное имя, нет чтобы просто – Ирка.
«Ну, ну, – с нехорошим оживлением подумал Никита, – посмотрим на тебя, красотка, какова ты сейчас».
Ему тут же стало стыдно за эти злорадные мысли, и он обозвал себя ржавым утюгом. Еще не вечер, и она не должна была отказать. Интересно, в каком она сейчас качестве? Жила Ираида неподалеку, и Никите надо было проехать всего три остановки на метро – на Маяковку, оттуда – на Садовую-Триумфальную.
– Да? – ответила трубка с легкой грустью.
«Разведенная», – определил Никита и тут же стал убеждать. Трубка сначала ничего не понимала, он добавил в голос бархатного тембру, который неотразимо действовал на женщин. В конце концов, смысл слов – это далеко вторичное, тем более для женщины, тем более для бывшей первой красавицы, чье глупенькое мышление формировалось только из чувств и самолюбования.
– Вы поймите, мальчишек убивают, а круг сужается.
– Да, сужается, – как эхо, отозвалась она. – Какой ужас! Приезжайте, я жду.
Она назвала адрес, и Никите только и осталось, что проверить его по записям. Это была одна из «башен», в которых жила творческая интеллигенция. На входе сидел охранник, ему требовалось докладывать номер квартиры.
Савушкин поднялся на седьмой этаж, показал в распахнутый «глазок» удостоверение, дверь приоткрылась, удерживаемая цепочкой. Никита знал, что у него располагающая внешность, о чем пожилые женщины сообщали тут же, а молодые брали во внимание и на всякий случай заготавливали «крючочки».
Ему очень не хотелось разочароваться, даже сердце заколотилось сильнее. Чуда не произошло. Круглолицая и глазастенькая превратилась в сухощавую даму с артистическими манерами. Химзавивка, наспех присыпанные синячки под глазами, бледная помада. Но какие отточенные молочные ножки сверкнули в разрезе бархатного халата! Это было наградой за ожидание. Женская природа начинается с ног и заканчивается головой. Можно и наоборот, но тогда лучше говорить о духовной красоте.
«А как ненавязчиво получился слегка распахнутый подол. Наверное, оттренировала перед зеркалом. Женщина в срединном возрасте должна в совершенстве владеть такими мелочами…»
Никита не отказался от кофе, и пока дама возилась на кухне, осмотрел жилище: белый палас, черные кубики аппаратуры, стильная мебель тоже белого цвета, размазня в рамках, развешанная по стенам.
Хозяйка неслышно вплыла с подносом, она ходила босиком, ноготки в золотом лаке. Ему захотелось похвалить ее химзавивку: чудненькие локоны, золотые пружинки. Но подобные комплименты двусмысленны, и Савушкин похвалил искусство.
– Это ранний Кридуаксен! – пояснила хозяйка.
– А мне больше нравится поздний! – сказал Никита.
– А позднего периода и не было, – усмехнулась Ираида. – Он умер в раннем возрасте.
– Какая жалость!
Никита не стал уточнять про ранний возраст. Он достал злополучную фотографию с четырьмя кружочками. Прежде чем он сформулировал вопрос, Ираида заметила, что сыщики в ее представлении были совсем иными. «Сейчас скажешь: с трубкой и в кепке! Как Ленин и Сталин одновременно», – подумал он и, чтобы не разочаровываться в первой красавице окончательно, моментально перешел к делу.
– Самый главный вопрос: почему Безденежный развязал войну на истребление мужской половины вашего класса? Кто будет следующей жертвой?
– Вы знаете, я по профессии психолог, работаю в банке, я так думаю, здесь проявились определенные глубинные факторы: нереализованные потенции, гипертрофированная зависть, обостренное самолюбие… Все это конфликтовало с более чем скудными социальными обстоятельствами жизни…
Ираида несла эту ахинею, Никита почти не вслушивался в слова, потому что бездна ее глаз (которая с возрастом у женщины становится просто вселенски бесконечной) несла молчаливый вопрос. Этим вопросом был он. «Дрянной ты психолог, – подумал Никита. – Но женская натура твоя губительна. Такие, как ты, в считаные минуты могут подчинить мужика, независимо от возраста…» Савушкин почувствовал, что цепенеет, как майский жук, застигнутый заморозками. Он встряхнулся: негоже почтенному семьянину настраиваться на шкодливую волну… И как только Ираида запнулась на паузе: «…ассоциативность мышления!» – он торопливо поблагодарил за кофе.
Предыдущий кусочек мысли он тоже не уловил.
Она спросила:
– Как вы считаете, этот негодяй Безденежный не перекинется на женщин?
– Я не психолог и не психиатр, трудно сказать, – уклончиво ответил Савушкин.
– Я женщина одинокая. Моя дочь учится в колледже в Мюнхене, мне нужна охрана. Мне страшно! – Ираида испытывающе посмотрела на Савушкина. – Вы не можете остаться у меня на ночь? Конечно, не поймите меня превратно…
– Охрана нынче дорогого стоит, – холодно ответил Никита.
Но Ираиду это не смутило.
– Это серьезный вопрос, – сказала она, подпустив поволоки в глаза.
В следующее мгновение Никита спускался в лифте. Разумеется, ему удалось бестрепетно распрощаться.
Ночь была спокойной, но утро принесло ужасную весть: убит еще один выпускник десятого «А».
– Черт побери, – в бессилии Савушкин грохнул кулаком по столу, – где была охрана? Неужели нельзя было…
– Охрана была, я выяснял. Убийца пробрался с крыши, – мрачно доложил Кошкин. Он оставался на дежурстве в управлении.
– Иди отдыхай, – сказал Никита.
Но Сергей тоже захотел поехать на место происшествия. Всю дорогу до подмосковной Кубинки молчали. Вьюжанин дымил в окошко, Сергей дремал. Убитый, прапорщик по фамилии Птушкевич, служил в авиаполку. …Возле подъезда кучковались военные. Они нехотя посторонились, пропуская Никиту с ребятами. В квартире стоял гул. «Бестолковая суета, – подумал Савушкин. – Верная примета, когда безнадежно провалено дело…»
Бесконечно одинокая худенькая женщина сидела в углу на стуле, неестественно выпрямив спину. Она ничего не видела перед собой…
– Кто был в наружке? – спросил Никита.
– Мы! – ответил человек с серым лицом и кивнул на товарища с такой же бесцветной физиономией.
– Как это могло случиться? – Никита чувствовал апатию, не хотелось ни ругаться, ни кричать, тем более, при этой несчастной женщине.
– Мы сейчас все объясним! – торопливо заверил серолицый и предложил пройти на балкон.
Там лежал труп, покрытый простыней. Никита отвернул ее край, заметив вывернутую шею с черной полосой.
– Как жена показала, вечером они смотрели телевизор. И тут какой-то шорох на балконе. Он вышел – а убийца на него петлю. Да так ловко, что даже крикнуть не успел, только захрипел… Вот, поглядите, он на этой веревке и спустился с крыши с помощью механической лебедки! Тут строители ремонт крыши делают…
Петля болталась на уровне балкона, рядом – толстый кабель с пультом, три кнопки: «стоп», «вверх» и «вниз».
– Он его подвесил, а потом встал ему на плечи – и обратно на крышу поднялся. Жена только и увидела, как ноги мужа вверх улетели…
– Какие-нибудь следы остались? – спросил Никита у очкарика-криминалиста.
– Остались на кнопках пульта, но очень плохие…
И опять надо задавать идиотский вопрос, были ли у покойного враги, да кому нужна смерть несчастного прапорщика?
– Вам говорит что-нибудь фамилия Безденежный? – спросил Савушкин у женщины.
Она подняла на него безумные глаза и отрицательно покачала головой. Никита показал ей фотографию Безденежного.
– Нет, никогда не видела…
Он еще уточнил подробности убийства и решил не мешать криминалистам.
«Еще одно убийство, – подумал Савушкин, – и надо уходить из органов по профнепригодности».
А Вьюжанин тонко развеял его мрачные мысли:
– Никита Алексеевич, я жениться собрался. Как вы думаете, Брагин даст отпуск на следующей неделе?
– Отличная идея! – похвалил Савушкин. – Собираясь жениться, узнай, что женщина хочет. Затем постарайся убедить ее в том, что она хочет очень малого. И убедись в адекватности своей реакции на это… Да-а… А насчет отпуска сложный вопрос. С Безденежным – пока безнадежно. Вот как…
Первая новость, услышанная в управлении, касалась самого Савушкина: Брагин сообщил, что начальник управления объявил ему строгий выговор. Никита поблагодарил за столь высокую оценку его труда и рассудил, что от этого не умирают.
– Что собираешься делать? – спросил хитрый Брагин.
Если идея была хорошая, он потом выдавал ее за свою.
– Посадить оставшихся в тюрьму. Там они будут в безопасности. А чтоб был повод, – предъявить обвинения в убийстве одноклассников. Доказательство – то, что они остались живы, – ответил Никита.
– Отличная идея! – похвалил Брагин. – Но для начала их надо собрать. Этим ты и займешься.
Савушкин поставил очередной кружочек на фотографии. Сначала он решил позвонить Вершинскому. Про него узнали, что был лидером класса, удачно женился, сейчас занимался бизнесом, причем весьма успешно…
По телефону ответила секретарь. Она долго выясняла, по какому вопросу, уточняла, пока Савушкин не вышел из себя от ее надменного тона:
– Девушка, вы что, не поняли, что я из уголовного розыска? И вопросы задаю я. Причем вы меня совершенно не интересуете, а нужен ваш руководитель, и немедленно. Вы уяснили?
Она что-то недовольно буркнула и через некоторое время торжествующе сообщила:
– Александр Владиславович сейчас занят. Позвоните завтра.
– Скажите вашему руководителю, что речь идет о его личной безопасности, – едва сдерживаясь, процедил Никита.
– Да, – недовольно раздалось через некоторое время.
Савушкин представился и сказал:
– Я прошу вас приехать в угрозыск на Петровку. Идет планомерный отстрел ваших одноклассников, и оставшимся в живых надо встретиться у нас и обсудить проблемы личной безопасности. Вы, наверное, слышали про бюсты?
– Какие бюсты? – раздраженно ответил Вершинский. – Я с этой швалью со времен школы не общаюсь! У меня нет времени слушать о разборках этих люмпенов с цементного завода… А моя охрана, к вашему сведению, обеспечит мне безопасность получше всех ваших сыщиков, вместе взятых! Ищите своего Безденежного, а меня в эти дела не ввязывайте!
И Вершинский первым положил трубку.
Савушкин выругался, в душе сознавая, что насчет охраны ему крыть нечем.
Еще один ученик злополучного класса позвонил сам.
– Заморёнов Филипп Каллистратович, – представился он густым, как сметана, голосом. – Позвольте узнать, могу ли я как налогоплательщик рассчитывать на защиту государства? Или мне нужно, пока не поздно, уезжать из этой страны?
Никита предложил сначала приехать к нему.
Он вскоре появился: среднего роста, с прилизанной шевелюрой и жеманными манерами артиста провинциального театра. Все на нем, от костюма до лакированных ногтей, лоснилось и красовалось напоказ. Никита знал подобную категорию людей: с ними невозможно было спорить – они не слышали собеседника.
– Как ваша фамилия? – уточнил Савушкин.
– Заморёнов Ф.К. Вот моя визитная карточка. Я скрипач, играю на альте, может быть, слышали о таком инструменте?
– Впервые слышу.
– Это все ужасно, ужасно, Никита Алексеевич. Из десяти мальчишек класса в живых осталось трое.
– Из десяти?
– Да! Ведь было еще более чем странное самоубийство Ивана Локтева. Хотя, он ветеран войны в Чечне, возможно, у него что-то замкнуло… Это настоящий террор! Вы себе представить не можете, как это психологически гнетет! Это невыносимо! Я каждый день ожидаю, что стану очередной жертвой! Неужели милиция не в состоянии поймать этого маньяка Безденежного?