Когда поздно вечером девушка и я вышли подышать свежим воздухом на балкон, в небе над нами висела громадная кавказская луна. Мы разговаривали о России, о матушке-России, о Святой Руси; о ее великом прошлом, о ее предназначении в этом мире, о простом народе. Эта Россия еще полностью не исчезла. Тридцать лет, прошедшие после революции, ничего не изменили в душе русской женщины. Если кто-нибудь и переживет ужасы революции, так это будет она.
Но луна внесла свои коррективы в планы русской женщины и немца, который стоял и смотрел на нее. Я не был гостем в этой стране, и у меня были задачи, которые я должен был решать. Я вынужден был предупредить эту красивую девушку, что, поскольку она была членом коммунистической партии, ее жизнь находится в опасности. Только благодаря счастливой случайности ей вскоре удалось спастись от ареста.
Глава 16 Поворотный пункт
Поздняя осень 1942 года стала поворотным пунктом в великой драме, разыгравшейся в степях. Мы уже давно были не на «русской границе», мы подошли к жизненно важным центрам врага; мы привели громадную могучую нацию в движение; из Краснодара нас отправили по железной дороге на 400 километров в юго-восточном направлении. Мы высадились в Моздоке, который расположен совсем недалеко от Владикавказа. Этот город, который прикрывал с севера горный проход к Тифлису и который русские отчаянно защищали, был жемчужиной Кавказа. Мы были ближе к границам Индии, чем к границам нашей родины.
В те дни Азия – громадная таинственная Азия – появилась у нас на горизонте. Солнце вставало над Каспийским морем и над древним Тифлисом, столицей грузинских царей, где в свое время прошли арабы, турки, персы; именно там Сталин сделал первые шаги в своей политической карьере; однажды, в 1918 году, его уже занимали немецкие войска – Тифлис, который был нашей желанной целью.
Мы совершили громадное путешествие вдоль северных берегов Черного моря, от Комотини в Греции до Моздока на Северном Кавказе; от точки, расположенной примерно в 300 километрах к западу от Константинополя, до точки, расположенной в 200 километрах к северу от Тифлиса. На берегах Эгейского моря, вблизи Александрополиса, мы последовали вслед за Одиссеем в пещеру Полифема. Возле Батума, в древней Колхиде, мы вступили на землю, откуда Ясон вывез золотое руно. Мы превратились в орду бродячих воинов.
Но нам так и не удалось привезти домой ни золотого руна, ни сокровищ. Нам было предназначено пройти через тяжкие испытания, прежде чем мы вернулись на землю наших предков. Нашей единственной наградой за все это стали только наши воспоминания.
Путешествие по железной дороге обычно обставлено определенными удобствами для простых солдат. Будучи опытными специалистами по преодолению любых трудностей, которые им могут встретиться в пути, наши люди устанавливали печки в товарных вагонах, в которых перевозили лошадей. Естественно, это было строго запрещено, поскольку солома могла легко воспламениться. Если двери закрыты, то шести лошадям, которые перевозились в каждом вагоне, было достаточно тепло и без всякой печки. Но все хотели, чтобы двери были открытыми. Они хотели посмотреть мир. Патрульного на железнодорожной станции в Краснодаре, начавшего возражать против печки, с помощью бутылки водки удалось легко убедить, что не существует никакой опасности. В пассажирском вагоне, в котором ехал личный состав, сержант Германн установил коленчатую трубу для отопления, которую он возил вместе с операционным оборудованием с тех пор, как приобрел ее в Румынии. Мы уговорили инженера прицепить наш пассажирский вагон позади паровоза, а затем подсоединили вагон к нему с помощью этой коленчатой паровой трубы. Все вагоны ездили по колее европейского образца.
В течение нескольких дней мы ехали по местам, которые совсем недавно упоминались в сводках вермахта. Нам нравилось часами сидеть в товарных вагонах; из них лучше всего был виден постоянно менявшийся кавказский пейзаж – благородный и раздольный, покрытый громадными полями кукурузы и зарослями грецкого ореха. У нас была масса свободного времени; была возможность отоспаться и наговориться в тишине и покое.
Во время своих отпусков большинство из наших людей испытали сильный шок; недовольство, охватившее всю Германию, произвело на них очень тягостное впечатление. Некоторые из наших людей в качестве санитаров сопровождали поезда, следовавшие в Германию. Эти поезда перевозили русских – мужчин и женщин, которые были завербованы в Севастополе на совершенно добровольной основе для работы в военной промышленности. Наши санитары были крайне встревожены теми условиями, в которых ехали эти люди. Мы все еще поддерживали добрые отношения с русскими. Нашим людям было неведомо, что эти русские едут прямиком в рабство, и все те недочеты, свидетелями которых они сами становились, списывали просто на недостатки в организации.
Однако далее в этом не было никакой необходимости. Нацистская партия торжественно провозгласила освобождение русского народа от большевистского рабства и позволила для вида учредить в Киеве марионеточное украинское правительство, которому было позволено только написать собственную конституцию. Сотни тысяч русских сражались в рядах немецкой армии и показывали такие же чудеса храбрости, как и во время своей недавней службы в рядах Красной армии. Они сражались за освобождение своей страны от советской власти. В то же самое время сотни тысяч пленных, которые не выражали особого желания сражаться против коммунизма, умирали от голода в концентрационных лагерях, разбросанных по Украине. Подобные сведения наши люди получали от конвоиров, с которыми время от времени они сталкивались в поездах.
Капитан граф Вюрмб, старый кавалерийский офицер, родом из южногерманской знати, позднее рассказывал мне о тех впечатлениях, которые ему удалось пережить, будучи командиром отряда казаков. В ходе летней кампании 1942 года он командовал тремя эскадронами в степи под Элистой; в каждом эскадроне было только по два немецких офицера и по нескольку немецких сержантов. Казаки были выше всяких похвал.
Однажды они пришли к нему и сказали, что их родные станицы расположены неподалеку и что они хотят съездить домой, привезти оттуда свежих лошадей, а также новых добровольцев. Ситуация складывалась несколько двойственная. Казаки могли просто дезертировать и присоединиться к Красной армии, но граф Вюрмб без всяких колебаний дал свое согласие.
Он знал, что нельзя ожидать от людей верной службы, если не доверяешь им. На два дня небольшая группа немцев осталась совершенно одна в бескрайней степи. На третье утро казаки вернулись обратно. Никто из них не сбежал, более того, они привели с собой 30 новых добровольцев. Казачий атаман с гордостью доложил немецкому командиру о прибытии.
Пока мы двигались в сторону реки Терек, стали появляться странные слухи. Признаки разложения Красной армии приняли такие масштабы, что они не на шутку испугали коммунистов. Отдельные части стали сдаваться немцам в полном составе; русские столкнулись с угрозой полного морального разложения своих войск. Появились слухи, что начались переговоры о перемирии – всегда ходили какие-нибудь слухи, даже о тех событиях, которые уже давно произошли, причем все сведения о них были сильно искажены. Черчилль посетил с визитом Москву. Где-то в таинственном мире дипломатии происходили некие важные события. Наши сердца были полны надежд.
Во время войны люди обычно воспринимают все события в крайностях, как ведущие в победе или к поражению. Однако теперь все постепенно обесценивалось. Больше не было искреннего желания одержать победу. Абсолютная власть Диктатора, неприкрытое высокомерие нацистской партии после победы – об этом было даже страшно подумать. Но еще страшнее была мысль о поражении. Солдат на фронте всецело находится под впечатлением искренних усилий сотен тысяч мужественных людей, которые окружают его. Непосредственные результаты борьбы, когда ты находишься в самой гуще сражающейся армии, вовлеченной в тотальную войну, отодвигаются куда-то все дальше и дальше за невидимый горизонт. Никто на самом деле не может предвидеть всех последствий войны. И в этой борьбе за существование солдат перестает мыслить, а просто предпочитает следовать по ходу событий.
Наша часть выгрузилась из поезда в окрестностях Моздока и, к нашему удивлению, тут же попала под артиллерийский огонь. Русские не могли быть очень далеко. Начальник железнодорожной станции, к которому мы обратились за разъяснениями, зло ответил:
– Это совершенно ненормальная страна, без всяких сомнений!
Мы переправились через реку Терек и отправились в приготовленные для нас квартиры, расположенные в населенном пункте в нескольких километрах к югу от реки, название которого я, к сожалению, забыл и не могу теперь найти ни на одной из карт. Мы открыли полевой хирургический госпиталь, но мы были глубоко в тылу, к тому же на нашем участке фронта все было спокойно. Особых дел у нас не было.
Наша часть выгрузилась из поезда в окрестностях Моздока и, к нашему удивлению, тут же попала под артиллерийский огонь. Русские не могли быть очень далеко. Начальник железнодорожной станции, к которому мы обратились за разъяснениями, зло ответил:
– Это совершенно ненормальная страна, без всяких сомнений!
Мы переправились через реку Терек и отправились в приготовленные для нас квартиры, расположенные в населенном пункте в нескольких километрах к югу от реки, название которого я, к сожалению, забыл и не могу теперь найти ни на одной из карт. Мы открыли полевой хирургический госпиталь, но мы были глубоко в тылу, к тому же на нашем участке фронта все было спокойно. Особых дел у нас не было.
Это на самом деле была совершенно ненормальная страна. Даже в декабре солнце вставало здесь в 4 часа утра и к обеду, который проходил в полвторого, было уже совершенно темно и на небе сияли звезды. Дело было в том, что немцы ввели единое время для той части Европы, которую они занимали; и между нами и Бордо была разница в 5 астрономических часов. Впрочем, солнце и звезды можно было видеть довольно редко, так как в это время года в этом диком уголке Кавказа все обычно было укрыто густым туманом.
Еще одной крайне неприятной особенностью данной местности было обилие мышей, по своим масштабам напоминавшее библейский потоп. Сидя в своих домах, мы одновременно могли видеть сразу от 20 до 30 мышей, снующих по комнате. Они ели буквально все. Они ели нашу еду; они ели бумагу с наших сигарет; по ночам они ели письма, оставшиеся в карманах наших гимнастерок, так что по утрам мы находили только обрывки от них; они бегали по операционным столам; кухонная обслуга вела против них постоянную, но совершенно бесполезную войну. Ничто другое не могло продемонстрировать более наглядно тот факт, что этот мир далек от совершенства, как наша беспомощность против банд этих маленьких мародеров.
Мы часто сидели по вечерам в темноте, так как свечи стоили очень дорого. Никто не хотел вставать в 3 часа утра только потому, что в это время начинало светать, никто не хотел идти спать в 3 часа дня только потому, что в это время уже было темно. Несмотря на всю свою красоту, это была странная, непонятная страна, в которой происходило нечто сверхъестественное. Кроме того, мы понятия не имели о том, как на самом деле идет война. По сводкам вермахта мы не могли точно определить, где в данный момент проходит линия фронта. Мы даже представить себе не могли, что на самом деле больше не было сплошной линии фронта.
Было решено, что на следующий день я поеду в штаб дивизии, чтобы узнать у майора Фабрициуса о положении дел на фронте, что я и сделал, отправившись в путь в 3 часа утра. Этот день навсегда остался у меня в памяти.
Глава 17 Лемминги
Никто не может утверждать, что он по-настоящему знает лошадей, пока не сталкивался с ними в степи, которая является для них естественной средой обитания. Здесь, когда лошадь поднимает голову, чтобы приветствовать радостным ржанием первые лучи солнца, это является воспоминанием о далеком прошлом, растаявшем без следа.
Когда мы выехали из расположения нашей части примерно в 3 часа утра, вся прилегающая местность была укутана густым туманом, хотя и не было холодно. Кавказ представляет собой узкую цепочку гор; когда мы ехали по предгорьям, мы находились всего в 30 километрах от их высочайшей вершины. Южный ветер, дувший с противоположного склона, принес с собой не только туман, но и теплый воздух. Хамидия, где я надеялся встретиться с майором Фабрициусом, находилась всего в 4 километрах от расположения нашей роты. Маленькая речка, которая впадает в Терек с юга, была обозначена на карте как раз посредине между нами и штабом, причем нам необходимо было переправиться на противоположный берег реки.
Реки, протекающие по северокавказским степям, не идут ни в какое сравнение с реками, протекающими у нас на родине. Только здесь мы впервые узнали, что такое настоящая река. Долина Терека достигает нескольких километров в ширину, а ее крутые берега достигают в высоту от 35 до 50 метров. Их внимательное изучение позволяет совершить настоящий экскурс в геологическую историю земли. В спокойную погоду долина выглядит очень красиво. Между своеобразными островами, образуемыми зарослями кустов и деревьев, кружатся неисчислимые стайки птиц, извивается река, постоянно меняя направление; она настолько мелкая, что через нее можно пройти вброд во многих местах, вода имеет цвет светло-зеленого изумруда. В половодье ее течение становится настолько бурным, что она с легкостью сносит мосты.
Часто мы скакали вдоль ее берегов по многу часов, ища место, где можно было бы искупаться. Помимо Гарлоффа, на подобные прогулки я также брал с собой и сержанта Германна, поскольку он был настолько же хорош в седле, как и за операционным столом. Лошади отдыхали в течение нескольких дней, и нам с трудом удавалось их поймать. Их утренняя нетерпеливость, размеренное позвякивание упряжи, ритмическое покачивание седел, пар из ноздрей, чувство защищенности, которое давал туман, укрывший собой все окрестности, первые отблески восходящего солнца – все это создавало ощущение, что мир прекрасен, а эта страна полна тайн, опасности, красоты и скрытой мощи одновременно. Каждый из нас, скакавший на коне сквозь предрассветную мглу, точно знал, что он во всем может положиться на двух других своих попутчиков; в наших сердцах жило бесценное чувство товарищества, но некий подсознательный запрет не позволял высказывать его на словах. Наконец-то рассвело, и мы легко нашли дорогу к Тереку. Наши лошади перешли на легкий галоп.
Мы пришли к выводу, что сперва лучше направиться вниз по течению Терека – конечно, это был крюк, но таким образом мы могли спуститься с высокого берега прямо к реке. Затем мы намеревались ехать вдоль реки до того места, где в Терек впадал маленький приток, и далее следовать по нему, пока не доберемся до брода. Однако этот план потерпел неудачу. Приток, который впадал в Терек, протекал через непроходимое болото. В такой первозданной стране, как эта, в подобном болоте легко могли утонуть и лошадь, и наездник.
Мы отправились в обратный путь через степь и через некоторое время вновь оказались у предательской речушки. Хотя это был и не такой уж сложный трюк, но мы не могли спуститься с высокого обрыва к берегу реки и вынуждены были ехать еще около 5 километров, прежде чем нашли тропинку, по которой можно было спуститься прямо к воде. Дорога осыпалась под копытами наших лошадей, но когда мы перебрались на другую сторону, то оказалось, что и эта дорога выводит в степь. При удачном стечении обстоятельств мы должны были добраться до Хамидии за полтора часа. Было уже 10 часов утра, и еще через 4 часа уже стемнеет. Поскольку все еще стояла густая облачность, мы вынуждены были ориентироваться по компасу. Кони перешли на рысь. Тучи леммингов бросались в разные стороны при приближении наших лошадей. В отличие от хомяков это были храбрые создания, которые время от времени собираются в громадные стаи, насчитывающие десятки тысяч особей, и движутся в сторону побережья, преодолевая иногда сотни километров, а затем бросаются со скалы в море. Они не были особенно застенчивыми. Они делали несколько шагов в сторону, затем останавливались, садились на задние лапки и смотрели на нас своими выразительными черными глазками до тех пор, пока мы не исчезали из вида – своего рода граница любопытства. Один раз мы вспугнули стайку дроф. Подобно привидениям, эти громадные птицы растворились в тумане.
Внезапно налетел сильный порыв ветра, туман рассеялся, и сквозь его последние обрывки мы увидели очертания Кавказских гор. Перед нами открылась первозданная красота мира, как будто только что возникшего из вселенского хаоса. Сверкающие на солнце, острые, девственно белые вершины представляли собой фантастическое, невероятное зрелище, возникшее на фоне бездонного голубого неба; они напоминали собой замерзшую волну, такую же громадную, как и окружавшая их степь. Мы были потрясены видом и великолепием одной из высочайших горных систем на земле. Перед таким величественным творением природы вся людская суета кажется такой же бессмысленной, как и миграции леммингов. Бывают времена, когда этих зверьков охватывает некое таинственное безумие, некое неосознанное стремление к самоуничтожению, которое гонит их прямо в море. Гарлофф, весьма молчаливый по своей сути человек, тронутый открывшимся перед ним зрелищем, внезапно указал своей покрытой мозолями, натруженной рукой в сторону гор и сказал:
– Все, что мы можем сделать, так это выиграть войну!
Я и Фабрициус поприветствовали друг друга весьма сердечно. Мы крепко подружились в последнее время; у каждого из нас было полно новостей, которые с нетерпением хотелось рассказать.
Ординарец майора принялся жарить цыпленка, а мы открыли бутылку водки. Совсем недавно у Фабрициуса был день рождения; в качестве сюрприза солдаты специально для этого случая соорудили настоящий бар, в котором были и стойка, и высокие стулья, именно в этой диковинной пародии на «Эксельсиор Палас Отель» мы и расположились. У нас обоих было прекрасное настроение, и мы беседовали обо всем, что творится под луной, особенно о том сумасшедшем мире, в котором нам довелось родиться. Солдаты знают, что счастье – субстанция крайне недолговечная, но, если уж тебе выпал момент счастья, надо поскорее им воспользоваться, пока он не исчез.