– Видит Бог, – пробормотал громила, – вы меня убили…
– Видит Бог, убил, – согласился я.
– Господи Иисусе!..
– Он тебе не поможет, дружок, – сказал я, вытирая лезвие о грубую ткань рукава его робы. – Он занят где-то в другом месте. Твое сердце останется без крови меньше чем через минуту. Тебя будет все больше и больше клонить в сон. Передать ли какие-нибудь последние слова священнику?
Моя маленькая хохма прошла мимо цели. Ничто так не убивает чувство юмора, как то, что убивают тебя самого!
– Сэр, – слабо промолвил умирающий, – мой мальчик Джеми в сиротском приюте Святого Барнаби в Шедуэлле. У меня в кармане несколько фунтов; вы проследите за тем, чтобы он их получил?
– Не говори чушь! – сказал я. – Если я передам деньги твоему Джеми, приятели станут ему завидовать, они изобьют его и отнимут деньги, и он до конца дней своих будет тебя проклинать. Вместо этого я от твоего имени передам деньги ректору, для всех воспитанников, и всем будет хорошо. Я еще добавлю что-нибудь от себя, так что ты можешь считать, что Джек-Потрошитель обошелся с тобой хорошо. Больше того, ты можешь гордиться тем, что перед смертью познакомился со знаменитостью, а многие ли из твоих дружков могут этим похвастаться? Так что у тебя нет причин жаловаться.
– О Господи, – прошептал громила, изумленно раскрыв глаза. – Сам Джек! Как надо мной пошутила судьба…
Это были его последние слова.
Оглядевшись по сторонам, я убедился, что все тихо. На Пеннингтон-стрит, в какой-нибудь сотне футов, не было видно никакого оживления. Женщины давно и след простыл; вне всякого сомнения, она возвратилась на Рукери, дожидаться своего дружка, чтобы вместе опрокинуть по стаканчику джина, после чего заняться пляской в постели, кишащей клопами.
Решив, что лучше не оставлять труп здесь, я подтащил его к причалу. Он оказался тяжелым, однако упоение убийством словно наполнило мои мышцы чудодейственным эликсиром, поэтому задача оказалась не такой трудной, какой могла бы. Прежде чем сбросить убитого в воду, я обыскал его и нашел четыре фунта восемь шиллингов, которые аккуратно сложил и убрал себе в карман. Я перекатил труп, придерживая его до самого конца, так что едва не выкрутил себе спину. Зато не было никакого всплеска, он упал в набежавшую волну, освещенную сиянием полумесяца, и через считаные секунды скрылся из виду. По обе стороны высились два огромных судна, качающихся, скрипящих, но на них царила полная тишина. Подобрав дубинку – кожаный мешочек, наполненный свинцовой дробью, закрепленный на короткой деревянной рукоятке, – я убрал его в карман, на всякий случай.
Я не ожидал ничего услышать об этом бедняге. Казалось, он вообще никогда не жил, а шишка у меня на голове рассосется через день-два. Болеть она будет чуть дольше, но такова плата за то ремесло, которым я занимаюсь.
Глава 30 Воспоминания Джеба
Все свелось к трем буквам, и полковник из военного ведомства знал, где их искать, посему шустрый, словно лисица, он выдал Пенни имена и характеристики отмеченных ими трех офицеров, а Пенни так же быстро переправил все мне.
Тремя буквами, имевшими такое важное значение, были: «п/РО». Это означало: «переведен в разведывательный отдел», что ставило крест на профессиональной карьере в армии – офицер, запятнанный связью с черным миром разведки, тем самым подписывал себе приговор и больше уже не мог рассчитывать на производство в генералы, поскольку командование не жалует своих собственных шпионов, – но в то же время открывало дверь к воистину увлекательным приключениям. Просто поразительно, как много храбрых офицеров готовы навсегда отказаться от надежды когда-либо получить генеральские эполеты ради нескольких лет блужданий в горах под Кабулом среди диких пуштунов. Смею заверить, кому-то это казалось веселым занятием! Бах, бах, хо-хо, все смешно и весело в «Большой игре»[50], мы с тобой прекрасно проведем время, старина Джеффри, и к черту этих закоснелых мумий в штабе! Возможно, отчасти притягательность объяснялась открывающимися возможностями для секса, ибо смуглые миндалеглазые красавицы темнокожих рас, по слухам, обладают более низкими границами доступности, нежели наши викторианские дамы, прячущиеся в кринолинах и тугих корсетах. И поскольку у нас было множество мужчин, чьи мысли были заняты только этим, мы и построили нашу империю.
Два майора и подполковник. Их имена мне ничего не говорили, как и названия их полков, хотя один тип, майор, менял место службы дважды, поскольку первоначально он был переведен из своего «настоящего» полка в нечто туземное под названием 3-й Ее Величества Бомбейский кавалерийский полк. Именно в составе 3-го Бомбейского полка он пережил катастрофический разгром под Майвандом в 1880 году, как и остальные двое соответственно в своих полках или там, где они служили (я так и не смог разобраться в армейской системе полков, батальонов и бригад!). Все трое вскоре были «п/РО», если такой термин существует, после чего архивы Британской армии потеряли их из виду. Затем, по прошествии соответственно полутора лет, двух лет и – о Господи! – пяти лет они были «в/ШП», что означало: «возвращены в штат полка», то есть благополучно вернулись домой. Кто может сказать, скольким «п/РО» не пришлось «в/ШП», а их выпотрошенные внутренности остались сушиться на солнце в глухих горах Гиндукуша? Такова цена построения империи.
Итак, майор Р. Ф. Пуллем (в отставке), 8-й королевский гусарский полк, командор ордена Бани, кавалер ордена «За храбрость».
Майор П. М. Макниз (в отставке), Батарея И, бригада Б Королевской конной артиллерии, кавалер ордена «За заслуги», кавалер ордена «За храбрость», кавалер медали «За доблесть».
Подполковник Х. П. Вудрафф (в отставке), 66-й Беркширский пехотный полк, командор ордена Бани, кавалер креста Виктории.
Топливом нашей империи является доблесть. Чем бы таким оно ни было, откуда бы ни происходило, какова бы ни была стоящая за этим механика, у этих ребят оно имелось, о чем свидетельствовали краткие перечисления их наград после примечания «(в отставке)». Прекрасно сознавая, что сам я прирожденный трус, я никогда не мог понять, что делает человека храбрым. Были ли то физическая сила, упорство, ум, интуиция; быть может, даже страх перед чем-то худшим, что ждет в предстоящем испытании, будь то узкая долина, вдоль которой слева и справа стоят неприятельские пушки, или жестокое злорадство туземного палача? Как я уже говорил, можно сомневаться в мудрости, в этичности нашей империи, в чистой криминальности ее в глобальном масштабе, но нельзя сомневаться в мужестве, с которым было связано ее построение.
В то же время я искренне взялся за это новое направление. Оно предлагало узнать о Джеке нечто такое, что до сих пор отсутствовало, и это отсутствие – четкие рамки отношения и возможности – свели на «нет», как мне казалось, все наши попытки понять его и тем самым определить, где его искать.
Очевидно, ответы могли дать только эти трое из списка – доблестные ветераны афганской кампании, недавно вышедшие в отставку, долгое время прослужившие в разведке, ростом существенно ниже шести футов. Я мысленно твердил, словно заклинание: «Макниз, Пуллем и Вудрафф». У одного из этих трех будут проблемы с грамотностью, у него окажутся два украденных обручальных кольца, и, как говорится, дело будет сделано!
Сведущий полковник, на которого меня вывел Пенни, даже предоставил мне адреса, тем самым устранив одну из проблем. Мы с Дэйром нанесли эти адреса на карту Лондона и установили, что майор Макниз обитает в Уайтчепеле, на одной из более приличных улиц, в то время как майор Пуллем и подполковник Хью Вудрафф, уроженец Уэльса, живут гораздо дальше, но все равно в пределах часа пешком от мест убийств; при этом все трое живут неподалеку от линий общественного транспорта, подземки или конки, что давало им возможность беспрепятственно перемещаться туда и обратно.
Мы договорились начать с Макниза, на том основании, что чем ближе к местам преступлений он жил, тем более вероятной кандидатурой являлся. Мы также прекрасно сознавали, что время идет. Первая четверть луны конца октября прошла без убийств, и понять причину этого никто не мог. Если теория профессора Дэйра относительно оптимального освещения была верна, это означало, что шестого или седьмого ноября Джек снова возьмет нож и выйдет на улицу. Мы посчитали, что лучше быстро изучить всех троих и определить, является ли кто-либо из них более перспективным. Если окажется, что кто-нибудь один открывает значительно больше возможностей, чем двое других, именно на нем мы сосредоточим свое внимание, а когда у нас будут доказательства, мы передадим их инспектору Эбберлайну. На тот момент этот план казался мне идеальным. Он по-прежнему кажется мне идеальным, даже несмотря на то, что я знаю, чем все закончилось.
И вот тут-то два величайших сыщика, мистер Джеб из «Стар» и профессор Дэйр из Лондонского университета, совершили одно очень любопытное открытие. Оказалось, что они не имеют ни малейшего понятия, что делать дальше! Не представляют себе, в чем заключается детективная работа!
И вот тут-то два величайших сыщика, мистер Джеб из «Стар» и профессор Дэйр из Лондонского университета, совершили одно очень любопытное открытие. Оказалось, что они не имеют ни малейшего понятия, что делать дальше! Не представляют себе, в чем заключается детективная работа!
Мы молча смотрели друг на друга, не в силах этому поверить. Как нам быть? Самим следить за подозреваемыми? Пригласить профессиональных сыщиков? Попробовать проникнуть к ним в жилище? Опросить соседей? Нанять громил, чтобы те оглушили их, а затем, пока они будут без сознания, изучить их бумажники и другие личные документы? Посмотреть, что имеется на этих людей в Британском музее? Или же… На этом все наши варианты закончились.
– Это вы у нас отвечаете за практическую сторону, – сказал профессор Дэйр; местом действия был его кабинет, мы пили отвратительный чай, который его горничная-шотландка приготовила из собачьей мочи, он курил, я – нет.
– Шерлок Холмс нанял бы мальчишек следить за каждым из них, – сказал я. – Он свято верит, что в вопросах наружного наблюдения подростки мастерством многократно превосходят полицейских.
– Опять это имя! Черт побери, кто это такой? Я должен выяснить.
– Вы найдете его интересным, поскольку во многих отношениях похожи на него. Что же касается того, что имеется здесь и сейчас, я твердо верю, что чем больше людей мы пригласим, тем труднее нам будет справиться с ними, не говоря о том, чтобы сохранить все в тайне. По этой причине я бы также избегал частных детективов. Невозможно проследить, кто кому что говорит и что становится известно всем.
– Разумное замечание, – согласился профессор.
– Ну, хорошо, я скажу вот что. Утром вы занимаете место перед домом Макниза, и когда он выходит, идете за ним следом, оставаясь на некотором удалении. Наверное, вам придется соответствующим образом изменить свой гардероб, поскольку такой замечательный твид, так ладно скроенный, привлекает к себе внимание.
– Я по натуре своей щеголь! – возмутился Дэйр. – Я не собираюсь от этого отказываться! Хорошо одеваться – это огромное наслаждение. Но если вы настаиваете…
– Я ни в коем случае не буду настаивать, а только выскажу свои соображения.
– Замечательная политика, – сказал Дэйр.
– Вы следуете за ним, устанавливаете, где работает Макниз, и если это какое-нибудь общественное заведение, заходите туда и наблюдаете за ним, не привлекая к себе внимания. Тем временем я отправлюсь в Главный архив, найду там какого-нибудь служащего, чтобы тот проверил фамилию по различным муниципальным документам, и тогда мы установим финансовое положение Макниза, например, ориентируясь по уплаченным налогам, и получим другие документы: свидетельство о рождении, свидетельство о браке и прочие следы, оставленные им в государственной машине, а также выясним, имелись ли у него в прошлом нелады с полицией. После чего я вернусь домой и посплю пару часов. А вы будете оставаться с ним до тех пор, пока он не вернется к себе домой.
– По-моему, это вполне осуществимо, – заметил профессор.
– Мы с вами встретимся в условном месте недалеко от дома Макниза в девять часов вечера. Вы отправитесь отдыхать, а я, полный сил, останусь на посту, скажем, до двух часов ночи, и прослежу за Макнизом, если он выйдет из дома.
– Так, я все понял. Мне предстоит проработать на детективном поприще один долгий день; вас же ждут две смены по полдня с промежутком между ними.
– На следующий день, – сказал я, – мы с вами поменяемся.
– Нет, нет, – сказал Дэйр. – Поскольку у вас так чертовски хорошо получается добывать всяческие документы, вы вернетесь в архив и проведете подобные изыскания в отношении двух других. В какой-то момент, скажем, через три дня мы встретимся и обсудим, какими будут наши дальнейшие шаги. Как вы это находите? А если майор Макниз окажется неинтересен, мы быстро переключимся на майора Пуллема; фактор времени имеет для нас решающее значение.
– Отлично. Если в поведении кого-либо из троицы будет что-нибудь «многообещающее», мы это отметим и дальше примем решение.
– Да. И помните, что Джек, по моей теории, разведчик – это первое и главное. Если он что-либо замыслил, то вначале непременно проведет рекогносцировку. Такое поведение легко будет узнать, что даст нам достаточно времени на подготовку. Он никогда не импровизирует; он тщательно планирует все загодя.
План был замечательным. Однако на практике все оказалось далеко не так аккуратно. Мы даже представить себе не могли, до чего нудной и скучной является детективная работа, и для в высшей степени любознательных людей с бурным воображением, постоянно ищущим спонтанную остроту, необычные образы, иррациональные события, странное расположение облаков, красивое лицо, ладно скроенный костюм, определенный оттенок колпаков на колесах кабриолета, смутную мелодию, напоминающую особенно волнующий фрагмент из Вагнера, все эти посторонние мелочи, которые жизнь постоянно подкидывает чересчур деятельному уму, – это испытание было невыносимым, изнурительным и отупляющим. Хоть мы и строили из себя сыщиков, на самом деле никакими сыщиками мы не были. Для этого мы были или слишком умны, или слишком глупы.
Майор Макниз был женат и имел двух маленьких детей. Его жена, хоть и обладала красотой, принадлежала к тому общественному слою, который, вероятно, остановил бы дальнейший рост по службе, даже если б майор и не был направлен в разведку. Воспользовавшись своими связями, он нашел себе непыльную работу помощника контролера отдела доставки Ост-Индской компании и каждый день ходил в массивное здание компании неподалеку от Кэнери-Уорф. Место было просто замечательное, не меньше тысячи фунтов в год, и Макниз получил его так быстро, что мы заключили, что это было частью какого-то предыдущего соглашения. Мы предположили, что истинным хозяином майора было разведывательное отделение какой-нибудь государственной или военной структуры, возможно, Министерства иностранных дел, размещающееся в крошечной комнате в подвалах Уайтхолла, и Макниз – вероятно, под прикрытием своей официальной должности – занимался переправкой в Англию и из нее людей с незавидной репутацией или криминальным прошлым, похищенных военных документов, наличных денег для расплаты со шпионами, а может быть, оружия, пороха и даже динамита. Такое предположение было разумным, однако не слишком интересным, ибо поставщик, занимающийся тайной переправкой динамита, все равно остается поставщиком. Хо-хо, и прошу прощения за перерыв на сон.
Майор Пуллем оказался более интересен. Местом его работы – опять-таки, вне всякого сомнения полученным через знакомства – была производственная компания «Джекоби, Мейерс и Девлин», которая специализировалась на поставках в армию всевозможного металлического снаряжения: посуды, пряжек, фляг для воды. Поскольку майор был кавалерист со славным прошлым – 8-й королевский гусарский полк, если вы не забыли, со всеми наградами, перечисленными после фамилии, – он знал всех генералов от кавалерии и разбирался в снаряжении, посему обеспечивал своей компании заказы на поставку всего металлического, имеющего отношение к лошадям, – шпор, колец для уздечек, застежек для подпруги и тому подобного, что позволяло английскому гусару, улану или драгуну прочно сидеть в седле, скача на полчища пуштунов и рассекая их острием своей сабли. Пуллем был женат на женщине более высокого положения со связями; красивый мужчина с хорошими манерами, остроумный и обходительный, он обладал мягким шармом, что облегчало ему общение с сильными мира сего, с которыми он встречался ежедневно.
Третий человек, подполковник Вудрафф, вероятно, был самым храбрым, но и, несомненно, самым угрюмым. Он жил один, неприметный человечек в черном, и не имел постоянной работы, если не считать природного любопытства. Вудрафф проводил дни напролет в читальном зале Британской библиотеки (я его ни разу не заметил, как и он меня), где с удовольствием составлял первый англо-пуштунский словарь с грамматическим приложением – труд, в котором отчаянно нуждались, по крайней мере, еще четыре человеческих существа на земле. Как я уже сказал, серый, с внешностью мелкого конторского служащего. Однако это был старый вояка: на Востоке подполковник служил с 1856 года, во время восстания сипаев воевал в осажденном Лакхнау и командовал батальоном 66-го пехотного полка под Майвандом, отразившим несколько атак афганской конницы; когда наши позиции были прорваны, ему удалось благодаря великолепному знанию местности и владению языками отвести всех оставшихся в живых в Кандагар. Не удовлетворенный таким исходом, Вудрафф через неделю после сражения тайно вернулся на место и собрал всех тех, кто отбился от своих частей. После чего он в одиночку совершил бесконечно опасное путешествие в Кабул, где стал главным разведчиком Фреда Робертса[51] и возглавил войска, отправленные тем на помощь осажденному Кандагару. Это он в ночь накануне сражения разведал позиции Аюб-хана и помог Робертсу понять, как нанести удар. За этот рейд Вудрафф был награжден крестом Виктории, хотя на самом деле он мог получить его за любой подвиг, совершенный в течение предыдущей недели. После всего этого он целых пять лет служил в разведке, занимаясь Бог весть чем в высоких горах рядом с Хайберским проходом[52]. Однако, глядя на него, можно было подумать, что он всю жизнь был владельцем маленькой чайной или третьеразрядным железнодорожным служащим.