– Вместе веселей, – хором ответили Света и Туся, – ты только помоги загранпаспорта получить, прописки-то у нас нет.
Олег начал чесать в затылке:
– Да, сложная задача.
Ленинид хмыкнул:
– Ладно, считайте документы моим свадебным подарком!
– Где ты их возьмешь? – удивилась Томуська.
Папенька фыркнул:
– Эх, Тамарка, знала бы ты, каким людям я мебель делал! Есть у меня один дядечка из ОВИРа. Олег-то станет по закону делать, а я в обход!
Куприн поджал губы, мой муж очень не любит, когда люди действуют через «черную дверь», но ему придется стерпеть, ведь законным путем никто не выдаст двум бомжихам загранпаспорта.
В общем, все у нас замечательным образом налаживалось, и даже Никитка эту ночь спал, как ангел, я ни разу не проснулась от гневного крика. Единственно, что не радовало, так это то, что статья никак не хотела писаться, дальше первых двух строчек дело не шло, но сейчас, собираясь на Зеленодольскую улицу, я чувствовала: разгадка близко, значит, и материал получится.
Оказавшись перед нужным подъездом, я села на лавочку и призадумалась. Естественно, подниматься наверх и звонить в семнадцатую квартиру я не стану, это опасно. Надо порасспрашивать соседей. Но, как назло, несмотря на тепленький денек и ласковое солнышко, во дворе не было ни одного человека. Впрочем, двора как такового тут не имелось, подъезд выходил прямо на довольно широкую и шумную магистраль, может, поэтому никто из жильцов не хотел сидеть на лавочке у входа. Несколько минут я тупо пялилась на подъезд, потом приняла решение: надо идти искать домоуправление. Но не успела встать, как слева раздалось:
– Вот это встреча!
Я повернулась. Передо мной с небольшой хозяйственной сумкой, из которой высовывалась гроздь бананов, стояла Лена. Та самая работница архива, бывшая коллега Жоры, Лена, которая очень не любила Георгия Андреевича, не могла его терпеть до такой степени, что опрометью кинулась разыскивать координаты Гали Щербаковой, любовницы Радько, лишь бы досадить парню.
– Что вы делаете в наших пенатах? – весело поинтересовалась она. – Нашли Жорку? Стребовали с него денежки на ремонт?
Я хотела было спросить – на какой ремонт? – но вовремя прикусила язык, вспомнив, что в свое время представилась работницам архива в качестве соседки Радько, пострадавшей от потопа.
– Ну? – нетерпеливо спросила Лена. – Удалось поймать негодяя?
– Нет, – вздохнула я, – не вышло.
– Теперь и не выйдет, – радостно заявила девушка, устраиваясь около меня на лавочке.
– Почему?
Лена вытащила из сумки сигареты и засмеялась.
– Посадили его!
– Куда? – я прикинулась идиоткой.
– В тюрьму.
– За что?
– Точно не знаю, – продолжала радоваться Лена, – вроде убил кого-то, к нам в архив милиционер приходил из уголовного розыска, все расспрашивал, интересовался, что за человек Жора Радько. Ну я ему, конечно, всю правду про воровство рассказала, несмотря на интеллигентные вопли Софьи Львовны. «Леночка! Зачем вы перед правоохранительными органами грязным бельем трясете, не надо тень на архив бросать». Никак не сообразит, что ее хранилище скончалось! А вы что здесь делаете?
– Вот, пришла в дом.
– К нам? Зачем?
– Вы тут живете?
– Да.
Я обрадовалась, надо же, как здорово получилось, сейчас порасспрашиваю Лену.
– И давно здесь обитаете?
– Два года.
– Жильцов хорошо знаете?
– Ну, так, в целом, здание большое, но кое с кем знакома, а что?
– Да вот, хотим квартиру с мужем покупать, риелтеры предлагают тут посмотреть, приехала на разведку. Сами понимаете, дело ответственное, не пятикопеечную монетку теряешь. Приобретем квартиру, а на этаже сплошные пьяницы и бузотеры, схватимся потом за голову, да поздно.
– Ну здесь всяких хватает, – скривилась Лена, – есть такие кадры, но в целом люди нормальные, работящие, асоциальных элементов нет. Вы квартирку-то видели? Мы, честно говоря, с мужем хотим переезжать, покупали жилье пару лет назад, с деньгами не ахти было, вот и взяли подешевле фатерку. Здесь кухни маленькие, всего пять метров, и стоит домишко прямо на дороге, видите, как неудобно, ни погулять, ни отдохнуть, шумно очень. Впрочем, некоторые стены поразбивали и сделали себе столовые, а какая квартира продается? Знаете, прежде чем покупать, следует всю подноготную про хозяев выяснить, иначе можно вляпаться в историю.
Я обрадовалась, что разговор сам собой потек по нужному руслу, и быстро сказала:
– Семнадцатая, вроде бы в ней муж с женой прописаны? Ничего про них не слышали?
– Какая? – изумленно переспросила Лена.
– Семнадцатая, – повторила я.
– Не может быть!
– Почему?
– Потому что в ней живем мы!
– Кто? – обалдело спросила я.
– Мы с мужем.
– Вы?
– Ну да.
– А как зовут вашего мужа?
– Гена.
Я лихорадочно соображала, как выкрутиться из идиотского положения.
– Гена? Ну, значит, в риелтерской конторе напутали, сказали, хозяев зовут Сережа и Таня.
– Сережа и Таня? Это, наверное, из тридцать девятой, Захаровы, только они ничего о продаже не говорили, я их хорошо знаю.
– Наверное, тут еще живет пара с такими именами, – бормотала я, – Сережа и Таня, знаете, совсем не редкость, не Виола Тараканова.
– Виола Тараканова? – вытаращила глаза Лена. – Вы знаете эту женщину?
Обрадовавшись, что разговор уходит в другое направление, я кивнула.
– Очень хорошо, это я.
– Вы?!
– Да, папа назвал по-дурацки, извините, в прошлый раз не представилась вам.
Внезапно Лена вскочила.
– Ой, простите, я совсем забыла, в духовке курица жарится. Сижу тут, болтаю, а бедная птичка небось обуглилась! Захотите про соседей узнать, заглядывайте ко мне, в семнадцатую квартиру.
Выпалив на едином дыхании фразу, Лена схватила сумку и ринулась в подъезд. Я осталась сидеть на лавочке, пытаясь привести мысли в порядок. Значит, Лена – жена Гены. Вот так новость. Но она совсем не похожа на хитрую, изворотливую убийцу – В.К. Лазаренко. Лена по виду интеллигентная женщина, кандидат наук, работник архива, что может связывать ее с бывшим уголовником и мужланом? Вероятно, речь идет о другом Геннадии, наверное, Панкин ошибся, сказал не тот номер квартиры. Нет, все-таки следует разыскать домоуправление и спросить, где прописан Геннадий.
Внезапно вверху послышался резкий скрип. Я задрала голову. На балконе второго этажа стояли Гена и Лена с хмурыми, мрачными лицами. Увидев, что я заметила их, парочка шарахнулась в квартиру. Я поднялась и, быстрым шагом обогнув дом, встала за углом. Отсюда отлично было видно входную дверь. Через секунду она хлопнула, и бывший уголовник, вылетев на улицу, принялся озираться. Липкий страх пополз у меня к горлу. На плохо слушающихся ногах я попыталась смешаться с толпой, но сзади незамедлительно раздалось:
– Виола, погоди! Стой, Тараканова!
За моей спиной, словно выросли два крыла, сшибая прохожих, я кинулась на проезжую часть и замахала руками. Тут же притормозила белая «Волга».
– Куда?
В этот момент цепкие пальцы ухватили меня за футболку.
– Стой. Очень глупо, давай поговорим! Кстати, я знаю, где ты живешь!
Почти теряя сознание от ужаса, я рванулась изо всех сил. Тонкий трикотаж треснул, раздался звук рвущейся материи, и половина футболки осталась в руках у Геннадия. Я вскочила в «Волгу» и заорала:
– Петровка, 38, скорей, заплачу тысячу рублей!
Водитель рванул с места, Гена остался на мостовой. Обернувшись назад, я увидела, как он бежит к своей машине. Трясущимися руками я вытащила из сумочки недавно купленный мобильный, потыкала в кнопки и, услыхав голос Олега, зарыдала:
– Миленький, скорей спустись в бюро пропусков, за мной гонится убийца.
Бросив на колени ошарашенному водителю кошелек с деньгами, я влетела в проходную, увидела мужа, Юрку и кинулась к ним, голося, словно кликуша:
– Ой, мамочки, помогите!
Люди, находившиеся в помещении, замерли и уставились на представление. Юрка стянул с себя пиджак и бросил мне на плечи.
– Прикройся, тут не нудистский пляж, вон всех переполошила.
Я прекратила рыдать и посмотрела на себя. Действительно, не каждый раз в бюро пропусков серьезного учреждения врывается молодая дама, одетая лишь в легкую юбку. Одна часть футболки осталась у Геннадия, вторая свалилась в машине, а лифчика я никогда не носила. Если сказать честно, мне нечего всовывать в бюстгальтер, господь наградил меня грудью минус первого размера.
ГЛАВА 30
Домой я не поехала. Около десяти вечера Олег велел:
– Давай отвезем тебя.
Я встала с дивана, на котором провела весь день, тупо разглядывая подшивку газеты «Петровка, 38», и поинтересовалась:
– Кто меня отвезет и куда?
– Коля Маслов домой забросит, – буркнул Олег.
Я вновь села на диван.
– Нет.
– Почему? – удивился Олег.
– Только с тобой.
– Нет.
– Почему? – удивился Олег.
– Только с тобой.
– Но не могу сейчас уйти.
– Уже почти ночь.
– Сама знаешь, у меня ненормированный рабочий день.
– Нет!!! Только вместе.
Куприн вытаращил глаза. Наверное, с таким же удивлением он бы смотрел на кастрюлю с геркулесовой кашей, которая утром, после того как с нее снимут крышку, внезапно сказала бы:
– Доброе утро, Олежек, подогрей меня. Холодная овсянка – редкая мерзость на вкус.
– Вилка, что за истерика?
Я подняла голову, глянула в его рассерженное лицо и сказала:
– Это не припадок. Я замужняя женщина, и супруг обязан меня беречь, охранять и опекать. Извини, дорогой, но у меня сложилось полное впечатление, что я являюсь одинокой бабой, содержащей семейный пансион. Наше супружество свелось к простой формулировке: товар – деньги.
– Не понимаю, – ошарашенно протянул майор.
– Правда? Но все так просто! Ты отдаешь мне зарплату, а я стираю твои вещи и готовлю обед. И это все. Тебе не кажется, что между мужем и женой существуют еще иные отношения?
– Послушай, – взвился Олег, – какая муха тебя укусила? Ты же была всем довольна еще вчера.
– Неправда, я просто не хотела ругаться.
– Я не пью, не бегаю по бабам, отдаю все деньги в семью, я работаю для нас!
– Смешно! Между прочим, я могла бы стать тебе другом и хорошей помощницей. Вот, зная теперь всю правду про Радько, ты бы спросил…
– Не лезь в мои дела и отправляйся домой!!!
– Нет! – заорала я так, что в комнату всунулся испуганный Юрка.
– Чего случилось?
– Уйди, – просвистел Олег, – ну что за жизнь! Ни дома, ни на работе покоя нет! Вилка, прекрати, ты у меня на службе!
Но меня понесло, словно лыжника с горы. Я вскочила на ноги и забегала по комнате, выплескивая на супруга все претензии. Сначала рассказала, как тоскливо сидеть все выходные одной, припомнила, что раньше полуночи он практически никогда не приходит домой.
– Когда ты дарил мне цветы, а?
– На Восьмое марта, – быстро ответил Куприн.
– Ага, спасибо, а без повода? Просто так? Может, принес жене конфет? Или апельсины?
– Ты разве больная? – ошарашенно спросил Олег.
Следующий час я объясняла ему, что кое-кто вспоминает о жене не только в тот момент, когда она попадает в больницу. Обида выливалась из меня рекой. Пару раз Юрка пытался всунуться в кабинет. Но сначала я заорала: «Отвали!» – а когда он предпринял очередную попытку, швырнула в него настольный календарь.
Олег посерел и рявкнул:
– Хватит!
Затем он выскочил в коридор, не забыв стукнуть дверью о косяк. Я сначала залилась слезами, потом вытерлась пыльной занавеской, свисавшей с грязного окна, и легла на диван, положив голову на подлокотник. Все, хватит, завтра подам на развод. В конце концов в моей жизни ничего не изменится, как была одинокой, так ей и останусь. Горячие капли опять побежали по щекам, я зашмыгала носом и запоздало удивилась: ну что со мной? Отчего взлетела на струе злобы? Легкое раскаяние начало пробираться в душу: нет, все-таки я свинья. Бедный Олег! Другой бы мужик треснул беснующуюся бабу по башке, а мой майор только молча то бледнел, то краснел. Нет, я вела себя ужасно.
Дверь приоткрылась, и заглянул Олег:
– Не спишь?
– Нет, – заревела я в голос, – не сплю, мучаюсь угрызениями совести, ну прости меня, пожалуйста!
Муж сел на диван и обнял меня, я уткнулась носом в его рубашку и зарыдала еще громче.
– Ну ладно, поросеночек, – неумело засюсюкал супруг, – твой престарелый кабанчик вел себя, как идиот. Хочешь, пойдем завтра в консерваторию, на концерт?
Я хихикнула.
– Извини, терпеть не могу нудятину, совершенно не перевариваю классическую музыку.
– Сам не люблю симфонии, – признался Олег.
– Зачем тогда предлагаешь?
– Хотел приятное сделать. Ладно, давай просто сходим в парк, поедим шашлык, покатаемся на аттракционах.
Мигом перед глазами встало забавное зрелище. Мой толстый муж с объемным животом любителя пива сидит на деревянной маленькой лошадке, вцепившись обеими руками в гриву из мочалки.
– Ты и правда хочешь сделать мне приятное?
– Конечно, – кивнул Олег, – от всей души.
– Тогда расскажи все про дело Радько!
Честно говоря, я ожидала, что супруг опять обозлится и начнет петь привычную песню: «Не суй нос не в свое дело». Но неожиданно Олег шумно вздохнул и пробормотал:
– Вообще-то тебя можно использовать в некоторых ситуациях. Ну-ка, скажи, до чего сама докопалась?
Я быстро изложила ему самую суть. Жора Радько, вечно нуждающийся в деньгах, вместе с Леной и Геннадием задумал аферу. Работая в страховой компании, он находил клиентов, которые хотели избавиться от ненужных родственников и получить при этом хорошую сумму денег. Радько выписывал полисы, потом к больным людям под видом психиатра являлась Лена и предлагала таблетки. Геннадий работает менеджером на фармацевтическом складе, поэтому у преступников не было никаких проблем с медикаментами. К сожалению, Жора преступник. Он убил свою жену Риту, ее любовника Михаила Крысина и, наверное, начал шантажировать своих подельников, записав на дискету истории болезней Левитиной, Рассказова и Рамазановой.
Олег слушал, не перебивая.
– Он и меня отправлял на верную смерть, – закончила я, – парень, который ударил ножом женщину возле памятника Пушкину, должен был убить меня, произошла ошибка, та тетка тоже была в розовом костюме и держала в руках журнал «Космополитен».
Олег тяжело вздохнул.
– Да уж, работа тобой была проведена серьезная, неслась словно фокстерьер за лисой. Ты когда-нибудь охотилась за лисой?
– Нет, а при чем тут это?
– Лиса хитрое животное, – спокойно пояснил Олег, – она роет в своей норе кучу ходов и один обязательно метит; когда старательный, но глуповатый фоксик влезает под землю, он сначала теряется, куда бежать, перед глазами собаки простираются хитроумно сплетенные галереи. Через пару секунд до фокстерьера доходит, что следует включить обоняние, и он начинает принюхиваться. Запах хищницы собачка чует мигом и, забыв про все на свете, мчится туда, откуда долетает сильный «аромат». Спустя энное время обалделый фокстерьер упирается носом в заднюю стену норы. Поняв, что лисы тут нет, четвероногий охотник несется назад, но рыжей обманщицы и след простыл. Хитрая лисичка давным-давно «утекла» через запасной выход. Вот так.
– Наверное, ты в детстве увлекался книгами про животных, – хмыкнула я, – очень красочный рассказ, не пойму только, какое отношение он имеет к ситуации с Радько?
– Самое прямое, – крякнул Олег, – потому что в роли страшно активного, но более чем глупого фокстерьера выступила моя женушка.
Пару секунд я молча смотрела на мужа, потом решила обидеться, но тут же передумала. Если хочу, чтобы Олег взял меня в помощники, не стоит изображать из себя институтку.
– Значит, ты считаешь, что я ошибаюсь?
– Причем фатально.
– И как было дело?
Куприн вытащил сигареты, взял с подоконника пустую консервную банку из-под тушонки, исполнявшую тут роль пепельницы, и сказал:
– Слушай.
Как-то принято считать, что эпоха великих человеческих страстей осталась в прошлом. Это во времена Шекспира люди ревновали, теряли голову от ненависти, изощренно мстили, сметали каменные замки, мечтая соединиться с любимыми, и жаждали власти до потери рассудка. Нынче же человек измельчал, довлеющая над нами страсть – это сребролюбие. Вот ради денег компаньон может убить своего партнера по фирме, а неверную жену он просто бросит, оформит спокойно развод и будет искать себе новую супругу. Мы стали холодными, расчетливыми, неспособными на страсть. Но на самом деле это не так. Любовь, ненависть, ревность… Есть среди нас Джульетты, Отелло, леди Макбет и короли Лиры. И иногда страсть настолько захватывает человека, что он перестает владеть собой, становится преступником, готовым на все.
Почему девочка из хорошей семьи, милая, интеллигентная, говорящая на двух иностранных языках, студентка-первокурсница исторического факультета МГУ Лена Конюхова полюбила Геннадия Ковалева? На первый взгляд, ничего общего между молодыми людьми не было. Леночка окончила с блеском сразу две школы, общеобразовательную и музыкальную, запросто изъяснялась на английском, столь же легко могла продолжить разговор и на французском, она бегала на концерты в консерваторию, не путала художников Мане и Моне и увлекалась йогой. Впрочем, в семье преподавателя литературы и художницы вряд ли могла родиться иная девочка.
Гена вырос в другом гнезде. Отца он не знал, мать работала в гараже диспетчером, а бабка всю жизнь просидела гардеробщицей, правда, в театре, поэтому Гена просмотрел почти весь классический репертуар. Книг он не читал, но содержание «Недоросля», «Синей птицы», «Мертвых душ» и «Преступления и наказания» мог пересказать легко.