Ну, а на суде истории мы вновь сталкиваемся с частью 3 статьи 14 УПК РФ: «Все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном настоящим Кодексом, толкуются в пользу обвиняемого».
Убийство Андрея Александровича ЖдановаЕсли в причинах смерти А. С. Щебракова разобраться практически невозможно, то в убийстве врачами А. А. Жданова сомневаться не приходится. Вопрос сводится к характеру убийства: совершено оно по причине гордыни медицинской профессуры или умышленно. О трусости проштрафившихся медиков умолчим.
В середине июля 1948 г. Жданов отправился на отдых в санаторий «Валдай». 23 июля во время телефонного разговора с Москвой с ним случился ужасный приступ загрудинной боли. Больной только и мог, что кричать: «Ой, батюшки мои!». Комната была заперта изнутри, и чтобы добраться до несчастного, пришлось топором выбивать оконную раму. Приступ боли сняли уколами морфина. На следующий день по вызову прилетела из столицы бригада медиков. Возглавлял ее академик В. Н. Виноградов[561]. В бригаду вошли профессор В. Х. Василенко[562], начальник Лечсанупра[563] генерал-майор, профессор П. И. Егоров[564], диагност-кардиограф доктор С. Е. Карпай[565]. К ним присоединился лечащий врач Жданова — Г. И. Майоров[566].
В то время электрокардиограмма была новинкой, старая профессура разбиралась в ней с трудом. А специалист С. Е. Карпай «не сумела» разглядеть на ней инфаркт. Главная странность всего случившегося заключалась в том, что окончательный диагноз поставила ученица Этингера Софья Ефимовна Карпай — маститые профессора лишь согласились с нею. И хотя диагностика 1940-х гг. явно указывала на инфаркт миокарда, комиссия пришла к выводу: приступ сердечной астмы на фоне гипертонии. Таким образом, стали лечить следствие, а не причину заболевания.
7 августа Карпай сделала Андрею Александровичу вторую электрокардиограмму. Окончательно определили диагноз: гипертония, кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, прогрессирующий стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов, ишемия миокарда и мелкие очаги некроза. Говоря проще — инфаркт миокарда. Но и тогда болезнь не назвали своим именем и лечением, помимо всего прочего, назначили — активное движение. Комиссия улетела в Москву, Жданова оставили поправляться на природе.
После длительной бодрой прогулки в лесу 27 августа у больного случился новый приступ. Срочно прилетела та же бригада. Только вместо ушедшей в отпуске С. Е. Карпай кардиографом взяли врача Л. Ф. Тимашук[567]. Лидия Феодосьевна сходу, по еще сырым пленкам, назвала верный диагноз: инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка. Профессора возмутилась наглости неостепененной дамочки. Егоров и Майоров заставили Тимашук переписать ее заключение согласно их ранее сделанному диагнозу: «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонии». В историю болезни записали рекомендации: «…увеличение движения. С 1 сентября разрешить поездки, 9 сентября решить вопрос о поездке в Москву”. 28 августа у Жданова случился новый сильнейший приступ болезни.
Чтобы снять с себя любую ответственность, 29 августа 1948 г. Тимашук по совету начальника личной охраны Жданова А. М. Белова составила Записку в министерство госбезопасности.
«Начальнику Главного Управления охраны МГБ СССР Н. С. Власику[568]
28/VIII-c/г. я была вызвана нач. ЛСУК профессором Егоровым к тов. Жданову А. А. для снятия ЭКГ.
В этот же день вместе с пр. Егоровым, акад. Виноградовым и пр. Василенко я вылетела из Москвы на самолете к месту назначения. Около 12 ч. дня сделала А. А. ЭКГ, по данным которой мною диагностирован “инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки”, о чем тут же поставила в известность консультанта.
Пр. Егоров и д-р Майоров заявили мне, что это ошибочный диагноз и они с ним не согласны, никакого инфаркта у А.А. нет, а имеется “функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни”, и предложили мне переписать заключение, не указывая на “инфаркт миокарда”, а написать “осторожно”, так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих ЭКГ.
29/VIII у А.А. повторился (после вставания с постели) сердечный припадок, и я вторично была вызвана из Москвы, но по распоряжению акад. Виноградова и пр. Егорова ЭКГ 29/VIII в день сердечного приступа не была сделана, а назначена на 30/VIII, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова A.M.
Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают, безусловно тяжелое, состояние А.А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало повторный приступ и в дальнейшем может привести к роковому исходу.
Несмотря на то, что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней “инфаркт миокарда”, остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А.
29/VIII-48 г.
Передано майору Белову А. М. 29/VIII-48 г. в собственные руки»[569].
К заявлению был приложен подлинник кардиограммы.
Тимашук просила одного — установить строгий постельный режим для А. А. Жданова.
Не будь этой Записки, все было бы шито-крыто, и о корпоративном преступлении врачей никто не узнал бы. Остается только гадать, сколько людей успели они сгубить такой халтурной диагностикой и покрывательством друг друга. Но начиная с хрущевских времен именно эту Записку Тимашук называют доносом на честных благородных светил медицинской науки, а действия врачей и их блатное корпоративное укрывательство врачебных ошибок, повлекших смерть пациента, по сей день не получили общественной оценки.
О своем диагнозе Лидия Феодосьевна, опять же с помощью Александра Белова, сообщила жене Жданова[570]. Этим она успела себя обезопасить от обвинений со стороны тех же медицинских светил. 31 августа идеолог Русского Ренессанса Андрей Александрович Жданов умер по причине врачебной ошибки консилиума. На Тимашук свалить вину профессуры не было никакой возможности.
Патологоанатомическое вскрытие останков второго человека в правительстве СССР вызывает удивление! Вместо того, чтобы вывезти тело в Москву и освидетельствовать его в специализированных условиях, Лечсанупр направило самого послушного руководству патологоанатома А. Н. Федорова[571] на Валдай. Он вошел в группу сопровождения траурной правительственной депутации во главе с членом Политбюро А. А. Кузнецовым. Сразу же по прибытии на Валдай Федоров произвел вскрытие. Г. В. Костырченко так рассказал о посмертной диагностике причин смерти А. А. Жданова. «Вечером 31 августа в присутствии секретаря ЦК Кузнецова[572] было произведено вскрытие. Процедуру эту проделал патологоанатом Кремлевской больницы А. Н. Федоров, причем в неприспособленном для этого помещении полутемной ванной комнаты одной из санаторных дач и подгоняемый начальником ЛСУК Егоровым. Последний, блюдя ведомственные интересы, настаивал, чтобы зафиксированные в заключении результаты вскрытия максимально совпадали с поставленным ранее клиническим диагнозом. Поэтому сделанное Федоровым описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах, содержало массу неопределенных и туманных формулировок (“некротические очажки”, “фокусы некроза”, “очаги миомаляции” и т. п.), имевших целью скрыть эти инфаркты. Их также “не заметили” и участники организованного 31 августа в Москве консилиума, в котором участвовали профессора В. Н. Виноградов, В. Ф. Зеленин[573], A.M. Марков[574], В. Е. Незлин[575], Я. Г. Этингер и П. И. Егоров. Ознакомившись с соответствующей клинической и патологоанатомической документацией, а также с анатомическим препаратом сердца покойного, доставленным с Валдая на самолете, они, оставаясь верными принципам корпоративной солидарности, подтвердили правильность официального диагноза»[576].
* * *В те же дни записка Тимашук была передана И. В. Сталину. Выводы простого врача, опровергавшие выводы консилиума светил отечественной медицины, которые лечили самого вождя и многочисленную государственно-партийную верхушку, не заинтересовали Иосифа Виссарионовича, и он написал на листике: «В архив».
Произошло это в начале сентября 1948 г. А затем случились несанкционированные митинги у синагоги, шествие евреев по центру Москвы с Голдой Мейерсон во главе и с призывами отдать Крым под еврейскую республику. Там, где евреи и Крым, там надо искать руку хозяев «Джойнта» — банкиров транснационального капитала. О благотворительном аспекте деятельности комитета давно следовало забыть, поскольку согласно разведданным, американцев интересовал исключительно плацдарм для атомной бомбардировки центральных регионов СССР. Далее было следствие по делу ЕАК, по ходу которого заговорил Яков Гиляриевич Этингер… Всплыла история с сомнительными причинами смерти А. С. Щербакова — жестким противником идеи еврейского Крыма. А вместе с нею в ином свете стала представляться кончина А. А. Жданова — не просто жесткого противника идеи еврейского Крыма, но и функционера, напрямую противодействовавшего ее осуществлению. Получалось, что погибли ближайшие советники Сталина, основные идеологи Русского Ренессанса. Правда, к ним пристегнули еще и умершего от рака М. И. Калинина[577], но при этом все они и в самом деле состояли пациентами медиков еврейской национальности из озетовских кругов. Других специалистов в кремлевской медицине и не было — на работу туда принимали преимущественно или даже исключительно по блату. Творцы блатной системы СССР напоролись на собственное детище. Ведь теперь получилось, что смерть идеологов русского возрождения оказалась связанной с ошибками московской еврейской элиты. Русские медики оказались лишь безалаберными отлынивателями от работы, хотя и за это поплатились жесточайшим образом.
Самое странное в этом деле то, что, если не считать Калинина, в высшем партийном руководстве умерли к 1950-м гг. только идеологи русского возрождения, и оба от болезни сердца и по причине врачебной ошибки. Из троих таких идеологов в живых пока оставался только Сталин. И тогда всплыла Записка Тимашук, которая теперь читалась совершенно по иному — как прямая угроза самому Иосифу Виссарионовичу.
Если хозяевам «Джойнта» ничего не помешало расправиться с президентом США Ф. Д. Рузвельтом и с легкостью скрыть это от американцев, то что могло помешать им использовать кремлевских врачей для убийства Иосифа Сталина и выдать его гибель за естественную смерть от болезни? У руководителя советского государства имелись все основания для подозрений. К тому же «дело врачей» было направлено вовсе не против евреев, как нам доказывают уже которое десятилетие, но против озетовцев, т. е. против погрязшей в корпоративном жульничестве столичной элиты, верхушку которой составляли преимущественно выходцы из среды евреев ленинской революционной когорты. Эти-то на лихое дело могли пойти в легкостью неимоверной.
Перед освобождением из тюрьмы в конце марта 1953 года академик В. Н. Виноградов написал на имя министра Л. П. Берия: «Все же необходимо признать, что у А. А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и методов лечения у нас не было»[578]. И кому легче от этой «покаянной» почеркушки? Ведь своим апломбом и нерадивостью светила советской медицины убили не просто человека Жданова, но того политика, на котором в основном и держалось возрождение русских как государство образующего народа. После гибели Андрея Александровича начался националистический разброд и шатания, справиться с которыми (хотя бы на время) Сталин смог лишь репрессировав преемников Жданова. Живой организм идеи возрождения русских погиб, и далее существовала лишь хитиновая оболочка этой идеи — видимость великого русского народа. В дальнейшем это и стало базовой причиной столь легкого уничтожения СССР партийно-государственной верхушкой, выродившейся в торгашей Отечеством.
Глава 24. «Дело врачей». Операция «Белая куропатка». Кончина И. В. Сталина
Из беседы М. Н. Полторанина с А. В. Карауловым:
«У них, несмотря на то, что они получили Палестину, у них идея Крымской Калифорнии осталась… И вот когда они организовали эти митинги… Вот тогда созрела идея именно эту пятую колонну, как ее тогда называли, в 1953 г. летом должны были отправить на Новую землю, в северные моря, далеко от границ. Туда было отправлено, по-моему, 17 пароходов. Это была операция под названием “Белая куропатка”. 17 пароходов, с колючей проволокой, знаешь, такие бухты. Много. 150 километров. Лагеря делать. По Москве было поручено списки составлять Е. Фурцевой, она была вторым секретарем горкома московского. Она все кадры знала. Потому что Сталин первому секретарю не доверял…»
К этой части рассказа М. Н. Полторанина Караулов пристегнул сторонний материал, прокомментировав его:
«Тихон Николаевич Хренников[579] сказал об этом за полгода до смерти в интервью нашей программе, но просил, чтобы мы этот фрагмент обнародовали только после его ухода из жизни». А композитор сказал действительно очень важные слова: «Если бы не смерть Сталина, понимаете в чем дело, наша страна была бы в таком позоре для всего мира, который нарочно не придумаешь. Потому что евреев собирались вывозить уже из Москвы. Фурцевой было поручено вывезти всех евреев».
Арест Я. Г. Этингера стал предвестником «дела врачей». Профессор успел умереть от инфаркта 2 марта 1951 г., когда 16 июля 1951 г. арестовали первую соучастницу «дела врачей» — С. Е. Карпай. Она расшифровывала кардиограммы А. С. Щербакова и А. А. Жданова, она же как врач «вела» М. И. Калинина, в убийстве которого женщину впоследствии и обвинили. Как и Этингера, Карпай арестовали по делу ЕАК. Но в этот раз следствие постепенно переросло в «дело врачей».
Исследователи всех направлений в целом представляют читателям схожую историю событий тех дней. Два жулика, воспользовавшись антисемитизмом Сталина, вознамерились сделать на осуждении евреев головокружительную карьеру. Вначале первый жулик — министр госбезопасности В. С. Абакумов (куда еще выше забираться?), чтобы скрыть от вождя безделье и никчемность своего ведомства, придумал сионистский антисоветский заговор евреев ЕАК и всю работу чекистов сосредоточил на придумывании истории этого заговора, выискивании как можно большего числа его участников и на истязании мнимых заговорщиков в целях выбить как можно больше самооговоров. Глупый Сталин верил каждому слову своего сатрапа, бесился от злости и требовал новых и новых жертв.
Но тут появился второй жулик — следователь МГБ М. Д. Рюмин[580]. Он написал донос на имя Г. М. Маленкова о том, что Абакумов — тайный сионист и делает все возможное, чтобы покрыть преступные дела московских сионистов, прежде всего врачей-убийц. Позднее жертвами этих врачей объявили А. С. Щербакова, А. А. Жданова, М. И. Калинина, Георгия Димитрова, Мориса Тореза и др. Глупый Сталин был потрясен таким разоблачением, с ходу произвел Рюмина в замминистра и приказал провести всесторонний розыск с применением к преступникам самых жестких мер дознания. Первым делом арестовали Абакумова, далее арестовали следователей по делу ЕАК — и начался настоящий пыточный марафон. Посередине марафона Рюмин был отстранен от следствия, а затем и уволен. Как оказалось, кокетливый Сталин в очередной раз решил продемонстрировать свой либерализм и осудил Рюмина за чрезмерную жестокость и фальсификацию следственных дел. Ханжа потребовал от следствия правду и только правду. Не дождавшись правды, Сталин умер. Всех подозреваемых в заговоре тут же оправдали и отпустили. Рюмина арестовали, пытали и расстреляли. Трагико-фарсовый какой-то финал получился.
* * *Восстановить картину реальных событий возможно только фрагментарно. Документы «дела врачей» либо унчтожены, либо, как и прежде, находятся под грифом секретно. Все свидетели уже мертвы, а наиболее осведомленные участники были расстреляны еще в 1954 г.
По косвенным фактам можно только догадываться о том, что тогда происходило на самом деле.
А началось все в декабре 1945 г., когда Советский Союз отказался ратифицировать Бреттон-Вудские соглашения, и Сталин вдруг в мановение ока стал для западных «свободолюбивых» СМИ «диктатором» и «монстром», а в СССР неведомо откуда появился «тоталитарный режим» — просвещенное человечество вдруг прозрело! Именно с этого времени и Сталин, и СССР навечно остались отсталыми злобными «врагами цивилизации» для всех приверженцев общечеловеческих ценностей.
22 февраля 1946 г. советник-посланник посольства США в СССР Джордж Кеннан направил президенту Трумэну т. н. «длинную телеграмму» № 511. Этот документ является теоретическим обоснованием «холодной войны», которую от имени Западного мира объявил нашей стране Уинстон Черчилль в знаменитой фултонской речи в марте 1946 г. От готовившейся Третьей атомной мировой войны США и Великобритании пришлось тогда отказаться по причине их неготовности. В частности, все подступы к Советскому Союзу были перекрыты для вражеской авиации кордоном дружественных нам стран.
«Длинная телеграмма» легла в основу т. н. «доктрины Трумэна» — доктрины сдерживания СССР (март 1947 г.). Она означала введение политики санкций, гораздо более масштабных и вредоносных, чем те, которые нынче ввели западные державы против современной России. В условиях периодически усиливавшихся санкций наша страна жила вплоть до предательства интересов советского народа М. С. Горбачевым и особенно Б. Н. Ельциным. Только в конце 1980-х гг. власти СССР отвергли сталинскую валютную политику и втащили наш народ в долларовую систему. После этого победители смилостивились, и санкции стали ослабевать. Теперь всего лишь происходит процесс их возвращения.
Нечто подобное Сталин и имел ввиду, когда после смерти Жданова сказал своему окружению: «Пропадете вы тут без меня, как слепые котята». Но то, что предательство номенклатурной верхушки окажется таким позорным и катастрофичным для страны и народа, даже Сталин предположить не мог.
Как бы там ни было, но в условиях «холодной войны» на грани атомной войны Сталин имел все основания доверять сведениям, которые поступали из министерства государственной безопасности. Спутников-шпионов и прочей техники для беспрепятственного сканирования чужих территорий в те годы еще не существовало. Получать информацию об экономическом, военном и политическом состоянии других государств возможно было только через засланных или купленных разведчиков. В Советском Союзе система выявления шпионов была одной из самых лучших в мире, а потому наша закрытая от врагов страна являлась наиболее вожделенным объектом для разведслужб многих держав. Они и старались, устраивая все более и более изощренные провокации. Остается только удивляться тем демагогам, кто пытается обвинять Сталина в шпиономании. А как можно было поступать иначе в тех конкретно-исторических условиях?