Океан сказаний - Сомадева 8 стр.

Видя, что дело оборачивается худо, один из сыновей, по имени Девадатта, стал раскаиваться. Поняв, что отвергнут он отцом и матерью, преисполнился он отвращения к жизни и отправился совершить покаяние в обитель Бадарику. Там он жил, сначала питаясь листьями, а потом одним дымом, и возрадовал своим долгим и суровым подвижничеством супруга Умы. Явился к нему Шамбху и оказал милость, воскликнув: «Познаешь ты все науки, насладишься земным счастьем и исполнятся твои желания!» Пошел тогда алчущий знаний Девадатта в город Паталипутру и стал учиться у наставника Ведакумбхи и, как следовало по правилам, служить ему. Однако жена Ведакумбхи воспылала к нему страстью и попыталась заставить юношу сойтись с ней. Какая только блажь не придет в голову женщине!

Из-за этого покинул Девадатта Паталипутру и поспешил уйти в город Пратиштхану, где стал учиться у дряхлого наставника по имени Мантрасвамин, имевшего столь же дряхлую жену. У него и овладел он всеми науками. Но случилось однажды Девадатте увидеть дочь царя Сушармана по имени Шри, и поистине она, словно Богиня Шри, была земным воплощением красоты и счастья. Увидел он ее, когда царевна стояла у окна, и показалась она ему Богиней луны, летящей по воздуху на волшебной повозке. Страстные взгляды, эти цепи, выкованные богом любви, так привязали их друг к другу, что никак не могли они разойтись. Тогда дочь царя поманила его пальцем, и было это движение словно веление Смары. Когда же он приблизился, она надкусила цветок и бросила ему, но не понял юноша знака царской дочери и, озадаченный и недоумевающий, пошел к наставнику.

Вернулся он домой, палимый пламенем страсти, и стал метаться на полу в корчах и ничего не мог вымолвить. Понял многомудрый, что томится он любовью, и хитростью выведал у него, что случилось. Затем проницательный наставник объяснил ему умысел царевны: «Бросив надкушенный цветок, подала она тебе знак прийти в храм Пушпаданты, усыпанный цветами, и ждать ее. Поспеши туда».

Понял тогда юноша смысл поданного знака, отправился в храм и стал дожидаться встречи. Пожаловала туда и царская дочь, словно затем, чтобы в восьмой день светлой половины месяца Богу поклониться, и вошла в храм. А юноша, нетерпеливо поджидавший за дверью, тут же схватил ее в объятия, а ее руки сплелись вокруг его шеи. Тогда так говорит ему царская дочь: «Интересно, как это ты понял мой знак?»

«Да это не я, — отвечает юноша. — Это мой наставник понял». Разгневалась она: «Поди прочь от меня, глупец!» — и, опасаясь, как бы кто-нибудь не заметил ее, покинула храм. Девадатта же, оставшись один, стал мучиться мыслями о только что обретенной и вновь утраченной возлюбленной, и до того терзал его огонь горькой разлуки, что юноша чуть было не лишился жизни.

Однако Шамбху, которого он умилостивил подвижничеством, видя его мучения, послал к Девадатте своего слугу — гану Панчашикху, чтобы тот помог юноше достичь желаемого. Лучший из ганов, утешив Девадатту, одел его в женские одежды, а сам нарядился старым брахманом. Потом пошли они к повелителю земли Сушарману, отцу красавицы, и так сказал ему превосходнейший среди ганов: «Куда-то, царь, пропал мой сын. Пойду я его поискать, а тебя прошу взять сноху мою под защиту».

Выслушав его и боясь разгневать брахмана, принял Сушарман эту мнимую девицу и поместил ее в покои своей дочери. Затем Панчашикха удалился, а Девадатта, наряженный женщиной, остался со своей возлюбленной и сделался ее самой близкой подругой.

Однажды ночью он открылся ей, и царская дочь тайно сочеталась с ним браком по обычаю гандхарвов. Когда же она понесла в чреве своем, Девадатта призвал гану Панчашикху, и тот незаметно вывел его из дворца. Скинул после этого юноша женские одежды, а поутру Панчашикха, приняв, как и раньше, облик дряхлого брахмана, явился вместе с Девадаттой к Сушарману и обратился с просьбой: «Нашел я, царь, своего сына. Верни мою сноху».

А царь, которому еще ночью стало известно, что та куда-то исчезла, в страхе перед брахманским проклятием призвал министров и сказал им: «Это, верно, не брахман, а Бог, явившийся испытать меня. Так ведь часто случается, много об этом рассказывают».

Жил, например, некогда царь Шиби. Был он и щедрым, и мужественным, и самоотверженным, и благочестивым, и покровительствовал всем живым существам. Однажды, чтобы испытать его, принял Индра облик сокола, а Дхарма обратился в голубя. В страхе перед соколом кинулся голубь на колени к Шиби, и тогда сокол заговорил по-человечески, обращаясь к царю:

«Должен я, царь, его съесть. Отпусти его, ибо голоден я и могу умереть. Разве останешься ты добродетельным, если отвергнешь мою просьбу?» Возразил ему на это Шиби: «Он прилетел ко мне, ища спасения, и не могу я поэтому отдать голубя. А я дам тебе ровно столько же другого мяса». Тогда сказал ему сокол: «Раз так, то дай мне мяса от своего тела». — «Пусть будет так», — согласился обрадованный царь, но сколько кусков мяса он ни отсекал от себя, голубь все равно весил больше. Тогда Шиби сам стал на весы, и только он это сделал, как с небес раздалось: «Превосходно!» Индра и Дхарма тотчас же сбросили с себя обличье сокола и голубя и сделали так, что тело Шиби оказалось невредимым, как и прежде. Наградили они его исполнением всех желаний и затем исчезли. Вот и сейчас, наверное, какое-нибудь разгневанное Божество, приняв облик брахмана, явилось меня испытать».

Так сказал своим министрам трепещущий от страха царь и обратился затем к лучшему из ганов, принявшему облик брахмана: «Смилуйся, повелитель, как ни берегли мы твою сноху, да вот этой самой ночью она исчезла». Тогда брахман, словно почувствовав сострадание к царю, сделал над собой усилие и проговорил: «Коли так случилось, царь, то отдай моему сыну в жены свою дочь».

Полный страха, как бы брахман его не проклял, отдал Сушарман свою дочь в жены Девадатте, и ушел тогда Панчашикха. А Девадатта, женившись на возлюбленной, стал жить, наслаждаясь сокровищами свекра, ибо не было у Сушармана, кроме этой дочери, никакого потомства. Прошло какое-то время, и Сушарман, возведя на царство внука своего Махидхару, сына Девадатты, исполнив свой жизненный долг, удалился в лес. А затем и Девадатта с женой ушли в лесную обитель, убедившись в том, что их сын утвердился на царстве. И подвижничество их было таково, что смилостивился Шамбху и, прекратив их земное существование, присоединил к сонму ганов. Поскольку не мог понять Девадатта, на что намекала возлюбленная, надкусив цветок, то стал он известен среди ганов под именем Пушпаданты, что значит Цветок в зубах, а жена его сделалась главной хранительницей дверей у Богини Парвати, и ее стали звать Джайа.

Вот откуда имя Пушпаданта. Теперь же слушай о том, как мне досталось мое прозвище.

У того самого Говиндадатты, который приходился Девадатте отцом, был другой сын, и звали его Сомадаттой. Это и был я. По той же причине, что и Девадатта, ушел я из дома в Гималайские горы. Там усердным покаянием и приношением множества цветов, сплетенных в венки, ублажал я Шанкару, и он мне явился, и тогда я попросил у него, Увенчанного лунным серпом, взять меня в число своих слуг, ибо избавился я от жажды земных радостей. Довольный мною, так сказал мне Шива: «Раз ты порадовал меня гирляндами цветов, которые сам собирал в дремучем лесу, то пусть среди моих ганов и зовут тебя Малйаван, то есть Мастерящий венки. Так супруг Парвати изъявил мне свою волю, и; расставшись с обличьем смертного, достиг я блаженного состояния ганы и обрел по милости Шамбху имя Малйаван.

Но из-за проклятия Дочери гор я снова был обречен на земное существование, и вот сегодня, о Канабхути, ты видишь меня здесь. Так поведай же теперь мне сочиненное Харой сказание, и тогда мы оба будем избавлены от проклятия».

1.8. ВОЛНА ВОСЬМАЯ

По просьбе Тунадхйи Канабхути пересказал ему божественное сказание, состоящее из семи частей, на своем пайшачи. И тогда Гунадхйа на том же языке пайшачи стал его записывать. Семь лет писал великий поэт и написал семьсот тысяч шлок, а чтоб не похитили это сочинение видйадхары, записал он его своей кровью, ибо в лесу чернил не было. Сиддхи, видйадхары и другие существа собрались послушать прекраснейшее из сочинений и заполнили собою все воздушное пространство, словно прикрыли поэта балдахином. Когда же увидел Канабхути, что великое сказание полностью записано Гунадхйей, то спало с него проклятие и вернулся он на небо, став снова видйадхаром; даже пишачи, толпившиеся вокруг Канабхути, попали на небо, так как прослушали они целиком божественное сказание.

И подумал несравненный поэт Гунадхйа: «Да распространится этот великий сказ по кругу земному!» — так велела Богиня, определяя конец проклятию, обрушенному на меня. Но как это выполнить? Кому дальше передать мое творение?»

По просьбе Тунадхйи Канабхути пересказал ему божественное сказание, состоящее из семи частей, на своем пайшачи. И тогда Гунадхйа на том же языке пайшачи стал его записывать. Семь лет писал великий поэт и написал семьсот тысяч шлок, а чтоб не похитили это сочинение видйадхары, записал он его своей кровью, ибо в лесу чернил не было. Сиддхи, видйадхары и другие существа собрались послушать прекраснейшее из сочинений и заполнили собою все воздушное пространство, словно прикрыли поэта балдахином. Когда же увидел Канабхути, что великое сказание полностью записано Гунадхйей, то спало с него проклятие и вернулся он на небо, став снова видйадхаром; даже пишачи, толпившиеся вокруг Канабхути, попали на небо, так как прослушали они целиком божественное сказание.

И подумал несравненный поэт Гунадхйа: «Да распространится этот великий сказ по кругу земному!» — так велела Богиня, определяя конец проклятию, обрушенному на меня. Но как это выполнить? Кому дальше передать мое творение?»

Тогда сопутствовавшие ему два ученика, Гунадева и Нандидева, с почтением молвили наставнику: «Единственно, кому следует передать сказание, это царю Сатавахане. Он — великий знаток поэзии и сумеет распространить сказание по земле, подобно тому, как ветер разносит аромат цветов». — «Так тому и быть!» — согласился Гунадхйа и послал верных учеников, отдав им книгу, к царю Сатавахане, а сам, пойдя вслед за ними, в город не вошел, но стал их поджидать в созданном по велению Богини саду.

Ученики же, явившись к Сатавахане, показали царю великую поэму и сказали: «Это — творение Гунадхйи!» Но царь, высокомерный и заносчивый от своих знаний, услышав язык пайшачи и видя, что ученики Гунадхйи похожи на пишачей, презрительно сказал: «Бессмысленна речь пишачей, хотя бы и в семистах тысячах шлок, написанных кровью. Тьфу на эту тарабарщину!» Как пришли Гунадева и Нандидева, так и ушли, забрав книгу, и про все, что случилось, поведали наставнику.

Выслушав их, преисполнился Гунадхйа печали. Да и чье сердце не огорчится от незаслуженного поношения со стороны мудрого ценителя! Вместе с учениками взошел поэт на ближайший холм, выбрал полянку, выкопал для костра углубление и возжег огонь. Заливаясь слезами, смотрели ученики, как Гунадхйа лист за листом, читая их лишь птицам и зверям лесным, кидал «Великий сказ» в пламя. Умолили его ученики сохранить только сто тысяч шлок, содержащих историю о жизни Нараваханадатты.

Так сидел Гунадхйа, читал и жег свое творение, и слушали его со слезами на глазах все животные — газели, кабаны, буйволы и прочие, собравшиеся вокруг него, и стояли не шелохнувшись, позабыв щипать траву.

Тем временем занемог царь Сатавахана, и врачи решили, что болен он из-за употребления в пищу сухого мяса. За это стали бранить поваров, а те отвечали: «Мы-то в чем виноваты? Какое мясо охотники приносят, такое мы и готовим». Спросили охотников, а те говорят: «Есть здесь неподалеку холм, а на нем брахман какой-то читает стихи и, прочитав, бросает их лист за листом в огонь. Собрались к нему все звери, слушают, ничего не едят. Вот потому-то, верно, и стало их мясо сухим».

Услыхав про такое, одолеваемый любопытством, царь повелел охотникам провести его к Гунадхье. Увидел он поэта, окутанного отросшими за время лесного житья волосами, словно были это дымные струи затухающего огня проклятия, наложенного на него Богиней Парвати.

Заметив, что Гунадхйа окружен плачущими зверями, царь, поклонившись ему, спросил, что случилось. И тогда Гунадхйа рассказал царю все, что с ним произошло, начиная с проклятия Пушпаданты, и, мудрый, поведал ему, как узнал он сказание на языке пишачей.

Поняв, что Гунадхйа не кто иной, как воплощение ганы, поклонился ему в ноги царь и попросил пересказать ему все божественное сказание, родившееся из уст Хары. Ответил Сатавахане на это поэт: «О царь, сжег я уже шесть рассказов, и было в каждом из них по сто тысяч строф. Лишь один уцелел, и в нем тоже сто тысяч строф, возьми его. Мои ученики растолкуют его тебе». Так молвил он и, попрощавшись с царем, освободился, сосредоточив свой разум в молитве, от человеческого тела и возвратился в небесные просторы, ибо спало с него проклятие.

Сатавахана же, взяв это сочинение, известное под именем «Великого сказа» и содержащее историю жизни и похождений Нараваханадатты, вернулся в свою столицу. Гунадеву и Нандидеву, учеников поэта, сочинившего «Великий сказ», наградил он землей, деньгами, одеждой, паланкинами и домами. Уяснив с их помощью историю жизни и похождений Нараваханадатты, Сатавахана составил вступление к сказу, чтобы поведать, как возникло оно на языке пайшачи. И постепенно «Великий сказ», исполненный разнообразной прелести, своей увлекательностью заставляющий забывать древние сказания о богах, стал известен в столице, а потом пределом его известности стали три мира, на которые делится вселенная.

Волны девятая — двадцать третья охватывают три книги — «Начало рассказа», «О том, что случилось в Лаванаке» и «Рождение Нараваханадатты» — и содержат историю любви Удайаны, царя страны ватсов, к Васавадатте, дочери царя Чандамахасены, правившего в Удджайини. Первая из них повествует о том, как царь Чандамахасена хотел выдать свою дочь замуж за Удайану. Воспользовавшись страстью Удайаны к охоте на слонов, Чандамахасена велел соорудить большого слона, в которого могло поместиться много воинов и который был бы похож на Надагири, любимого слона самого Чандамахасены. Удайана в одиночку погнался за этим слоном, и когда углубился в лес, то из засады выскочили воины, схватили Удайану и привели его к Чандамахасене, который поручил пленнику Удайане обучить свою дочь музыке и пению. Стал он ее обучать этим искусствам, и любовь к Васавадатте настолько заполнила его сердце, что вытеснила из него горе и досаду.

По наущению министра Йаугандхарайаны Удайана бежит вместе с Васавадаттой в Каушамби, столицу царства ватсов. На полпути он встречается со своим войском под предводительством полководца Руманвата и остается в лагере, ожидая вестей из Удджайини. Ему становится известно, что Чандамахасена доволен случившимся и рад, что Удайана станет его зятем. Вскоре прибывает один из министров Чандамахасены и передает Удайане согласие отца Васавадатты на ее брак с ним. В Каушамби устраивается пышная свадьба. Однако Удайана встречается и со служанкой Вирачитой, и с пленной царевной Бандхумати, прислуживавшей Васавадатте.

Такой образ жизни Удайаны тревожит его министра Йаугандхарайану и полководца Руманвата, ибо государь, увлеченный женщинами, вином и охотой, забыл о главнейшем своем долге — покорении всей земли. Для достижения подобной цели они считают необходимым сделать женой своего повелителя дочь Прадйоты, царя Магадхи, рассудив, что раз он породнится с Удайаной, то превратится из врага в союзника, и вот тогда-то для Удайаны станет возможным завоевание всего мира. Они знают, однако, что правитель Магадхи, наслышанный о великой любви Удайаны к Васавадатте, не отдаст свою дочь замуж за их царя. Тогда министры решаются пойти на обман и, воспользовавшись пристрастием Удайаны к охоте, увлекают его в страну Лаванаку, и, пока он охотится, Йаугандхарайана с Васавадаттой отправляется в Магадху, а Руманват устраивает поджог дворца и распускает слух, что царица сгорела.

Переодетые Йаугандхарайана и Васавадатта в сопровождении царского наперсника Васантаки прибывают в Магадху. Васавадатта, принявшая имя Авантики, становится служанкой Падмавати, дочери царя Прадйоты. В результате хитроумных действий Йаугандхарайаны Удайана соглашается на свадьбу с Падмавати, а затем приезжает в Каушамби, где обман раскрывается. Йаугандхарайана объясняет, ради чего он прибег к такому обману, а Падмавати и Васавадатта проявляют взаимное великодушие, и Удайана наслаждается всеми радостями жизни. Йаугандхарайану же по-прежнему тревожит мысль о невыполнении царем его священного долга, и он торопит своего повелителя, но Удайана решает прежде всего совершить подвижничество во славу могучего Шивы и предпринимает пост. Через три дня и три ночи поста царю во сне является Шива и, сказав, что путь Удайаны к победе будет свободен от препятствий, предрекает, что у него родится сын, которому суждено стать верховным повелителем видйадхаров.

Собрав союзников, Удайана начинает поход и обращает всех прочих царей в своих вассалов. Теперь он обременен уже заботой о том, как бы покоренные правители ему не изменили. Йаугандхарайана успокаивает его, советуя, что, если кто-либо из них ответит злом на добро, оказанное им, — а Удайана оставил их на троне, обратив в своих вассалов, — того следует убить. После возвращения в Каушамби Удайана снова возлагает бремя забот по управлению страной на Йаугандхарайану, а ее защиту — на Руманвата, а сам проводит все время в обществе Васавадатты и Падмавати, любимой многострунной вины, наперсника Васантаки, лишь иногда оставляя их, чтобы потешиться охотой.