Очевидно, главное уже было сказано, так как про убийство не прозвучало ни слова. Разговор шел о серии квартирных краж, буквально обрушившихся на район. Под удар Стрельникова попали представители всех служб без исключения. Опера — за отсутствие нюха и информации, следователи — формализм допросов, участковые — за отсутствие контроля за поднадзорным элементом. Поскольку претензии начальника носили общий характер и в подобных смертных грехах сотрудники обвиняются чуть ли не ежедневно, Краев понял, что этот «разнос» — не смертельный. Все как всегда, все как обычно. Одним словом — нормальная рабочая обстановка. Беспокоило другое. Все без исключения ежеминутно поглядывали на Евгения, стоящего столбом в дверях — ему не хватило стула. И их взгляды не предвещали ничего хорошего. Женька еще раз провернул в голове свою деятельность за последние дни и среди поступков, в коих стоило повиниться, он выделил только сегодняшнее опоздание на работу на двенадцать минут. Большего он за собой не ведал, а за опоздание лишать тринадцатой зарплаты, как и убивать, его не станут.
Однако чувство беспокойства не оставляло его до конца совещания. Отпустив всех, Стрельников попросил Евгения остаться. Краев, уже не скрывая беспокойства, наугад взял один из стоящих табуном стульев и сел. Стрельников повертел в руках очки, надел, снова снял и положил на столешницу. Краев, по себе зная, как трудно начинать неприятные разговоры, а в том, что разговор — неприятный, он уже не сомневался, хранил молчание, стараясь держать паузу столько, сколько это нужно начальнику. Наконец, Стрельников, снова водрузив на нос очки, придвинул к себе ежедневник и раскрыл его одним движением на нужной странице, словно переломил. Скосив взгляд в сторону ежедневника, Краев провел глазами по бисеру букв.
— Вот что, Евгений…
Начальник опять снял с носа очки и, пользуясь ими как лупой, стал читать им же написанное. Опять наступила пауза, и на этот раз продлевать ее было глупо, так как обращение уже состоялось.
— Я слушаю вас, Степан Аркадьевич.
Стрельников закончил расшифровку собственного манускрипта и оттолкнул блокнот в сторону.
— Евгений, Игорь Карлович Эберс — тебе говорит что-нибудь это имя?
— Говорит, — спокойно ответил Краев.
С Игорем Эберсом они учились в одном взводе, вместе распределились в Забайкальский военный округ после окончания училища и уволились практически в один день. Далее их пути разошлись, хотя оба стали оперативниками. Евгений — в УВД, а Игорь — в Региональной таможне. Но пути разошлись только в этом. Они продолжали жить в одном городе, ходить на матчи чемпионата России по футболу, не забывая прихватить на трибуну по паре «Жигулевского». К сегодняшнему дню Краев стал старшим опером УР, а Эберс — заместителем начальника отдела по борьбе с особо опасными видами контрабанды.
— Мы оба за наш «Спартак» болеем, — добавил Женя.
— Болели… — Стрельников стал пальцами разминать переносицу, словно всю ночь не снимал очки.
— Не понял, Степан Аркадьевич.
— Сегодня ночью Эберс убит двумя выстрелами из пистолета в собственной квартире. Все признаки заказного убийства налицо.
Краев почувствовал, как зазвенело в ушах, и он уже не слышал собственного голоса.
— Мы же с ним только позавчера на стадионе были…
Теперь Евгению стало ясно, про какое убийство говорил ему Стеблов. Но почему на него, Краева, так смотрели сослуживцы. В отделе никто не знал о дружбе оперов из разных ведомств. Такие отношения не поощряются руководством. Высосать информацию — ради бога, а дружить ради дружбы — не нужно. Из самого бы чего не высосали…
— Ты слышишь меня, Краев?
— Что?
— Я тебя спросил — что тебя с ним может связывать?
— Мы друзья.
— Ты раньше не говорил, что у тебя друзья в таможне есть.
— Я много чего не говорю. И почему я должен афишировать неслужебные отношения?
Стрельников вздохнул:
— Ты прав. Но на столе в его квартире лежала твоя визитная карточка. Теперь она в уголовном деле и в связи с убийством сотрудника таможни моего сотрудника начнут таскать по прокуратурам и задавать албанские вопросы. Теперь понятно, почему я интересуюсь?
— Все понятно. Кроме одного. Откуда у него золотая цепь и три тысячи долларов?
— Я про это тебе ничего не говорил…
— Стеблов сказал.
— Понятно, — усмехнулся начальник отдела. — А у Эберса могли быть такие деньги, Евгений?
— Думаю, нет, — сразу ответил Краев. — Он, конечно, бережлив и расчетлив, как всякий немец, но его бережливость и расчет строятся исключительно на сумме зарплаты. В любом случае долларов у него я не видел. И чего не видел точно — это золотой цепи. Если верить Стеблову, так это строгий ошейник какой-то, а не цепь!
— Да уж, — согласился Стрельников. — Видел я это, с позволения сказать, украшение. Эксперт сказал, что если цепь золотая, то ее запросто можно поменять на двухгодовалую «шестерку».
— А между тем Игорь полтора года копил деньги на дубленку… — задумчиво выдавил из себя Краев.
— Я тебя вот зачем попросил остаться, Евгений… — Очки начальника снова заняли положенное место на носу. — Я понимаю, что Эберс был твоим товарищем, но… Займись текущими делами. У тебя их невпроворот. Договорились?
— А при чем здесь дружба, Степан Аркадьевич? — попытался отмахнуться Евгений. — Убийство совершено на моей территории. Заказуху на ура не возьмешь, поэтому будем работать в прежнем направлении. Только теперь добавился еще один тяжкий «темняк»…
— Я понял, что ты все понял, но делаешь так, чтобы понял, что ты ничего не понял. Раз так, Краев, тогда обойдемся без просьб. Раскрытием тяжких преступлений занимаются опера этой линии. Ты — «территориальник», поэтому займись кражами! Наш отдел в «темняках», как елка в игрушках. Работай.
— Хочу в отпуск, — неожиданно заявил Евгений.
— Хрен с маслом! — поставил точку догадливый Стрельников.
— Боитесь, что вам попадет за участие в деле опера, чью карточку нашли на месте убийства? — довольно жестко произнес Женя.
— Боюсь! — не менее резко отсек подполковник. — Только не за себя, а за тебя. По мне отдел «очистки» не раз проходился, только рылом они не вышли! Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что тебя сейчас могут начать «водить»? Не лезь в эту хату, Женя. Поверь старому волку… Обещаешь?
Неопределенно помотав головой, Краев привстал со стула.
— Вот и ладно, — согласился подполковник, суетливо выдвигая ящики стола. — Давай, иди работай. Куда я ежедневник засунул?..
Улыбаясь одними губами, Женя вышел из приемной. Стрельников был человеком четко заданных вопросов и ясных ответов, и если бы он хотел сейчас заставить Краева что-то сделать, то не удовлетворился бы непонятными орбитальными движениями головы подчиненного.
«Хитрит, старик, — думал Краев, доставая ключи от своего кабинета и стоя прямо перед дверью. — Сам себя успокоить хочет. И при этом просит, а не приказывает. Потому что знает — бесполезно. По себе знает…»
Уже открывая дверь, услышал за спиной:
— Евгений Александрович, минуту времени не уделите?
Обернувшись, Краев увидел перед собой эффектную брюнетку, сверстницу. По профессионально наложенному макияжу и стилю в одежде он без труда определил уровень женщины как «ХХL». Дело не в размере, а в их с Эберсом привычке, еще с училищной скамьи, определять по этой размерной шкале статус слабого пола. «L» — это «М» после смытого макияжа. «М» — совершенно бесперспективная в плане дальнейшего общения в силу своей пугающей наружности. «X» — это 90-60-90 со среднестатистическим лицом и таким же уровнем мышления. «XL» — уровнем выше, но с сохранением указанных пропорций. «XXL» — не существует.
Дама, знающая имя и отчество Краева, относилась именно к последней категории.
— Могу и больше, если по делу, — обронил Евгений, пропуская в свой кабинет брюнетку. — А если вы пришли по поводу выкрученной в подъезде лампочки, то прошу меня извинить. Этими преступлениями против человечества занимается служба участковых инспекторов.
— Я думаю, что по делу, — словно прося прощение за проступок, почти прошептала женщина.
«Она — думает. Точно «XXL»…»
— Присаживайтесь, — вздохнул Краев.
Гостья своим появлением оттягивала звонок следователю прокуратуры и в экспертно-криминалистический отдел. Если в прокуратуре могли мягко выскользнуть из сети вопросов, а проще говоря — послать подальше, то результаты экспертизы с улицы Энтузиастов, где жил Игорь Эберс, будут у него быстрее, чем у следователя. С начальником ЭКО выпита на трибунах «Спартака» ванна пива. И если быть до конца откровенным, то выпита специально. Разыскное искусство, как и всякое другое, требует жертв и порой самоотречения.
— Слушаю вас, — терпеливо выдохнул Евгений, руки которого так и тянулись к телефону.
— Слушаю вас, — терпеливо выдохнул Евгений, руки которого так и тянулись к телефону.
Женщина не спеша, чем вызвала хорошо скрытое раздражение Краева, достала из сумочки змеиной кожи длинную, не известную оперу сигарету и прикурила от узкой золотистой зажигалки. В ответ Краев вынул из кармана помятую пистолетной кобурой пачку «Бонда» и спички.
— Знаете, девушка, именно сегодня я очень занятой человек. Курение в компании красивой женщины мне, безусловно, льстит…
— Я просто не знаю, с чего начать, — перебила Краева женщина.
— Начинайте всегда с самого начала и постепенно переходите к сути.
Незнакомка секунду подумала, после чего решительно вынула из кармана малиновые корочки служебного удостоверения и положила их перед Евгением.
«Государственный таможенный комитет», — прочитал Краев.
Он давно уже знал, что случайностей не бывает. Случайным может быть только секс у африканского пеликана с вороной из средней полосы России. Убийство Эберса и появление в его кабинете незнакомки из таможни, которая знает Краева по имени, совсем не стечение обстоятельств. Вряд ли педант Эберс рассказывал своим коллегам о знакомстве с сыщиком из уголовки. Так поступает только фуфлыжник, а не опер. Он мог это сболтнуть только там, где мужчины перестают окружать себя пеленой тайны. В постели. Вот если бы сейчас пришел мужик, то Краев просто не знал бы, что и думать…
— Игорь говорил вам, что вы — «XXL»? — просто спросил Женя.
От изумления женщина вдохнула дым и забыла его выдохнуть. Одним вопросом опер из ментовки разрушил непреодолимую, как казалось ей, стену ненужных объяснений. Несмотря на потрясение, гостья из таможни быстро пришла в себя и справилась с дымом.
— Он был прав, — глядя на Краева, произнесла она.
— В чем?
— В том, что вы шахматист, выигрывающий у гроссмейстеров, но не знающий правильного названия фигур.
— Даже не знаю, как воспринять эти слова, — поморщился Краев. — Как комплимент или как насмешку?
— Вы даже не раскрыли мое удостоверение. Меня зовут Амалия. Будем знакомы.
— Как «Золушку», что ли? — смущенно поинтересовался Женя. — Надеюсь, без грима вы не так выглядите, как та Амалия?
Она улыбнулась одними глазами.
— И во втором Игорь тоже был прав. Под маской циника вы скрываете глаза романтика.
— Только не нужно говорить, что он сказал это дословно, — заволновался Краев. — Игорь Эберс выражался другими категориями.
— Вот именно — выражался…
* * *
Амалия Березина работала в одном отделе с Эберсом. По стечению обстоятельств оба сначала были в отделе по борьбе с контрабандой наркотиков, только она — в таможне аэропорта, а он — в региональной, и совершенно не знали друг друга… После штатных перестановок они попали вместе в региональную таможню и в один отдел — по борьбе с особо опасными видами контрабанды. Когда Игорь Эберс был назначен на должность заместителя начальника отдела, Амалия хотела сначала перевестись в другую таможню, чтобы не быть обузой для Эберса в качестве подчиненной, но он настоял, чтобы она осталась. И она так и сделала. А что касается, «чтобы не быть обузой»… То, что Амалию Березину и Игоря Эберса влекла друг к другу непреодолимая сила, именуемая любовью, являлось секретом только, пожалуй, для Краева.
Он сидел напротив девушки, подперев кулаком подбородок, и не верил ни единому ее слову. Не потому, что подозревал ее в чем-то, а просто не мог поверить в то, что немец Эберс, для которого идеал женщины сжимался в триединое понятие «кухен-киндер-кирхен», мог полюбить кого-то в ночном клубе.
— Вы поймите правильно, Женя, ночной клуб — это не то, о чем вы подумали, — объясняла Амалия. — Просто мы оплатили на день заведение, чтобы отпраздновать день таможни. Это было полгода назад. Там мы и познакомились…
Евгений почувствовал, что будет лучше, если разговор продолжится в более непринужденной обстановке, и предложил женщине встретиться через два часа на Центральной площади у входа в Дом журналиста.
— Знаете, где это?
Она знала. В кафе этого здания она с Эберсом пила кофе…
— И вот что, Амалия… — произнес Евгений, глядя, как она взялась за ручку двери. — Не «светитесь». «Проверьтесь» пару раз, пока будете ехать к кафе.
Это была не та, которая могла не понять, что такое «светиться» и «проверяться», поэтому Женя вел себя так, как должен себя вести мужик-опер по отношению к оперу-женщине.
— Хорошо, — просто и тихо ответила она.
Смиренно и всепрощающе, как на кладбище.
Краев хотел сказать ей что-нибудь резкое, чтобы подавить в ней чувство упадничества, настроить на дальнейший разговор у Дома журналиста… и столкнулся взглядом с ее огромными красивыми глазами, полными слез. Он вдруг вспомнил заразительный смех Эберса, серый, всегда веселый, с хитринкой взгляд, его поразительную любовь к жизни и осекся. Он только сейчас понял, что потерял друга, замену которому найти будет невозможно. Эберса больше нет.
И никогда не будет.
Он сейчас в морге, на ледяном кафеле.
Последнее, что Краев слышал от него, — это:
— СОЗВОНИМСЯ, БРАТАН!
Последнее, что он видел, — улыбку серых глаз и ежик коротко стриженных светлых волос.
Краеву стало так невыносимо плохо, словно закончилось действие анальгетика и у него близок болевой шок. Ему хотелось утешить девушку, но он лишь шевелил губами, как немой, и бессмысленными глазами смотрел на стекающие по ее щекам слезы…
Он был не в силах ей что-то сказать, а она была не в силах выйти из его кабинета…
Краев только сейчас понял, что Эберса нет.
Еще пять минут назад…
Как же он не мог….. понять этого раньше?..
Глава 2
Эберс. Четыре дня назад.
Интересное кино получается.
Вот это да!
Едва мне в руки попадает агентурное сообщение, шеф ни с того ни с сего собирается в отпуск. Что-то ранее я не замечал за Владимиром таких рокировок! Еще вчера мы планировали отделом работу на всю неделю и действия каждого были расписаны, как у Чехова в «Дяде Ване». Вечером я приношу ему «шкурку» от «человека», он меняется в лице и произносит: «Утро вечера мудренее». А утром заявляет, что начальник таможни отправляет его в отпуск. Очень мило. Не сказав ни слова, он все сказал. Расхлебывай, Игорек, эту кашу сам!
Я щелкнул замком сейфа и еще раз углубился в написанное на листке ученической тетради.
«Сообщаю, что сегодня, 11 июня 2001 г., в 22.00, у меня состоялась встреча с Димой Лешим. В ходе доверительной беседы он пояснил, что 15 июня в наш город проследует автомашина — еврофура «Мерседес» с номерами нашего региона. Цифры — 891. Машина проследует через пост милиции на въезде в город в период с 19.00. В стенке за кабиной в тайнике находится 28 кг героина.
Как рассказал Дима Леший, героин поступил из Афганистана транзитом через Таджикистан. Героин предназначен для реализации мелкими партиями в нашей области. Общая стоимость перевозимого наркотика составляет около $ 2 500 000.
Дима Леший предложил мне за сумму в 10 000 рублей участвовать в охране мероприятия при передаче груза.
Чибис».
У опера такой шанс — стать самым красивым парнем в городе, хотя бы на пару дней, бывает раз в жизни. Тем более что формально руководителем считался бы Владимир. Я — исполнителем. Нетрудно догадаться, кто станет главным, если мы «сломаем» мероприятие, в котором Чибису предложили поучаствовать за десять штук! Все будут сыты и довольны. Володе, как в сезон звездопада, скатилась бы вторая большая звезда на погоны, я бы получил премию, а Чибис — честно заработанные рубли. Ему, конечно, лучше сразу взять «герасимом», но такого демократизма при расплате с агентами никто не допустит.
Остается два дня. Если сейчас информацию запустить официально, то мне с нашим СОБРом на КПП при въезде в город будет нечего делать. Меня туда никто и не допустит. Скажут, как в хреновом боевике, — теперь это юрисдикция ФСБ, а ты со своими спецназовцами езжай на вокзал и хапай китайцев с непродекларированными носками.
Я чувствовал, как внутри меня что-то начинает закипать, как смола в котле. В город завозят через три границы пуд «ширева», а начальник таможни отправляет моего шефа в Сочи! Вова что, случайно забыл про мою информацию? Сомневаюсь. Он только вчера, смеясь, вспомнил, как я четыре года назад пришел на работу в свитере на изнанку. Я не помню, а он помнит! А про пуд «герасима» забыл?
Я швырнул папку со «шкуркой» в сейф и сорвал с аппарата трубку.
Секретарь в приемной начальника соизволила снять трубку только после четвертого гудка. Милая кукла. Знает две фразы — «Анатолий Маркелович в управлении» и «Анатолий Маркелович занят». Еще умеет заваривать кофе, резать бутерброды и мастерить на лице монументальную мину. В отделе кадров однажды довелось увидеть ее заявление. «Прошу выпустить в текущий отпуск за прошлый год». Надо это записать и показать Краеву, а не то забуду.