— Это афганский полицейский, который нас предал, — узнал сержант раненого. Он бросил гранату в наш костер.
— Понятно, — сказал капитан и задал раненому вопрос.
Причем разговаривал на незнакомом сержанту языке.
Раненый что-то ответил, хотя слова его перемежались стонами и разобрать их было сложно. Но Лосовски разобрал, поднял автомат и дал очередь в голову бывшему полицейскому.
Капитан развернулся, осмотрел место недавнего уничтожения банды талибов минометным огнем, и его шлем несколько раз сверкнул «вспышкой». Сержант понял, что камеры на шлеме производят фотосъемку для документального подтверждения безоговорочной победы.
— Точно вы стреляли, сэр, — похвалил сержант.
— Мы только стреляли. Наводку производил беспилотник, — объяснил Лосовски. — Не будем время терять. Выходим на маршрут отступления остальных талибов. Я знаю, где они пойдут. Другого пути у них нет.
— А что этот сказал? — спросил Прицолла, кивнув на расстрелянного полицейского.
— Не понял. Я спрашивал его по-арабски. Он отвечал на пушту. Другого языка, видимо, не знает. Что с него взять…
— Раньше он разговаривал по-английски, сэр, — вспомнил рядовой Рейциг.
— Надо было раньше и сообщить. Сейчас он уже и по-английски не сможет ничего сказать, — пожал капитан плечами и двинулся вперед, показывая направление.
Путь группы лежал мимо уничтоженной ракетами беспилотника группы талибов, но там допрашивать тоже было некого. Никто не шевелился.
— Может, стоит собрать затворы с автоматов? — спросил Прицолла, вспомнив, как делалось обычно. — Чтобы не вооружать жителей кишлака. Без затвора автомат — просто металлолом. Мы в одном городишке проводили «зачистку», нашли шесть десятков автоматов без затворов. Стрелять по нас никто не мог.
Капитан презрительно передернул металлическими плечами.
— Я этот кишлак знаю. Пусть вооружаются. Они с талибами конфликтуют. Пусть свои маковые поля охраняют. Пусть стреляют. Героин с этих полей предназначен для России. Нам от этого, как мне представляется, будет только польза…
* * *Теперь путь шел под уклон, и люди-роботы шли осторожно. Наверное, экзокостюм не предохраняет от спотыкания. А если в таком костюме, да еще с грузом мин, пусть и без взрывателей, споткнешься и покатишься кувырком, никакая экзозащита не сохранит шею от перелома. Тяжелые мины и сами минометы в таком деле помогут с удовольствием.
Но когда спустились в широкую долину и двинулись в сторону входа в ближайшее ущелье, из которого, согласно данным капитана Лосовски, и вышли талибы, скорость снова возросла. Майор Томпсон старался на отставать, кривил рот, задыхался, но не жаловался и уже не просился пойти в кишлак. Лосовски среди крупных валунов нашел подходящее место.
— Сержант, занимай позицию со своими людьми здесь. Сколько у нас осталось мин?
Вопрос относился к молчаливым спутникам капитана.
— Четырнадцать, сэр, — один из бойцов группы доказал, что говорить он тоже умеет.
— Располагайте минометы так, чтобы нас осколками не задело. Я с сержантом остаюсь.
Вообще-то сержант Прицолла мог надеяться только на себя самого и на рядового Рейцига. Каков в бою этот капитан, он не знал, но знал, что во всей американской армии разве что бойцы сил особого назначения могут на равных воевать рядом с «маринами». Английский майор вообще не шел в счет при определении боевых единиц. Но командовать в этой засаде Прицоллу никто не уполномочивал, и он не возразил против того, чтобы засадой командовал Лосовски.
Небо было чистым и ясным, все еще по-утреннему прохладным. И высоко-высоко можно было рассмотреть серебристый беспилотник со сдвоенной рамой. Самолет свое дежурство нес исправно.
— В случае чего поддержит нас ракетами? — спросил сержант, мотнув головой в сторону неба. Мощный ракетный удар по талибам, что нанес беспилотник несколько часов назад, Прицоллу весьма впечатлил. Не часто удается увидеть вживую работу ракет.
— Этот — не поддержит. Это — разведчик, — объяснил Лосовски. — Он не вооружен. Хотя будет координировать прицелы наших минометов. Но я уже вызвал вертолет. Если бой затянется, вертолет поддержит. Хотя не думаю, что потребуется огневая поддержка. Ждать осталось не больше десяти минут. Талибы торопятся уйти.
Прицоллу никогда не угнетало ожидание. Это майор Томпсон три или четыре раза возмущался неторопливостью талибов, словно его упреки могли сократить время и расстояние. Сержант ждал хладнокровно, и, как только талибы появились, взял на прицел одного из них.
— Двое одеты не так, как другие, — заметил Лосовски.
Сержант коротко глянул в сторону капитана. Тот поднял забрало своего шлема и поднес к глазам небольшой по размерам бинокль.
Двух талибов Прицолла выделил сразу. Оба они были в камуфляже и с камуфлированными банданами на голове. И больше походили на военных людей, чем на обычных религиозных фанатиков.
— Сержант, кто это может быть? Мне кажется, у них и тип лица другой.
— Не могу знать, сэр. Подстрелим, узнаем.
— В эту парочку не стрелять. Захватить их следует живыми. Принстон!
Лосовски говорил, видимо, в микрофон своего шлема. Прицолла уже видел миниатюрный микрофон и посчитал его удобным средством коммуникации.
Лосовски увидел протянутую к нему руку и дал бинокль майору Томпсону.
Англичанин рассматривал талибов долго и тщательно. Но не нашел что сказать и вернул Лисовскому бинокль. Определить, что за люди среди талибов, не смог и он.
— Значит, так, Принстон, — продолжал между тем капитан. — Мины должны ложиться позади талибов. Пятерых мы общими усилиями перестреляем. А двоих следует брать живьем. Мне кажется, это вообще не афганцы. Вопрос политический. Нужно проверить, кто за них воюет. Или даже так сделаем… Оставляйте минометы на месте и быстро к нам. Нам лишние стволы не повредят.
Ответы Принстона слышны были, наверное, только самому капитану Лосовски. Но, судя по тому, что капитан больше ничего не спрашивал и команд никаких не давал, его поняли, и капитан остался ответом удовлетворен.
Подтверждением тому стало появление троих бойцов в экзокостюмах. Прибыли они быстро, но даже не запыхались.
Талибы в момент прибытия трех бойцов группы Лосовски находились в низинке. Но скоро взобрались на пригорок, после которого от засады их отделяло только двести футов [14] свободного пространства, как определил сержант на глаз. А глаз его обычно не подводил.
— Пару в камуфляже не трогаем. Остальных, по порядку, как мы лежим, разобрали каждый своего. Огонь открываем по моей команде, залпом.
Прицолла изначально держал на прицеле как раз одного из камуфлированных. Теперь перевел прицел на следующего. Капитан Лосовски не был уверен в стрелковом мастерстве всего своего отряда и потому дал талибам приблизиться еще на сто футов. И только тогда прозвучала команда. Сам Лосовски не стрелял, но наблюдал в бинокль за результатами.
— Огонь!
Залп грянул дружно. Все стреляли в автоматическом режиме, короткими очередями. От ближайших скал, ударившись в них, отскочило эхо выстрелов. И потому вход в ущелье наполнился грохотом. Пятеро талибов свалились сразу. Обычно не носят бронежилетов. Хотя в последнее время и они стали предохраняться от пуль средствами защиты. Созрели.
Двое оставшихся в живых сделали по паре очередей, и, пригнувшись, попытались отступить короткими перебежками, часто оборачиваясь и отстреливаясь.
— Принстон! — сказал капитан. — Хватит заряда аккумулятора?
— Хватит.
— Работайте!
Трое бойцов в экзокостюмах поднялись в полный рост. Управляли своими костюмами они точно так же, как и Лосовски, с помощью тачскрина на левой ладони. И понеслись вперед стремительно. Со скоростью автомобиля. А если учесть, что автомобиль стремится двигаться большей частью по прямой линии, а бойцы в экзокостюмах передвигались резкими зигзагами, чтобы затруднить стрельбу в них, то скорость у людей была, возможно, и выше автомобильной. Несколько секунд прошло, и преследуемые были настигнуты и сбиты с ног. При этом они были так напуганы внешним видом бойцов группы Лосовски, что забыли о сопротивлении.
Сам Лосовски двигатели своего костюма на высокую скорость не включал, хотя и передвигался значительно быстрее двух «марин» и английского вертолетчика. Когда те подошли к пленникам, капитан уже заканчивал разговор. При этом вытащил из кармана свою трубку и набрал номер, только что, видимо, ему названный. Один из пленников полез в карман и вытащил свою трубку, заливающуюся затейливой восточной мелодией. И ответил. Лосовски на своей трубке нажал клавишу завершения разговора.
Сержант Прицолла не понимал ни слова.
— Кто они? — спросил все же майор, пользуясь своим званием и некоторой независимостью. Озвучил он при этом вопрос, который хотели бы задать и «марины».
Сержант Прицолла не понимал ни слова.
— Кто они? — спросил все же майор, пользуясь своим званием и некоторой независимостью. Озвучил он при этом вопрос, который хотели бы задать и «марины».
— Они с Северного Кавказа, из России, — просто ответил Лосовски. — Проходили обучение в лагерях талибов. Скоро думают домой вернуться и там применять свои знания против русских. Принстон, верни им оружие. Пусть идут. Мы скоро увидимся.
Вспышки на шлеме капитана снова засверкали. Он сфотографировал понурых пленников…
* * *Два талибских стажера ушли торопливо и сначала часто оглядывались, словно ожидали расстрела в спину. Но в них не только не стреляли, на них даже не смотрели.
Принстон уже не имел возможности за минометом сходить. Аккумулятор его экзокостюма отказался работать. И только помигивала красная сигнальная лампочка на запястье, где вместо часов крепился какой-то блок приборов.
— Сиди, лейтенант, пока командир работать будет, — показал капитан, что тоже не гнушается физических нагрузок, и с двумя другими своими бойцами отправился туда, где были оставлены минометы и мины.
Вернулись все трое быстро, нагруженные контейнерами. На запястьях двух бойцов тоже мигали красные лампочки. Один только аккумулятор Лосовски еще был в рабочем состоянии.
— Все! — сказал Лосовски, вытаскивая из рукава похожий на трубку сотовой связи прибор и вытягивая из него длинную антенну. — Включаю радиомаяк. Будем ждать вертолета.
Сержант Прицолла коротко глянул в сторону ущелья, в котором уже скрылись двое недавних пленных. До высоких скал, обозначающих вход, они добрались очень быстро. В нормальной обстановке, наверное, времени на этот путь потребовалось бы вдвое больше. И оба скрылись за поворотом.
— Они лейтенанта нашего сильно испугались, — уловив взгляд сержанта, сказал капитан Лосовски. — С перепугу даже о сопротивлении забыли. Насмотрелись фильмов о звездных войнах и на внешний вид обращают внимания больше, чем на сущность. Но это тоже следует иметь в виду. Психологическое давление может оказаться в какой-то момент более действенным средством, чем силовое.
— Я сам, когда вас увидел, понять не мог — то ли роботы, то ли «зеленые человечки», — без улыбки признался сержант Прицолла. — Не слишком приятно было на вас смотреть, честно скажу.
— Да, непонятное всегда пугает, — согласился и майор Томпсон.
Впрочем, о своем испуге майор предпочел не распространяться.
— Это, наверное, тоже следует учесть, когда я буду писать отчет, — сказал капитан. — Особенно, мне думается, экзокостюм производит впечатление на малоинтеллектуального противника. Первый сегодняшний пленник, тот полицейский, которого я пристрелил, смотрел на меня так, что глаза, казалось, вот-вот лопнут. И только одно слово повторял: «Куффар [15], куффар»…
— Мы для них все куффары, — заметил майор Томпсон, — в каком бы костюме ни предстали.
— Все мы для них куффары, соглашусь, — кивнул Лосовски. — Но к куффарам тоже может быть разное отношение. Вас вот хотели уничтожить, а нас испугались. Это как раз и говорит о том, какое значение имеет психологическая атака.
Капитан снял с головы шлем, и сержант Прицолла решил, что этому человеку даже экзокостюм не нужен, чтобы напугать противника. Достаточно будет один раз обнажить голову, и толпы врагов, побросав оружие, просто побегут, наступая один другому на пятки. Но сказать это вслух сержант не решился. Тем не менее с рядовым Рейцигом он все же переглянулся.
— Вертолет… — сообщил лейтенант Принстон, который давно уже шлем снял и потому хорошо слышал окружающий мир.
Лосовски посмотрел на часы.
— Да. Пора уже и вертолету быть…
Глава седьмая
После вечерних занятий с преподавательницей английского я еще добрых три часа потратил на занятия тем же языком, только уже с планшетом. Позволил себе сделать перерыв на ужин. Но когда санитарка принесла мне на пластиковом подносе еду, произнес слова благодарности по-английски. Санитарке это, кажется, сильно не понравилось, и она посмотрела на меня косо, как на пьяного. Я еще и улыбнулся. Этого было достаточно, чтобы женщина выскочила из моей палаты. Я же продолжил занятия, словно не прекращал их…
В этот вечер мне не ставили обычные уколы антибиотиков. Когда, на ночь глядя, в палату зашла дежурная медсестра, чтобы спросить про мое самочувствие, я поинтересовался о причинах.
— Заведующий отделением отменил. Утром, до его прихода, поставим капельницу, потом дадим вам активированный уголь. Заведующий из дома принесет крапивный чай, из собственных запасов, он антибиотики очень хорошо выводит. Будем усиленно поить. Лучше крапивного чая для этого ничего не бывает. И после вам пропишут какие-то китайские препараты. Но перед ними следует организм хорошенько очистить от токсинов.
— Сдаюсь, — сказал я.
Сплю традиционно мало, просыпаюсь всегда в начале пятого. И в госпитале не нашел причин для изменения своего графика сна, чтобы не пришлось потом с большим трудом втягиваться в то, что уже вошло в привычку на уровне подсознания. Одноместная палата способствовала тому, чтобы я никому не мешал. Позволил себе с кровати встать, пройти до подоконника, потом до двери, потом до туалета, рядом с дверью расположенного, потом обратно до кровати. Слегка кружилась голова, но это терпимо, когда есть за что рукой ухватиться. Когда снова лег, подумалось, что испытание ног далось мне нелегко, затратил много усилий на такую прогулку. Взялся за планшетный компьютер, чтобы продолжить вечерние занятия. И госпитальное утро для меня стало, по сути дела, уже разгаром рабочего дня. Мне в самом деле сначала поставили капельницу, которая сильно мешала заниматься с планшетом, потом принесли двухлитровую банку с крапивным чаем и упаковку из десяти таблеток активированного угля. Таблетки желательно было поглотить сразу все. А эту банку с чаем должен был осилить в течение дня. Я осилил ее за пятнадцать минут, запивая таблетки. Не скажу, что чай мне понравился больше обычного и настоящего, но я умею необходимое принимать за обязательное. И звонком вызвал медсестру, показав ей на пустую банку.
— Заваривайте еще.
— Уже? Врач велел после двух банок чая давать препараты.
— Значит, перед обедом будем принимать.
— После обеда. Их принимают после еды. В еде придется себя немножко ограничить. Такие рекомендации.
— Нет проблем. Несите чай. Крапиву отдельно не нужно.
Медсестра к моей манере разговаривать уже привыкла и только улыбнулась…
* * *Академический час занятий английским языком прошел очень быстро. Преподавательница вслух удивлялась, как быстро я осваиваю материал. И вообще, до тех пор, пока я не улыбался, готова была признать за мной кучу талантов. Не стал рассказывать ей, что минувшим вечером я почти девять часов посвятил занятиям с компьютерным роботом-лингвистом, который старательно и терпеливо правил мое произношение. При этом я умудрился на добрых двадцать процентов пополнить свой словарный запас. Но это уже не моя заслуга, а только моей природной памяти, которая вмещает в себя обычно очень много, быстро и, чаще всего, без ошибок. Мои успехи преподавательницу вдохновили, и она очень старалась. Старался и я, попивая между тем крапивный чай. Прямо из банки. Так и не заметил, как банку опорожнил.
Полковник Михайленков, видимо, знал, что я занимаюсь английским, и потому вежливо ждал за дверью, понимая, что серьезные и необходимые занятия прерывать не следует. Но, едва Ирина Анатольевна вышла, Михайленков сразу появился, причем не один, а в сопровождении заведующего отделением, двух санитаров, несущих каждый по паре пластиковых контейнеров, и какого-то высоченного человека в очках, внешне очень сосредоточенного. На нем был не белый больничный, а синий рабочий халат. Судя по размерам, его собственный. Во всем хирургическом отделении невозможно было бы, думаю, найти халат на такого долговязого парня.
Чувствовал он себя вполне уверенно и пытался распоряжаться. Полковник Михайленков, похоже, готов был подчиняться, хотя заведующий отделением слегка сопротивлялся и выражал скепсис в отношении чего-то, чего я еще не знал, но уже догадывался. Контейнеры открыли быстро, и я убедился, что не ошибся в своих ожиданиях. Мне доставили именно тот костюм, о котором мы накануне беседовали с Михайленковым. Сомнения заведующего отделением стали понятны, когда меня посадили чуть не вертикально и долговязый начал большими ножницами разрезать мои гипсовые повязки. При этом не торопился и повязки снимал не все сразу, а по одной и, с помощью санитаров, облачал меня в металлизированную, хотя, судя по весу, скорее пластиковую одежду. И стягивал ее для фиксации отдельных участков моего тела специальными приспособлениями. Заведующий отделением тем временем вытащил из папочки снимки моего несчастного скелета, стал рассматривать их и подсказывал долговязому, где костюм следовало подтянуть с помощью механизмов, чтобы усилить фиксацию и полностью заменить гипс. Особых разногласий между двумя специалистами смежных областей медицины не возникало до того, как они добрались до моего правого плеча. Заведующий отделением никак не хотел верить, что возможное движение большого плечевого бугра не оторвет оный совсем. Долговязый же утверждал, что держать мою руку «на вертолете» нецелесообразно, что это вообще вчерашний день медицины и фиксаторы следует ставить только на само плечо. А движения руки, как он утверждал, будут проходить без нагрузки на плечо, поскольку мышцы мои заменит электродвигатель. Я в спор не вмешивался, с легким равнодушием наблюдая за их действиями, и даже эмоций спортивного болельщика не испытывал, потому что уверен был в победе долговязого.