– Расскажите, каким образом вы впервые встретились с человеком, которого видите на фотографии?
– Его привел один приятель, Роман Карташов.
– Это ваш близкий друг?
– Да нет, не очень. Мы с ним познакомились в тренажерном зале и иногда ходили вместе пиво попить. Ну и я ему как-то сказал, что настала непруха финансовая, в смысле, денег нет, охота заработать. И вот он однажды позвонил и предложил мне заработок, деньги хоть и небольшие, но и работа не пыльная. И мы договорились встретиться.
– У вас были какие-нибудь догадки касательно характера этой работы?
– Нет, я ничего не думал. Я хотел послушать, что мне скажут.
– У вас были основания предполагать, что вам могут предложить какие-то противоправные действия?
– Да нет, с чего вдруг? Я ничего такого не думал.
– Итак, вы остановились на том, что договорились встретиться с Романом Карташовым. Что было затем?
– Он попросил меня приехать к кинотеатру «Электрон» и остановиться около гаражей.
– На чем вы должны были приехать?
– На отцовской машине, на «Волге». У меня есть права и доверенность на управление. Ну, я приехал на условленное место. Как только я остановил машину, из припаркованного неподалеку автомобиля вышли двое.
– Назовите марку и номер автомобиля, опишите его, назовите этих людей.
– Темно-синий «Мерседес-Бенц Е-200», на номер я не обратил внимания. Это были мой приятель Роман и высокий цыган.
– Как он выглядел?
– Ну, обыкновенно. Одет в потертую кожаную куртку, плохо выбрит, в норковой шапке. Даже не скажешь, что такой ездит на «мерсе»!
– Откуда вы знали, что «Мерседес» принадлежит ему, а не Карташову?
– Да у Ромки кишка тонка. У него не было автомобиля. У его отца «Ауди», но он не разрешал Роману ее брать после того, как сынуля однажды поехал кататься не в можах и потерся этой «Ауди» о какого-то чайника.
– Карташов представил вам своего спутника?
– Да, он заявил, что это его друг Буса, а тому меня представил как приятеля и назвал мое имя. Потом мы пожали друг другу руки, и Роман мне сказал, что, если я испытываю нужду в деньгах, этот парень может помочь мне заработать. Я спросил как. Он ответил, что надо поехать к одному его знакомому (адрес он мне даст), забрать у него из гаража колесо и привезти в поселок Ольгино, неподалеку за Щербинками, если ехать в Богородск. Я спросил: а почему он не может съездить сам? Он сказал, кто хочет заработать, он или я? Я ответил, что я хочу, и согласился выполнить его просьбу.
– Какую сумму вы должны были получить?
– Сто баксов. Ну, сто долларов.
– Сто долларов за то, чтобы привезти колесо из одного района города в другой? Вам не показалось, что это чрезмерно большая сумма?
– Большая?! Нет, это мне не показалось. Больно надобензин жечь, ехать из дома в Сормово, потом в Ольгино. Я, наоборот, сказал, что сумма ерундовская. Буса заявил, если мне неохота, то могу и не ехать. Я согласился, потому что мне завтра надо было долг отдать приятелю, тысячу рублей, он меня уже достал. А тут всяко деньги, и у меня было свободное время сгонять и в Сормово, и в Ольгино.
– Расскажите, как дальше происходило дело.
– Ну, мы сговорились, Буса мне конкретно рассказал, куда ехать, у кого что забирать, куда везти, кому отдавать. Я поехал в Сормово. Там остановился напротив торгового центра «Сормовские зори», закрыл машину и прошел полквартала до книжного магазина. Зашел во двор и подошел к металлическому гаражу темно-коричневого цвета, с черной дверью, который мне описал Буса.
– Почему вы подошли, а не подъехали к гаражу на автомобиле?
– Нет, мне Буса велел, чтобы я сначала шел пешком.
– Что было потом?
– Гараж оказался заперт. Я посмотрел на часы. Буса сказал, что мне надо там появиться в двенадцать ровно, а было еще без двадцати. Я понял, что приехал рано, и зашел в «Книжный мир» – это магазин так называется. В отделе с видеокассетами купил программу для культуристов на видео – ну, там силовые упражнения на разные участки тела, на пресс мне надо было, и ровно в двенадцать снова подошел к гаражу. На этот раз дверь была приоткрыта, я стукнул, она открылась. Я туда заглянул. Машины там не было никакой, гараж пустой стоял, только лежали горкой несколько колес. Рядом на таком же колесе сидел мужик, он курил.
– Опишите этого человека.
– Да не, я его толком не разглядел, там темно было. Он такой плотный, среднего роста, такое впечатление, что давно не брился. Я сначала подумал, что это черный, ну, лицо кавказской национальности или тоже цыган, но он говорил без акцента, только сипло. Он спросил, что мне надо. Я объяснил, мол, меня Буса за колесом прислал. Тогда спросил, куда я его повезу. Я ответил: в Ольгино. Он сказал: иди за машиной. Мне неохота было время терять, я предложил: давай колесо укачу. Он усмехнулся и заявил: скажи Бусе, чтобы другой раз тебя не присылал. Я удивился: почему, дескать? Он говорит: потому что дурак. Я обиделся и ушел.
– Совсем?
– Нет, за машиной пошел.
– А почему вы совсем не ушли, если вас обидели?
– Ну… не хотел подводить Бусу. И денег стало жалко. Ста баксов… Работа-то никакая!
– И опять мы возвращаемся к тому же самому. Вы не подумали, что вам предложили чрезмерные деньги за «никакую работу»?
– Ну-у… я не знаю. Может, у них лишние деньги, откуда мне знать.
– Скажите, а у вас были основания предполагать, что после этой поездки сотрудничество с вами будет продолжено?
– Не понял. Чего сотрудничество?
– Я имею в виду, что Буса даст вам новые поручения, если вы привезете колесо в целости и сохранности?
– Ну, не знаю. Сам бы я не отказался гонять туда-сюда по сто баксов за рейс! Пожалуйста, хоть каждый день! Какие проблемы?
– Хорошо, что было дальше?
– Ну, подъехал я к гаражу, погрузил к себе колесо, которое дал мне тот мужик, и порулил в Ольгино.
* * *«Так…» – думаю я. Потом какое-то время сижу, не ощущая шевеления ни единой мысли, и знай повторяю про себя: «Та-ак!»
Все. На большее я не способна.
Нет, правда, дотумкалась сделать кое-что более конкретное – посмотрела на часы. Время приближалось к двум. Вот-вот поезд подойдет к Владимиру. До Владимира от Нижнего ехать три часа с небольшим. Потом, после часовой стоянки на укромном боковом пути, еще три часа телепаться до Москвы. Фирменный поезд «Ярмарка» приходит на Казанский вокзал в шесть пятнадцать. Где-то в пять проводницы начинают активно поднимать народишко, стращая его тем, что вот-вот закроют туалеты. В СВ, я припоминаю, порядки не столь драконовские: тут подъем может начаться не раньше половины шестого, поскольку вагон полупустой. Таким образом, у меня остается примерно три с половиной часа до той поры, как откроется дверь, на пороге появится проводница и… ну, очевидно, судьба подарит мне еще минут пять-десять, прежде чем в вагоне нарисуется вызванный ею прапорщик или сержант милиции из поездной охранной бригады. А потом… а потом!..
Интересно, меня из вагона будут выводить в наручниках или просто подцепив железным захватом под локоток? Скорее всего, и в наручниках, и поддерживая под локотки с двух сторон – наверняка у них тут отыщется не один, а целых два мента, небось еще и московских на подмогу позовут. А проводница, заморенная усталостью пергидролевая блондинка с густыми потеками синих теней над и под глазами (помнится, увидав ее вчера вечером, я вспомнила жуткую песню, вернее, гнусавый ор, слышанный недавно в маршрутке: «Страшная, страшная, ну что ж ты страшная такая, ты и ненакрашенная страшная, и накрашенная!»), будет смотреть на меня со сладким ужасом и предвкушать, как она всем своим товаркам, знакомым, соседкам, пассажиркам, вообще всему свету поведает о знаменитой нижегородской писательнице, которая ночью напилась с незнакомым попутчиком до полного безобразия, перепихнулась с ним, а потом, неведомо зачем и почему, убила своего кратковременного собутыльника и случайного любовника, проломив ему голову пивной бутылкой, да еще и подушечкой для надежности сверху прикрыла…
Из всей это чуши правда только то, что я нижегородская писательница. Как выражался один мой знакомый адвокат, кропательница. В том смысле, что я зарабатываю себе на жизнь кропанием незамысловатых детективчиков. К числу властителей умов я не принадлежу, знает меня весьма ограниченное количество читающей публики – таковы, видать, мои детективы, что их не расхватывают с книжных лотков, как горячие пирожки. Но все же кое-какие умственные дамочки их читают и даже находят в этом удовольствие. Благодаря им моя зыбкая популярность еще существует.
Кстати сказать, может быть, моя профессия останется тайной для подружек и знакомых синевекой проводницы. Пишу-то я под псевдонимом Дмитриева, а в поезде еду под своей паспортной фамилией – Ярушкина. И зовут меня вообще-то Елена, а не Алена… Установить, что эти две личности на самом деле одна персона, мало кто сможет. По причине полного отсутствия у меня мирской славы как таковой. Меня безвестность не больно-то напрягает, поскольку я по сути своей неутомимый работоголик, мне сам процесс важнее результата. Но не важнее денег, поскольку их мне вечно не хватает; я за хороший гонорар продам эту самую мирскую славу еще скорей, чем Исав продал право первородства за чечевичную похлебку! А чего за нее держаться, за славу? Она, эта самая глориа мунди, как известно, транзит.[1] С другой стороны, гонорары «транзит» у меня еще быстрее. Именно поэтому я то и дело срываюсь в Москву, делаю в любимом издательстве жалостную гримасу и умоляю уплатить мне как можно скорей хоть сколько-нибудь: не дать помереть с голоду и выронить из слабеющей ручонки перо (я, правда, пишу на компьютере, но это не суть важно, главное, чтобы ручонки не ослабели). Когда в издательстве есть свободные деньги – дают без разговоров. Вот вчера как раз забрезжило этими свободными денежками, именно поэтому я и сорвалась на первом же поезде, на какой нашлись билеты, пусть и непомерно дорогие. А впрочем, были билеты и в плацкартный вагон. Не на «Ярмарку» – на «Нижегородец». Между прочим, гораздо более удобный поезд. Приходит в столицу не в шесть утра, а аж в полвосьмого. Можно спокойно поспать лишний час. Но так ведь разве я поеду в плацкарте! Это ж такая досада для моего польского гонора!
Не думайте, нет у меня ни капли польской крови, да и ума, как я давно подозреваю, особенного нет. Выбросила чуть не тысячу за поездку в СВ, в комфортных условиях, приличествующих, так сказать, скромной труженице пера… вот и получи, фашист, гранату, за свои же деньги!
Я с усилием прекращаю это мыслительное словоблудие и возвращаюсь к действительности. У меня на самом деле есть дурацкая привычка беспрестанно ёрничать, но это не более чем защита от чрезмерно сурового и серьезного мира. Сейчас защита не срабатывает, как устаревшая антивирусная программа в моем компьютере против какого-нибудь нового «красного червя». Я пытаюсь призвать на помощь разум, логику, нестандартные решения – все, чем столь лихо владеют героини моих романчиков. Пытаюсь призвать на помощь магические слова «Значит, так», с которых, по моему убеждению, начинается любое расследование. Я пытаюсь думать… Но случившееся выворачивается из тех рамок, в которые я его стараюсь впихнуть, как непослушный сюжет, развить который я никак не могу!
Значит, так. Новый роман я отправила по электронной почте в Москву три дня назад, а вчера с утра узнала, что можно приехать за гонорарчиком. Вчера же в час дня, как только закончилась тренировка (я фанатка шейпинга, чтоб вы знали), села на трамвай номер один и поехала на Московский вокзал, где, постояв минут двадцать в очереди (угодила аккурат в обеденный перерыв, когда половина касс закрыта) и повыбирав между плацкартным и СВ, я купила билет на вечернюю «Ярмарку». В положенное время я вошла в восьмой вагон этой самой «Ярмарки» и отправилась на свое шестое место. В купе я оказалась одна и, когда поезд тронулся, а сосед (ка) не появился (лась), вздохнула с облегчением. Впрочем, проводница, которая пришла проверять билет, тут же и разрушила мою невинную радость, сообщив, что ко мне запросто могут подсесть и в Дзержинске (через пятьдесят минут), и в Ильине (через полтора часа).
При слове «Дзержинск» меня, как пишут в романах, охватили воспоминания, и не сказать, чтобы приятные. Была у меня в прошлом году история с неким жителем этого города… этакий, с позволения сказать, любовный триллер, нашедший отражение в одном из моих детективов под названием «Любимый грех». Признаюсь: мой личный любимый грех, а именно мелкое тщеславие, побуждает меня довольно щедро использовать в детективах перипетии собственной судьбины – очень гораздой на приключения! Так же я поступила и в истории с черноглазым красавцем – вывернулась, можно сказать, наизнанку что перед ним, что перед читателем. К счастью, к несчастью ли, наши пути с этим героем моего романа разошлись – такое ощущение, что надолго, а может, навсегда. Вообще, из персонажей того триллера с похищениями, выстрелами, прыжками с балкона, жутко эротичными сценами, разрушениями домов и прочими необходимыми атрибутами мало-мальски читаемого боевика в моей жизни задержался только один, проходящий под кодовым названием «бесподобный психолог». Бросивший меня муж, Михаил, надумал вернуться ко мне вновь в самый неподходящий момент: как раз когда я активно утешалась с этим самым психологом. После такого афронта господин Ярушкин ушел из моей жизни снова – и теперь уж навсегда. Не сказать, что я от этого сильно страдаю. Перегорело все еще в прошлый раз, а то ведь с собой кончать собиралась, было такое страшное дело! Но… все проходит, как сказано мудрыми людьми. Прошло и это, и еще многое другое. Теперь при упоминании о Дзержинске меня бьет куда меньший мандратий, чем прежде. И все же сознаюсь, когда наша «Ярмарка» остановилась у дзержинского вокзала, я не без опаски поглядывала на дверь купе. А вдруг?..
«Вдруг» не сбылось: в дверь, к счастью, никто не вошел. Я вполне успокоилась и легла спать, практически уверенная, что пребуду в одиночестве до самой Москвы. Но, судя по всему, мой сосед появился именно в Ильине.
Я спала без задних ног. В принципе сон у меня очень чуткий, в поезде тем более, а здесь я что-то вырубилась накрепко. Я не помню, как в мое купе вошел попутчик. Тем более не помню, чтобы…
В каком-то моем романе, уж и забыла, как он назывался, был некий персонаж, потерявший при аварии память. Но ведь со мной не произошло за истекшие три часа никакой аварии! Разве что с полки я упала… да и то вряд ли. Нет у меня такой привычки – падать с полки в купе. Да еще с нижней. Точно так же нет привычки пить что ни попадя и вступать с кем ни попадя в беспорядочные половые связи.
Ну ладно, насчет случайных связей я не стану бить себя в грудь: нет, ничего не было и никогда не будет. Однако всех своих любовников, как мимолетных, так и долгоиграющих, я помню отлично. И напиваться до отключки мне в жизни не приходилось! Я вообще не люблю алкоголь. Ну, разве что немножко кампари с апельсиновым соком или мартини – с манговым. Или самую капельку «Бейлиса» со льдом… Чуть-чуть, для придания жизни некоторой пикантности. Но не до потери же пульса! И уж всяко я не стала бы пить вино с названием, оскорбляющим творчество моего любимого писателя, – «Ночь нежна»!
Я отчетливо помню, что выпила только стакан минеральной воды под названием «Саровская». Вон из той бутылки… А кстати, где бутылка? Ее почему-то нет. Нету также пластиковой коробки с жутким продуктовым набором: сухим печеньем, йогуртом, пережившим срок своего хранения раза в три, заплесневелой булочкой в полиэтилене и такой жирной колбасой, что при одном взгляде на нее у меня обостряется хронический холецистит. Ничего этого я есть, конечно, не стала, выпила только воды… и что? И отключилась? До такой степени, что…
Я взглядываю на противоположную полку. То, что там лежит, я прикрыла простыней. Не столько потому, что это труп, сколько потому, что он голый, да еще украшенный изделием номер два. Бывала я в моргах, бывала на авариях, видела мертвых людей! Само по себе такое соседство меня не слишком напрягает. Видимо, оттого, что во мне сейчас какие-то нормальные реакции притуплены – от шока, да и туман в голове не рассеялся. Но стоит представить, что я с ним… а потом его… как меня начинает бить истерика. А истерики сейчас я себе позволить никак не могу. Поэтому и накинула простыночку на голого мужчину, на прощанье еще раз глянув на него и в очередной раз покачав головой: не могло этого быть. Не могло – и все тут!
Но если я не убивала голого мужика, значит, это сделал кто-то другой. А меня просто подставил… Очень ловко, умело и продуманно.
Но кто в это поверит?
Кто поверит в безумную инсценировку, созданную только ради того, чтобы подвести меня под статью? Для чего? Кому и когда я перешла дорогу? Я далеко не Моцарт, а еще пара-тройка детективщиц, живущих в Нижнем Новгороде, даже оптом не тянут на Сальери. Творческая зависть как мотив жуткого спектакля отпадает в полуфинале. Наследства от меня никто не ждет, да и не накопила я за жизнь никаких богатств, кроме весьма простенькой квартиры. При том, что «сталинки» теперь практически не котируются (слишком много «элиток» понастроили!), больших денег за нее не возьмешь. Да и кто будет брать? Михаил? Но мы с ним так и не были зарегистрированы. Когда меня посадят (с конфискацией имущества), квартира, скорей всего, отойдет в так называемый «выморочный фонд» – в распоряжение домоуправления. Но чтобы вообразить, что кто-то из работников нашего ЖЭКа способен убить и подставить меня ради квартиры, надо обладать слишком изощренным воображением. У детективщицы Дмитриевой такого нету.