Вновь мне давали понять, что я еще не стала взрослой. Но, по крайней мере, я была представлена королю, обратившему на меня внимание, хотя это было уже давно, и граф принял все меры к тому, чтобы я больше не попадалась королю на глаза.
На сегодняшний бал были приглашены многие представители высшего света, съехавшиеся в Париж по случаю церемонии бракосочетания в королевском доме. Время было самым подходящим для устройства бала.
Я сидела и наблюдала за прибывавшими гостями. Один или два джентльмена бросили на меня оценивающие взгляды. Видимо, они были неподходящими кавалерами, поскольку мадам де Гренуар так холодно посмотрела на них, что они поспешили удалиться. Вновь меня огорчила моя молодость, и я пообещала себе, что вскоре с этим будет покончено. Через год я буду считаться вполне взрослой.
Мадам де Гренуар рассказывала мне о других балах и других девушках, которых ей доводилось опекать в качестве компаньонки.
Я сказала:
— У вас, должно быть, действительно очень богатая практика. Что за занятие! Компаньонка для девушки! Потрясающе интересно.
А потом произошло то, к чему я была совершенно не подготовлена.
Ко мне подошла Софи, которую сопровождал какой-то мужчина. Он был высоким, темноволосым, и я сразу же узнала его. В растерянности я встала. Рядом со мной стояла мадам де Гренуар, придерживая меня за руку.
— Лотти, — сказала Софи, — позволь познакомить тебя с Шарлем де Турвилем. Шарль, это Лотти, о которой я тебе так много рассказывала.
Я почувствовала, что краснею, — мужчина, бравший мою руку, чтобы поцеловать ее, был никем иным, как месье Сен-Жоржем, спасшим Лизетту и меня от мадам Ружмон.
Он приложил губы к моим пальцам, а в глазах, которые он поднял на меня, таилось лукавство.
— Я так мечтал познакомиться с вами, — произнес он. — Софи действительно много рассказывала о вас. Софи рассмеялась.
— Никак ты встревожилась, Лотти. Я не рассказывала ему о тебе всего. Шарлю я рассказывала о тебе только хорошее.
— И чем больше я слышал о вас, тем больше мне хотелось познакомиться с вами, — добавил он.
Софи внимательно наблюдала за мной, ожидая, когда я начну проявлять свое восхищение. Я подыскивала слова, но, как ни странно, ничего не приходило мне в голову.
— Сейчас объявят о том, что бал начинается, — сказала Софи. — Я думаю, что все приглашенные уже прибыли. Если они опоздали, то пусть пеняют на себя, правда?
Я пробормотала:
— Я… я очень рада познакомиться с вами.
— Теперь мы будем часто видеться, — ответил он, — поскольку я становлюсь членом вашей семьи.
— Шарль, — обратилась к нему Софи, — тебе будет нужно пригласить на танец графиню.
— С удовольствием, — ответил он. — А позже, надеюсь, мне окажет честь мадемуазель Лотти.
— Ну конечно же, правда, Лотти?
— Благодарю вас, — сказала я.
Софи повернулась, оглянулась на меня, хозяйским жестом взяла его под руку, и они отошли.
Я была в такой растерянности, что могла лишь стоять и смотреть им вслед.
— Как хорошо, когда удачный брак заключается к тому же по любви, заметила мадам де Гренуар. — Эти двое… они так счастливы. Мне доводилось видеть и весьма несчастливые. Здесь совсем другое дело… очень-очень удачная пара.
Как только начались танцы, меня немедленно стали приглашать. Приглашения следовали одно за другим, и все они, видимо, оказывались подходящими. Тем не менее, пока я танцевала, я постоянно ощущала на себе взгляд мадам де Гренуар.
Мои партнеры пытались флиртовать со мной, выражали пылкое восхищение, но я едва слышала их. Я с нетерпением ждала момента, когда меня пригласит Шарль де Турвиль.
Он улыбался улыбкой, которую я бы назвала озорной.
— Я с нетерпением ждал этого момента, — сказал он, как только мы удалились от мадам де Гренуар на безопасное расстояние.
— Неужели, — спросила я. — Почему?
— Не собираетесь ли вы делать вид, что мы никогда не встречались до этого?
— Нет, — ответила я.
— Вы оказались весьма шаловливой девочкой, и мне удалось вас поймать, не так ли? И часто вы пускаетесь в такие приключения?
— Это было единственным.
— Надеюсь, вы получили урок.
— Полагаю, мы поступили несколько рискованно.
— Не несколько. Я бы сказал, очень рискованно. Тем не менее, поскольку вы убедились в том, что в этом городе очень неумно юным девушкам посещать подозрительные дома, все в конце концов к лучшему. Признаюсь, я очень рад вновь встретить вас.
— Так это не было для вас сюрпризом?
— Конечно, нет. Я понял, кто вы, как только выяснил, где вы живете. Не забывайте, что наши семьи вскоре породнятся. Нам следует знать друг о друге побольше… не все, конечно. Это бы значило требовать слишком многого. Но кое-какие мелочи, которые все равно нельзя скрыть, знать следует.
Наличие в доме дочери-красавицы, например. Этому должно быть какое-то объяснение. Я знал, что у британского романа графа имелось очаровательное продолжение и что это продолжение сумело так околдовать его, что он решил соединиться и с ним, и с его матерью.
— Я полагаю, мне не следует обсуждать с вами свои семейные дела.
— Наши семейные дела. Вскоре я стану членом семьи.
— Расскажите мне лучше об этой женщине… о гадалке, о мадам Ружмон.
— Это одна из самых знаменитых содержательниц публичных домов в городе. Извините. Вы еще невинная юная девушка. Вы знаете, что такое публичный дом?
— Конечно. Я не дитя.
— Тогда вам не нужны объяснения. У нее есть весьма фешенебельные апартаменты в другом районе города, а в том квартале, где вы были, она проворачивает свои делишки. Я удивлен тем, что юная дама вашего положения зашла в такой дом… на такой улице.
— Я уже сказала вам, что мы искали развлечений.
— Неужели жизнь в особняке д'Обинье настолько скучна?
— Я бы так не сказала, но нас все время держат под наблюдением.
— Следят за вами, очевидно, недостаточно строго.
— Ну, нам удалось ускользнуть.
— Вам повезло, что там оказался я.
— Я часто думала об этом. А что там делали вы?
— То, что там обычно делают мужчины. Высматривал хорошеньких девушек.
— Вы! Вы имеете в виду…
— Я имею в виду именно то, что вы подумали.
— Но вы собираетесь жениться на Софи!
— Ну и что?
— Так почему же… вы выискивали еще кого-то?
— Этот самый еще кто-то не имел бы ничего общего с моим браком.
Я ужаснулась и тут же пожалела Софи. Вот он, еще один из этих беспутных молодых людей, для которых брак является всего лишь условностью. Вновь я вспомнила Дикона. О, как ему не стыдно так себя вести!
— Я вижу, вы уже готовы презирать меня.
— Полагаю, что я уже презираю вас. Долго ли еще продлится этот танец?
— Надеюсь, у нас есть еще немного времени. Вы достаточно привлекательная юная дама, мадемуазель Лотти.
— Я бы предпочла не слышать от вас этих слов.
— Но я же говорю вам чистую правду. Когда вы повзрослеете, вы станете просто неотразимы, в этом я уверен.
— Надеюсь, вы не сделаете Софи несчастной, но я очень этого боюсь.
— Я обещаю вам, что она станет самой счастливой новобрачной в Париже.
— А вы будете посещать мадам Ружмон? А что будет, если она узнает?
— Она никогда не узнает, я позабочусь об этом. Именно так и будет, поскольку всегда найдется кто-то, кто будет завлекать меня и удовлетворять мои низменные инстинкты, а я буду изображать рыцарскую любовь к моей супруге.
— Я думаю, вы самый циничный из всех мужчин, кого я встречала!
— Давайте лучше скажем — самый реалистичный. Даже не знаю, зачем я рассказываю вам правду. Она не очень льстит мне, не так ли? Как ни странно, я вынужден рассказать вам это. Ведь вы же узнали меня, правда? Мы оба узнали друг друга. Нет смысла пытаться скрывать свои грехи после столь явного разоблачения. И все же мне бы хотелось, чтобы вы знали обо мне правду. Вы мне очень понравились, Лотти.
— С каких пор?
— Ну, началось это, когда я заглянул в щелочку и увидел одну из самых красивых девушек, когда-либо глазевших на этот хрустальный шар. «Высокий темноволосый приятный мужчина», — сказала мадам Ружмон. Ну что ж, она была права, разве не так?
— Никак вы пытаетесь флиртовать со мной?
— Вы меня к этому склоняете.
— Мне кажется, следует предупредить Софи.
— И вы ее предупредите? Она вам не поверит. К тому же, кто вы такая, чтобы рассказывать об этом? А что если я и расскажу о моей первой встрече с вами в публичном доме мадам Ружмон? Тогда у вас будут неприятности, правда?
— Как и у вас. Они, наверняка, захотят выяснить, каким образом вы там оказались.
— Ну вот, видите, мы оба запутались в паутине интриг. Дорогая Лотти, мне кажется, эти несчастные музыканты наконец добрались до финала. Сегодня вечером мы еще с вами потанцуем и, надеюсь, поговорим о более приятных вещах. Увы… мы расстаемся.
— Как и у вас. Они, наверняка, захотят выяснить, каким образом вы там оказались.
— Ну вот, видите, мы оба запутались в паутине интриг. Дорогая Лотти, мне кажется, эти несчастные музыканты наконец добрались до финала. Сегодня вечером мы еще с вами потанцуем и, надеюсь, поговорим о более приятных вещах. Увы… мы расстаемся.
Он отступил на шаг и поклонился. Затем он взял меня под руку и проводил к мадам де Гренуар.
Я была очень расстроена и, как ни странно, взволнована. Из всех мужчин, с которыми мне доводилось встречаться, он более других напоминал Дикона. Мадам де Гренуар сплетничала о семействе Турвилей.
— Знатная семья… не ровня Обинье, конечно… но достаточно богатые. У них есть замок где-то возле Ангулема и отель в Париже, как у большинства знатных семейств. Превосходная партия и очаровательный молодой человек, не так ли?
Мне было трудно сидеть и слушать ее болтовню, и я обрадовалась, когда меня пригласили на танец. Я постоянно высматривала его, и пару раз мне это удалось. Он улыбнулся, а глазами сказал, я была уверена, что при первой возможности постарается еще раз пригласить меня на танец.
Наконец я снова танцевала с ним.
— Для меня это кульминация вечера, — сказал он. — Вы выглядите не столь сердитой, как вначале. Теперь вы более высокого мнения обо мне?
— Я по-прежнему дурно думаю о вас.
— А я по-прежнему считаю вас очаровательной. Вы знаете, я пришел к выводу, что грешники часто бывают очаровательными… чаще, чем святые.
— Я искренне надеюсь, что Софи не пострадает. Я уверена, она вас вовсе не знает.
— Я обещаю держать ее в блаженном неведении.
— Я полагаю, у вас было множество приключений… с женщинами?
— Да, — ответил он.
— Я бы не назвала их даже любовными интригами, они таковыми не являются… просто жалкие мелкие приключения.
— И вновь вы правы, но самое приятное в них то, что пока они длятся, они таковыми не выглядят.
— У вас современные французские взгляды на жизнь.
— О, современными их назвать нельзя. Они устоялись уже веками. Мы умеем жить, ибо знаем, как устроена жизнь. Мы мудро стараемся не стремиться к недостижимому. Мы берем от жизни то, что она нам предлагает, и ни о чем не сожалеем. Это и есть реализм, принятие жизни такой, какая она есть. Именно это является высшим достижением цивилизации. Потому мы и являемся столь чудесными любовниками, веселыми, очаровательными. Это лишь вопрос опыта. Как ни странно, самая лучшая из всех моих любовниц — до сих пор это та, кого мой отец подобрал для меня, когда мне было шестнадцать. Старый французский обычай, знаете ли. Мальчик взрослеет. Он может попасть в беду, так что следует найти ему очаровательную женщину постарше, которая введет его в курс дела. Это часть системы осмысленных взглядов на жизнь, которую мои соотечественники довели до совершенства.
— Знаете, мне действительно неприятно слушать ваше хвастовство, сказала я.
— Хорошо, не будем говорить о столь очевидных вещах. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Лотти, я очень рад тому, что вы будете моей сестренкой. Надеюсь, мы сумеем по-настоящему познакомиться друг с другом.
— Вряд ли.
— Вы не слишком любезны.
— Не слишком любезные люди не должны ожидать любезности от других.
— Вы беспокоитесь за Софи?
— Да… очень.
— Вы очень добры. Вам показалось, что с тех пор, как мы с ней познакомились, она чувствует себя несчастной?
— Вы прекрасно знаете, как это на нее повлияло. Вот почему…
— Вы недостаточно глубоко знаете жизнь, дорогая Лотти. Софи счастлива. Это я сделал ее счастливой. Разве это не повод для гордости? Завоевать благодарность Софи и ее семьи? Уверяю вас, и дальше все будет обстоять точно так же. Мы с Софи будем чудесно — жить вместе, у нас будут детишки, и когда мы будем старыми и седыми, люди будут рассказывать о нас, как об идеальной супружеской паре.
— А вы между тем будете обделывать свои любовные делишки?
— В этом и есть ключ к счастливой супружеской жизни, о чем прекрасно знают все французы.
— И всем француженкам это известно?
— Только если они умны.
— Я представляю себе счастье не так, и рада, что я не француженка.
— В вас есть нечто сугубо английское, Лотти.
— Конечно, есть. Я англичанка. Я воспитана в Англии. Мне многое нравится во Франции, но… это распутство… я… я ненавижу.
— Но вы не производите впечатление пуританки, и именно потому вы столь восхитительны. В вас есть теплота… и вы страстны. Такого знатока, как я, вам не обмануть. И при всем при том вы ведете такие чопорные речи.
Неожиданно он прижал меня к себе. Я ощутила волнение и в то же время захотела вырваться и убежать к мадам де Гренуар. Наверное, по мне это было заметно, так как на его лице появилась извиняющаяся улыбка.
— Лотти, — сказал он, — мы будем встречаться… часто. Я хочу понравиться вам… да, думаю, я сумею вам понравиться.
— Никогда. Я могу чувствовать лишь жалость к бедной Софи. Неужели этот танец никогда не кончится?
— Увы, он закончится скоро. Но не бойтесь меня, мы с вами станем добрыми друзьями.
Я постаралась побыстрей расстаться с ним.
— Вы кажетесь несколько не в себе, дорогая, — сказала мадам де Гренуар. — Вы устали?
— Да, — ответила я, — мне бы хотелось уйти.
— Не думаю, что вы можете уйти раньше полуночи. Потом, возможно…
Я продолжала танцевать, едва замечая с кем. Я была расстроена. Он очень сильно напоминал мне Дикона. Дикон разговаривал примерно так же. Он никогда не пытался понравиться мне, демонстрируя только положительные черты. Скорее, он старался подчеркивать свои слабые места. И вот теперь этот человек заставил меня все это вспомнить.
С облегчением я встретила окончание бала. Я отправилась в свою комнату и сняла платье. Я сидела в нижних юбках, расчесывая волосы, когда в комнату вошла Софи. Она сияла и, видимо, не чувствовала усталости.
Софи села на мою кровать, ее юбки волной легли вокруг; она была такой молодой, свежей и… ранимой.
— Какой чудесный бал! Как тебе понравился Шарль? Правда, он просто чудо? Какие замечательные истории он рассказывает. Я и не представляла, что есть такие люди, как он.
— Он очень симпатичный, — сказала я.
— Мне кажется, ты ему понравилась.
— О… я не заметила. Почему ты так думаешь?
— Ну, он так смотрел, когда танцевал с тобой.
— Так значит, ты видела нас? Разве ты не танцевала?
— Большую часть времени танцевала. Но во время второго танца я сидела с твоей матерью и другими женщинами. И все время наблюдала за тобой, — я почувствовала, что краснею. — И о чем же вы разговаривали?
— О… не помню. Какая-то чепуха.
— Он все время смотрел на тебя.
— Разговаривая, люди обычно так и делают.
— Но не настолько… внимательно. Ты знаешь…
— Нет, боюсь, что не знаю. Если бы там было что-то важное, я бы запомнила, ведь верно? Софи, тебе пора спать. Разве ты не устала?
— Нет. Я чувствую, что могла бы танцевать всю ночь.
— Но, конечно, с Шарлем.
— О да, с Шарлем.
— Спокойной ночи, Софи. Приятных сновидений. Я чуть не вытолкнула ее из комнаты, и она пошла, чтобы мечтать о своем несравненном Шарле, которого на самом деле вовсе не знала.
Когда Софи ушла, я набросила шаль, так как у меня появилась непреодолимое желание поговорить с Лизеттой. Я раздумывала, следует ли рассказать ей о случившемся. Она была весьма искушенной особой. Возможно, она решит, что в этом нет ничего особенного, и скажет, что не следует без толку будоражить Софи.
Я подошла к ее комнате и тихонько постучалась. Ответа не было.
Я осторожно открыла дверь и на цыпочках вошла в комнату. Подойдя к краю кровати, я шепнула:
— Лизетта, ты уже спишь? Проснись. Я хочу с тобой поговорить.
Постепенно мои глаза привыкли к полумраку, и я разглядела, что кровать Лизетты пуста.
* * *В течение последующих дней я часто виделась с Шарлем де Турвилем: он использовал любую возможность, чтобы поговорить со мной. Я старалась держаться с ним холодно и неодобрительно, так как действительно не одобряла его поведения; но оказалось, что я, помимо воли, ищу его и расстраиваюсь, если не нахожу. Я не понимала себя, но знала, что мне нравится разговаривать с ним. Я старалась осадить его, показать, как презираю его образ жизни; но от себя мне не удавалось скрыть, что мне доставляло удовольствие высказывать ему, а он был достаточно проницателен, чтобы понимать это.
Дело в том, что я была сбита с толку. Я была слишком молода, чтобы понимать, что происходит. В отличие от Софи я не боялась жизни; меня влекло к ней. Я была готова очертя голову броситься во что угодно, не опасаясь последствий. Позже, начав лучше понимать себя, я осознала, что вовсе не была холодной. Мне нужен был опыт. Дикон разбудил меня, когда я была еще слишком молода, чтобы понять, что физическое возбуждение я превращаю в чувство преданности и в то, что считала настоящей любовью. Теперь появился Шарль де Турвиль, настолько напоминавший Дикона, что это не могло не вызвать во мне влечения.