Говорят, утро мудрее вечера. Не всегда, увы! Утро 17 декабря началось с того же, чем закончился вчерашний вечер. В сводках оперативной обстановки за прошедшие сутки по НКАО не зафиксировано правонарушений ни в одном
[стр. 135] Мятежный Карабах
из сел армянского подрайона Шушинского района. И сведений о задержании лиц, нарушивших Закон о чрезвычайном положении, тоже не отмечено.
Но тогда где же Жанна Галстян? Что с ней? Зорий Балаян, похоже, не выпускал из рук телефонной трубки. Его требования о немедленном расследовании незаконного задержания Жанны звучали все настойчивее. Первый утренний разговор с Робертом Кочаряном и Сержем Саркисяном свидетельствовал о том, что Жанна полк не покинула! А вот звонок в полк нас весьма озадачил. Командир полка подполковник Калиберденко заболел, его обязанности исполняет начальник штаба полка, который тут же признал, что гражданка Галстян при проверке паспортного режима в селе Киров Шушинского района была задержана и доставлена в штаб полка до выяснения необходимых обстоятельств. Обстоятельства эти уточняются. В полку будет находиться до особого указания. На вопрос о том, почему задержанная сразу не была доставлена на фильтропункт, начштаба полка не смог ответить ничего определенного. Он сослался на jo, что в проверке не участвовал. В настоящее время он выполняет приказ командира. Гражданка Галстян чувствует себя нормально, они вместе только что позавтракали. Беспокоиться за ее безопасность не стоит. Как только прояснятся некоторые детали, она, вероятнее всего, будет отпущена. На наше требование немедленно доставить задержанную на фильтропункт начальник штаба ответил отказом, на том основании, что он подчиняется только прямому начальству.
Конечно, мы могли принять экстренные меры. Например, через Коменданта РЧП забрать Жанну из полка, минуя фильтропункт, под свою ответственность. Но мы чувствовали, что в действиях военных был свой смысл. Они увезли Жанну из армянского села и тем как бы выполнили задание Баку. Но ни совесть, ни честь не позволили им пойти на поводу у заказчиков.
Вот и разыграло командование дивизии «Дон» задержание Жанны по своему сценарию. Кто-то из офицеров как бы перепутал маршрут и пункт назначения. Вместо шушинской тюрьмы Жанну Галстян привезли в штаб полка на «Сель[стр. 136] Виктор Кривопусков
маш». Время передачи ее азербайджанцам было потеряно. О задержании узнали законники из Следственно-оперативной группы МВД СССР, а значит, и Москва. В этой ситуации передать Жанну Баку было просто невозможно.
Во второй половине дня 17 декабря Жанну по нашему настоянию привезли на фильтропункт. Там ее со вчерашнего вечера ждал начальник фильтропункта капитан Григорян. Привез Жанну сам начальник штаба полка. Документов, сопровождающих задержание гражданки Галстян, у него не было. Составлять их на фильтропункте он отказался, так как не был свидетелем задержания. После препирательств между начштаба полка и начальником фильтропункта, официально зафиксированных в протоколе, а также после длительных телефонных переговоров обоих офицеров со мной, было признано необоснованным административное задержание Жанны Георгиевны Галстян. Нет рапортов на задержанную – значит, никого и не задерживали.
Поскольку вновь наступил вечер, а за ним и комендантский час, то по нашей просьбе начальник УВД НКАО генерал Ковалев поручил одному из поклонников таланта артистки – своему заместителю подполковнику милиции Анатолию Петровичу Голеву забрать Жанну с фильтропункта и доставить в город, домой. Мы, правда, опасались: как бы по дороге с фильтропункта, за которой, не сомневались, осуществлялось неусыпное наблюдение степанакертских подпольщиков, не произошло досрочное освобождение Жанны. Заодно могли разобраться и с подполковником Толевым. Но Роберт Кочарян твердо заверил, что провокаций не будет, он проследит за маршрутом сам. Так оно и случилось. Как потом нам с гордостью доложил подполковник Голев, Жанна Галстян, не доехав до своего дома, попросила остановить машину на известном всему городу нижнем кругу, сердечно поблагодарила его за свое освобождение и ушла в ночь.
…Прошло 12 лет, прежде чем автор этих строк впервые встретился лицом к лицу с персонажем своих дневниковых записей. Мы сидим вдвоем в небольшом ресторанчике в гористой части района бывшего завода «Сельмаш» города Степанакерта. Жанна Георгиевна Галстян подтвердила точность моих дневниковых воспоминаний. Узнав, что именно
[стр. 137] Мятежный Карабах
этот эпизод из ее длительного подпольного лихолетья будет отражен в моей книге, обеспокоенно спросила:
– Не рано ли рассказывать о совсем недавнем и роковом периоде нашей жизни? Когда еще свежи раны, и боль утрат, живы не только участники и свидетели, но виновники трагических событий. Когда все узнаваемо и не забыто.
Но потом быстро и уверено добавила:
– Нет, вы правильно сделали, что написали эту книгу именно сейчас. Она, по моему мнению, одним поможет глубже понять правильность или ошибочность своих поступков, а другим – разумно выбирать жизненный ориентир.
Я счастлива, что вижу вас и теперь знаю о тех смелых и благородных людях – российских офицерах внутренних войск и милиции, которые спасли меня от азербайджанских застенков. Большое спасибо им. Об этом будут помнить мои дети и внуки. А вам сейчас первому признаюсь, что тогда, при задержании, я была готова и к такому варианту. На груди у меня была спрятана граната. Я взорвала бы себя, если бы меня привезли в шушинскую тюрьму или в Агдам.
СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ В МОСКВУ
Правдивая шифровка о положении дел в Нагорно-Карабахской автономной области, отправленная в Москву, откровенно независимая позиция нашей Следственно-оперативной группы в расследовании преступлений на межнациональной почве в Районе чрезвычайного положения, решительное пресечение противоправных действий некоторых командиров и военнослужащих внутренних войск против армянского населения при проведении проверок паспортного режима – все это не замедлило сказаться на моих отношениях с руководством Республиканского оргкомитета в лице Виктора Петровича Поляничко и с комендантом Района чрезвычайного положения генералом Сафоновым.
Меня почти перестали приглашать на совещания Оргкомитета и Комендатуры РЧП. Офицеры штаба, приближенные к генералу, демонстративно подчеркивали официальность
[стр. 138] Виктор Кривопусков
наших служебных отношений. Другие – откровенно советовали не перечить некоронованным властителям Карабаха. Не допустят они здесь вольнодумства. Уберут под любым предлогом, да еще и служебную биографию испортят. Подтверждения этим пророчествам ждать пришлось недолго.
В пятницу тридцатого ноября 1990 года из министерства пришла телеграмма. Меня вызывали с отчетом о работе Следственно-оперативной группы. Почему с отчетом вызывали не руководителя СОГ МВД СССР полковника Гудкова, а меня, начальника штаба? Это был вопрос, скорее всего для любопытных. Посвященным было все понятно. В штабе комендатуры на этой основе откровенно намекали на мой досрочный отзыв из Карабаха и не без ехидства интересовались, скоро ли буду давать отвальный банкет? Полковник Гудков и генерал Ковалев подбадривали меня и обещали поддержку. Говорили, что если появится необходимость, они тут же прилетят в Москву. Помогали готовиться к предстоящему докладу. Я случайно узнал, что они в телефонных разговорах с руководством нашего Главка высказали немало добрых слов о моей деятельности.
В понедельник 3 декабря, прибыв на Житную улицу в МВД СССР, у меня не осталось никаких сомнений: вызвали для объяснений по поводу шифровки, содержание которой коренным образом противоречило сведениям о ситуации в НКАО и в прилегающих к ней районах, поступавшим ранее. Кроме того, Поляничко при встрече с министром внутренних дел СССР отрицательно охарактеризовал мою работу в Карабахе. Судя по всему, в лучшем случае меня ждал отзыв из карабахской командировки.
Однако привезенные в Москву материалы, подписанные полковником Гудковым и начальником УВД НКАО генералом Ковалевым, серьезно расширяли и углубляли шифровку. Содержание документов действительно противоречило сведениям, представляемым Комендантом РЧП генералом Сафоновым и руководством Азербайджана. И не учитывать новой правдивой и важной информации при решении межнациональных проблем Карабаха теперь было уже невозможно.
Материалы содержали не просто данные о преступности и сепаратизме, о возможном изменении демографичес[стр. 139] Мятежный Карабах
кой ситуации не только в НКАО, но в Азербайджане и Закавказском регионе в целом. Невольно напрашивались тревожные вопросы о сохранении геополитических интересов СССР и, в частности, об исконных исторических задачах российской политики на Кавказе. Трудно было не видеть, что с возможной потерей армянского Карабаха автоматически ослаблялась государственная безопасность Армении, а значит – возрастала роль Турции и натовских позиций на нашем южном рубеже.
Правда, подобные далеко идущие выводы позволялось иметь в виду, но не произносить вслух. Приходилось, например, умалчивать о прозорливых геополитических высказываниях Зория Балаяна и других политиков об особых видах и планах пантюркизма на роль Азербайджана в их реализации, в создании Великого Турана или Великого исламского халифата.
В моих архивных папках хранятся копии двух служебных записок, подготовленных мной за 1990 год: «Об активизации исламского фундаментализма в республиках Средней Азии и Азербайджане» и «О влиянии исламской религии на общественно-политическую и криминологическую обстановку в стране». Там отмечается, что «… Турция и Иран активно реализуют далеко идущие планы по усилению своего влияния в регионах Советского Союза, исторически связанных с исламом, в политических и экономических целях. Чрезвычайно тревожными и, пока не предсказуемыми по последствиям, являются попытки представителей «параллельного» ислама» (фудаменталистского и пантюркистского толка) приобрести в СССР официальный статус. В июле 1990 года в Астрахани прошел съезд духовных лидеров мусульманских общин, «заштатных» священнослужителей практически всех регионов СССР с распространением ислама, на котором было принято решение о создании «Партии исламского возрождения».
В качестве важнейшей задачи на съезде была выдвинута цель объединения всех мусульман СССР, создания новых организационных структур в исламе, отстранения от власти официальных органов управления как скомпрометировавших себя и «предавших интересы мусульман». Оче[стр. 140] Виктор Кривопусков
видно, что этот факт должен послужить основой для дальнейшего укрепления «параллельного ислама», усилить экстремистские тенденции в его развитии на базе панисламизма, пантюркизма и фундаментализма. Не случайно, именно в этот период появляется «Обращение» к М.С. Горбачеву председателя Духовного управления мусульман Закавказья (Думзак) А. Паша-заде, противопоставившего в нем «исламские ценности» «позорным действиям империи». Не думать об этом в тех условиях, когда при попустительстве, а, по сути, с благословления азербайджанских властей бесчинствующими толпами разрушалась техническая система охраны границы между СССР и Турцией в пределах всей Нахичеванской республики, было просто нельзя.
Еще один факт, касающийся нахичеванского участка границы СССР с Турцией. Оказывается, в Нахичеванской АССР у советских пограничников была своя пограничная полоса, на которой располагались заставы и другие технические системы ее обеспечения. А глубину пограничной зоны определяли республиканские органы власти. Так вот, решением Верховного Совета Азербайджанской ССР вся территория Нахичеванской АССР была превращена в сплошную пограничную зону. А это означало, что въезд без оформления дополнительного разрешения азербайджанских властей на территорию Нахичевани был запрещен. Естественно, армян туда практически не пускали. А ведь там жили не только их родственники, но находились могилы предков, жертв геноцида. С 1921 по 1990 год азербайджанские власти вели планомерное уничтожение армянских культурных ценностей VII-XIX веков, армянских церквей, монастырей, десятков тысяч надгробных хачкаров (крест-камней), представляющих мировое значение. Из 90 памятников армянской культуры, отмеченных в «Известиях Азкомстариса» (вып. 4, тетрадь 2. Баку, 1929) и в «Кратком путеводителе по наиболее известным памятникам древности и природы в Азербайджане» (В. Сысоев. Баку, 1930) к 1990 году остался один!
Я был убежден, что руководство нашего министерства и союзное правительство знают о подобных опасных тенденциях. Значит, предстояло как-то минимизировать ущерб, на[стр. 141] Мятежный Карабах
несенный неправильными действиями личностей типа В.П. Поляничко или генерала Сафонова, пренебрегавшими приоритетами советской геополитики и поставившими собственные частные интересы выше интересов страны. Конечно, им и азербайджанскому руководству было выгодно представлять ситуацию в Карабахе как банальный межэтнический конфликт и разрешать его привычным способом: выжигать, словно опасную заразу, силами внутренних войск. Только сложно стало не замечать, что решение межнациональных проблем в НКАО, порожденных многолетним проведением в жизнь корыстных планов Азербайджана, отдано целиком и полностью именно его руководству. Жесткие требования чрезвычайного положения выполнялись под диктовку Азербайджана, что еще в большей степени ухудшало положение армян в Карабахе: козлу доверили охранять капусту.
Если для полного выдавливания армян из Нахичеванской автономной республики (а они в 1917 году составляли сорок процентов, или 53,9 тысячи человек) Азербайджану потребовалось почти шестьдесят лет, то благодаря горбачевской политике «процесс пошел» куда энергичнее. Карабах же буквально за считанные месяцы должна была постичь участь Нахичевани. Нагорно-Карабахская автономная область, из территории населенной более чем на 70 процентов сугубо коренными армянами, должна превратиться в чисто азербайджанский регион.
19 июня 1989 года М.С. Горбачев принял шестерых народных депутатов СССР от Карабаха, а также Аркадия Вольского, первого секретаря Степанакертского горкома партии Валерия Атаджаняна, председателя Исполкома Облсовета НКАО Семена Бабаяна и председателя Степанакертского горисполкома Максима Мирзояна. На встрече присутствовали Председатель Правительства СССР Н.И. Рыжков и член Политбюро ЦК КПСС, курировавший силовые структуры, В.М. Чебриков. Тогда М.С. Горбачев наконец-то открыто признал существование карабахского вопроса и то, что он требует нестандартного и справедливого по отношению к армянам решения.
Позже, однако, не успев ничего сделать, Горбачев испугался глубины и силы происходящего процесса и тут же от[стр. 142] Виктор Кривопусков
казался от поисков на путях справедливости. Продекларировав лозунг о социализме с человеческим лицом, он не озаботился тем, чтобы общество обрело обогащенную идеями демократизма, гуманистическую систему ценностей, в данном случае – одинаково признающую все нации и народы. Именно равноправие всех граждан Карабаха, а не искаженное равенство по-социалистически, более того, по-азербайджански. Горбачеву, вкусившему в это время восторженный гул американских и европейских площадей и освоившему миссию Иисуса Христа, было не до того, чтобы разобраться с чаяниями маленького упрямого народа, который устраивал шум на весь мир, то и дело «обижал» большой и влиятельный Азербайджан…
Карабах первым остро, во всей полноте раскрыл ущербность национальной и межнациональной политики СССР, по сути – основы существования любого многонационального государства. Увы, глава нашего государства, состоящего из сотен народов и народностей, так и не нашел времени, а скорее – государственной, политической мудрости и храбрости побывать на месте, встретиться с народом, история которого глубокими корнями тесно связана с историей России, понять и решить его жизненные проблемы. Горбачевское руководство скатывалось к политиканству, не осознавая, что общество, основанное на дискриминации, насилии, враждебности народов друг к другу – не только несправедливо, но и не жизнеспособно, исторически бесперспективно. Теперь-то мы знаем, что Горбачев и его окружение оказались не способными и объективно решить ни одного проблемного конфликта и только привели великое государство к развалу.
Действовать же по-сталински – выселить целый народ в места не столь отдаленные – Горбачев уже не мог. А демократически разрешить конфликт оказался не способен. И чтобы снять с себя ответственность, решение карабахских проблем отдал на откуп Азербайджану, развязав руки Муталибову с Поляничко.
В моих дневниковых записях зафиксирован такой факт. После смены генерала Сафонова новый Комендант района чрезвычайного положения полковник Шевелев, выступая на
[стр. 143] Мятежный Карабах
Совете безопасности Азербайджана, позволил себе сделать несколько критических замечаний по поводу действий республиканского ОМОНа и руководства Оргкомитета по НКАО, которые явно не способствовали нормализации межнациональной обстановки. Тут же он был в грубой форме отчитан Муталибовым. После заседания никто из руководства республики даже не попрощался с новым Комендантом. Так полковник Шевелев оказался в черном списке противников азербайджанских шовинистов.
Моя подготовка к отчету у министра внутренних дел СССР была связана с большой аналитической работой. Сотрудники разных подразделений министерства оказали мне не только чисто профессиональную, но и большую моральную поддержку. Начальник нашего Главка генерал Воронов сосредоточил вокруг меня лучшие свои силы. Но больше всего меня опекали два полковника: мой непосредственный начальник и друг Анатолий Середа и начальник первого отдела, мы тогда его уважительно называли «наш начальник штаба» – Александр Чекалин, который в последствии стал Героем России, генерал-полковником и первым заместителем министра МВД России. Особенно ценной оказалась помощь советника Министра внутренних дел СССР, доктора экономических наук полковника Валентина Михайловича Кузнецова и первого заместителя управляющего делами МВД СССР генерал-майора внутренней службы Николая Яковлевича Некрылова.