А когда все в доме утихло, взялся за телефон.
Выяснил, что Кнопку выпишут послезавтра. Впрочем, что с ней, что без нее – порядка не будет. Тем более Нина Васильевна слаба, щадящий режим, да и в послеродовую депрессию наверняка скатится.
Томский может бушевать сколько хочет, что не потерпит в доме посторонних людей. Но без няни сладкая парочка младенца банально угробит.
К счастью, искать по знакомым или обращаться в агентство нужды нет. Двоюродную сестру Галку – будто по заказу! – сократили с работы. И муж ушел.
Пока что Сева помогал Галине сам, но испытывал тихое раздражение: «С какой стати?»
И вот – чудесный способ одним махом разрешить две проблемы.
– Галюня, – строго обратился Сева к сестре, – няней пойдешь? Человек богатый. Сколько платить станет? А сколько я скажу – столько и станет. Не волнуйся. Будешь жить как в раю.
* * *Наши дни
Болгария
Не врут врачи: прогулки утром вдоль моря полезны. Особенно когда удается засечь ничего не подозревающую соперницу за откровенными пакостями.
Ларисе даже стало жаль мужа – наивного пожилого глупыша. Снял своей полюбовнице шикарный дом и на что, наивный, надеется? Что молодая красотка будет все лето сидеть на пляже? В руках книжечка, рядом играет дочка?
Однако не прошло и половины июня, а ребенок – неизвестно где. А сама мамзель активно кокетничает на корте. Куда, интересно, пойдут после матча? Судя по разгоряченным взглядам, которыми обменивалась парочка, наверняка в нумера.
Лариса даже пожалела, что не стала следить за игроками, а поспешила в гостиницу.
Впрочем, осознание, что соперница села в лужу (да в какую!), придало женщине небывалых вдохновения и сил. Компьютер сейчас словно часть ее существа, встроен в мозг, полностью подвластен и подконтролен.
И получается – все.
Вот тебе и «умный дом». Вот тебе и хваленая («Взлом невозможен ни при каких обстоятельствах») защита!
Ровно в полночь экран высветил: «Ворота отперты, сигнализация отключена».
Лариса прямо растерялась. Так быстро?..
Она отошла от компьютера. Встала у окна. Нервно забарабанила по стеклу. Слишком внезапно сбылось желание, и женщина, вместо того чтоб ликовать, слегка растерялась.
…А программа-взломщик продолжала работать и уже через четверть часа порадовала новой плашкой: «Камеры не работают, дом открыт».
И Лариса начала лихорадочно натягивать джинсы. Чего тут сомневаться, когда добыча сама в руки идет?!
* * *Юна
День получился странный, нервный, счастливый. Я боялась, что ночью начну сомневаться, каяться и страдать. Но, неожиданно для себя, крепко уснула.
Разбудил меня нежный переливчатый звук.
«Птица?» – сквозь сон подумала я.
Перевернулась на другой бок и накрыла ухо подушкой.
Но приятная то ли песня, то ли мелодия продолжала звучать, и я села в постели. Часы на тумбочке (в ночное время экран у них всегда темный) сейчас мигали зелеными цифрами: «1.52».
Что за чертовщина? Очередное восстание машин?
Или – я тревожно спустила ноги с кровати – что-то с Маришкой и Дом меня предупреждает?
Накинула халат. Машинально отметила: свет в комнате – несмотря на то, что началось движение, – не включился. Лишь в коридоре горел – но еле-еле, тускло.
Я примчалась в дочкину комнату. Маришка уютно свернулась калачиком, дышала легко, улыбалась во сне.
Я тихонько вышла. Как только закрыла за собой дверь, опять раздалась давешняя переливчатая мелодия. Пока я была в своей спальне, казалось, ее издают часы. Но сейчас музыка доносилась откуда-то снизу.
Я быстро сбежала по лестнице на первый этаж и поняла: песенка играет в мониторной.
В сердце кольнул страх. Кто-то вошел на территорию? Но Манол обещал мне в подобном случае яркий свет на участке, сирены, собачий лай и немедленный вызов полиции. Однако сейчас все кругом тихо. Музычка о каких-то неполадках в электронике предупреждает?
– Ну, тут от меня, милый дом, толку мало, – пробормотала я.
Но в мониторную вошла. И сразу увидела: светятся сразу четыре экрана. Все они показывают участок. На первый взгляд все во дворе мирно. Однако внизу каждого экранчика мерцает тревожная надпись: «Ворота отперты, сигнализация отключена».
Я вцепилась в столешницу. Руки дрожали. Где обещанная тревога? Где охрана или полиция? Вызывать ее, как тут говорят, мануально? Но каким образом? Манол не объяснил, сказал, если что – система сама сработает.
Или это просто очередной электронный глюк?
Я до рези в глазах вглядывалась в экраны и не видела никого.
Но вдруг показалось: за спиной что-то скрипнуло.
Я в ужасе обернулась. Никого. Но в коридоре что-то щелкнуло… а потом зашелестели шаги.
Первым желанием было метнуться под стол, схорониться. Молить всех богов, чтобы меня не заметили. И я уже бросилась прятаться. Но тут в голове стрельнуло: «Очнись, мамаша! У тебя дочь!»
Страх лично за себя немедленно улетучился. Я пулей выскочила из мониторной – и нос к носу столкнулась с женщиной.
В коридоре немедленно – будто театральную мизансцену готовили – полыхнул яркий свет.
– Лариса… – пробормотала я.
И отступила. Инстинктивно. На ней плащ. Летом. Зачем? У нее оружие?! Кому она хочет мстить? Только мне? Или беззащитной Маришке?!
Бежать – наверх, к дочери? Или нападать первой?
Лицо у Ларисы злое. Но какое-то… слегка неуверенное. Словно еще не решила, не поставила запятую в сакраментальном: «Казнить нельзя помиловать».
И я сама не поняла, как с языка сорвалось:
– Чаю хотите?
У меня и мысли не было, что она согласится. Просто хотела ошеломить, выбить из колеи.
Цели, может, и не достигла, но, по крайней мере, Лариса не схватилась за пистолет и не кинулась на меня с кулаками – прямо сейчас.
А пока она не решила, что делать, я торопливо начала:
– Лариса, просто замечательно, что вы пришли, я давно вас искала, хотела поговорить.
Она не сводила с меня глаз, и я затараторила еще быстрее:
– Я никогда не хотела отбивать у вас мужа.
– Да неужели? – Ее первая, исполненная горькой иронии реплика.
– Но вы ведь сами видите: он на мне не женился. За столько лет! Он предан вам, предан детям. И не хочет развода. А я… я тоже поняла, что нельзя разбивать чужую семью.
– Ты родила от него дочь. Восемь лет назад. – В Ларисином голосе звучало искреннее презрение.
– Да. Я сволочь и гадина. Я была не права. Так получилось. Но, видит бог, я раскаиваюсь. И весь последний год пытаюсь уйти от Максима. И ушла бы. Но у дочери нашли астму, и мы…
– Слушай, хватит, а? – тоскливо оборвала Максова жена.
– Нет, не хватит.
Я говорила и постепенно перемещалась спиной к лестнице на второй этаж. Закрывала своим телом дорогу к Маришке.
– Я действительно теперь хочу жить своими силами, своим умом. Я… я встречаюсь с другим мужчиной! И Макс об этом знает. Я сегодня ему рассказала…
– Я – рассказала, – со значением поправила Лариса.
– И правильно сделали, спасибо вам огромное, я сама просто не решалась! Мы с Максом правда расстаемся. Я очень виновата перед вами, но клянусь: сейчас между нами все кончено. Я больше на пушечный выстрел к нему не подойду. И не возьму у него ни копеечки!
– А чего тогда здесь живешь? – рявкнула Лара.
Отлично. Уже не чистая агрессия, а почти диалог!
Принять максимально простушечный вид:
– Но глупо съезжать, когда арендная плата не возвращается. А у дочки все равно каникулы…
Лицо женщины исказил гнев. Похоже, не верит она мне ни на грош.
Убивать, наверно, не станет. Но выцарапать мне глаза ей хочется чрезвычайно, я это видела.
И вдруг спасительным колоколом грянул звонок.
– Кто это? – Лариса неприкрыто растерялась.
– Я успела вызвать охрану, – не моргнув глазом соврала я.
И пока она растерянно озиралась, нажала на клавишу домофона, радостно закричала:
– Да, все открыто! Проходите!
Ее глаза заметались:
– Этого не может быть! – выкрикнула она.
– Почему же не может?! – усмехнулась я. – Здесь серьезная система охраны. Странно, что вы вообще смогли попасть в дом.
Домофон подмигнул зеленым огоньком, мужским голосом сообщил:
– Это Манол. Я могу войти?
– Конечно! – не скрывала своего счастья я.
На Ларису теперь было жалко смотреть.
Мы расстанемся врагами. Не хотелось бы.
И когда Манол вошел в прихожую, я торопливо заговорила:
– Я очень извиняюсь, что вас побеспокоила. Но видите ли, в чем дело. Ко мне приехала знакомая, и она совсем запуталась во всех этих «умных» штучках. Вышла во двор, когда дом стоял на охране, попыталась открыть ворота. Вот к вам вызов и поступил.
Мы расстанемся врагами. Не хотелось бы.
И когда Манол вошел в прихожую, я торопливо заговорила:
– Я очень извиняюсь, что вас побеспокоила. Но видите ли, в чем дело. Ко мне приехала знакомая, и она совсем запуталась во всех этих «умных» штучках. Вышла во двор, когда дом стоял на охране, попыталась открыть ворота. Вот к вам вызов и поступил.
Мужчина окинул нас обеих подозрительным взглядом. Буркнул:
– У меня есть видеозапись. Ваша гостья входила снаружи. Но сигнал тревоги почему-то не прозвучал, хотя дом стоял на охране. Хорошо, что есть система двойного контроля. Тревожная кнопка сработала позже, когда открылась входная дверь…
Лариса стояла столбом. А я продолжала тараторить:
– Ваша электроника все напутала. Она не вламывалась сюда, она, наоборот, хотела выйти. Ей просто срочно надо в Агатополис, у нее там встреча. О, кстати! Вы ведь все равно сейчас в город едете? Захватите ее, пожалуйста, с собой. Мы обе будем вам очень благодарны!
В коридоре на тумбочке очень кстати я вчера вечером оставила кошелек. Сейчас вытянула оттуда сто левов, сунула Манолу в карман.
Сервисмен пожал плечами, молвил саркастически:
– Ладно, мне не сложно. Сначала приехать по тревоге. А потом – отвезти человека на встречу. В половине третьего утра.
Махнул Ларисе:
– Пойдемте.
Она растерянно последовала за ним.
Я не сводила с монитора глаз, пока машина Манола не выехала и не включилась плашечка: «Ворота заперты, сигнализация включена».
А потом опустилась на колени. С чувством произнесла:
– Спасибо тебе, чудесный, замечательный, самый лучший в мире дом!
* * *Лариса яростно бросала в сумку свои вещи. Пусть болгарин уверял, что самолеты начинают летать только в семь утра, она поедет в аэропорт прямо сейчас. Она не может ни минуты больше оставаться в этом мерзком городишке и в этой гостиничке.
Ее обманули. Просто посмеялись над ней, и все.
Ей позволили поверить, что программа-взломщик работает.
Дали пройти по участку, открыть входную дверь. А потом – щелкнули по носу.
Лариса не сомневалась: Максова полюбовница глубокой ночью будет мирно спать. Но та встретила ее во всеоружии. Загодя вызвала охранника. А пока тот ехал, пудрила мозг: «Я бедная овечка, невиноватая! Он сам пришел!»
Да еще напоследок в благородную сыграла. Хотя запросто могла ее сдать.
В итоге ни эффекта неожиданности, ни красивой сцены. А убивать соперницу Лариса была не готова. Не потому, что добрая. Из-за сыновей. Каково мальчишкам будет, если ее посадят?
Собственная гордость уязвлена максимально. Восторжествовать над соперницей не удалось. Взломать «умный дом» – тоже.
Что оставалось?
Только убегать и пока что зализывать раны.
Ну а потом она решит, как поступить дальше.
Но худеть – для Макса! – и танцевать для него стриптиз Лариса точно не станет никогда!
* * *Девять лет назад
Семья Томских покидала Москву. Навсегда.
Михаила сей факт почти не волновал. Зато Кнопка с Леночкой прощались с городом – азартно, увлеченно, со вкусом. То в зоопарке они, то на ВДНХ, то на Воробьевых горах. В последний раз. То есть, конечно, в крайний.
А сегодня вечером в Большой театр собирались.
Юная Леночка перебрала с десяток пар туфель – чтобы обязательно подходили к платью. И даже накрасила себе ногти. А когда Кнопка начала возмущаться, что в восемь лет красный лак – это полное безобразие, девочка немедленно прибежала к папе – жаловаться.
Ни один человек в мире не смел врываться к Томскому в кабинет. Но дочери позволялось все.
Михаил оторвался от компьютера, выслушал дочку. Позвал жену, вступил с ней в дипломатические переговоры. Тянулись они долго, но завершились убедительной победой программиста. Нина Васильевна больше не ругала второклассницу-дочь. Больше того, она и себе сделала маникюр. А также уложила волосы и выщипала брови.
– А вы прям почти красивая, – милостиво похвалила домработница, Галина Георгиевна. (Она с хозяйкой была без церемоний.)
Томский любовался своими девочками. И почему-то страшно не хотел отпускать их одних. Именно сегодня. Даже заикнулся:
– Может, в другой раз сходите?
Но те возмутились.
– Папа, ты, конечно, велик. На афишу ради тебя пока не переписывают, – съехидничала дочь.
И Кнопка ей в унисон:
– Миш, да ты что?! Я за этими билетами два часа в очереди отстояла!
Подошла, обняла, сбавила тон:
– Почему ты не хочешь, чтобы мы шли?
Томский растерянно улыбнулся. Пробормотал:
– Сам не знаю. Я просто очень за вас беспокоюсь.
Леночка немедленно забралась к нему на колени, начала убеждать:
– Пап, но мы ведь идем в главный театр страны! Там Кремль напротив и президент совсем рядом. Что с нами может случиться?
Михаил и сам понимал: он ведет себя глупо. Чего опасного, если жена с дочкой сами сходят на выпускной концерт хореографического училища?
Но ничего с собой поделать не мог.
Чем больше девочки упорствовали, тем сильнее тревога пропитывала все его существо, въедалась в кровь, точила мозг. Казалось: именно сегодня, чудесным июньским днем, случится что-то непоправимое.
«Да что за бред? – говорил он себе. – Возьми себя в руки, несчастный психопат!»
Но трудно успокоиться аутотренингом, когда нервы постоянно на взводе. И дела идут все хуже и хуже.
Его пока еще называли гением. Брали интервью, приглашали в ток-шоу (иногда, под нажимом Севы, он соглашался, шел).
Их фирма продолжала снимать офис в дорогом бизнес-центре. К Михаилу даже, бывало, подбегали восхищенные геймеры или юные программисты, брали автографы.
Но выгодных или хотя бы интересных заказов они не получали давно. А безделушки, что исправно выбрасывались на рынок, продавались все хуже.
Когда-то, после своих побед на международных олимпиадах, Томский считался едва ли не первым и, несомненно, лучшим программистом страны. А теперь задыхался в толпе безликих, но многочисленных конкурентов.
Рынок компьютерных игрушек – как горшок с кашей из рассказа Носова – выходил из берегов, растекался, изгаживал все вокруг. Сотни, тысячи одинаково примитивных стрелялок и бродилок расползались по России.
И продукция фирмы Томского ничем не выделялась – наоборот, тонула в серой массе.
Но враги не просто теснили с рынка. В соцсетях, в прессе развернулась гадкая пиар-кампания. То тут, то там проскакивали явно оплаченные статейки. Что игрушки Томского сложны в установке, долго грузятся, занимают непомерное количество памяти.
И доля правды в утверждениях врагов, увы, имелась.
Компьютерная игра (как и любое произведение искусства) получается гениальной, если ты вложил в нее всего себя.
Но Михаил всегда недолюбливал программирование. А сейчас искал любой повод, чтобы тупое занятие отложить. Увильнуть от него. Или сварганить что-то очень быстренько, лишь бы отвязались.
Не до игрушек ему сейчас.
Пять лет назад их семья наконец начала в Болгарии «стройку века». И Томского полностью захватило новое занятие – сделать чудо-жилище, самый необычный, самый лучший дом в мире.
Работать в команде – вместе с любимыми женой и дочкой – ему неожиданно понравилось. Куда интереснее оказалось, чем в гордом одиночестве просиживать за компьютером.
Кнопка с Леночкой обожали летать в Болгарию, болтаться по стройке. Постоянно рвались помогать рабочим. Нина Васильевна выносила строительный мусор, очень ловко клеила обои, аккуратно, по линеечке, выкладывала паркет. А крошка-дочурка однажды увидела в строительном супермаркете маленькую, в десятую долю от обычного размера, плитку, загорелась: «Хочу такую себе в ванную! Только я сама, сама все сделаю!»
И ведь выложила – пусть криво-косо, зато собственными руками. Томский не терпел неаккуратности, но творение любимой дочери переделывать не велел.
…Когда в их любимом доме стало можно жить, Михаил потерял голову окончательно. При любой возможности рвался в Агатополис. Только там, в доме-корабле на обрыве, он чувствовал себя спокойным и счастливым.
Друг Сева до поры с пониманием относился к причудам гения. Соглашался: программист – не слесарь, его работать от звонка до звонка не заставишь. Да и с чего было беспокоиться, если игрушки Томского установлены были, без преувеличения, в каждом компьютере страны.
Но когда их начали выдавливать с рынка – Акимов занервничал.
Сначала искренне старался создать Михаилу максимально комфортную атмосферу для творчества. Придумать для друга мотивацию. Раззадорить.