– Связи не будет, пожалуй, до утра... – предполагает майор.
– Почему?
– Пурга отступит не сразу... Стихнет, но не отступит. Ветер видишь какой затяжной... Не порывистый, я длинный... С моря поднялся, паруса надоели...
– Значит, нам до утра бегать...
– Значит, бегать... – соглашается Сохно.
В это время впереди трижды дёргают канат.
– Новости... – говорит подполковник негромко. Майор его слышит. Плечо к плечу они спешат к ведущему.
Полковник сверяется с картой. Значит, пришли к дому в долине. Туда, куда и шли. Сюда же шли боевики. Сколько у них сил?
– Погода самая подходящая для захвата... – Сохно даже улыбается. – Хоть песни пой, за стеной спать будут... Если часового не выставили...
– Выставили...
Парамоша смотрит сквозь оптический прицел «винтореза», включив прибор ночного видения. Пурга мешает прибору, обладающему инфракрасным зрением, гораздо меньше, чем глазу. Согрин поднимает к глазам бинокль. Через свой бинокль смотрит Разин.
Но оба через минуту бесполезных усилий опускают «оптику». Бинокль не помогает.
– Был там человек... За угол зашёл... – продолжает комментировать Парамоша. – Я хорошо рассмотрел... Секунды три в прицеле был...
– Надо было стрелять! – говорит Сохно.
– А если это не они?
– Значит, там другие боевики...
– Кстати, рядом с крыльцом конура...
– А собака?
– Не видно...
– Всё, – убрав бинокль в жёсткий пластиковый футляр, решает Согрин и оглядывает собравшуюся группу, чтобы отдать команду. – Рассредоточиваемся веером. Сохно, Паутов – разведка. Снайперы, прикрываете разведчиков. Дистанция от разведчиков до группы тридцать метров... На десять метров перед группой арбалетчик... Ищи собаку... Фланги, как всегда, перекрывают пути отхода. Опережение флангами разведки – двадцать метров. Осторожнее при стрельбе. Во-первых, друг друга контролируйте. Во-вторых, пленников... На позицию... Фланги первыми... Пошли...
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
1
Азиз протягивает руки к огню – давно уже согрелся, а руки всё равно к огню тянутся... Словно желают в себя вобрать как можно больше тепла, про запас, на несколько дней. Что ни говори, он южный человек... Он – сын пустыни, той самой легендарной и сказочной пустыни, где можно обжечься о песок, если пойдёшь по нему босиком. Но такие испытания Азиз переносить умеет. Здесь же, в Чечне, ему гораздо тяжелее. Но теперь уже можно сказать: было тяжелее... Всё... Он решил! Окончательно... Никаких холодов! Пора домой... В жаркие края... Надо воспитанием детей заниматься, а не ползать по пещерам в неведомых краях неизвестно ради чего. Заработал неплохо за эти годы. И этого хватит... С него хватит... Тем более что его отряд, так трудно и так долго создаваемый, отнявший у него много сил, – не погиб, а принесён в жертву во имя чужих интересов. Азиз не желает подчиняться чужим приказам. Он уходит... Уходит отсюда... И не вернётся больше...
Ворочается собака, лежащая у двери. Приподнимает голову с коротко обрезанными ушами. Слушает, что происходит за толстой дверью. Человеческое ухо ничего не может услышать там, где шумит только ветер. Азиз сам напрягает слух – бесполезно... Но всё же он настораживается. Нет... Большое животное успокаивается, уложив тяжёлую голову на толстенные лапищи. Успокаивается и Азиз. Он верит слуху животного, которому даже пурга не в состоянии помешать.
Собаку пожалел хозяин, впустил в дом, хотя место такому здоровенному псу во дворе. Но в такую пургу собаку жалко. Люди только себя, как и других людей, не умеют жалеть. Не пожалел Талгат парней, за которыми пришёл, увёл их в пургу. Не пожалеет оставшихся с ним троих арабов, людей пустыни. Поднимет и поведёт... Вот уже скоро... Они так же плохо переносят пургу, как и он, но жалеть сейчас нельзя, потому что подполковник Разин своих тоже не пожалеет, поведёт в преследование.
Опять Разин, как восемнадцать лет назад... Азиз так мечтал встретиться с ним и доказать, что он всё же сильнее, что он многому научился за эти годы и не уступит, как и не простит прошлого... А встреча оказалась такой... Опять победил Разин... Он опять оказался сильнее и уничтожил отряд Азиза, один из самых сильных отрядов среди всех, работавших в этих горах. Только три человека осталось с командиром. Но и этих троих не он вывел, а Талгат, а это равнозначно тому, что их вывел сам Разин...
Ведь даже Талгат... Он тоже участвовал в том, произошедшем восемнадцать лет назад унижении. Талгат опять пришёл сюда командиром. Опять указывал ему, Азизу, как себя вести, он использовал его с тем, чтобы бросить в самый опасный момент. И ради чего бросить? Ради тех мальчишек – двух хилых евреев и одного ни на что не пригодного русского, Азиз не знает, зачем нужны эти мальчишки Талгату, и даже узнать не пытается. Должно быть, это пешки в чьей-то большой игре. В любой шахматной партии надо уметь жертвовать ферзём, если имеешь возможность сделать пешку проходной. И только случай, что ферзём, принесённым в жертву, оказался отряд Азиза... Но Азиз принимает происшедшее спокойно. Более того, он в глубине души даже рад происшедшему. Пока был у него такой сильный отряд, он не мог его бросить и уехать домой. Сейчас отряда нет... Значит, его здесь ничто уже не держит...
* * *Талгату приходится стать грубым и злым, когда он поднимает своих подопечных. Они никак не желают проснуться, и он одаривает каждого парой болезненных пинков по рёбрам. Поднимает, заставляет одеться и выйти из дома. Два часа человеку вполне хватает на восстановление. Больше двух часов – трудно будет вернуться к прежнему пути и ритму передвижения. Мышцы начинают болеть и отказываются повиноваться. Это давно проверено и испытано не только на себе, но на многих бойцах и в спецназовские годы, и в годы домашней войны против спецназа.
– Закончишь здесь, приезжай ко мне в Карак[37], отдохнёшь на берегу Мертвого моря[38]. Там очень хорошие воды для лечения старых ран. Я буду рад тебе... – говорит на прощание Азиз.
– Мой дом в Лондоне всегда открыт для тебя... – традиционно отвечает Талгат. – Я не англичанин, поэтому люблю гостей.
На этом и расстаются.
Талгат показывает компьютерщикам направление движения – ошибиться невозможно, сразу за углом дома между елями начинается естественная природная просека, образованная каменным языком, сползшим с горы в далёкие неведомые времена, когда гора была горячей. А сам с некоторым беспокойством останавливается, оборачивается и пытается всмотреться в недалёкий склон противолежащей горы, откуда они совсем недавно пришли. Так стоит он почти минуту. Но смотреть против пурги бесполезно, знает он, глаза сразу забивает снегом, сечёт до боли. Увидеть ничего не возможно... Он не видит, но не это для Талгата главное. Он – ощущает... Ощущать он научился давно... Там, в Афгане... Когда стоял в темноте... Двое суток... Не имея возможности выпрямиться или сесть... И считал секунды... По секундам отсчитывал двое суток... До времени, когда надо взрывать фугас, чтобы дать спасение Сохно и радисту... Это невозможно – так считать... И он, конечно же, сбился со счёта... Наверное, он и на часы смотрел в темноте, подсвечивая себе фонариком... Но сейчас кажется, что он считал секунды... двое суток по секундам... Сорок восемь часов по секундам... Две тысячи восемьсот восемьдесят минут по секундам... Сто семьдесят две тысячи восемьсот секунд... Каждая секунда – удар человеческого сердца... Стоять и считать... Успокаивать сердце, чтобы не волновалось... Иначе секунды пойдут быстрее, и взрыв произойдёт раньше... Вот тогда, наверное, Талгат и научился чувствовать. Он не по времени, не по отсчёту секунд производил взрыв... Только по чувству...
И потому сейчас знает твёрдо – зря Азиз так спокоен... Талгат чувствует, что Разин и Сохно скоро будут здесь... Это чувство, которое называют «шестым» или просто интуицией.
Талгат разворачивается и быстро догоняет парней. Он совсем не боится остаться один против троих. Не способны они к сопротивлению. Даже если бы не были так измотаны дорогой в пурге, всё равно не способны бы были противостоять ему.
Сейчас надо только одно – подняться на склон, по старой, пусть и занесённой пургой тропе пройти около пяти километров и свернуть на другую сторону, на склон, скрытый от ветра и снегопада вершиной. Талгат хорошо знает, как «гуляют» среди этих гор ветры. Пурга уйдёт прямо. Туда, где не мешают ей хребты и вершины. Она всегда выбирает более лёгкий путь. А он уходит за боковой склон, он там прячется и уже в спокойной обстановке преодолевает ещё три километра до дороги. Там спрятана среди деревьев машина. Навесом прикрыта. Мансур к их приходу уже подготовит «Ниву» к дальнейшему пути. Прогреет двигатель, выедет ближе к дорожному полотну, чтобы можно было сразу отправиться в дальнейший путь. И ещё Талгат знает, что пурга не тронула эту часть дороги. Другие дороги, более оживлённые, она хорошенько заметёт. Она заметёт и эту дорогу, но дальше, там, где начнутся блок-посты. И когда их остановят для проверки документов и взимания обычной платы в сто баксов, солдаты на блок-посту ни за что не подумают, что эта «Нива» успела за короткий срок преодолеть почти сто двадцать километров по занесённой дороге. Они не знают гор. Они будут думать, что дорога занесена везде одинаково. Два блок-поста пройти... А там свернуть в село, заехать в один из дворов и приказать хозяину выйти в эфир. И сразу же за ними вылетит вертолёт, который ждёт на небольшой площадке в горах... Вертолёт украшен знаком красного креста в белом круге. Это хорошая маскировка. На санитарную авиацию военные обращают мало внимания...
А ещё через три часа они покинут Чечню и вообще Россию и вылетят на место...
Первый этап операции можно будет считать завершённым.
2
– «Волга», я «Рапсодия», слышишь?
В эфире только треск, хотя «Волга» стоит в пяти шагах от «Рапсодии» и отрицательно качает головой.
Плохо, что не работают «подснежники». При подобном захвате, когда предельно ограничена видимость, очень удобно было бы осуществлять связь и руководство операцией через эти миниатюрные, не мешающие в обычной деятельности наушники и микрофоны. Теперь придётся действовать по старинке, как воевали когда-то ещё в Афгане. Кто постарше, те к такому привычны. Молодые офицеры могут без связи плохо ориентироваться. Тем не менее надо действовать, и действие уже началось.
Первыми растворяются в пурге фланги. Два человека справа, два человека слева. Медленно исчезают, потому что осторожно передвигаются, прячась за деревьями издали. Плохая видимость – да, но вдруг окажется какой-то просвет в снежной круговерти, и именно в этот просвет кто-то в доме надумает в окно выглянуть... Фланги заходят дальше всех, чтобы обхватить дом и отрезать возможность бегства обитателей. Конечно, неизвестно, здесь ли боевики и их пленники. И вообще – были ли они здесь... Они могли пройти мимо, другой стороной. Но, если знают, куда идут, то должны зайти хотя бы руки и ноги отогреть. А они скорее всего знают. Сохно правильно заметил, что в кроссовках пленники по такому снегу долго ходить не могут. Им необходимо где-то ноги согревать. Должны, обязаны в дом зайти, судя по тому, какой путь на склоне они выбрали – уверенно и целенаправленно, судя по тому, что знали даже расположение грота и там делали краткосрочный привал... Просто не имеют возможности оставить без внимания этот дом...
Согрин с Разиным наблюдают. Стоят рядом.
Перед выходом оборачиваются Сохно с Паутовым. Они чем-то схожи внешне, хотя Паутов физически крупнее и мощнее телом. Но тоже, как и Сохно, в эти минуты похож на кошку, подкрадывающуюся к мышке. Обмениваются знаками, жестикулируя. Как глухонемые. Но это не язык глухонемых. Согрин обучал свою группу языку глухонемых ещё во время работы во Вьетнаме. Сейчас, вместе с командиром, от той группы остались только Сохно и Кордебалет. Ещё один – капитан Макаров – потерялся где-то в Югославии, где командовал отрядом славянских, да и прочих, добровольцев из разных стран[39]. Интернациональный спецназ. Потом готовил сербских спецназовцев, разрабатывал для них программы тренировок. Что с ним произошло после смены власти в стране – неизвестно. Остальные погибли не просто в разных странах, а на разных континентах.
В группе Разина язык глухонемых не понимают. Здесь народ помоложе, они уже привыкли обходиться коротковолновой связью. А как сейчас сгодилось бы это умение... Надо было послать вместо Паутова Кордебалета, но тогда подполковник может обидеться, посчитает, что его людям не доверяют.
Арбалетчик группы Разина идёт почти следом за разведчиками. Но если они заходят с флангов, охватывая дом с двух сторон, то он идёт по центру, высматривая возможное появление собаки. «Винторез» хорош против человека, даже прикрытого бронежилетом[40]. Но собаку он без проблем прошивает навылет так, что она даже не сразу замечает ранения и может продолжать атаку. Если ранение серьёзное, собака начинает выть и поднимает тревогу. Арбалетный болт же не хуже пули справляется с бронежилетом, особенно с кевларовым, но собаку убивает сразу и почти без звука. Потому арбалетчик для отдельных операций бывает необходим.
Следом за арбалетчиком выходят точно так же, как разведчики, с двух сторон, снайперы. Чехлы прицелов сняты. Включены приборы ночного видения, позволяющие в такую погоду видеть всё же лучше, чем через простой прицел или через бинокль. Снайперы время от времени останавливаются, присматриваются через прицелы к дому. Осторожность полная. Шаги выверены, дистанция соизмеряется с препятствием или укрытием.
Всё правильно. Всё идёт в соответствии с правилами обычного захвата. И теперь в соответствии с теми же правилами выступают основные силы в лице двух командиров. Правда, при обычном захвате основных сил бывает побольше. Но это уже издержки момента. Оба не сомневаются, что сил для захвата достаточно.
Не слышно традиционного снежного скрипа. Снег всегда скрипит под ногами. Но сейчас этот скрип уносится ветром и смешивается с непрерывным гулом. Одно плохо – ветер дует в сторону дома. Если там собака, неслышный для идущих людей скрип снега от собственных шагов может достичь ушей собаки, и она-то разберёт, что это за звук...
* * *Азиз сидит на полу перед очагом, вытянув ноги и руки, подкладывает в огонь ещё одно полено, самое тоненькое, наполовину расщеплённое. Такое быстро займётся пламенем. Командир уже одет и собран, потому что встал раньше всех – обуться только пока ещё не пожелал, пока трое его товарищей собираются. Очень не хочется уходить от огня, но уходить придётся. И надо напоследок набрать тепла в ладони и в ступни. Азиз знает, что руки и ноги быстрее всего набирают тепло, гораздо быстрее, чем это может сделать тело, а тепло из конечностей переходит внутрь организма тоже достаточно быстро. Он поднимается, смотрит на товарищей, уже почти одетых, и ищет взглядом свои башмаки на толстой тяжёлой подошве, специальные горные. И в это время слегка рычит собака. Азиз замирает, смотрит на пожилого хозяина дома.
Тот сидит у окна на скамейке, сколоченной из толстых досок. Пытается выглянуть за стекло, но видно плохо. Мало того, что за окном не прекратилась, хотя и поутихла снежная круговерть, ещё и само стекло почти закрыто морозным узором – ничего не разберёшь.
– Кто-то идёт? – спрашивает Азиз с лёгкой тревогой в голосе.
– Кто его знает... – отвечает хозяин. – До вашего прихода трижды так было... зарычит, я выхожу, знаю, что Талгат подойти должен... Никого...
– Выйди... – говорит Азиз.
Хозяин неторопливо поднимается, суёт ноги в ту странную обувь, которую русские зовут валенками, и выглядывает за дверь. Присматривается, прислушивается.
– Никого нет... И не видно ничего... – хозяин закрывает дверь торопливо, потому что ветер со снегом врываются в дом.
– Выпусти собаку... на случай... – строго приказывает Азиз.
– Какой ты... – недовольно ворчит хозяин. – Собака не больше твоего пургу любит...
Но всё же открывает дверь и валенком выталкивает большую кавказскую овчарку на веранду. Та огрызается, ворчит, но выходит. Слышно, как сначала стучат по дереву отросшие за зимнее время когти. Собака спускается с крыльца. Наверное, решила перебраться в свою будку.
Азиз внимательно слушает. Нет, собака не лает. Только после этого обувается и берёт в руки автомат.
– Да укажет Аллах вам дорогу... – говорит хозяин на прощание.
Азиз открывает дверь. Настороженно осматривается. Ему показалось, что взвизгнула собака. Нет... Собаку даже не видно... Наверное, у двери такой пронзительный голос...
Он поднимает руку и даёт знак. Все четверо выходят, хозяин ждёт несколько секунд, потом чмокает губами, призывая в дом собаку. Она не идёт... Азиз обратил бы внимание на это, но он уже отошёл на несколько шагов от веранды, и в ушах у него свистит только ветер.
И в это время он чувствует какое-то движение за спиной. Он знает, что там трое его товарищей. Но они не должны делать шумных движений, таких, которые он почувствует. Азиз оборачивается резко, вскидывая автомат и одновременно опуская предохранитель, и в это время получает удар кулаком в лоб. Он падает навзничь, автомат отлетает за голову. И его спутники уже лежат на снегу без движений.
На крыльце стоит хозяин. Молча смотрит на происходящее. Автомат Паутова и пистолеты Сохно смотрят на него. Стволы подрагивают от нетерпения и ожидания. Пауза длится долго, потом хозяин опять издаёт губами чмокающие звуки, хотя и понимает уже, что звать собаку бессмысленно. Тогда он спускается с крыльца и отходит от него на два шага, за сугроб, наваленный пургой на будку. Там, рядом с будкой, лежит пёс. Болт арбалета вошёл ему в грудь.
3
Сразу связаться с Костроминым не удаётся, его не оказывается ни в кабинете, ни дома, а «мобильник» опять отвечает голосом вежливого компьютера, что абонент находится вне зоны досягаемости связи. Должно быть, комиссар отправился в какую-то срочную поездку перед тем, как полететь в Москву, и выключил в самолёте телефонную трубку. Впрочем, с выключенной трубкой он ходит и на совещания к начальству. Может быть, есть надежда дозвониться чуть позже. Но и чуть позже дело заканчивается с тем же результатом. А когда Басаргин, чувствуя, что уже может опоздать, уезжает на встречу с генералом Астаховым, приходит материал из штаб-квартиры, но касается он только запроса по поводу Талгата Абдукадырова, гражданина Великобритании. Интерпол даже не стесняется, приводя данные, почерпнутые из файлов ЦРУ. Более того, даже ссылается на них. ЦРУ и МИ-6[41] одновременно проверяли Талгата, поскольку знали, что он служил раньше в частях ГРУ. Имели место откровенные попытки спецслужб двух стран завербовать Абдукадырова, но он от вербовки уклонился. Со временем от него отстали и только периодически проверяли возможные контакты с российской агентурой. Все проверки заканчивались с нулевым результатом.