Прошло не более получаса, когда раздался долгожданный звук. Как будто какая-то металлическая деталь провернулась в некоем несложном механизме. Охранники тоже это расслышали и тут же утихли. (Курту так и не довелось узнать, что именно изображала татуировка на правом бедре “новенькой”.) Звук повторился, доказав, что действительно исходил от двери.
“Крайслер” утробно взревел – гораздо тише, чем положено трехтактовому двигателю.
Волк поднялся на ноги одним плавным движением. Взгляд его протянулся через двор к двери. Если первые звуки могли означать очень многое, то “Крайслер” устранил все сомнения – одним-единственным поворотом ключа в замке зажигания.
Курт приготовился к броску.
Телохранители, вероятно, предупредили водителя еще изнутри, что “объект готовится к выходу”. Волк уже видел такое в кино.
Временной промежуток, начавшийся лязгом замка в двери борделя, включал не более пяти секунд. В этот малый срок, словно в вакуумный контейнер, отлично вмешались все действия, которые надлежало совершить волку. Туда не вмещались только колебания и промедление.
Курт подался вперед. Передние лапы легли на перила, готовясь забросить мохнатое тело на другую сторону. Теперь волка ничуть не заботило, может ли кто-либо увидеть его через балконную дверь. Главное, чтобы не заметили снизу, однако болтливые сторожа перенесли все внимание на подъезд. Дверь вот-вот должна была распахнуться. Каждое мгновение летело в вечность неспешно, точь-в-точь невесомое перышко, сграбастанное силой притяжения.
Мышцы волка стремительно наливались мощью и движением. Легкие мерно качали газовую смесь. Кровь бежала по жилам, доставляя кислород повсюду, где он требовался. Мысли кристаллизовались в колючие снежинки, не похожие одна на другую. Органы чувств доставляли мегабайты данных. Нейроны работали слаженно и четко, не опускаясь до неуместных разногласий.
Наконец это случилось.
Субъективное время Курта замедлило бег, все окружающее будто поплыло в замедленном просмотре. Бронированная дверь провернулась на петлях; проем открывался дюйм за дюймом. Из освещенного помещения в темный двор хлынул ярко-желтый свет. Щель расширилась и превратилась в квадрат. Мгновение спустя его заступила чья-то тень.
Волк не двигался. Он знал, что первым должен выйти телохранитель. Глаза ощупывали черный силуэт, застывший у порога – слишком высокий и стройный. Безволосый оглядывался по сторонам, но, похоже, не догадывался поднять взгляд выше второго этажа. А если и догадался, то не смог отсеять темную фигуру от еще более темной балконной двери. Курт даже задержал дыхание – как ему казалось, это был наиболее опасный момент.
Но ничего не случилось. Во всяком случае, никто не стал кричать “Эй, кто это там?!” и показывать пальцем на узкий балкончик с изготовившейся к прыжку фигурой.
Вместо этого “Крайслер” приоткрыл пассажирскую дверь. Наружу хлынул другой поток света. Из салона показался плечистый приземистый парень, в правой руке он держал короткоствольный автомат.
Волк непроизвольно ощерился.
Из двери борделя тем временем выходила вторая фигура – тоже ни капли не соответствующая мысленному образу, что составил Курт. Лицо было скрыто в тени, однако определением “жирная рожа”, который использовал Ковбой, там и не пахло.
Все трое телохранителей помедлили, оглядываясь. Наконец тот, что показался первым, обернулся и махнул рукой. Желтый проем заслонила крупногабаритная туша, семенящая на коротеньких ножках. Она вышла из подъезда и сразу же двинулась в сторону “Крайслера”. Вот свет из салона упал под верным углом, выхватив из хитросплетения теней ту самую картину, которую Курт изучал около получаса назад в электронной планшетке. Это была круглая, лоснящаяся физиономия с глубоко посаженными глазками и трясущимися при каждом движении щеками.
Еще до того как волк разглядел все эти подробности, он уже летел к земле с ускорением 9,8 метра в секунду. Уцепившись за балкон второго этажа, он тут же мощно оттолкнулся, тем самым замедляя падение, но приобретая нужное направление. “Крайслер” мчался навстречу. Воздух свистел в ушах и набивался в глаза комьями ваты.
Разумеется, он не потрудился составить конкретный план. Зато у него было необъятное наследие, запечатанное где-то по ту сторону сознания, в узорных витках ДНК. Курт решил довериться инстинктам, выбрав из обширного списка наиболее мощный и древний, дошедший из непроглядного мрака столетий. Он действовал не задумываясь и без колебаний, руководствуясь лишь неуловимыми токами, звучавшими в сознании. Разве далекие предки, собираясь на охоту, долго и в подробностях обдумывали грядущее убийство? Вот так и Курт совершил свой бросок.
Безволосые будто стояли по шею в вязкой, клейкой патоке – движения их казались странно замедленными. Двое, вышедшие из подъезда, заметили угрозу первыми. Один что-то крикнул и, почти синхронно с напарником, рванул полу пиджака, где висело оружие. При этом ему, вероятно, казалось, что он действует молниеносно. На деле же Курт мог фиксировать взглядом каждое движение – плавное и почти осторожное.
События поступали одно за другим, как зубчатая передача.
Парень с автоматом стал оборачиваться. Водительская дверца “Крайслера” щелкнула и распахнулась.
Водитель, почувствовав, что ситуация вдруг обострилась, спешил на помощь боссу. Что же до последнего, то Род Майклсон просто застыл, выпучив глаза и разинув рот. Он будто бы что-то кричал, но волк не смог связать эти мычащие звуки в единое целое.
Курт приземлился на асфальт, поджал ноги и тут же вновь взмыл в воздух. Этот прыжок забросил его на крышу “Крайслера”. Машина сильно пошатнулась на рессорах, металлическая крыша прогнулась, где-то сухо треснуло стекло. Не дожидаясь, пока безволосые что-либо предпримут, Курт нанес первый удар. Водитель как раз распрямился и уже начал оборачиваться, чтобы поглядеть, что происходит у него за спиной.
Волк протянул лапу, схватил безволосого за шею, сдавил когти и с силой рванул. В ладони у него остался истекающий кровью трепещущий кусок плоти, из которого торчала белая трубка гортани. Безволосый пошатнулся и попытался зажать зияющую рану руками. Но кровь из порванных артерий хлестала тугими красными струями, рвалась между пальцев. Глаза безволосого закатились, он начал падать.
Все это Курт видел уже краем глаза. Не дожидаясь, пока тело безволосого рухнет на асфальт, он серой молнией бросился вперед. Парень с автоматом развернулся, поднимая оружие и бешено дергая затвор. Все его навыки, наработанные, вероятно, долгими часами тренировок, куда-то подевались. Такой пустячок, как предохранитель, превратился в настоящую проблему.
Волк пролетел мимо. Его правая лапа, вытянувшись в сторону, полоснула когтями по изумленному лицу. Гладко выбритая кожа разошлась сразу в четырех местах, будто взрезанная бритвой. Из длинных узких ран хлынула кровь. Парень завопил, но его автомат неожиданно ожил.
Курт без труда увернулся от скорострельной очереди. Ствол оглушительно стрекотал, выплевывая огонь и раскаленные кусочки металла. Самих пуль Курт не видел, однако затвор, как ему казалось, метался взад-вперед до странности медленно. Безволосый практически ослеп – кровь стекала с изуродованного лба в глазные впадины. Боль и ярость направляла неверную руку. Автомат, продолжая единственную очередь, повернулся. Три пули вонзились в голову другого безволосого, – к сожалению, не Майклсона, – и тот рухнул замертво.
… Тут в магазине кончились патроны.
Парень с располосованной физиономией протяжно застонал, оружие выскользнуло из его ослабевших пальцев. В тот момент, когда раздался металлический лязг, Курт уже мчался к четвертому телохранителю.
Тому наконец удалось достать пистолет – большой никелированный кусок железа. Длинный ствол повернулся в сторону приближающегося волка. И раздался выстрел. Курт, не снижая скорости, пригнул голову к левому плечу. Рядом прожужжало что-то злое и горячее. Но и бессильное также – Курт смог уклониться без особых усилий. Ствол глядел прямо на него, а потому Курт фиксировал каждое его колебание.
Еще он мог видеть, как распахнулись глаза безволосого и как сменялось в них выражение. Зрачок расширился, словно диафрагма объектива, заполняя собой всю радужку. Гнев и торжество сменились отчаянным ужасом, будто кто-то вставил другой негатив. Приблизившись вплотную, волк смог рассмотреть собственное отражение – оскаленная морда с горящими глазами, торчащая из дыры капюшона.
Эта картина Курта ничуть не смутила. Первый раз в жизни он выпустил вожжи самоконтроля. Ни Заветы, ни назидания старших для него уже ничего не значили. Огонь в бумагу не спрятать. Древние инстинкты и тайные желания вырвались наружу.
Отмахнувшись от пистолета одним ударом когтистой лапы, волк бросился на безволосого. Хотя тот был выше ростом и крепче в плечах, сопротивление оказалось почти символическим. Курт ударил кулаком под дых – костяшки врезались в титановые пластины бронежилета. Но это было не страшно. Сила удара отбросила безволосого на асфальт. Волк прыгнул следом и еще в полете нанес финальный удар. Указательный палец правой руки вонзился в глазницу, проник в мозг.
Отмахнувшись от пистолета одним ударом когтистой лапы, волк бросился на безволосого. Хотя тот был выше ростом и крепче в плечах, сопротивление оказалось почти символическим. Курт ударил кулаком под дых – костяшки врезались в титановые пластины бронежилета. Но это было не страшно. Сила удара отбросила безволосого на асфальт. Волк прыгнул следом и еще в полете нанес финальный удар. Указательный палец правой руки вонзился в глазницу, проник в мозг.
Второй глаз по-прежнему фиксировал отражение убийцы.
Курт выдернул палец и поднял голову. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вспомнить главное. Род Майклсон – так звали ту трясущуюся гору жира, которая семенила, то и дело оглядываясь, в сторону распахнутой двери. Обнаружив, что четвертый телохранитель тоже вышел из строя, толстяк потрусил еще быстрее.
Волк пружинисто поднялся на ноги и облизнулся. В желтом проеме двери мелькали какие-то тени, кто-то что-то выкрикивал. Майклсону оставалось преодолеть всего несколько метров. Скройся он за дверью, Курту и впрямь пришлось бы, наверное, изучить внутреннее убранство борделя. В своем нынешнем состоянии он ничего не имел против. И все же жажда убийства оказалась сильнее.
Свою жертву он настиг двумя прыжками.
Второе приземление было уже на широкой спине Рода. Тот не устоял, споткнулся и рухнул, будто подрубленное дерево (как показывали по головизору).
Из его глотки вырвался испуганно-жалобный всхлип.
– Не делайте этого, прошу вас! – завизжал Майклсон. – Я заплачу, отдам сколько нужно!
Возможно, в другое время Курт подумал бы об этом предложении.
Но не сейчас.
Распахнув пасть, он нагнулся и вонзил зубы в толстую шею. Густая кровь стремительно наполнила рот. Она была соленая, горькая и совершенно не вкусная. Поэтому волк не стал глотать, а лишь вгрызался в мышцы и сухожилия. На глаза ему навернулась багровая тьма, сердце бешено колотилось под ребрами. В голове сверкали огненные вспышки.
Экстаз убийства не подвергается описанию. Это доступно лишь зверю.
Венозная и артериальная кровь смешивались, порождая единый коктейль. Его вкус был запретным и пряным, а запах – насыщенным и первозданным. Но, как ни странно, его заглушал другой – тот, что Курт ощущал, когда сидел в засаде. Дорогие духи забивали ноздри.
Наконец в голове немного прояснилось. Отстранившись, Курт понял, что терзает мертвое тело. Шея Майклсона превратилась в одну сплошную рану, из которой свисали лохмотья артерий и мышц. Белел позвоночник. Кровь, журча, стекала на асфальт. Вокруг головы успела образоваться немалая лужа – непроницаемая, матово-черная. Свет из окон отражался в ней разноцветными светлячками.
Правая нога Рода отбивала какой-то рваный ритм.
Волк вскочил на ноги. В дверном проеме показались какие-то фигуры, но, взглянув мельком на жуткую картину, поспешили захлопнуть дверь. В некоторых окнах раздвинулись шторы, выставляли напоказ роскошное убранство. На этом фоне маячили силуэты – тонкие и хрупкие. Привлеченные пальбой и криками, они старались что-нибудь разглядеть в ночной тьме.
Курт машинально оправил капюшон и посмотрел вокруг. Он мало-помалу сознавал, что все это натворил он. Мозг отказывался это принимать. Впервые за долгие годы кто-то из стаи преступил Завет, совершив это намеренно, да еще в ТАКОМ количестве. Старейшине, вне сомнения, подобное и в кошмарном сне присниться не могло.
Но об этом потом. А пока надо рвать когти, решил Курт. В борделе, вероятно, уже успели вызвать полицию. Бравые офицеры, как известно, неустанно охраняют покой платежеспособных клиентов.
Волк развернулся и пошел к воротам. В голове прояснялось, он с удивлением оглядывался. В голове огненно-кровавыми вспышками мелькали сцены нескольких последних минут. Вот телохранитель, булькая, зажимает изувеченное горло; вот мелькнула когтистая лапа…
Проходя мимо безволосого с пробитой глазницей, Курт помедлил. В голову ему пришла странная идея. Но – почему бы и нет? Нагнувшись над бездыханным телом, волк поднял пистолет и принялся разжимать мертвые пальцы. Те поддавались с трудом, будто дух телохранителя не желал и в загробном мире расставаться с оружием. Но наконец рукоять оказалась свободна. Курт поднялся на ноги и сунул пистолет за пояс.
Другой безволосый лежал в двух метрах. Пули разворотили череп, снесли часть скальпа и обнажили мозг. Курт хладнокровно взглянул на белое лицо, после чего снова нагнулся. К этому трупу он имел лишь косвенное отношение. Откинув полу пиджака, Курт достал из кобуры пистолет – увесистый, черный, с массивной рукоятью.
На поясе безволосого, рядом с портативной рацией, висел мобильный телефон. Заметив его, волк мгновение помедлил, потом покачал головой. Эта штука могла выдать его с потрохами.
Спрятав второй пистолет, Курт поднялся и пошел дальше. Парень с разодранным лицом лежал у капота “Крайслера”. Он продолжал тихо подвывать и зажимать руками кровоточащие раны. Глаза его были закрыты, веки подраны. Курт, если б даже захотел, не смог бы вспомнить, куда он метил и какую преследовал цель. (Впрочем, с целью все было ясно.) Даже если этого малого обработает очень умелый хирург, шрамы на лице останутся у него до конца жизни. Но он останется жив и станет с гордостью демонстрировать коллегам страшные следы, оставшиеся с той самой ночи, когда лишь ему одному удалось уцелеть во время резни на Тисовой…
Приближаясь к шлагбауму, волк исподлобья наблюдал за общительными охранниками. Судя по всему, на всем протяжении кровавого действа те не двинулись с места и напрочь растеряли всю жизнерадостность. Один застыл с широко раскрытым ртом, вытаращив глаза, второй неустанно крестился. Насколько Курт видел, из оружия у них были лишь дубинки и электрошокеры, какие носят степенные леди.
Фигура в капюшоне, вероятно, казалась ошалевшей парочке гостем из самой преисподней. По мере приближения Курта они пятились и пятились, пока не уперлись спинами в стену. Но и тогда, похоже, перебирали ногами.
Волк, не замедляя шага, подпрыгнул и взмыл в воздух. Шлагбаум пронесся под ногами полосатой змеей. Вот ноги вновь коснулись твердой поверхности, и Курт припустил еще быстрее. Какая-то часть его сознания панически металась в стенках черепа, требуя вернуться и добить свидетелей. Но другую уже тошнило от одного лишь вида крови. Кроме того, “шлагбаумной” охраной дело бы не ограничилось – пришлось бы лезть в бордель.
Несколько кварталов он мчался, будто ветер. На перекрестках сворачивал, чтобы запутать следы. Те прохожие, что еще не успели добраться до теплых постелей, испуганно вскрикивали и отпрыгивали в сторону, когда из ночной мглы перед ними возникала стремительная тень. Курт молча продолжал свой бег.
Он мчался, как олимпиец на стометровой дистанции. Когда от места преступления его отделяли семь кварталов и пять перекрестков, он начал замедлять темп – постепенно, чтобы не сбить дыхание. А за квартал до банкомата перешел на обычный шаг.
Ковбой говорил, что переведет деньги быстрее, чем он успеет добежать до банкомата. Курт в этом сомневался, но не особо беспокоился – он мог и подождать.
Несравненно больше его беспокоило дурное предчувствие, от которого сосало под ложечкой.
Где искать безволосого? Волк помнил номера, однако машины наверняка приписаны к какому-то Улью. Что дальше?
С сильно бьющимся сердцем Курт подошел к банкомату. Этот агрегат в точности походил на предыдущий, имел тот же логотип Национального банка.
Зато характер у него оказался совсем другой.
– Убирайся, – донеслось из “гроба”. – А не то я вызову полицию.
Курт недоуменно огляделся. Первое, о чем он подумал, было, что кто-то грубый и ворчливый притаился за банкоматом. Возможно, даже грабит его, а свидетели ему ни к чему.
Он обошел вокруг банкомата и уперся в крепкую бетонную стену. Поблизости не было ни единой живой души. И тут волка осенило: этот район много хуже предыдущего, а потому и банкоматы здесь обучены вести себя соответствующим образом.
– Убирайся, слышишь?! – вновь прошипел банкомат. – А не то отведаешь газа! В камере тебя уже дожидаются!
Курт усмехнулся. Как-то не верилось, что его собеседник оснащен какими-либо активными средствами обороны, могущими затруднить процесс изъятия денег уличными группировками и, как следствие, пополнение доходов господ полицейских.
– Я вызываю наряд, – пригрозил банкомат.
– Не нужно, – сказал Курт. – Я хочу проверить счет.
– Что же вы раньше молчали? Давайте сюда чип, будьте любезны.
В бронированном корпусе лязгнуло, открылась узкая щель. Волк достал из кармана чип и, глубоко вздохнув, просунул в отверстие. Если он ошибся и этот конструкт просто свихнулся… произойти может все, что угодно. Можно получить и порцию слезоточивого газа.
Повисло напряженное молчание.
Курт нервно вычищал из-под когтей свернувшуюся кровь. Конструкт проводил какие-то расчеты – связывался с главным офисом или набирал номер ближайшего участка. Курту пришло в голову, что Ковбой мог запросто оставить банку кое-какие инструкции. Поэтому, если аппарат станет тянуть время, следовало сматываться, не разбирая дороги.