Было часа три, обеденное время на Пороховых, когда к дому Аникова подъехал Патмосов и позвонил у его двери.
Рябая Авдотья открыла двери и впустила Патмосова в жарко натопленную прихожую.
– Барин дома?
Авдотья, вероятно предупрежденная, тотчас ответила: «Пожалуйте, ждут!» – и приготовилась помочь Патмосову снять шубу, когда на пороге показался сам хозяин и радушно сказал:
– Жду, жду! Собирался ехать, но получил письмо и остался ради дорогого гостя! Милости просим!
– Ну, что, совсем бросил?
– Совсем. Теперь помогаю только.
– Фабрика? – усмехнулся Патмосов.
Аников засмеялся.
– Именно. Пожалуйте ко мне. Я вам пуншику приготовил. С холоду это превосходно! – и Аников провел его по маленькому коридорчику, толкнул дверь и ввел в большую, жарко натопленную, светлую комнату с окном, устроенным под самым потолком.
– Это чтобы не подглядывали, – сказал он. Патмосов стал с любопытством осматриваться.
В комнате стоял широкий диван, два кресла и стол между ними, за которым теперь Аников хлопотал с пуншем. В углу стоял шкаф вроде буфета, а по двум стенкам большие сосновые столы, на которых грудами были навалены игральные карты без бандероли и в бандероли, а тут же рядом и самые бандероли, искусно вскрытые.
– И впрямь у тебя тут фабрика, – сказал Патмосов.
– Живу с этого! – вздохнул Аников. – Пожалуйте!
– Ну, покажи мне все! – сказал ему Патмосов.
Аников оживился.
– Для вас с удовольствием! Вот извольте видеть, – он подошел к столу и взял пачку карт, – это для подбора колоды. Здесь у меня ровно три дюжины колод вскрыто. Все одного крапа. Видите? Вот из них‑то я и подбираю.
– Как?
– Принцип один. По крапу. Извольте видеть, здесь крап звездочками. Смотрите на уголки. Вот на уголке одна звездочка, а вот две, а вот три, четыре, а вот одна и половинка. Поняли?
– Пока ничего!
– А очень просто. Здесь у меня три дюжины карт, то есть тридцать шесть в колоде. Это собственно для экарте готовятся и для макао. Теперь, изволите видеть, для экарте что нужно? Одна масть! Так? Я вот и подбираю. Пусть у всех червей будет одна звездочка в уголку, а бубен – две, у трефей – три, а у пик – одна и половинка. Хорошо – с! Сажусь, делю все карты по мастям и начинаю просматривать крап, просматривать и откладывать. Вот и все. Вы приехали. Вам нужно для экарте. Пожалуйте, вот колода и ключ к ней! Хе – хе – хе!
– А для макао?
– Там я жир мечу и девятки с восьмерками. Те еще легче. Жир, положим, звездочка в уголке, девятка – две, а восьмерка – три!
– И дорого платят?
– Дешевле как за пятьдесят рублей нет. Судите сами, одни карты мне с извозчиком двадцать рублей стоят, а из них много, если три колоды сделаешь. Да забота. В день талию сделаешь, да и будет! А для банка так я по триста рублей беру. Помилуйте! Там каждая карта отмечена. Для такой колоды я по восемь дюжин порчу, а работаю иной раз недели по две! Только теперь мало их спрашивают, – вздохнул он, – делаю из любви больше! Вот, не угодно ли поглядеть! – он подбежал к шкафу – буфету, отпер и распахнул одну дверцу. – Вот мой товар!
В шкафу на трех полках лежали запечатанные в бандероль карты, и под каждой колодой видна была записка.
– Талии и ключ к ним! На всякую игру!
– Химик! – усмехнулся Патмосов. – Ну, теперь помогай мне!
Лицо Аникова приняло выражение деловитой внимательности, отчего сморщилось, словно он собирался чихнуть.
– Видишь, ты мне открыл свою фабрику – поверил! И я тебе поверю.
Патмосов подробно рассказал ему историю Колычева. Аников слушал, кивал и вставлял свои замечания.
– Очень просто. Они ему только подменяли! Свищева знаю и Калиновского! Кто ж Бадейникова не знает!.. Так…
Патмосов окончил и спросил:
– Что же ты думаешь? Как они ему отомстить могут?
– По – всякому, Алексей Романович! К примеру скажем, подложат ему талию, да сами и обличат его. В карман ему могут карты засунуть. Мало ли как! По – моему, ему теперь вовсе карты оставить надо. С огнем играть будет!
Патмосов задумался.
– Я помогу ему!
Аников улыбнулся.
– Простите, Алексей Романович, только вы ему тут не в помощь. Можете вы их накрыть, обличить и прочая. А как вы им помешаете его опорочить, не пойму! Нет, пусть он вовсе бросит дело или помирится с ними!
– Ну, хорошо, – нетерпеливо перебил его Патмосов, – теперь ты мне вот в чем помоги. Сведи меня с этим Свищевым и прочими.
– То есть как это?
– Извести, что я, ну, хоть московский шулер, одесский, что ли, и хочу в их компанию.
– Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!
– Эх! А еще умный, – засмеялся Патмосов, – ты ведь меня знал, а целый вечер за графа Косовского принимал.
Аников тоже засмеялся и махнул рукою.
– И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.
Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.
– Как вас назвать‑то?
– Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!..
– Так и напишем! – и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. – «Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых»… Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.
– Говори, что хочешь! – засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. – Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!
– Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! – сказал с чувством Аников.
Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.
X
«Товарищество на паях», как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.
Колычев им изменил.
Это факт.
Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.
Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они – в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!
Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.
Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.
С деньгами, положением, пользующегося общим уважением.
Где найти такого еще!
Они сидели в клубном буфете, вполголоса обсуждая свое положение, когда к их столу подошел полный господин с седою бородкою, лихо закрученными усами и спросил:
– Кто, господа, из вас Свищев, кто Калиновский?
– Я! Я! – отозвались оба.
– Так вот вам от моего приятеля. Я здесь посижу! – он подал письмо, указал на свой столик в углу буфетной, отошел к нему, заказал себе кофе и стал наблюдать.
Три головы склонились над письмом, которое вскрыл и читал Свищев. Потом все трое оглянулись на этого господина и опять, сдвинув головы, стали негромко говорить, потом Калиновский встал и решительным шагом направился к этому господину.
Патмосов встал ему навстречу и протянул руку.
Калиновский горячо пожал ее, сел к столику и сразу начал:
– Нечего и говорить, вы наш! Приняты единогласно! Ха – ха – ха! Пойдемте знакомиться!
Патмосов встал и под руку с Калиновским подошел к столу, где сидели Свищев и Бадейников.
– Рекомендую, крымский помещик Яков Павлович Абрамов! Прошу любить и жаловать!
Все радушно пожали ему руку и приветствовали как нового товарища.
– Давно к нам пожаловали? Откуда?
– Так слонялся, – ответил Патмосов, – был в Москве. Игра большая, но никого не знаю. Попробовал на счастье и продулся.
– Нам на счастье нельзя играть. Мы от него отказались сами, – суеверно заметил Свищев.
– Это вы совершенно верно заметили, – сказал Патмосов и беспечно продолжал: – А приехал сюда с месяц – и вас первыми заприметил.
– Это как?
– А в купеческом один блондин ответ давал, так вы ему талийку!.. – и Патмосов сделал выразительный жест.
– Тсс!.. – остановил его Свищев.
– Господа! – сказал Бадейников. – Я предлагаю новое знакомство вспрыснуть и для него проехать… ну, хоть в» Ярославец». Там и поговорим!
Патмосов тотчас согласился, и все дружной компанией двинулись к выходу, а через пятнадцать минут уже входили в отдельный кабинет ресторана.
XI
Калиновский распоряжался. Он заказал водку с закуской, а потом ужин и вино.
И он, и его товарищи, видимо, были оживлены, и в лице крымского помещика видели посланную им судьбою помощь.
– Вот вы говорили про того блондина, – сказал Свищев, чокнувшись с Патмосовым, – так мы вам скажем, что обогатили его, честь ему вернули, деньги, а он, мерзавец, после этого и надул!
– Вот вы говорили про того блондина, – сказал Свищев, чокнувшись с Патмосовым, – так мы вам скажем, что обогатили его, честь ему вернули, деньги, а он, мерзавец, после этого и надул!
– Скажите пожалуйста! Украл?
– Нет, этого не удалось, – сказал Калиновский, – просто отказался от компании и за свое счастье играть стал.
– Скажи, за свой страх! – вставил Бадейников.
– Это мы увидим! Я этого так ему не оставлю! Да – с! – и Свищев хлопнул огромной ладонью по столу.
Сам Свищев, огромный, рыжий, с громадной головой на короткой шее, с грубыми руками, пальцы которых были словно обрублены, производил впечатление разбойника с большой дороги.
Калиновский с манерами выхоленного пана, с певучим голосом, плотный красивый мужчина, являлся типичным шулером, и, наконец, Бадейников, дополнявший компанию, производил впечатление альфонса. Жгучий брюнет, вероятно, одессит, невысокого роста, с деликатными манерами, с кукольным лицом, на котором резко, как нарисованные, выделялись усы и брови.
– Что же ты сделаешь, медведь? – засмеялся он.
– Подведу, назову жуликом, в морду дам! – прорычал Свищев.
Патмосову стало страшно за Колычева. Для него было ясно, что этого Свищева можно напоить, потом раздразнить, и он полезет на всякий скандал, как бык на красное.
– Ха – ха – ха! – засмеялся Калиновский. – Друзья, его и подводить не надо. Сам влетит! Вы думаете, счастья надолго? А?
Бадейников с улыбкою кивнул, а Патмосов сказал:
– Известно!
И Калиновский разгорячился.
– Я уверяю вас, – сказал он, перегибаясь через стол, – что этот Колычев под конец именно за свой страх на фокус пустится, и тогда… – Он сделал паузу. – Всем только следить надо!
Он опрокинул в рот рюмку водки.
– Именно! – мягко сказал Бадейников. – Только следить!
Лакей внес ужин. Разговор на время прекратился. Патмосов затронул другую тему.
– А Ефрем Степанович преотлично устроился, – заметил он.
– Еще бы! Чего ему? Сиди и работай, – подтвердил Свищев.
– Единственный у нас. Я думаю, на всю Россию! – сказал Калиновский. – Из Москвы приезжают. Одно слово, артист!
– А хорошо он работал? – спросил Бадейников у Патмосова.
– Умел! – ответил он и стал врать: – Мы с ним в Москве работали, в Нижнем, по Волге, на водах. Главное, штос и стуколка!
Свищев вздохнул.
– Тогда, говорят, дела были. Теперь что! Дрянь! Арапа этого развелось, что блох. Ей – Богу!
Патмосов знал, что» арапом» зовется игрок, приходящий без денег.
– Всегда они были! – сказал он. Бадейников засмеялся.
– А вот мы теперь и с них шерсть снимем!
– Как?
– Хотите с нами в компанию, расскажем! – решительно предложил Калиновский.
– Я для этого и ехал! – сказал Патмосов.
– Руку! – закричал Свищев, протягивая свою лапу. – Вот, Костя, и банкомет! А! – торжествовал он. – Бадейников! Требуй вина. Вспрыснем!
Ужин кончился. Лакей подал вино и кофе. Свищев захмелел и начал шуметь.
– А какое дело? – спросил Патмосов.
– Я клуб открываю, – скромно сказал Бадейников, – нашел уже основателей. Вот вы, здесь есть литератор Пирон…
– Водевили пишет! Тру – ля – ля! Опять, хронику! В» Листке», – вставил Свищев.
– Да! Потом редактор один, Сморчков, и отставной генерал. Откроем, и пойдет наше дело!
– У – ух! Вихрем! – жмурясь, проревел Свищев.
– Так вы наш? – сказал Калиновский. – За дружеский союз! Ура!
Они чокнулись.
– Теперь о деле, – серьезным тоном начал Калиновский, – вы отныне наш банкомет. Вас, понятно, учить нечему. Будете в ровной дележке. Мы откладываем двадцать процентов, а остальное поровну. Завтра начнем!
– Согласен! – сказал Патмосов. – Только не завтра.
– А что?
– Одно, завтра – пятница, а я в такой день – ни – ни! Второе, не знаю еще публики. Надо походить, оглядеться.
– Ну, ну! Недельку всегда переждать можно.
– А мы тем временем с тем прохвостом расправимся, – упрямо твердил Свищев. – Попомнит он нас! Да! Это ему так не пройдет. Нет, голубчик! Влетишь!..
У Патмосова от этих слов сжималось сердце.
Завтра же он будет у Колычева!
Ужин окончился. Друзья подхватили пьяного Свищева. Патмосов, пользуясь этим, выскользнул от них и уехал домой.
XII
Пафнутьев приехал утром не столько с докладом, сколько из любопытства.
– Ну, что? – встретил его вопросом Патмосов.
– Опять выиграл и опять был один!
– Играл в железнодорожном?
– Да!
– Много выиграл?
– Теперь уже очень много. Вчера тысяч шесть, да раньше, почти две недели. Какой, больше!
– Я думаю, он отыгрался, – решил Патмосов.
– Наверное! – с убеждением сказал Пафнутьев. Патмосов отказался от завтрака и поехал из дома. Он отправился в Южный банк.
– Михаил Андреевич в правлении? – спросил он.
– Так точно! – ответил швейцар, снимая с него шубу. – Пожалуйте наверх!
Патмосов поднялся во второй этаж и подал курьеру свою карточку.
Через несколько минут он вошел в роскошный кабинет директора Южного банка.
Колычев – сын поднялся к нему навстречу.
Патмосов вгляделся в его бледное, осунувшееся лицо и поразился его болезненному виду.
– Пожалуйста! – Колычев указал Патмосову на кресло, сел сам и придвинул к Патмосову ящик с сигарами.
Патмосов твердо взглянул ему в глаза и решительно приступил к делу:
– Я приехал из личного к вам расположения с просьбою прекратить игру в карты!
Колычев, видимо, не ожидал разговора на подобную тему и в изумлении откинулся.
– Но, позвольте, – начал он с обидною вежливостью, – на каком основании вы…
Патмосов поднял руку, перебивая его:
– Как расположенный к вам человек. У вас семья, отец, у вас положение, незапятнанное имя…
Колычев вдруг покраснел и выпрямился.
– Но позвольте! Я…
Патмосов опять перебил его:
– Вы рискуете потерять все! Потерять честное имя!
Колычев весь напрягся и почти крикнул:
– Никогда!
– А я говорю, можете! – повторил Патмосов. – Вы рисковали уже честью дважды…
Колычев опять хотел перебить Патмосова, но тот остановил его.
– Да! Дважды! – сказал он с ударением. – Вы знаете, про что я говорю…
Колычев побледнел и тревожно взглянул на Патмосова.
– Что я знаю, то знаю только я, – сказал Патмосов и продолжал: – Теперь вы отыгрались, да? Чего же вам больше? Мало вам ваших средств, мало тех испытаний, которые вы пережили?
– Но позвольте! – перебил его наконец Колычев, вздрагивая от волнения и негодования. – Кто вы? На каком основании вы все это мне говорите? Какие права ваши вмешиваться в мои дела и давать мне советы? Что угрожает мне? Почему мне не играть?
– Кто я? Вы, вероятно, не разглядели карточки. Я – Патмосов! Если вы про меня не слыхали, то скажу: я добровольный сыщик. Да! Я немало на своем веку обличил мошенников и не раз спасал честь порядочных людей.
Колычев тяжело дышал.
– Я видел ваш проигрыш и знаю условия, при которых начался ваш отыгрыш! Да!
Колычев невольно потупился.
– Теперь дальше. Вы разорвали с ними, но эти люди не прощают измены. Они считают вас изменником!
– Что они могут мне сделать? – тихо спросил Колычев.
– Все! И я вас предупреждаю, – Патмосов встал, – вы ставите на карту честь свою и своего отца!
– Никто не посмеет посягнуть на мою честь, – гордо заявил Колычев.
– Я сделал все, что мог сделать, – с грустью сказал Патмосов, – вам остается подумать о моих словах!
– Кто вас направил ко мне?
– Что вам до этого? Отчего вы не допускаете простого расположения к вам?
– Благодарю вас, – холодно сказал Колычев, – но вашим советам не последую. Я люблю игру и ее ощущения. Бояться же каких‑то негодяев мне не приходится.
– Но вы с ними были вместе! – невольно воскликнул Патмосов.
Колычев вспыхнул, потом побледнел. Он тяжело перевел дух и почти прошептал Патмосову:
– Я искупил это страданиями бессонных ночей!
Патмосов молча поклонился и вышел.
Колычев стоял посреди своего роскошного кабинета, скрестив на груди руки.
XIII
В двенадцать часов ночи Патмосов входил в игорные залы железнодорожного клуба.
Дымный воздух, душная атмосфера, казалось, были насыщены какими‑то нервными токами, от которых движения делались порывисты, глаза загорались.
Со всех сторон неслись возгласы:
– Делайте игру! Место! Одно место! Прием на первую! Я занял!
И звенело золото, раздавался смех на одном конце и резкие проклятия – на другом.
Мимо Патмосова прошел Колычев, направляясь к столу. Он не узнал Патмосова в крымском помещике Абрамове и, задев его плечом, извинился.
Карточник уже приготовил для него место.