В переписке с А. Пушкиным состоял митрополит Филарет Дроздов, тот самый, который готовил проект императору Александру II об освобождении крестьян. Проект был принят, и в 1861 г. в России было отменено крепостное право.
В 1828 г. в свой день рождения поэт написал знаменитые «скептические куплеты»:
Через полтора года эти строки увидели свет. Митрополит Филарет прокомментировал их, назвав «стоном потерявшейся души, ропотом самопожирающего отчаяния». И ответил «не возражением, а переиначенным стихотворением Пушкина, пародией».
Узнав об ответе митрополита, Александр Сергеевич написал: «Стихи христианина, русского епископа в ответ на скептические куплеты! – это, право, большая удача», и отозвался строками стихотворения «В часы забав и праздной скуки…»
Кстати, двоюродным праправнуком митрополита является известный телеведущий программы «В мире животных» Николай Дроздов.
В XX в. на формирование русской религиозной философии и мысли огромное влияние оказали П. Флоренский, С. Булгаков, В. Соловьев, Н. Бердяев.
«И об истории христианского человечества нельзя судить по внешним делам, по человеческим грехам и страстям, искажающим образ христианства. Мы всегда должны помнить, что пришлось преодолевать христианским народам в их истории, с каким мучительным трудом нужно было им побеждать свою ветхую греховную природу, свое исконное язычество, свое древнее варварство, свои полузвериные инстинкты. Христианству приходилось перерабатывать материю, которая оказывала страшное сопротивление христианскому духу. Нужно было воспитывать в религии любви тех, которые полны были инстинктов насилия и жестокости. Христос пришел спасать больных, а не здоровых, грешников, а не праведников. И род человеческий, принявший христианство, есть больной и грешный род. Церковь Христова совсем не призвана к внешней организации жизни и к внешней, насильственной победе над злом. Она ждет всего от внутреннего, духовного перерождения, от взаимодействия человеческой свободы и божественной благодати. Христианство по природе своей не может насильственно уничтожить радикальное зло человеческой природы, оно признает свободу человека».
Н. Бердяев.О достоинстве христианства и недостоинстве христиан (1929)2 марта 1917 г., в день отречения государя Николая II от престола, одновременно с падением монархии в России начался и новый период для Церкви. События происходили одно за другим. В октябре 1917 г. было восстановлено патриаршее правление, первым патриархом после Синодального периода был избран Тихон Белавин, в феврале следующего года был упразднен Священный синод, месяцем раньше опубликован знаменитый декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Религия становилась личным делом каждого, и все чаще шла речь о «религиозных предрассудках» и «опиуме для народа». В противовес процессу удушения на родине религиозное движение формировалось в эмиграции, за границей возникла зарубежная Русская православная церковь.
Тем временем в Стране Советов словно зашло солнце. На фоне братоубийственной гражданской войны проходила кампания изъятия церковных ценностей под предлогом борьбы с массовым голодом. Патриарха, которого, как считал Ленин, «…целесообразно нам не трогать», сначала вызывали на допросы, потом арестовали по делу о московском духовенстве и держали в изоляции в Донском монастыре. Народ требовал расправы над «людоедом» Тихоном, расстрел казался неминуем. В это время происходит покушение на патриарха, случайной жертвой которого становится его келейник, Яков Полозов. Советская власть инициирует создание раскольнической, так называемой живой Церкви, которую в народе стали называть Красной. Часть священнослужителей и иерархов уклоняются в раскол, требуют низложения патриарха Тихона и выступают с открытой поддержкой большевистского режима. Одновременно они пытаются провести ряд реформ внутри самой Церкви – упразднить монашество, ввести женатый епископат, разрешить для священников развод и второбрачие. Живоцерковцы, или обновленцы, часто выступают как доносчики и свидетели против тихоновцев на судах. Храмы, в которых служили последователи патриарха Тихона, закрываются и уничтожаются. Действующими остаются только те, что принадлежат обновленцам. Храм Христа Спасителя становится одним из них. Ирония времени – главным регентом этого храма был знаменитый Александр Александров, создатель и руководитель известного на весь мир Ансамбля красноармейской песни и пляски и автор гимна СССР.
Один из самых ярких представителей обновленцев – митрополит Александр Введенский, человек не только высокообразованный, но и обладавший мощной харизмой. В те времена в Политехническом музее проходили знаменитые диспуты на тему религии между ним и наркомом просвещения Анатолием Луначарским. Посмотреть и послушать их собирались толпы зрителей. Введенский всегда выигрывал в этих словесных поединках, и через некоторое время диспуты были прекращены, поскольку они скорее способствовали обращению неверующих, чем развенчанию религиозных предрассудков.
Гонения на Церковь в 1920–1930-е гг. неизменно усиливались, и к началу 30-х гг. на свободе оставалось только четыре (!) епископа. Духовенство было практически истреблено, миллионы верующих сидели в лагерях. За весь период гонений было уничтожено более 300 000 священников. К этому моменту советская власть уже не щадила и обновленцев. Масштаб гонений вынудил патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия Старгородского выступить с известной Декларацией. Опубликованная в 1927 г., она вызвала серьезные разногласия во внутрицерковной среде. Послание митрополита стало попыткой спасти Церковь, пойдя на компромисс с безбожной властью.
В Декларации говорилось, что в стране нет гонений на веру, и узники, сидящие за свои религиозные убеждения, – сплошь государственные преступники. Именно Сергию принадлежит знаменитая фраза, адресованная советским властям: «Ваши радости – наши радости, ваши победы – наши победы». До сих пор не утихают споры вокруг этого послания и самой позиции митрополита, высказывавшегося в духе лояльности к режиму. Многие не согласны с тем, что его действия спасли Церковь, хотя внешне казалось, что режим ослабил хватку и отступил. Противники Сергия обвинили его в предательстве и ушли в подполье, была организована «оппозиционная» Истинно-Православная Церковь. Сторонники считали, что именно позиция патриарха привела к тому, что после войны Сталин лично принял Сергия, и после той встречи по стране началось восстановление и открытие храмов.
Есть и третье мнение, что Сталин был просто вынужден несколько ослабить и даже свернуть антицерковную кампанию, но не под влиянием авторитета священнослужителя, а из политических соображений. Накануне войны огромное значение приобрел союз с США и Великобританией, а эти страны были крайне озабочены происходящим вокруг Церкви и веры в СССР. В сентябре 1943 г. в Москве состоялись выборы патриарха, был вновь образован Священный синод, и Церковь получила название, которое существует до сих пор, – Русская православная церковь. Патриархом стал митрополит Сергий.
В 1950-е гг. вновь поднялась волна репрессий и началось давление на Церковь. Власть стремилась контролировать все, вплоть до системы образования будущих священнослужителей. Стране не нужны были просвещенные люди в среде духовенства. Последствия этой политики ощутимы в каком-то смысле и сегодня. При советской власти на всю страну было всего три семинарии и три академии: Лаврская, Ленинградская и Одесская. Они давали сносное религиозное образование, предоставляли целый корпус специальных предметов, были учебники, существовала система преподавания, но, даже получая фундаментальное образование, священник мог сформироваться только как профессионал, но не как разносторонняя личность. Не преподавались ни психология, ни педагогика, ни философия, только сугубо специальные богословские предметы. Из светских – неизбежная Конституция СССР. Дети священников, если и хотели продолжить традицию отцов, сначала все равно шли в армию, потом в семинарию, в результате не получали никакого другого образования, кроме школьного и семинарского. Как следствие – низкий культурный уровень священнического сословия, особенно в 60–80-х гг.
Однако время шло, и в конце 1960-х опять повеяло свежим ветром перемен. В ноябре 1965 г. было опубликовано знаменитое Открытое письмо двух священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина Святейшему Патриарху Алексию и председателю Президиума ВС СССР Николаю Подгорному. Над одним из вариантов письма работал Александр Мень. В письме говорилось о таких вещах, как право на свободу и веру, о карательной системе подавления и беспределе властей, не гнушающихся противозаконных действий. Письмо было размножено и распространено, за что отец Глеб был арестован и сидел в лагерях.
Отношения КГБ и Церкви – это отдельная страница в истории. Тот же Глеб Якунин в начале 90-х заявлял, что Московский патриархат был чуть ли не «сестринской организацией КГБ». Без всякого сомнения, Церковь находилась под прессом этой чудовищной организации, и наверняка в ряды священнослужителей внедрялись агенты. Тем не менее одно дело – неминуемое назначение священника на приход через уполномоченного по делам религии, который, конечно же, был сотрудником КГБ, и другое – когда сам священник соглашался быть осведомителем. В большинстве случаев епископы были вынуждены писать формальные и ничего не значащие отчеты о своей деятельности для рутинной работы органов, но находились среди них и такие, кто писал доносы и на своих братьев по вере. Знаменитые отречения от веры священников во времена так называемой хрущевской оттепели, например, преподавателя Ленинградской семинарии А. Осипова, – несомненные свидетельства того плачевного положения, в котором находилась Церковь. А ведь речь идет о периоде, который в интеллигентской среде принято считать относительно либеральным. Но говорить о том, что Церковь была филиалом КГБ, несправедливо.
В 1990-е гг. наблюдался массовый приток людей в Церковь. Их порыв был искренний, но опять же на фоне того сумасшествия, которое творилось в стране, на фоне слома эпох и мировоззрений в головах у людей царило полное смятение. Крайне искаженными были представления о себе и мире. Доходило до удивительных вещей. Когда в тех же 90-х в Церковь пришла интеллигенция, она первым делом принялась «сбрасывать Пушкина с корабля современности». Наступили времена агрессивного отторжения культуры. Она оказалась больше не нужна, и прошлое активно «упразднялось» за ненадобностью. Если интеллигенты обращались, они доходили до крайности, становились сугубо церковными людьми и читали и почитали только святых отцов. Для них вся светская мировая культура виделась каким-то скопищем пороков, отмеченным чуть ли не печатью антихриста, в то время как требовался непорочный чистый источник веры и знания. На дворе был XX век, а люди пачками выбрасывали книги Толстого на помойку. И это в своем неофитском порыве пропагандировали в том числе представители высокой культуры, имевшие влияние и авторитет в обществе.
Особенностью духовной жизни неофитов 90-х был сверхаскетизм, нередко на фоне подмены духовных понятий. Шел активный поиск старцев, которые в представлении новых христиан «знали все и про всех, и имели ответы на все вопросы духовной жизни». В те времена стали массово открываться храмы и монастыри. Сегодня в России около 700 монастырей. До церковного возрождения их было около десяти: три на территории СССР, остальные – в Украине и Прибалтике. Стала распространяться литература XIX в., которая воспринималась как руководство к действию, а также множество современных книг монахов, проповедовавших идеи сверхаскезы. Однако адресована эта литература была не представителям церковной среды, а обычным людям. Авторы безапелляционно утверждали, что только одна форма православия, например, характерная для XIX в., истинна и принимается Богом.
Появилось такое уродливое явление, как младостарчество, когда недавно рукоположенные священники, часто не обладающие ни духовным опытом, ни житейской зрелостью, используя авторитет своего сана, начинали манипулировать людьми и искажали такие высокие понятия, как смирение, послушание, свобода и любовь. Послушание порой превращалось в подчинение, смирение – в бесконечное культивирование чувства вины. Человеческая свобода ставилась под сомнение. Любовь, за исключением платонической и духовной, приравнивалась к блуду.
В основе подобных убеждений часто присутствовала монашеская обида: раз мне ничего нельзя, пусть и вам тогда ничего не достанется. Вероятно, подобные священнослужители долго с собой боролись, много сил тратили на то, чтобы искоренить в себе всякое греховное человеческое желание, и преуспели до такой степени, что вместе с желаниями убили саму любовь к этому миру, уничтожили ее как источник чувствования, радости и восхищения. Часто тяга к чрезмерной аскезе проистекает именно из подобного собственного внутреннего высыхания и опустошения. Такая позиция чрезвычайно распространена среди тех, кто представляет религиозное сознание как систему подавления и запретов.
Церкви понадобились десятилетия, чтобы осознать эту проблему, и одна из заслуг Святейшего Патриарха Алексия II состоит в том, что он обратил на это внимание и постарался «развернуть» церковное сознание в другую сторону.
Сегодня в обществе реакция на Церковь очень обостренная. Это происходит в том числе и потому, что люди сильно дезориентированы и живут мифологемами. Они на самом деле боятся и не доверяют Церкви. Но вместе с тем есть и тяга, и интерес к ней.
Церковь – довольно закрытое сообщество, и во многом она традиционна и консервативна. Для современного человека понятие «консерватизм» неоднозначно, оно может иметь как положительный, так и отрицательный смысл. Изначально в его основе лежит идея незыблемости традиций (лат. concervare – сохранять, хранить, оберегать). В этом смысле традиционализм позволяет Церкви сохранять в веках основные смыслы и ценности: интерес к человеку, к его сущности, к его отношению к Богу, к ближнему, к вопросам свободы и любви.
Проблема в том, что постсоветский мир, в котором мы сегодня живем, вообще не готов к восприятию каких бы то ни было традиций. За последние сто лет происходило планомерное разрушение любых связей, сначала религиозных, потом и социальных. И любую традицию сегодня мы склонны воспринимать как посягательство на свою свободу. И понятно почему. Предлагаемые идеалы не прорастали в сознании естественным путем, они были привнесены и навязаны со стороны, тем самым превращаясь в очередной способ подавления личности. А сегодня традиции прошлого воспринимаются и вовсе как устрашающие мифы (например, миф о цензуре, миф о пропаганде, миф о тотальных запретах). Может, и не все было так ужасно и какие-то мифологемы советского строя не противоречат нынешнему мироустройству, но в современном постмодернистском мире люди на всякий случай предпочитают держаться подальше от любых, как им кажется, сковывающих их волю традиций.
В то же время отношение к Церкви вытекает из особенностей человеческой природы, которую исключительно моментом и историческим контекстом не объяснишь. Причем касается это не только людей неверующих, но и тех, кто называет и считает себя приверженцем Церкви. К сожалению, здесь многое связано с высоким уровнем агрессии в нездоровом обществе. Поиски опоры и утешения порой приводят человека к вере, но результат принимает искаженные формы. Тот, кто переполнен злобой, раздражен, обвиняет всех и вся в своих бедах, начинает использовать и веру для оправдания ложных намерений. Расцветает садистическое мышление, внешне замаскированное под религиозные формы. В определенных кругах оно даже может воспитываться как некое мировоззрение. Эти люди собираются потом в воинствующие общества и сообщества, вроде Союза православных хоругвеносцев, и убеждают друг друга, что добро должно быть с кулаками и что только путь силы и агрессии ведет к познанию и защите истины. Это все бесконечно далеко от христианства, но, к сожалению, существует, как и в любой другой религиозной системе.
В том числе и поэтому современная литература о религии сегодня очень нужна. Для тех, кто ходит в церковь, все проще. Они практически всегда могут пообщаться со священником. При храмах масса специальной литературы. В Интернете полно всевозможных сайтов, на которых воцерковленные люди хорошо ориентируются. Новичок же нарвется на провокативную информацию, примет ее за чистую монету и либо потеряет интерес и отвернется, либо, что еще хуже, озлобится и побежит в совершенно противоположную от Церкви сторону. А в современных сетевых энциклопедиях и вовсе множество элементарных фактических ошибок и неточностей.
В вопросах религиозного самообразования по книгам не все так просто. Даже когда читаешь труды, например, святителя Игнатия Брянчанинова, человека высококультурного, обладающего авторитетом и исключительной репутацией, понимаешь, что они не могут быть поняты до конца вне участия в жизни Церкви. Вырванная из контекста информация не встраивается в систему и не дает необходимого понимания. И часто какие-то «надерганные» цитаты настораживают и даже пугают человека.