– Вон из класса! – рявкнула Елена. Должно быть, она растерялась от такой наглости, поэтому добавила: – Подеритесь хорошенько и возвращайтесь бодренькие.
Класс захихикал. Витек с Федоровым убежали, явно собираясь продолжить в коридоре. Тонкий хотел пойти их разнять, но Вуколова не пустила.
– Ты что, маленький? Этих двоих не знаешь? Они ж не успокоятся, пока не… Не знаю, когда они успокоятся, – ворчала она, выкладывая на стол учебник.
Тонкий послушно сел и сказал, что собирался:
– Мы с бабушкой вчера тетрадки перебирали. Она нашла одну похожую ошибку и теперь твердит, что это и есть тот студент. Обещала устроить ему сегодня разнос.
– А если это не он? – испугалась Вуколова. – Тогда же весь универ…
– Вот и я о том. А еще к нам сегодня в квартиру залезли. – Тонкий рассказал о домушниках, отважных бабульках и Лабашове.
Вуколова слушала, затаив дыхание, ухитряясь одновременно конспектировать то, что говорит Елена.
– Ты смелый, Сань! Я бы с ума сошла там, на лестнице.
Было не лестно, а почему-то обидно. Тонкий и ответил, как есть:
– Не-а. Вроде знаю, что все позади, а коленки до сих пор трясутся. Кажется, что приду домой, а там – опять эти трое.
– Двое, – поправила Вуколова.
– Угу. – Паршиво признаваться в собственной трусости. Но когда признаешься – сразу легче.
– Забудь, Сань. Ты их задержал, в милицию сдал, сыщик может спать спокойно. Тебя просто этот Ваня из колеи выбил. Надеюсь, твоя бабушка не ошиблась.
– Не в этом дело, – Тонкий решил быть честным до конца. – Мне кажется, я что-то упустил.
– Что-то?
– Или кого-то…
Обрывки мыслей и страхов схлопнулись разом в одно слово: «Лабашов».
– Лабашов! – Тонкий чуть не крикнул, за что был одарен суровым взглядом Елены.
– Что Лабашов? – прошипела одними губами Вуколова.
Тонкий осторожно посмотрел на Елену (нормально, ведет себе урок, на Сашку не смотрит) и объяснил:
– Он сказал: «Я что – совсем, собственного препода обкрадывать?»
– Ну? Он же студент Майи Дмитриевны.
– Вот именно: Майи Дмитриевны! Бабушкиных студентов я всех вчера изучил, все тетрадки, вдоль и поперек. Нет у нее Лабашова!
– А речь шла о краже у вас. Майю Дмитриевну обокрали несколько дней тому назад, – поняла Вуколова.
Тонкий закивал:
– Как тебе оговорочка?
Вуколова не впечатлилась, только пожала плечами:
– Но, Сань, они же в одном университете преподают.
– Ну и что? Скорее всего, у группы Лабашова другой преподаватель русского. А он сказал: «Собственного препода» – дрянь оговорочка, Люд! Если он так говорит, он может быть как-то связан с той кражей. У Майи Дмитриевны, понимаешь?
Вуколова провела рукой по исписанной странице и уставилась на собственные пальцы, измазанные пастой.
– А что, Сань, в универе русский преподают всем курсам, таки с первого по пятый?
– Не знаю. У разных факультетов по-разному, – растерялся Тонкий. – А что?
– А то, что твоя бабушка запросто могла преподавать Лабашову! Пару лет тому назад. А потом он перешел на старшие курсы, где русского уже нет. Программы-то всякие бывают.
– А ведь верно…
– Ты спроси, – посоветовала Вуколова. – У тех же бабушки и Майи Дмитриевны. Это ведь не секрет!
Тонкий подумал, что он дурак и параноик. Стало еще жальче себя, любимого. И ребро опять заболело.
Распахнулась дверь, и в класс шумно вкатился джинсовый ком: Федоров в джинсовой куртке и Витек, собственно в джинсах. Коридора им оказалось мало! Влетев в класс, эти двое прикатились прямо под ноги Елене и с увлечением продолжили драку.
Такого не выдержит даже самый демократичный педагог! Елена от души стукнула указкой по столу так, что обернулся даже Витек, и отчеканила:
– Родителей. В школу. Сегодня. Вечером.
Глава VIII Герой двора
Получать по шее не так страшно, если рядом друг. Тонкий понимал, что ни в чем не виноват, но все-таки. Не стоит надеяться, что бабушка придет в восторг от того, что ее вызывают в милицию, да и видок горы техники в прихожей вряд ли доставит ей эстетическое удовольствие. Сам, конечно, протормозил: мог бы и убрать. Но метаться поздно: скорее всего, бабушка уже дома, и сто процентов – она не в духе. Поэтому для моральной поддержки и в качестве громоотвода Тонкий взял с собой Вуколову.
Во дворе наблюдалось непривычное зрелище: бабушка и Майя Дмитриевна сидели на лавочке с другими бабушками и мирно беседовали. Спасенный Лабашов втиснулся между ними, и вид у него был самый несчастный. А бабушек Тонкий узнал: они помогали ему с утра.
– Ты не говорил, что она у тебя на лавочке тусуется, – оценила Вуколова. – Тогда ей и рассказывать ничего не надо, она уже небось все знает.
– Знает, – ответил Тонкий, как автомат. – Это те бабульки. Только на лавочке с ними она обычно не сидит. И Майя Дмитриевна тоже…
– Вот он, помощник мой, иди сюда! – бабушка заметила Тонкого и помахала ему. Бабульки и Майя Дмитриевна синхронно разулыбались.
– Привет, Сань, – вставил слово Лабашов. – Спасибо.
– Расскажи, как ты не испугался-то! – перебила его Майя Дмитриевна и обратилась к бабулькам: – Он ко мне заходит, говорит: «Лабашов в милиции, надо выручать». Но я не поняла сперва – отчего-почему, побежала в отделение. А тут вот оно что! Ты, оказывается, герой!
– Не герой, – буркнул Тонкий.
Ему стало неудобно, что его утренний конфуз обсуждают столько бабушек сразу. Конечно, конфуз! Дрожащие коленки, беготня по двору в одних трусах в сопровождении милиции, беготня по двору босиком в непонятной черной хламиде, зато без толпы… Видали где-нибудь героя в одних трусах? То-то же.
Зато Вуколова не стала терять времени и спросила:
– Валентина Ивановна, а Лабашов – тоже ваш студент?
– Кто? – не поняла бабушка.
– Нет, девочка, это экономфак, у них русский только в первом семестре, и ведет другой преподаватель, – ответила за бабушку Майя Дмитриевна. Лабашов молча замотал головой.
Бабушка, видимо, закончив перебирать в уме фамилии своих студентов, подтвердила:
– Нет. У меня таких нет. – Повернулась к Тонкому: – Как ты с ним справился-то, расскажи?
– Толстый помог. Тебя это… Роман Петрович просил зайти.
– Знаю, была. Ты молодец, Саш. – И, обращаясь к бабулькам, добавила: – Защитник растет!
Бабульки радостно закивали – типа, да, защитник.
– Как твое ребро? – не унималась бабушка.
– Нормально, врач сказал, трещина.
– Справку для школы дал?
– Предлагал, я отказался, – честно ответил Тонкий и получил еще одну порцию одобрительных кивков. Только бабушке не понравилось:
– Зачем ты это? Такой синячище… Завтра же справку возьми, слышишь?
– Да ладно вам, Валентина Ивановна! – разулыбалась одна из бабулек. – К знаниям тянется человек…
Было жутко неловко: стоять и слушать старушечьи дифирамбы. Тем более что самую тяжелую часть работы, как ни крути, выполняли бабушки, когда держали дверь, пока Тонкий бегал трусцой до милиции.
…А Лабашов-то – не бабушкин! А сказал про бабушку – «своего препода». Оговорился или… Странная оговорка, если учесть, что именно его препода тоже обворовали на днях. А речь шла о другой краже. А Лабашов вспомнил эту… И так ловко оказался этажом выше у Майи Дмитриевны в момент кражи у Тонкого, утром, когда все студенты (и преподаватели, кстати) в университете на лекциях. И уходить собрался одновременно с ворами…
Вообще-то ерунда. Все, кроме этой оговорки. Оговорка, скорее всего, тоже ерунда, но…
– Майя Дмитриевна, а вы с Лабашовым часто дома занимаетесь? К нам бабушкины студенты совсем не приходят… – Тонкий напустил на себя самый невинный вид: ну спросил и спросил, что такого-то?
– У него хвост, Саш, – засмеялась Майя Дмитриевна и подмигнула студенту. Лабашов пристыженно уставился на свои ботинки. – С прошлого семестра еще! Он и ходил ко мне два месяца то на кафедру, то домой. Сегодня только сдал. Я же стараюсь принимать должников каждую свободную минуту. Только он – тугодум. На кафедру придет, возьмет листочек и сидит всю перемену. Сдавать уже надо, а у него чистый лист. Оставляет, бежит на лекцию – до следующей перемены. А после – ко мне вечерники приходят, а ему на работу надо, опять не состыковаться… Сам он далеко живет, за городом, платформа «Земляники». Я и приглашала его к себе несколько раз, когда у нас первой пары не было. Два утра мне голову морочил, паршивец, только на третье сдал!
Лабашов сидел красный и виноватый. Бабушка, видимо, решила его приободрить:
– Они все такие! – И посмотрела на Тонкого.
– А что я-то?
– Да ничего. Тоже любишь до ночи за уроками посидеть!
Бабульки засмеялись, а Тонкий начал соображать, как бы так вежливо и быстро уйти отсюда. А Вуколова уже сообразила:
– Валентина Ивановна, Сашка новую «бродилку» скачал…
– Идите-идите, – спохватилась бабушка. – Играйте, что вам тут со старухами…
– А что я-то?
– Да ничего. Тоже любишь до ночи за уроками посидеть!
Бабульки засмеялись, а Тонкий начал соображать, как бы так вежливо и быстро уйти отсюда. А Вуколова уже сообразила:
– Валентина Ивановна, Сашка новую «бродилку» скачал…
– Идите-идите, – спохватилась бабушка. – Играйте, что вам тут со старухами…
На этом слове Тонкий с Вуколовой нырнули в подъезд. Сашка уже в подъезде сообразил, что надо было выручить и Лабашова. Потом подумал: парень взрослый, разберется сам. Если он сидит с бабульками на лавочке, значит, ему это надо.
– Про Ваню не спросил. Не хотел при всех, – объяснил ей Тонкий, давя на звонок. Ленка наверняка уже дома.
– Поняла, – кивнула Вуколова. – Потом расскажешь. Привет, Лен.
Ленка выглядела на миллион долларов: бабушкин халат, разноцветные носки и отчаяние в глазах. Судя по раскордажу в коридоре (воры оставили меньший), бабушка поручила ей прибраться, и Ленка честно попыталась. Только не смогла найти свои вещи (потому и вырядилась в подручные) и, похоже, шкаф (потому что все сваленное около шкафа в комнате зачем-то перекочевало в коридор).
– Что – «потом расскажешь», Люд? – выдала она вместо «здрасьте». – Про шутничка-то? Так бабушка его прищучила сегодня. Раскололся как миленький и слезно просил не выгонять из универа.
– Да?! – Тонкий с Вуколовой обрадовались так синхронно, что Ленка испугалась:
– А че такого-то? Вы же вроде давно его вычисляли, надо же когда-нибудь прийти к финалу.
– Йес! – Тонкий взъерошил сестренке волосы на макушке, глянул, оценив результаты своего труда, и спешно стал приглаживать их обратно. Ленка и так сегодня слишком яркая для этого мира.
– Шмотки свои найди, красотка!
– Сам такой. Между прочим, гонца, принесшего хорошую новость, принято награждать. А ты?!
– А гонцу, принесшему плохую новость, принято отрубать голову, – парировал Тонкий. – Вспомни нашу нелегкую жизнь и прикинь, сколько голов ты мне уже должна.
– А наград сколько? – не сдавалась Ленка.
Вуколова слушала-слушала, топталась-топталась, потом ей надоело:
– Я пойду. Новости узнала, по шее ты не получил. – Она разочарованно глянула на Тонкого. – Я матери обещала пораньше прийти. Уже темно, мимо бабулек проберусь как-нибудь. – И вышла, Тонкий даже не успел бросить: «Пока».
– Эх ты! – картинно вздохнула Ленка, усаживаясь на пол в кучу одежды. – Даже чаю не предложил человеку.
А что было возразить?! Тонкий покопался в куче одежды и вытащил на свет Ленкины треники. На трениках, уцепившись коготками, висел Толстый.
И тут зазвонил телефон.
Глава IX Троянская Елена
Что ни говори, а регулярное общение с телефонными хулиганами не обходится без последствий. Сразу начинаешь нервно реагировать на самые обыденные вещи. На слова «коты», «канализация», да просто на телефонный звонок! Даже Толстый вздрогнул и быстро-быстро по треникам вскарабкался Сашке на плечо. Ленка сидела на полу и сочувственно смотрела на них обоих.
– Ну хочешь, я возьму?
– Сам!
Звонил не Ваня и даже не коты. Звонила Елена-историчка.
– Саша, добрый вечер. Позови бабушку, пожалуйста.
Вот как прикажете реагировать, когда тебе домой звонит учительница и просит бабушку к телефону? Тонкий повел себя неоригинально: пару секунд он лихорадочно припоминал, что такого успел натворить в школе за последние дни, и, не найдя ответа, спросил в лоб:
– Что случилось, Елена Владимировна?
– Ничего-ничего. Просто я хотела обсудить с ней кое-какие организационные вопросы.
Врет, решил Тонкий. Бабушка даже в родительском комитете не состоит и вообще далека от школьных дел. Если бы деньги собирала на что-то, всему классу бы объявила.
– А бабушка во дворе, – не соврал Тонкий. – С бабушками.
– Позови ее, пожалуйста, это важно.
А что делать?! Двор и правда недалеко, надо было соврать, что бабушка улетела на Луну и что-то там поломалось на станции, поэтому связи нет… Чушь какая-то! Может, и правда организационный вопрос, без бабушки не обойтись? Что он в самом деле? Ничего ж не натворил за последние дни…
Тонкий спустился во двор. Бабушка еще сидела на лавочке перед подъездом и обсуждала с Майей Дмитриевной какой-то учебный вопрос. Лабашов брел к «Москвичу» в глубине двора. Открыл дверь, сел в машину. Бабушка с Майей Дмитриевной проводили его взглядом, потом заметили Тонкого.
– Ты что, Сань?
– Тебя к телефону.
Бабушка начала прощаться, и заняло это минут пять, потому что бабушки быстро прощаться не умеют. Бабушка поднялась по лестнице за Тонким, и это тоже заняло несколько минут, потому что бабушки не зайцы, не такая у них скорость. Тонкий надеялся, что Елена не дождется и передумает. Но учительское терпение оказалось крепче времени.
– Кто там? – спросила бабушка, перед тем как взять трубку.
– Елена-историчка. Я ничего не делал, – на всякий случай добавил Тонкий и сделал вид, что он увлеченно наводит порядок.
Взял охапку одежды из коридора, притащил в комнату, где не только шкаф, но и бабушка с телефоном, и сел рядом, аккуратно складывая каждую вещь и подолгу выискивая ей место на полке. Бабушка заметила уловку, но виду не подала.
– Слушаю. Добрый вечер. Так. И Саша? А что тогда? Неужели?
Тонкий слушал и не понимал. Зато бабушка, похоже, понимала.
Тонкий видел, как она недовольно косится в его сторону. Значит, он все-таки что-то натворил. Причем давно, потому что успел забыть.
– Елена Владимировна, вопрос уже решен, я могу обещать, что это больше не повторится. Хорошо, я поговорю с ним…
Значит, он угадал. Если бабушка оправдывается, все ясно. Что-то Сашка все-таки натворил. Сейчас бабушка положит трубку, всыплет, вот и узнаем, за что.
Упрямый Ленкин свитер не хотел влезать на полку. Выскальзывал и падал, как дрессированный. Тонкий комкал его так и сяк, старательно втискивая между джинсами и джинсами. Никак. Впрочем, это было только на руку: дрессированный свитер – хороший повод оставаться в комнате и слушать разговор.
– Думаю, они сами разберутся. Поговорю. Да.
Бабушка положила трубку, молча подошла, отобрала у Сашки свитер и положила его на свободную полку. Предатель-свитер послушно лег и падать не собирался. Бабушка захлопнула шкаф и опустилась в кресло, кивнув Сашке на соседнее.
– Я, кажется, не все знаю о твоих школьных делах.
Тонкий пожал плечами: ясное дело, дни длинные, уроков много, и захочешь – все не расскажешь. Что ж такого он успел натворить и забыть? Не томи, а?
– Ты, оказывается, драки устраиваешь, бабушку позоришь.
– Я?
– Сегодня на истории, – объяснила бабушка, проницательно глядя на Тонкого. – Тебе одного ребра мало? Кстати, как оно?
– Трещина, говорил же. Я не дрался, ба!
– Не дрался, знаю. Но эта драка была по твоей вине…
– Я, что ли, девчонка? Елена, блин, прекрасная из параллельного класса?
– Не обольщайся, Троянской войны все-таки не было. Тем не менее…
Тонкий начал потихоньку соображать, в чем его обвиняют. Федорова и Витька Елена вызвала вечером с родителями. Они небось и выложили ей, какой такой был повод для драки. Витек дразнил Тонкого, Федоров решил призвать его к порядку. А дразнил потому…
– Я не знала, что записи моих разговоров с этим… – она сделала паузу, – есть в Интернете. И уж точно не думала, что ты будешь их кому-то показывать.
– Это не я!
– Значит, показали твои друзья, по твоей наводке, – припечатала бабушка, и возразить здесь было решительно нечего.
Тонкий уныло кивнул:
– Я брал Федорова разбираться с этим… На Арбат, вчера, помнишь? Конечно, я ему сказал, кого будем бить и за что.
– И дал адрес в Интернете?
– Нет, он сам нашел. Это нетрудно…
– Значит, любой ученик теперь может найти и послушать… Драка была, был вызов родителей, многие это видели в вашем классе и знают причину… Захотят – отыщут в Интернете, послушают… – она говорила словно бы сама с собой.
Тонкий давно понял, что он не прав и что файлики с того сайта надо бы убрать. Пока еще Тонкого дразнили только в классе, но завтра это может быть уже вся школа… Со всей школой не передерешься, даже если Федоров будет помогать.
– Я не хотел, ба. Что-нибудь придумаю, это дело замнут и забудут.
– Что тут думать-то? – бабушка посмотрела на него, как на маленького. – Я скажу Иванову сейчас: не хочешь на отчисление – убирай файлы из сайта. Мне важно, чтобы ты в принципе понял, как неосторожно поступил, рассказывая приятелям о наших проблемах.
– Давно понял. Подожди, ты оставишь его в университете?
Бабушка дернула плечом и уставилась в экран выключенного телевизора. Тонкий подумал, что она еще сама не знает, как поступить.
– Решать не мне, – вздохнула бабушка, стирая пальцем пылинку с экрана. – Решаются такие вопросы в деканате. Только я могу рассказать всем, что Иванов из этих… Как ты их там называешь – «баранки»?