Харка остановился. Внешне он был совершенно невозмутим, однако беспокойство его росло — он чувствовал присутствие человека…
А ночь по-прежнему оставалась безмолвной. Может быть, тот, другой, кто преследует его, тоже остановился, чтобы не выдать себя? Молодой индеец не был человеком, который легко отказывается от поставленной задачи. Он взял в руки револьвер, решив при надобности стрелять, и снова побежал. Временами ему слышался топот человеческих ног, но он уже не останавливался и не прислушивался, решив, что, в конце концов, и разведчик рода Медведицы тоже может спешить этим путем к Лошадиному ручью.
Чем ближе был Харка к Лошадиному ручью, чем скорее приближался момент встречи с сестрой и бабушкой, тем страшнее и страшнее становились видения кровавого торжества белых. Харка тяжело дышал, судорожно раскрывая рот. Еще один поворот — и уже совсем рядом долина Лошадиного ручья.
Вот он карабкается на высокий берег. Ветер освежает его вспотевшую спину. Сквозь ночной туман доносится журчание полой воды. И только поднялся он, как из мрака и тумана возникла перед ним человеческая фигура.
Харка смотрел и не двигался.
Перед Харкой стоял индеец. Волосы его были расчесаны на пробор, верхняя часть тела обнажена, в руках — ружье.
Это был Матотаупа.
Харка чувствовал, что и отец пристально смотрит на него. И раз Матотаупа не таясь стоял перед ним, значит, поблизости не было врага и Харка мог без опаски подойти к нему.
Матотаупа опустился среди кустарников на землю. Сел и Харка. Он ждал, что скажет отец. Но Матотаупа не раскрывал рта и не подавал знака говорить Харке.
Харка был теперь убежден, что именно отец и следовал за ним. Несомненно, он знает, о чем говорили белые, — ведь он тоже понимает их язык. И если уж Матотаупа направился тем же, что и Харка, путем, то, видно, он не станет задерживать сына — скорее всего им руководили те же заботы, и он, наверное, тоже собирался предупредить Уинону и Унчиду… Харка ждал, что скажет отец, он все еще ждал… Взошла луна. Свет ее проникал сквозь ветви кустарника и падал на Харку. Матотаупа оставался в тени. Матотаупа продолжал молчать, и Харку охватил непонятный страх, точно в спину ему вот-вот вонзятся когти хищника. А что, если отец думает не так? Что, если он считает, что Харка изменил долгу разведчика? Изменил?.. О, тогда произойдет такое, чего даже нельзя себе представить.
Матотаупа заговорил.
— Кто ты? — спросил он сына тихо, сохраняя достоинство и спокойствие.
Харка отвечал медленно, запинаясь, еле ворочая вдруг отяжелевшим языком:
— Я — Харка — Твердый Как Камень, Ночной Глаз… Убивший Волка, Преследователь Бизона, Охотник На Медведя… сын Матотаупы… — Харка хотел на этом закончить, но взгляд Матотаупы требовал продолжения. — И… и разведчик белого человека Джо.
— Ты был всем этим.
У Харки перехватило дыхание: все его надежды рухнули.
Снова стало тихо. Неотвратимо приближалось утро.
— Куда мне идти? — подавленно спросил Харка: он понимал, что этим вопросом отдает себя на суд отца.
— Иди туда, куда ты хотел идти! Иди, если ты презираешь отца и предаешь своих друзей!
Харка пытался собраться с мыслями, но и мысли его и чувства были подавлены тяжелыми сомнениями. Он молчал.
— Я не держу тебя, иди!
— Н-нет…
— Знаешь ли ты сам, чего хочешь?
Харка склонил голову и уставился в траву.
Отец сидел перед ним в отчаянии, опустив плечи. Люди рода лишили его и чести, и родины и вот добираются до последнего, что еще осталось, — до сына. Они настраивают Харку против Джима, они незримыми нитями притягивают Харку к себе. Кем же он, Матотаупа, будет в глазах Джо, как не отцом изменника, мальчишки, который хотел бежать к врагам? И каким врагам! Джо никогда не забудет «дня мертвых рыб».
— Харка, мог ли я подумать, что ты — блудливая собака и коварная лисица! Вставай и иди! Я приведу тебя к Джо и скажу, что ты хотел нас предать. Он решит, что делать с тобой.
Харка поднял голову.
— Веди! — сказал он хрипло, потому что дыхание еще не подчинялось ему. — Веди, но не говори больше того, что знаешь, скажи, что ты встретил меня на пути к Лошадиному ручью.
— Чем ты докажешь, что не хотел нас предать?
— Чем хочешь. Можешь сдирать с меня кожу — я не крикну!
— Нет, это не подойдет, я предложу тебе другое. Ты будешь бороться с нами против рода Медведицы!
Харка вздрогнул. Он, когда еще только начинал говорить, уже знал, что не имеет права возражать старшим, но тут он не смолчал:
— Я не снимаю скальпов с женщин… с детей…
— Ты будешь бороться против тех, у кого оружие в руках, а иначе — ты предатель, и я напялю на тебя женское платье и убью! Так ты будешь бороться?
Харка хотел еще что-то возразить, но не смог и только выдавил из себя:
— Да.
Матотаупа не смотрел на мальчика. Он добился своего, но что-то мешало ему взглянуть в лицо сына. И раздражение его не улеглось, а, напротив, усилилось. Он резко поднялся.
— Пошли!
Харка нетвердой, шатающейся походкой последовал за отцом.
Матотаупа двинулся тем же путем, которым они пришли. Направлялся ли он к Джо и его спутникам или туда, где располагалась милиция, сначала было непонятно, но скоро стало ясно, что они направляются к лагерю, к которому недавно подкрадывался Харка и у которого наверняка побывал и Матотаупа.
И еще не успели они дойти до лагеря, как до них донеслись выстрелы. Матотаупа остановился, прислушался. Выстрелы прекратились. Тогда Матотаупа ускорил шаг, и Харка последовал за ним.
Наконец они достигли лагеря. Костры тут были потушены, и нигде не было видно огня, только от обгорелых деревьев поднимались дымки. По-видимому, лагерь был обстрелян из луков. Вот из-за этого-то, вероятно, и потушили огни и ответили ружейным огнем. Но сейчас стояла настороженная тишина. Момент для встречи индейцев с белыми был неподходящий.
— Беги к Джо и сообщи ему обо всем! — приказал Матотаупа Харке.
Не сказав ни слова, Харка отправился. Он побежал, ускоряя бег, к тому месту, с которого начал разведку.
Когда он определил, что находится неподалеку от Джо, он издал условленный крик и получил ответ. Джо не спал, он стерег трех коней.
— Ну? — спросил он Харку.
— Пятьдесят три человека хотят сегодня уничтожить палатки рода Медведицы на Лошадином ручье. Мой отец около лагеря милиции. Ночью лагерь был обстрелян из луков.
— Опять это коварство индейцев! И сегодня совершится кара? Да, я должен там быть! Я обязан быть там ради моих погибших спутников! Мы отправляемся. Сейчас же! Ты возьмешь лошадь своего отца?
— Да.
— Ты выглядишь ужасно усталым. Ты не ранен?
— Нет.
— Ты выдержишь?
— Да.
— Теперь пошли! Иначе нельзя.
Харка сел на Серого, коня отца он взял за повод и понесся галопом по следу отряда. Джо поскакал за ним.
Они еще не доехали до ручья, где располагался лагерь, как вдруг Харка остановился.
— В чем дело? — спросил Джо.
— Нам навстречу идет человек.
— Человек? Я не слышу. — Джо все-таки взял ружье в руки, чтобы быть готовым к встрече.
Оба ждали. На одной из высоток показался Матотаупа и махнул рукой. Джо убрал ружье, а Харка поднял коня в галоп. Как только они встретились, Матотаупа тоже сел на коня, и они поехали дальше.
— Белые люди уже давно снялись. Я видел их. Они надеются, что мы их догоним, — угрюмо сообщил он.
— Вперед! — И Джо дал коню шпоры.
Матотаупа выехал первым, Харка по-прежнему замыкал цепочку. Всадники миновали место ночного пристанища милиции и поехали по следу.
Только далеко за полдень они достигли Лошадиного ручья. Матотаупа и Джо спешились. Отец оставил сыну коней и вместе с Джо поспешил на возвышенность, с которой хорошо обозревалась прерия.
Харка ждал и прислушивался. Не было слышно ни выстрелов, ни криков — полная тишина, лишь едва доносилось журчание ручья. Харка надеялся, что Шонка все-таки успел предупредить людей и белые не застали врасплох палатки рода. Военный вождь, может быть, успел распорядиться свернуть лагерь, а женщин и детей вовремя отправили в лес?.. А может быть, воины сражались с белыми?.. Харка мог пока только строить догадки, но Матотаупа и Джо — должны же они уже что-нибудь знать, ведь с холма видно…
— Поедем, — сказал Джо скорее всего просто потому, что надо же было что-нибудь сказать.
И снова всадники вытянулись в цепочку, и снова Матотаупа повел их галопом, и скоро встречный ветер донес до Харки запах дыма. Обогнули последний холм, закрывающий долину, и Матотаупа пустил коня шагом. Харка устремил взгляд на лагерь.
— Мы пришли поздно, но мои спутники отомщены, — громко сказал Джо.
Все выглядело так, как будто каратели застали лагерь на месте. На земле валялись полотнища и поломанные жерди. Четыре палатки остались нетронутыми. Но палатка жреца исчезла бесследно, пусто было место палатки совета, место палатки вождя. Может быть, их успели разобрать и увезти? Земля вокруг была истоптана. Виднелось несколько трупов. Харка заметил, что они обезображены.
Все выглядело так, как будто каратели застали лагерь на месте. На земле валялись полотнища и поломанные жерди. Четыре палатки остались нетронутыми. Но палатка жреца исчезла бесследно, пусто было место палатки совета, место палатки вождя. Может быть, их успели разобрать и увезти? Земля вокруг была истоптана. Виднелось несколько трупов. Харка заметил, что они обезображены.
На другом берегу ручья толпились люди милиции в своих кожаных ковбойских костюмах. Они еще не выпускали из рук ружей. Расседланные кони, впрочем, были под охраной. Мустангов рода Медведицы Харка не видел, но не видел он и убитых коней. Из своры собак только три пегих кобеля слонялись на месте побоища и, кажется, не прочь были заняться убитыми.
Джо, Матотаупа и Харка проехали мимо разрушенного поселка к группе карателей и спешились. Харка привязал лошадей в стороне от коней белых. Он хотел усесться у своего мустанга, но отец взглядом приказал и ему идти к белым. Матотаупа подошел к предводителю отряда, с которым, видимо, познакомился ночью. Он назвал Джо Брауна, и это вызвало общий интерес. Люди поспешили к ним и расселись вокруг. Все хотели услышать от самого Джо, как погибли его товарищи.
Джо рассказал, но, кажется, он с видимой неохотой вспоминал об этом событии и даже начинал испытывать неприязнь к этим людям, которые допытывались о подробностях. Затем он спросил:
— Ну а что здесь произошло?
— Д-да, — произнес вожак, — ваш разведчик Топ нас предупреждал… Но мои люди чувствовали себя слишком уверенно, и их было не удержать. Утром они ну прямо меня за горло взяли. Топ видел разведчиков, а на рассвете у нас даже произошла перестрелка. Значит, нечего было рассчитывать застигнуть краснокожих врасплох. А мы понеслись, как стадо глупых бизонов. Когда мы подъехали, все здесь было спокойно. Палатки стояли освещенные утренним солнцем, а у ручья две или три женщины брали воду. Но едва мы появились, как женщины словно провалились сквозь землю, а из палаток посыпались стрелы. Четверо наших убито. Троих из тех, что стреляли, мы уложили, двое — убежали. И может быть, женщины, что черпали воду, были совсем и не женщины, а переодетые мужчины, которые скрылись в палатках и стреляли?
— Где же мустанги рода Медведицы? — спросил Джо.
— Когда мы подъехали, мустангов было не видно. Конечно, можно найти следы… Индейцы успели вывезти женщин и детей, шкуры, имущество. Видимо, они увезли часть палаток. Словом, им было известно, что готовится нападение.
— Среди индейцев рода Медведицы живет один сбежавший раб, его зовут Чужая Раковина, — сказал Матотаупа. — С ним его сын — Чернокожий Курчавый. Оба хорошо понимают язык белых. Если один из них был в разведке, — удивляться нечему.
— Проклятые негры! Всех их пора уничтожить! Им положено быть рабами!
— Вы, видно, из конфедератов? — спросил Джо.
— Да, я был с ними, отпираться не буду! — вызывающе сказал предводитель.
— Итак, род Медведицы потерял троих, а вы — четверых, — заключил инженер. — Вот итог нашей карательной экспедиции.
— Не забудьте, что разрушены палатки.
— Переломано несколько жердей, — заметил Матотаупа.
— Я уже говорил, Топ, что твои предостережения были справедливы. Но все равно наша миссия выполнена.
— Я посмотрю следы, — сказал Матотаупа, поднялся и кивнул Харке, чтобы тот шел с ним.
Отец с сыном прошли к тому месту, где был индейский лагерь. Матотаупа осмотрел убитых. Каратели выместили на них всю злобу и растерзали трупы так, что Матотаупа не смог их опознать.
Харка не впервые видел истерзанные тела. Год тому назад он видел погибшего отца Четана — Солнечного Дождя, который упал во время охоты на бизонов и был растоптан копытами. Видел своего дядю — брата Матотаупы, разорванного гризли. Харка не раз слышал, что от неудачных охотников часто находили только куски мяса да кости. Звери оставались зверьми, и можно было объяснить их слепую злобу к врагу — человеку. Но здесь были белые люди, и они знали, что делали. Они сняли с мертвых одежду, амулеты, забрали оружие и лишь после того раскрошили их. Таковы были белые люди, которые называли индейцев дикарями.
Харка тоже не мог никого узнать в этих изрубленных и растоптанных трупах. Может быть, среди них Шонка, может быть — Четан, а может быть, и младший брат Харки — Харбстена, потому что один труп значительно меньше других… Харка хотел завернуть останки, как это делалось по обычаю рода при захоронении, в кожаные одеяла, но он не посмел спросить на это разрешения у отца. Он только отогнал собак.
Обход показал, что еще до нападения белых были разобраны палатки жреца, совета, Матотаупы, а также палатка погибшего во время охоты Солнечного Дождя — отца Четана.
По следам было видно, что люди рода Медведицы ушли не вместе, а разошлись небольшими группами и, вероятно, встретились где-то в условленном месте, в лесу.
Когда Матотаупа и Харка возвращались к белым, они еще раз прошли мимо маленького исковерканного трупа, и Харка снова подумал о Харбстене. Раньше он мало внимания обращал на своего маленького брата. После перенесенного в детстве тяжелого заболевания тот был очень слабеньким, и не было надежды, что из него получится когда-нибудь хороший воин и охотник.
Оба перешли ручей. Матотаупа направился к Джо. Харка еще раз попытался остаться у коней, но Матотаупа опять взглядом приказал идти за ним. Мальчик и отец уселись среди белых рядом с Джо. Люди разогревали на костре какую-то еду и болтали, но Матотаупа оставался молчаливым и мрачным. Джо не участвовал в общей болтовне. Инженер даже немного отодвинулся в сторону и спросил у Матотаупы:
— Что ты скажешь теперь?
— Белые люди делали все неверно.
— Согласен с тобой. Да, все это было глупо… Чего мы добились? Хорошо вооруженный отряд скачет через прерии, тратит боеприпасы, жрет консервы, убивает трех индейцев, ломает несколько жердей от палаток и теперь празднует победу. Род Медведицы с небольшими потерями уходит в леса и теперь, вполне естественно, будет мстить, хотя бы за то, что так надругались над трупами…
— Что ты будешь теперь делать, Джо?
— Я? Ничего. Надо только отоспаться за прошлую ночь. А потом мы вместе отправимся к нашим людям. У меня договор с железнодорожной компанией. И так много времени потеряно зря с этой затеей.
Матотаупа погрузился в мрачное молчание.
Наступил вечер. Солнце закатилось за вершины Скалистых гор. Глухо журчали воды ручья. Вдалеке послышался вой волков.
— Белые люди хотят провести ночь здесь? — вдруг спросил Матотаупа; в вопросе звучала озабоченность.
— У тебя есть какие-то опасения? — поинтересовался инженер, встревоженный тоном индейца.
— Да. Если бы я был вождем белых людей, я бы приказал сейчас же сниматься.
— Уж не думаешь ли ты, что ночью на нас могут напасть?
— А почему бы и нет. Если мы останемся, нужно усилить дозоры или продолжить преследование!
— Ну, поднять наших людей на новое выступление и прочесать лес нам не удастся. Они выполнили свое и теперь будут болтать о том, что разрушили поселок и уничтожили индейцев. Они хотят того же, что и я, — вернуться к работе. А преследование рода Медведицы потребует не одну ночь.
— Да, и будут еще убитые.
— Ну вот видишь. А нам это ни к чему. Сумеешь выставить дозоры?
— Я не могу приказывать здесь белым людям.
— Я скажу, чтобы они слушались тебя.
Джо направился на другую сторону большого круга переговорить с вожаком. Матотаупе было доверено расставить посты.
Он решил прежде всего выслать дозорных на западную и восточную высотки — туда, где ручей делал поворот, то есть расставить посты так, как делал это, будучи военным вождем рода Медведицы. Он предложил также установить пост и там, где когда-то стояли палатки. Коней он перевел на восточный берег, где обычно находились мустанги индейцев.
Наступила ночь. Растерзанные трупы белые люди собрали в кучу на берегу. Выли собаки, чуя приближение койотов. Вожак собрал людей и показал, кому куда идти в дозор.
Матотаупа сообщил все это Джо и сказал, что сам будет проверять дозоры вместе с Харкой.
Джо молчал. Матотаупа спросил:
— Что еще?
— М-да… Тебе очень нужен Харка? Может быть, дать ему поспать, он ведь чертовски устал, со вчерашнего вечера на ногах.
Матотаупа задумался. Потом повернулся к Джо.
— Он жаловался?.. Да… лучше пусть он останется с тобой и поспит.
Харка действительно еле стоял на ногах, и не только оттого, что не спал. Отец должен был знать — отчего. Инженер был рад, что его заботы достигли цели. Работа надолго отрывала Джо Брауна от семьи, к тому же у жены был прескверный характер, а дети были от него далеки. Он всем сердцем привязался к Генри, из которого хотел сделать хорошего инженера. Но Генри был сейчас далеко — и объектом забот Брауна стал Харка.