— А кто виноват в том, что мою Антонину зарезали? — скривился мужчина.
— Ах, так, значит, вы бывший муж покойной Антонины Сухониной, я правильно понимаю?
— Не совсем. Я не бывший муж, а настоящий… — казалось, он вот-вот пустит слезу. — Это для нее я был бывшим мужем!
Мужчина зло ударил кулаком в дверь, но та вдруг открылась, и он едва не потерял равновесие. Однако удержался на ногах, а женщина, открывшая дверь, испуганно отшатнулась.
— Это вы? — спросила она, заплаканными глазами глянув на Инну.
Мать покойной Антонины Сухониной была высокой, дородной женщиной лет шестидесяти. Волосы седые, а платок черный — такой вот траурный контраст.
Инне приходилось общаться с ней вчера. И сегодня она пришла к ней, чтобы поговорить о ее бывшем зяте, но тот сам пожаловал к теще.
— Да, хотелось бы задать вам несколько вопросов…
Сегодня у нее выходной, но что-то не сидится дома. Да и дело уже завтра могут у нее забрать, поэтому нужно спешить. Вдруг она сможет раскрыть убийство Сухониной уже сегодня?
— И не вам одной, — горько усмехнулась женщина, глянув на своего бывшего и ненавистного ей зятя.
— Ладно, пойду я!
Мужчина повернулся к Инне спиной и направился к лифту.
— Дмитрий Васильевич, куда вы? У меня к вам есть вопросы.
— Да? Ну, поехали… — не оборачиваясь, махнул он рукой.
Инна в замешательстве глянула на женщину. Ирина Семеновна от нее никуда не денется, но так ведь и ехать с этим типом ей никуда не хотелось. Чего уж греха таить, страшно стало.
— Не надо с ним никуда ехать! — предостерегающе мотнула головой женщина.
— Дмитрий Васильевич, остановитесь! Мне нужно с вами поговорить!
— Вызывай повесткой, юстиция! — Сухонин зашел в кабинку лифта и оттуда, не выглядывая, помахал ей рукой.
Повестка — это время, а ей надо было спешить. Инна собралась с духом и последовала за мужчиной. Лифт плавно тронулся, но Сухонин изобразил, что его тряхнуло и бросило на Инну. Он навалился на нее, прижав к стене.
— Пардон!
Ее чуть не стошнило от исходившего от него запаха. Может, отвращение и привело в действие защитный механизм. Нога как будто сама по себе оторвалась от пола, и коленка нашла цель.
Инна всерьез готовила себя к службе в полиции. До института занималась тхэквондо, а во время учебы освоила приемы из боевого самбо. Потому и удар оказался сильным и точным. Ей показалось, что ударила она сильно. Только сам Сухонин даже не пискнул. И отстранился он с таким видом, как будто ничего не случилось. Лишь усмехнулся — дескать, не больно ему…
Лифт остановился, и Сухонина снова как бы тряхануло. И движение он сделал, чтобы навалиться на Инну. Но не навалился, а только, пугая, дернулся. И еще угрожающе крякнул, сделав страшные глаза. После чего рассмеялся.
— Не смешно! — зло глянула на него Инна.
— Ну, кому как… Ладно, барышня, расслабьтесь! На самом деле я самый безобидный человек на свете.
Он подвел ее к «Икс-пятому» «БМВ», снял машину с сигнализации, даже открыл для Инны правую переднюю дверь. Выглядел он неважно — лохматый, небритый, неряшливый, ветровка застиранная, рубашка несвежая, джинсы затертые чуть ли не до дыр. Но машина престижная, дорогая и еще не старая.
— Нет, лучше ко мне, — покачала она головой, взглядом показав на свою «Хонду».
У нее тоже внедорожник. Машина не новая, но претензий к ней никаких. Однако Сухонин отрицательно покачал головой.
— Или вы ко мне, или я уезжаю, — поставил он ее перед выбором.
Инне пришлось выбрать второе.
— Ваша машина? — спросила она, когда Сухонин сел за руль.
— Нравится? — ухмыльнулся он. — Сейчас покатаю!
— Не надо меня катать!
Она вырвала у мужчины ключ, который он поднес к замку зажигания.
— Это ограбление! — засмеялся он.
— Звоните в полицию! — съязвила она.
— И позвоню!..
— Лучше сразу в ГИБДД. А потом сразу на освидетельствование. Сколько у вас там промилле в крови?
— Ноль целых ноль десятых… А если серьезно, сейчас мы поедем ко мне. Вы же пришли к моей теще в гости. И ко мне можете прийти… Не бойтесь, не обижу.
— А почему я должна бояться?
— Ну, у меня же судимость. И вы это знаете.
— Знаю, — не стала кривить душой Инна.
Она не собиралась никуда ехать и ключи не отдавала. Но Сухонин достал из кармана дубликат и завел машину.
— Справки обо мне наводили?
— Наводила.
Машина плавно тронулась с места, и ей стало не по себе. Этот мерзкий тип внушал не только отвращение, но и страх.
— Я ведь за ограбление срок мотал…
— За вооруженное ограбление, — уточнила Инна.
— Точно, семь лет как с куста… Думаете, это я убил свою жену?
— А вы могли ее убить?
— Убить мог, — нахмурился Сухонин. — Но не Антонину. Я бы того козла убил, с которым она жила… Где он, в изоляторе?
— Не важно.
— Значит, там… Вы уж ему по всей строгости закона, пожалуйста!
— За что?
— Как за что? А разве не он мою Антонину убил?
— Пока не знаю…
— А меня вы зря подозреваете. Я не при делах. У меня бизнес, я от криминала давно уже отошел. И Антонину очень любил… Не мог я ее убить… Это все козел этот, он ее убил… Как его фамилия?
— Не важно.
— Жаль, я не при делах, а то бы я его, падлу, на тюрьме достал!
— Дмитрий Васильевич, где вы находились пятого июня с четырех до шести часов утра?
— Дома был.
— С кем?
— Ну не с бабой же… Я Тоньку любил! — Сухонин вдруг ударил себя кулаком в грудь. — Мне больше никто не нужен!
— Кто может подтвердить, что вы находились дома?
— Витька. Он ко мне в четыре утра заявился, рыбак хренов.
— Рыбак?
— Ну, дом у меня у самой речки, запруда там, карпы водятся. Если есть желание, можно удочки забросить… Или вы уже? — ухмыльнулся Сухонин.
— Что «уже»? — в ожидании непотребного подвоха нахмурилась Инна.
— В мою прорубь удочку закинули? Только не поймаете вы там ничего. Не убивал я Антонину!
— А могу я поговорить с этим Витькой?
— Легко!
Сухонин взял телефон, набрал номер:
— Витек, ты дома?.. Никуда не уезжай, я сейчас подъеду, разговор есть.
Виктор Верютин жил в крупнопанельном доме на южной окраине города. Это был мужчина лет тридцати пяти, такой же неказистый и запущенный, как и Сухонин, и перегаром от него разило за версту. Но если из Сухонина жизненная энергия била ключом и был он уверен в своих силах, тот это был полной его противоположностью — жалкий, забитый, робкий.
Верютин подтвердил то, что сказал Сухонин, но Инна не поверила ему. Слишком уж большое влияние имел на него Сухонин, чтобы поверить. Она записала его адрес, номер телефона, чтобы поговорить с ним позже и наедине. Может, он сознается в сговоре с дружком, если того не будет рядом.
— Ну что, убедились? — спросил Сухонин, открывая для Инны дверь в свою машину.
— Убедилась, — кивнула она.
Но в машину не села. Не было у нее ни малейшего желания ехать к Сухонину. Да и смысла в этом не было. Если этот тип смог подбить на ложные показания своего дружка, то и в доме у него чисто. Да и как Инна могла найти запачканную кровью одежду, если у нее ни постановления на обыск нет, ни прикрытия.
— Тогда какие вопросы?
— Скажите, а почему вы обвиняете в убийстве Антонины свою тещу?
— Так это ж она ее к тому хмырю толкала. Я, типа, плохой муж, а он хороший. Как будто у меня дома нет и машины… Будто моя дочка ему не чужая…
— Юля?
— Другой у меня нет… Вот скажите, барышня, нужна была этому козлу моя дочь? Нет, не нужна. А мне нужна!.. Вот и кого моя теща хотела счастливым сделать? Козла ей подавай! А нормальный мужик пусть проваливает, да?
— Нормальный мужик — это вы?
— А что, нет? — набычился Сухонин.
— Я не психолог, чтобы давать оценки, — уклонилась от ответа Инна.
Уж если сравнивать Сухонина с Гореловым, то первый со вторым и рядом не стоит. Горелов — мужик, а этот — какое-то злое недоразумение.
— И вообще мне пора.
Инна записала номер телефона Сухонина, его адрес и направилась к автобусной остановке. Там она поймала такси и отправилась к дому номер восемь по улице Фадеева. И машину ей надо было забрать, и еще хотелось поговорить с Ириной Семеновной.
Мать Антонины открыла ей дверь по первому звонку, как будто ждала ее.
— Вы одна? — встревоженно спросила женщина, быстрым взглядом обозрев пространство за спиной Инны.
— Одна… Я так понимаю, вы не хотите видеть своего зятя.
— Бывшего зятя, будь он неладен, — закрывая дверь, проговорила Ирина Семеновна.
— Чем он вам не угодил?
— А вы сами как думаете?
К женщине подошла девочка лет одиннадцати, взяла ее за руку и, прижавшись к ней, молча уставилась на Инну. Она не плакала, но глаза красные от слез.
— Здравствуй, Юля.
— Здравствуй, Юля.
Антонина Сухонина была симпатичной женщиной, а ее дочь, увы, больше похожа была на отца, чем на мать, потому внешними данными не блистала. Несимпатичная, мягко говоря, нескладная, но ведь ее вины здесь нет… Инна погладила девочку по голове, и та грустно улыбнулась ей.
— Чай, кофе? — спросила Ирина Семеновна.
Не дожидаясь ответа, она повела гостью на кухню. А внучку отправила в свою комнату, как будто знала, что разговор пойдет о ней.
— Зачем сегодня к вам приходил зять? — спросила Инна, усаживаясь на стул.
— Дочку забрать хотел.
— А раньше почему не забирал?
— Антонина не разрешала. Суд Юлю с ней оставил, но теперь Антонины нет… — женщина приложил палец к правому глаза, чтобы остановить слезу. — Теперь он может девочку забрать…
— Он угрожал Антонине?
— И угрожал, и ревновал… — Ирина Семеновна закрыла кухонную дверь. — Мне кажется, что это он убил Тоню.
— Кажется или у вас есть основания так считать?
— Ну а кто еще ее мог убить?
— В убийстве вашей дочери подозревается Никита Горелов.
— А зачем ему Антонину убивать?.. Он мужчина положительный, непьющий, не то что этот… прости господи!
— Вы с ним знакомы?
— Нет, но Антонина о нем рассказывала.
— Насколько серьезные были у них отношения?
— Замуж она за него собиралась…
— Он звал ее замуж?
У Инны вдруг пересохло во рту. И поданный кофе оказался как нельзя кстати. Горячий он, но Ирина Семеновна поставила перед ней сметанницу со сгущенным молоком.
— Не то чтобы звал, но и не отказывался от возможности жениться…
Инна размешала сгущенку, сделала несколько глотков, чтобы смочить пересохшее горло. Но сухость все равно осталась. И в душе почему-то волнение… Уж не ревнует ли она Никиту Горелову к покойнице? Но ведь это же глупо.
— Антонина жила с Гореловым?
— Да, жила. И была счастлива. А счастье дочери, вы должны понимать, для меня дороже всего.
— Это я понимаю… Ваш бывший зять знал, с кем живет ваша дочь?
— Знал. Он все про нее знал. Проходу ей не давал. Говорил, что очень сильно жалеть будет, если не одумается…
— Антонина давно с ним в разводе?
— Официально — два года, а неофициально — три… Он дом построил, к себе звал, а она ни в какую. Не нужно, говорит, ничего…
— Машина у него дорогая, дом построил. Чем он занимается?
— А разве он вам не рассказывал?
— В общих чертах. Бизнесом, мол, занимается. А каким именно, не объяснил.
— Там у них автосервис, машины ремонтируют. Всякие машины, — понизила голос женщина.
— Что значит «всякие»?
— Ну, и угнанные в том числе, — Ирина Семеновна суетливо оглянулась, как будто в кухне мог находиться кто-то посторонний.
— Вы в этом уверены?
— Нет, но мне кажется… Понимаете, не может он честным бизнесом заниматься. Не тот человек… Банда у них там!
— Банда?
— Ну а как еще называть, если он весь автобизнес в городе держит? Если хочешь автомастерскую открыть, у них разрешение спрашивать надо. Без разрешения работать не дадут. А разрешение денег стоит… Только я вам ничего не говорила! — спохватилась женщина.
— Я вас понимаю, Ирина Семеновна, и про вас ничего не скажу.
— Вам вообще в это дело лезть не надо… Хотя если вы Митьку подозреваете, то правильно делаете. Но пусть им занимаются мужчины, а вам лучше в сторонке постоять. С Митькой опасно дело иметь, он ведь и убить может…
— Есть примеры?
— Я же говорю, банда у них…
— А Виктор Верютин тоже в этой банде состоит?
— Не знаю такого… Я этих гадов ползучих знать не обязана… Антонина, может, знала… Ну зачем она с этим скотом связалась? Говорила же, не доведет он тебя до добра! — запричитала Ирина Семеновна.
Инна поняла, что ей пора уходить.
Глава 5
Понедельник — день тяжелый, особенно если похмелье мучает. Инна не употребляла, чего не скажешь про ее начальника. Майор Драпов благоухал одеколоном и мускатным орехом, и выбрит он гладко, и форма отглажена от и до, но Инну не проведешь. Болит у него голова, и в сон клонит. Однако работу вперед надо двигать, а то ведь она и остановиться может.
— Что там у тебя с убийством… э-э… — Драпов заглянул в своей еженедельник, — с убийством Сухониной?
— Так это не наша подследственность. Прокуратура должна это дело забрать.
— Да, но ты же работаешь по этому делу?
— Работаю, — согласилась Инна. — Дело возбуждено, подозреваемый задержан.
— Только вот не колется твой подозреваемый, — вздохнул майор.
— А если признаваться не в чем?
— Как это не в чем? Труп у него во дворе дома нашли, орудие убийства там же лежало.
— Отпечатков пальцев на ноже нет.
— Значит, в перчатках был…
— А где перчатки?
— Выбросил.
— А нож почему не выбросил?
— В жизни всякое бывает…
— Еще в жизни бывает, что бывший муж убивает свою бывшую жену.
— Это ты о чем, Демичева?
Инна рассказала все, что накануне узнала о Дмитрии Сухонине. Сначала информацию о нем выложила, а потом и своими соображениями поделилась.
— Ну вот, а говоришь, что прокуратура должна заниматься, — постукивая карандашом по столу, озадаченно проговорил Драпов.
— Да, но пока не занялась…
— И какие у тебя на этот счет соображения?
— Думаю, Сухонину дочь нужна. Он теперь ее к себе домой забрать может. Именно вчера он и пытался это сделать.
— Ну, узнал о том, что погибла жена, пошел за дочерью, что здесь такого?
— Вчера вечером я разговаривала с Верютиным. Без Сухонина разговаривала. Врет Верютин, путается… Давайте его в отдел доставим, сами поймете, что нет у Сухонина алиби…
— Так его никто и не подозревает.
— Я подозреваю.
— На каком основании?
— На основании личных наблюдений — раз. На основании показаний матери Антонины Сухониной — два. И Горелов утверждает, что Дмитрий Сухонин возражал против их с Антониной отношений. Правда, он считает Дмитрия Сухонина настолько ничтожной личностью, что не подозревает его в убийстве. Личность он действительно ничтожная, но при этом очень опасная. Сухонин семь лет за вооруженное ограбление отсидел. И убить он мог…
— Это все слова, а где доказательства?
— А где доказательства против Горелова? У него даже мотивов для убийства нет.
— По пьяному делу всякое бывает.
— Не было никакого пьяного дела. Ни алкоголя, ни наркотиков, экспертиза это подтверждает.
— А если он псих по жизни!
— Подставили его, Андрей Вадимович.
— Это он тебе сказал? — хмыкнул Драпов.
— Нет, я сама так думаю… Вы сами представьте себе такую ситуацию. Совершенно трезвый человек убивает свою сожительницу, стирает отпечатки пальцев с ножа, который тут же бросает рядом с трупом, затем идет в дом, принимает душ и как ни в чем не бывало ложится спать. Вы можете себе такое представить?
— Могу.
— А я нет… Сухонину убили в пять утра, а в половине шестого на пульт оперативного дежурного поступил звонок. Кто позвонил в полицию? Сосед. Начинаем разбираться, а из соседей никто не звонил. Как это объяснить?
— Может, сам Сухонин и позвонил?
— Нет, не он. Не с его телефона звонок сделан. А с мобильника покойной Сухониной, — выложила козырь Инна.
— Хочешь сказать, что она сама позвонила?
— Да нет, не хочу… Это убийца в полицию позвонил. Забрал у покойной телефон и позвонил.
— У нее был телефон?
— Да, она позвонить во двор выходила.
— В пять утра?
— Ну, вы же сами говорите, что в жизни всякое бывает…
— А Горелов не мог позвонить с телефона покойной?
— Мог. Но телефона при обыске мы не обнаружили.
— Значит, плохо искали.
— Зато нож нашли, — усмехнулась Инна. — Причем подозрительно легко, вы так не считаете?
— Я думаю, что ты выгораживаешь Горелова, — с недовольным видом покачал головой Драпов.
— Зачем это мне? — возмутилась Инна.
— Не знаю, тебе видней…
— У нас есть запись сообщения, поступившего с мобильного Сухониной на пульт дежурного. Там не Горелова голос.
— А чей? Сухонина?
— Голос был искусственно изменен, поэтому все возможно.
— Так, может, Горелов его и изменил?
— Экспертиза покажет. Можно отправить запись на фоноскопическую экспертизу.
— У тебя есть запись голоса Сухонина?
— Да, конечно. Разговор с ним записан на диктофон…
— Это хорошо, Демичева, — заметно нервничая, произнес Драпов. — Это хорошо, что ты знаешь работу…
— А что плохо? — спросила Инна, с подозрением глянув на него.
— Да то и плохо, что жалоба поступила.
— Кому, от кого?
— Хороший вопрос, Демичева. Зришь в корень, что называется. Только я не могу тебе сказать кому, права не имею. И от кого, не скажу, потому что не знаю. Хотя, может, и догадываюсь. А жалоба эта породила просьбу. Нас убедительно просят оставить в покое… Угадай кого?