— А ты как считаешь? — спросила Демичева.
— Считаю себя дураком, — ответил Никита и на этот раз наполнил оба бокала. — Поступок дурацкий… Но поступок.
Инна подошла к нему, села за барную стойку и тоже выпила. Чокнуться не предложила. Коньяк хороший, мягкий, поэтому она даже не поморщилась. Хотя глаза заслезились.
— Тебя накажут, если я вдруг полезу к Сухонину? — спросил Никита.
— Накажут тебя.
— Но ты же должна меня предупредить.
— Я же говорю, никто меня не уполномочивал ехать к тебе. — Инна смело и с улыбкой смотрела на хозяина дома.
— Но ты же приехала.
— Коньяк у тебя вкусный.
Никита плеснул ей в бокал на два пальца. Они чокнулись, выпили. Инна выразительно посмотрела на собеседника, требуя закуски, и не той, которая лежала на столе. Он все понял и потянулся к ней. Она обвила его шею, их губы слились в поцелуе, и Никита ощутил нежность ее языка…
Сначала Никита перешагнул черту, затем перебрался через шаткий мостик, но теперь перед ним простор и раздолье. И не болото там под васильковым полем, а твердая почва, по которой он смело понес Инну на руках на диван…
— И как это называется? — спросила Инна некоторое время спустя.
Они в обнимку лежали на кожаном диване, и он не казался им тесным.
— Злоупотреблением своим служебным положением, — пошутил Никита.
— Хочешь сказать, я тебя совратила? — возмутилась молодая женщина.
— Поверить не могу, я спал с гражданином начальником…
— Так тебе и надо!
— Ты же никому не расскажешь, гражданин начальник?
— Лишь бы ты не рассказал.
— А есть кому?
— Ну, если начальство узнает…
— А не начальство?.. Кто у тебя, муж, парень?
— Мужа нет… — задумчиво поговорила она.
— А парень?
— Все зависит от тебя…
— Я тебя никому не отдам.
— И не надо.
Инна прижалась к Никите и с жаром обняла его.
— Мне кажется, я схожу с ума, — зажмурив глаза, пробормотала она.
— Я и сам в шоке.
Еще сегодня утром он всерьез готовился отправиться в следственном изоляторе по этапу, а сейчас — лежит в обнимку с желанной женщиной. На воле он, а не в заключении. Но свободен ли он от своего следователя? Скорее нет, чем да. Но так ему и не нужна свобода от нее.
— Ну да, ты же переспал с гражданином начальником, — совсем не весело усмехнулась Инна.
— Дело не в этом, а в том, что я тебя долго ждал…
Он хотел сказать, что ждал ее с тех пор, как остыла земля на могиле жены, но передумал. А то ведь затем придется пояснить, что Инна внешне похожа на его жену, а зачем ей это знать? Какой женщине хочется быть чьим-то подобием?.. Да и не смог бы он сказать, потому что в дверь вдруг постучали.
Инна резво соскочила с дивана, смахнула с кресла свои брюки. Никита вспомнил, что не закрыл калитку, но кто мог зайти к нему во двор без приглашения? Правильно, кто-то из коллег Инны. И она, похоже, подумала о том же.
И точно, на крыльце стоял старший лейтенант Ракитин. Синие джинсы с боковыми карманами, темно-серая толстовка с капюшоном. Он стоял, расправив плечи, руки в карманах, одна нога выставлена вперед. Похоже, он что-то насвистывал, пытаясь придать себе решимость.
Никита оделся сам, дождался, когда Инна приведет себя в порядок, только тогда открыл дверь.
— Чего так долго не открывал? — нахраписто спросил старлей, переступая через порог.
Как будто к себе в дом входил. Никита, по его мнению, должен был посторониться, но он даже на полшага не сдвинулся с места.
— Во-первых, здравствуй.
— Ну, здравствуй… Инна где? — спросил опер, пытаясь скрыть испытываемую им ревность и обиду.
— Ракитин, ты что здесь делаешь? — удивленно спросила Инна.
Глядя на нее, непросто было догадаться, чем она только что занималась. Суровая, официальная, холодная.
— Да нет, это что ты здесь делаешь? — с осуждением спросил Ракитин.
— Забор осматривала…
— Забор? — скривился старлей.
Он зашел в каминный зал, глянул на барную стойку и обиженно хмыкнул:
— Неплохой у вас тут забор из «Хеннесси»…
— Трава мокрая была после дождя, — сказал Никита. — Инна Сергеевна ноги промочила, а коньяк согревает, если ты не знал.
— Больше ничего не промочила? — ухмыльнулся Ракитин.
— Ты, старлей, не забывайся, — нахмурился Горелов.
— А то что? — встрепенулся опер.
— Думаешь, я не знаю, кто ко мне Артура зарядил? Знаю. Как считаешь, что прокурор скажет?
— Это еще доказать нужно.
— А без доказательств?
— Без доказательств тебе никто не поверит.
— А тебе?
— Что мне? — фыркнул Ракитин.
Никита вздохнул и положил руку ему на плечо. Это была провокация, на которую старлей и повелся. Он и его проучить захотел, и перед Инной блеснуть, поэтому попытался взять руку в захват. Но Никита ушел от приема и сам взял Ракитина в оборот. Заломил ему руку за спину, оторвал от земли его левую ногу. Он вытолкал опера из зала, заставив пропрыгать на правой ноге через холл, затем вышвырнул его из дома на крыльцо и закрыл дверь.
— Ну и хамы у вас работают, Инна Сергеевна, скажу я вам, — охлопывая ладони, сказал Никита.
— И не говорите, Никита Тимофеевич, — засмеялась Инна.
Ракитин забарабанил в дверь, но Горелов пригрозил вызвать наряд полиции. Только тогда опер успокоился и убрался со двора.
— Идиот, — проговорила Инна, из окна глядя ему вслед.
— Да, но что этот идиот здесь делал?
— Меня искал.
— Зачем?
— Поеду я.
— Думаешь, начальство его послало?
— Может быть…
— А мне кажется, он просто тебя ревнует… Он — твой парень?
— С чего ты взял? — Всем своим видом Инна давала понять, что ей и даром не нужен этот придурок.
— Он ко мне в камеру приходил. Сцену ревности устраивал…
— Это как?
— Ну, мол, ты во мне нашла что-то, и он это заметил.
— А я в тебе что-то нашла? — игриво спросила Демичева.
— А разве нет?
— Ну, если Миша это заметил…
— Заметил. И меня предупредил. Сказал, чтобы я голову тебе не дурил…
— А ты мне дуришь голову?
— Не знаю…
— Ладно, мне пора, — Инна нерешительно шагнула к дверям.
— Я не дурю тебе голову. Просто я влюбился в тебя, как пацан. Хотя нет, не просто влюбился…
— А как? — шалея от удовольствия, спросила она.
И Никита ей ответил, но не словами, а на языке чувств. Он поцеловал ее в губы. Она ответила ему тем же, и вихрь этих чувств увлек их на второй этаж. Старший лейтенант Ракитин мог вернуться с подмогой, чтобы затем высадить дверь и взять дом штурмом, но эта мысль не могла их остановить. Все равно, если менты все узнают…
Глава 7
Черный «бумер» подъехал к обшитому пластиком зданию с вывеской «Автосервис». Из машины вышли двое — Митя Сухонин и его мордатый дружок. Щелк-вжик, щелк-вжик… Фотокамера у Никиты мощная, с многократным увеличением. Изображение с пятидесяти метров довольно четкое…
Сухонин поставил машину на сигнализацию и зашел в распахнутые ворота бокса. Увы, фотокамера сквозь стены снимать не могла, потому Никита не знал, что там, в мастерской, происходит. Но, похоже, Митя делал внушение работникам автосервиса. А может, и на самого хозяина наехал, если эта контора не принадлежала ему.
Похоже, Сухонин действительно контролирует автосервис в городе. И теща его это говорила, откровенничая с Инной, и сам Никита к этому склонялся. Второй день он за Митей мотается, фиксируя его связи. Почти все точки в городе он со своим амбалом объездил. Зачем — об этом пока только можно догадываться.
Минут через десять Митя вышел из мастерской и направился к своей машине. Толстенький мужичок с лысой шарообразной головой чуть ли не вприпрыжку следовал за ним. Заискивающий взгляд, угодливое выражение лица. Сухонин говорил с ним свысока, даже не глянул на него, пока не сел в машину. Закрывая за собой дверь, задержал руку, как будто для того, чтобы мужичок поцеловал ее. Правда, до поцелуя дело не дошло, но, судя по его поведению, бедолага мог бы опуститься до такого унижения.
Никита знал, как следить за объектом, не привлекая к себе внимания. Для этого есть много способов, и самый простой — наблюдение посредством электронного маячка. Прикрепил такую штуку к машине — и никаких проблем. Метод этот не годился, если объект располагал техническими средствами обнаружения радиомаячков и прочих шпионских штучек. Но Сухонин, похоже, был далек от подобного прогресса. Или он просто не думал, что за ним могут следить. Хотя должен понимать, что менты могут взять его под свой колпак. А может, он всерьез надеялся на своего могущественного покровителя?..
Но кто он, этот покровитель? Никита хотел это узнать, потому и колесил за Сухониным по городу.
Неплохо было бы взять Митю на прослушку, но Никита никак не мог подсадить к нему «жучка». У Мити была привычка — уходя, запирать машину и ставить ее на сигнализацию. Даже если на минуту от нее отходил… «Жучок» у Никиты имелся, а направленный микрофон, увы, нет.
Неплохо было бы взять Митю на прослушку, но Никита никак не мог подсадить к нему «жучка». У Мити была привычка — уходя, запирать машину и ставить ее на сигнализацию. Даже если на минуту от нее отходил… «Жучок» у Никиты имелся, а направленный микрофон, увы, нет.
Сухонин подъехал к ресторану в центре города. К тому самому, где Никита когда-то ужинал с Антониной. Здесь он и с Митей на свою беду познакомился. Сухонин оставил своего дружка в машине и сам направился в ресторан. Минуты через две вышел, но далеко уходить не стал. Осматриваясь по сторонам, закурил. Никита стоял в отдалении, и Митя его не заметил. А ведь его серебристая взятая напрокат «десятка» давно уже должна была примелькаться.
Сухонин выкурил одну сигарету, недовольно глянул на часы и полез в карман за другой. Но только он ее прикурил, как возле ресторана остановился «шестисотый» «Мерседес», из которого спешно вышел телохранитель в черном костюме. Он открыл заднюю дверь, помогая выйти немолодому, грузному, представительного вида мужчине с бородавкой на крупном носу. Митя подобрался, вытянулся в струнку. Одного этого хватило, чтобы Никита сфотографировал бородавчатого. Никита снимал его, пока мужчина не скрылся в ресторане.
Сухонин, казалось, превратился в швейцара — так он пытался угодить высокопоставленному гостю, но тот его как будто не замечал. Хотя интуиция и подсказывала Никите, что именно для встречи с Митей он сюда и приехал.
Минут через сорок под присмотром своего телохранителя бородавчатый вышел из ресторана, сел в свой «Мерседес» и уехал. Еще через пару минут появился Сухонин. Никита не заметил, чтобы он был огорчен и разочарован, хотя особой радости в его глазах не угадывалось…
Из ресторана Сухонин отправился в супермаркет, оттуда с полными пакетами всякой всячины поехал к своей теще. Никита почему-то думал, что та выставит его за дверь, не позволив увидеться с дочерью, но появился Митя только через три часа. Вернулся он без дочери, похоже, с надеждой на то, что скоро Юля будет с ним.
Затем он отправился к себе домой, по пути высадив своего накачанного дружка.
Уже темнело, когда Сухонин подъехал к своему дому. Ворота за его машиной закрылись автоматически. Забор сплошной, и Никита не мог видеть, что происходит во дворе. Но уезжать он не торопился. Возможно, Сухонин сейчас переоденется и отправится в гости к своему боссу. А может, и к девице… Но Митя появился гораздо раньше, чем он ожидал. Никита с удивлением увидел, как он с легкостью перебрасывает свое тело через ворота. Как будто с трамплина его в высоту подбросило.
Митя перемахнул через ворота, перекатился через плечо, как заправский спецназовец, и побежал по дороге прямо к машине, в которой сидел Никита. Глаза большие, как у зайца, на которого наступил медведь, открытый рот перекошен от страха. Все бы ничего, но вслед за ними через забор перемахнул какой-то парень в черной бейсболке и солнцезащитных очках. Он на ходу достал из-за пояса пистолет, наставил его на Сухонина. Но Никита к этому времени открыл дверь, и беглец, ничего не соображая, запрыгнул в машину и спрятался за спинками задних сидений. И невдомек ему, что это ловушка.
Никита сдал назад и проехал метров двести по улице, прежде чем развернул машину.
— Давай, братан, гони! — взвыл Сухонин. — Озолочу!
Парень с пистолетом отстал. Он понял, что жертву не догнать, и, чтобы не привлекать к себе внимания, исчез.
Никита остановил машину, резко развернулся к пассажиру и ударил его кулаком в висок. Тот поплыл, и тут же последовал удар в шею, который отключил его.
— Тамбовский волк тебе братан!
Он связал Митю, повез за город. Сухонин жил на окраине города, и лес отсюда недалеко, так что путь будет недолгим. Митя пришел в себя довольно быстро. Никита связал его так, чтобы он не мог подняться. И еще зеркало заднего вида от себя отвернул, чтобы он не мог его увидеть.
— Слышь, пацан, давай договоримся! — дребезжащим от страха голосом умоляющим тоном предложил Сухонин.
Никита молчал.
— Скажи Самороду, что замочил меня и в речку спустил. А я тебе бабла отвалю. Сто штук евро, и разбежимся, лады?.. Ну чего ты молчишь, а?.. — истерично заговорил Сухонин. — Ну, хочешь, двести штук, а?
Никита молчал, тем самым поднимал цену.
— Хорошо, давай двести пятьдесят, и по рукам… Больше нет, хоть убей.
— И убью, — слегка изменив голос, сказал он.
— Слышь, не надо!
— Нет у тебя шансов, Митя. Заказ есть заказ…
— Триста штук!
— Ну, за триста штук я могу Саморода грохнуть. Тогда и ты жить будешь…
— Давай так! — обрадовался Сухонин.
— И не жалко?
— Кого, Саморода?.. Мужик он конкретный, не вопрос, но я жить хочу. И если по-другому нельзя… Ему же меня не жаль, да?.. Слушай, а ты кто такой?
— А кто тебе нужен?
— Я тебя не знаю…
— А ты всех у Саморода знаешь? — останавливая машину, спросил Никита.
— Нет, не всех…
— А кто за тобой гнался, знаешь?
— Костяк… Слышь, да ты не от Саморода! — наконец-то догадался Сухонин.
— Да я сам по себе самородок, — усмехнулся Никита.
Он вышел из машины, взялся за Митю и выдернул его из двери как репку с грядки. Место тихое, безлюдное, но по дороге могла проехать машина. Вдруг водитель увидит, как он говорит по душам с пленником, позвонит в полицию. Чтобы этого не случилось, он оттащил Сухонина подальше от дороги, за кусты.
— Ну ты и падла! — задыхаясь от ненависти, заорал Митя.
— Я смотрю, ты чего-то не понимаешь, — удивленно посмотрел на него Никита.
И ударил его ногой в печень. Сухонин, взвыв от боли, скорчился. Горелов схватил его за голову, приставил к горлу нож, как будто собирался вскрыть ему глотку. Четко это сделал, без суеты и эмоций. Митя тут же забыл об отбитой печени.
— Эй, мужик, ты чего?
— А ты думаешь, тебя только Самород может грохнуть? Я тоже убивать умею. А тебя есть за что… Зря ты со мной связался, ох и зря… Даже обидно…
— Эй, чего обидно? — дрожащим от ужаса голосом спросил Сухонин.
— Ну, замочить тебя хотел. Думал, только я тебя и хочу замочить. А тут и без меня за тобой бегают… Может, Самороду тебя сдать, зачем руки о тебя, падлу, марать?
— Эй, не надо Самороду!
— А чего так? С ним не договоришься, да?.. Думаешь, с ним не сумеешь договориться, а со мной сможешь? Так не договоришься… Ну, все, давай! Будешь на том свете, скажешь Антонине, что я за нее отомстил.
Никита медленно провел ножом по горлу, вспарывая верхний слой кожи.
— Не надо! — засучил ногами Митя.
— Ну, Антонина тоже просила тебя не убивать. Ты ее послушал?
— Не просила…
— Чего так? Не успела?
— Не успела…
— Умеешь ты ножом бить, не вопрос. А я по колумбийским галстукам спец. Знаешь, что такое колумбийский галстук? Сейчас глотку тебе вскрою, и язык через вырез высуну. Не веришь?
— Верю! Верю!
— Слушай, а чего ты такой трусливый? Антонину когда убивал, не боялся…
— Не убивал!
— Ну вот, врать начал. У меня аллергия на вранье. Такая аллергия на это дело, что аж ножом по горлу хочется… — Никита надавил на нож, но резать не спешил. Он вынул из кармана носовой платок, раскрыл его, наложил себе на живот под голову Сухонина. — Это чтобы кровью не запачкаться! Я так всегда делаю…
— Я не хотел Тоньку убивать!
— Да? И что ты у меня во дворе делал?
— Просто зашел!
— Ну, и я тебя сейчас просто вскрою. Поверь, это будет не больно. Чик, и ты уже на небесах!..
— Я правда, не хотел… Нажрался, блин, Тоньку захотел увидеть, к тебе во двор влез…
— А где я живу, как узнал?
— Выследил я Тоньку… Правда, не хотел ее убивать!
— Как во двор ко мне попал?
— Через забор…
Никита осматривал забор, Инна ему в этом помогала, но ничего подозрительного они не обнаружили. И он теперь знал почему: видел, с какой легкостью Сухонин сигает через заборы. Да и сухо в ту ночь было, потому и грязи на заборе не осталось. Искать отпечатки пальцев на кирпиче по периметру забора — дело бесполезное и неблагодарное.
— Поговорить с Тонькой хотел!
— Поговорил.
— Лучше бы она не выходила…
— Она сама вышла?
— Сама.
— С телефоном?
— Да. Я как подумал, что ты ее трахал, а она визжала от восторга… В общем, не сдержался…
— Телефон у нее забрал, да?
— Да сам не понял, как он у меня в руках оказался…
— На «ноль-два» позвонил?
— Ну да.
— Как уходил?
— На машине я был…
— Возле моего дома машину поставил?
— Нет, ближе…
— Кто-нибудь видел, как ты в машину садился?
— Мужик какой-то вышел, сказал, чтобы я машину убрал. Выезжать он собирался.
— Из какого дома мужик?
— Номер я не помню… Бревенчатый дом, ворота деревянные…
Обращался Никита в этот дом, но ничего не узнал. Хозяин дома с друзьями на рыбалку уехал на пару недель. Оказывается, он в то утро и уезжал, когда Антонина погибла… Что ж, когда-нибудь вернется. Может, и Сухонина опознает. Возможно, он даже кровь на его одежде видел.