Он тихо положил ей на глаза ладонь, смахнув влагу.
— Иль, милая моя, маленькая... не плачь. Все будет хорошо, ты мне веришь?
— Да, Арнис. Я тебе верю, — прошептала она.
Глава 15. Почти мир.
Вскоре Арнис ушел на последнюю, видимо, акцию. На Визаре все было закончено. Добить остатки дэггеров, только и всего. Беспорядок там теперь страшный, но этим уж будет заниматься не Дозорная служба.
И вместе с 505м отрядом улетел на Визар новый священник — Эннори. Именно он должен был основать на Визаре впервые в его истории христианскую церковь. Ильгет проводила и его вместе с Арнисом. Эннори был спокоен и весел — он возвращался на Родину, к матери, он был твердо убежден в своей миссии.
В 505м отряде было два новых бойца, с которыми Ильгет и не познакомилась толком. Рэйли, участвовавший еще в прошлой акции. И Чен Дзиро, бывший ско.
В конце августа Ильгет предстояло снова стать крестной матерью, крестили четвертого ребенка Гэсса. Бедная Мари родила дочку, когда муж отправился на акцию, но похоже, относилась к этому достаточно спокойно.
Привыкла — Рута у нее четвертая. Другим детям уже было десять, восемь и пять лет — довольно большая разница. Сама Мари летала спасателем (теперь в промежутках между рождением детей), и собака у нее была рабочая, черная пуделиха четырнадцати лет. Мари с Ильгет подружились. Встречались почти каждую неделю — то потренировать вместе собак, то сходить с детьми на пляж или в Бетрисанду.
Ильгет нравилась зеленоглазая, худенькая и стремительная, весьма рассудительная жена Гэсса. Кажется, полная противоположность своему безалаберному супругу.
В следующее воскресенье после крещения Руты они отправились в лес — ловить последние жаркие денечки лета. Мари взяла с собой, кроме младенца и собаки, только пятилетнего Кая.
— Ты знаешь, где-то после шести они начинают отходить от родителей. У них так много дел, друзей, школа их занимает... Выходные даже редко проводят в семье. Это немного сначала расстраивает, но наверное, это самое естественное для социализации. Сегодня Арта на дне крещения у подруги, а у Эйро — соревнования по подводному ориентированию...
Женщины долго шли по тропинке, в качающейся сети светотени, и выбрали небольшую поляну, живописную до того, что она казалась не лесной, а парковой, словно кто-то искусно разбросал по бархатному травяному полю нежнейших оттенков лесные цветы; и кочки, и шмели, и кристальный ручей, скачущий по камням, все это казалось делом рук талантливого паркового дизайнера. Расстелили на траве легкое покрывало, положили младенцев — Арли четырех месяцев и Руту — полутора. Рута, очень похожая на Гэсса, черноглазая и смугленькая, довольно засучила ножками. Арли тут же деловито перевернулась на живот и поползла на травку. Ильгет не препятствовала ей.
Ее до сих пор поражало умение Арли ползать — насколько ей помнилось, на Ярне считалось нормой ползание месяцев с пяти, а то и гораздо позже. Но ведь Арли специально учили этому.
Собаки побежали в лес — исследовать окрестности.
— Мам, а можно я в ручей? — поинтересовался Кай.
— Конечно. И сандалии сними! И вообще сними все, оставь только трусики.
Кай быстро разделся и побежал в воду. Послышался плеск и восторженный крик мальчика.
— Мам! Тут рыбки! Посмотри!
— Сейчас, — Мари поспешила к сыну. Ильгет догнала малышку, которая уже успела доползти до середины поляны и теперь пыталась преодолеть кочку. Она шлепнулась несколько раз и, в конце концов, отчаявшись, упала носом в траву и громко заревела. Ильгет подхватила девочку на руки.
И время кормления уже подошло. Она прилегла с малышкой на покрывало, дала грудь. Подоспела Мари, взяла и свою дочку, стала расстегивать кофточку.
— Уже часа три, как не кушала... давай-ка тоже.
С четверть часа они блаженствовали, кормя малышей. Время от времени подходил Кай и показывал матери найденные камушки, ракушки, начинал что-то рассказывать. Потом он угомонился, занявшись строительством домика из ветвей и камушков на берегу ручья.
Рута заснула после кормления. Арли сыто бодрствовала, выглядела очень довольной и ленивой. Ильгет положила дочку на плечо, выпустить пузырик. Потом переложила рядом с собой на покрывало.
Пудели уже угомонились и лежали рядом с хозяевами — рыже-золотистое пятно и черное. Ильгет откинулась на спину. По небу плыли легкие светлые облака. Какой удивительный покой...
— Как хорошо, — пробормотала она, — и тихо так.
И тут же подумала об Арнисе — каково ему-то сейчас. Опять пишет, что скучно, очень смешно рассказал случай с аганком, который заблудился, а потом местные пришли его требовать обратно. А кто его знает, что там на самом деле... Уж во всяком случае, тишины вот этой нет на Визаре.
Если честно сказать, Ильгет не испытывала ни малейшего желания снова отправляться на войну. Ну никакого... Она вспомнила собственное стихотворение, написанное еще в пору жизни с Питой.
Я возношу одну (13) молитву в тишине: Спаси меня, война, от боли, что во мне. Ведь, чтобы хоть чуть-чуть с тем адом совладать Я боль свою в бою пытаюсь врачевать. Но не покоем, нет, мне платит бытие Но золотом побед за бешенство мое.
Так вот сейчас не было в ее душе никакого ада. Все было правильно и хорошо. Рядом ребенок, радость, кровиночка — все, что в общем-то, нужно женщине для счастья. Любимый человек — пусть пока не рядом, но он придет, и она будет ждать его. Все правильно. Все прекрасно.
И если уж честно — Ильгет не хотелось в этом признаваться — хорошо бы, так было и дальше. Это вполне реально. Возможно, будут еще дети. Если она смогла родить дочь, почему не быть и другим? Ведь она теперь здорова. Арнис говорил, что хочет много детей, сколько получится... Он будет уходить, конечно. Лучше бы он был простым эстаргом, это тоже опасно, но все же не так. Но пусть хотя бы и так. Он мужчина, это его дело. Он будет уходить и возвращаться. Она — ждать и растить детей. Нет, с одной стороны, хочется снова быть рядом с друзьями, участвовать в Большой Жизни, но с другой...
А так ли это нужно?
Нет, нужно, конечно, и это ты понимаешь, почему другие должны рисковать и гибнуть за тебя... Но просто не хочется. Никуда не хочется больше лететь, и воевать не хочется, никакого оружия, никаких дэггеров, ужаса, крови и смерти, свинцовой усталости, боли, невыносимого напряжения...
Зачем это все? Лежать и смотреть в облака. Никакой я не пассионарий. Жить хочу!
Но ведь стыдно так...
Идиотка, подумала про себя Ильгет. Можно подумать, Арнису туда хочется! Или вообще хоть кому-нибудь. Жили бы мирно, Арнис бы наукой занимался. Тебе еще повезло, можно хоть немного отдохнуть здесь, с ребенком.
— Смотри, она засыпает, — заметила Мари. Аурелина действительно клевала носом. Ильгет накрыла ее сверху одеяльцем, все-таки голышом может быть прохладно спать.
— Как там наши, — пробормотала она, — как я подумаю...
— Да уж... я вот не знаю, как там у вас бывает. Я просто спасатель, это не так страшно. И не видела войны. А тебе-то, наверное...
Ильгет пожала плечами.
— Молиться надо, — сказала она, — тяжело им, конечно.
Она вспомнила Гэсса. Арнис все время как будто рядом с ней стоял. Гэсс... Огромный, еще больше Арниса, и такой... смешной.
— Гэсс, он классный, — сонно сказала Мари.
— Да, Гэсс хороший, — согласилась Ильгет искренне, — он вечно всех смешит.
Мари улыбнулась.
— Смешит — это точно. У нас всегда весело, когда он дома. Раньше я летала больше, чем он, между прочим. Он-то ведь работал внутри системы в основном... Я была в таком шоке, когда он вступил в ДС. В первой же акции его тяжело ранили, перебит был позвоночник, череп поврежден. Я так плакала... прихожу к нему в больницу, а он так на меня глаза скосил из-под повязок и говорит: «Да ладно, Мари, чего ты? Мозги ампутируют — переквалифицируюсь в нуль-физика».
— Да, это он, — улыбнулась Ильгет, — а ты сама, Мари... не думала в ДС?
— Ты знаешь, дети пока маленькие... какой смысл? Потом, может быть... Но вот видишь, теперь Рута родилась. Да и не хочу я... спасателем мне нравится летать. А у вас... сильно уж это страшно все.
— Да, — согласилась Ильгет, — страшно. Жаль только, что иногда и выбора-то нет.
В конце сентября, выдавшегося в этом году прохладным, листопад еще не развернулся по-настоящему, но озарил золотом рощи Бетрисанды, и уже первые маленькие жертвы осени, мертвые листья коснулись земли. Ноки сливалась с листопадом, и там, где ржавые осенние пятна покрывали кусты, собаку просто не было видно. Ильгет и не смотрела на нее, шагала себе потихоньку, с Арли, усаженной в подвеску на животе. Девочка сосредоточенно занималась своими пальчиками, временами глазея по сторонам.
Ильгет возвращалась с занятий, теперь дважды в неделю по три часа они занимались в школе раннего развития, собственно говоря, в основном учились тому, чем и как заниматься с ребенком дома. Но и не только — было время и поговорить друг с другом, пока голенькие малыши ползали среди мягких препятствий, умело их преодолевая. Ильгет вспоминала разговор с Магдой, та практически полностью уже вернулась к своей работе... наземникам хорошо все-таки, можно почти и не прерывать работу из-за рождения ребенка. Но сейчас Магду больше интересовала литература, они спорили из-за рейтинга, так странно сложившегося в этом году. Первые три места в категории крупных форм заняли романы, действительно того заслуживающие, но... Магда считала, что СИ могла бы как-то повлиять на это — все три романа содержали уж очень индивидуалистические идеи.
Ильгет возвращалась с занятий, теперь дважды в неделю по три часа они занимались в школе раннего развития, собственно говоря, в основном учились тому, чем и как заниматься с ребенком дома. Но и не только — было время и поговорить друг с другом, пока голенькие малыши ползали среди мягких препятствий, умело их преодолевая. Ильгет вспоминала разговор с Магдой, та практически полностью уже вернулась к своей работе... наземникам хорошо все-таки, можно почти и не прерывать работу из-за рождения ребенка. Но сейчас Магду больше интересовала литература, они спорили из-за рейтинга, так странно сложившегося в этом году. Первые три места в категории крупных форм заняли романы, действительно того заслуживающие, но... Магда считала, что СИ могла бы как-то повлиять на это — все три романа содержали уж очень индивидуалистические идеи.
— Да не можем мы на это влиять, — ответила Ильгет, — предположим, я с тобой даже согласна. Кстати, «Не боги» я и отсматривала, и определила кодирующую информацию примерно так же, как ты. Но как я могу повлиять — ведь рейтинг устанавливается просто на основе общего голосования. Это значит, люди предпочитают сейчас вот такие вещи.
— Но теперь эти три автора будут три года заниматься только писательством, не думая о деньгах... ты представляешь, какой поток они создадут.
— Ну что ж, а дело СИ — создать противопоток.
— Но если сейчас действительно ВОТ ЭТО в моде, как можно создать противопоток? Любое произведение, кодирующее непопулярные сейчас идеи, объявят художественно бездарным, вот и все. Не будут читать.
— Есть определенные приемы, — сказала Ильгет, — это не так просто объяснить, если бы ты работала в СИ, то поняла бы. Словом, мы ведь можем и на моду влиять. Статьи, рецензии уважаемых критиков, выступления в дискуссиях...
Роман «Не боги» занял в рейтинге второе место. На Квирине нет профессиональных писателей и вообще профессионального искусства, но ежегодно 10 самых популярных авторов получают премии, причем первые три так велики, что позволяют жить безбедно в течение какого-то времени, от года до пяти лет. Теперь автор «Не богов» сможет три года только писать и ни о чем другом не думать.
А в романе — талантливом, конечно — речь шла о женщине, все мысли и весь образ жизни которой был посвящен лишь одному — блистать и покорять мужчин. В подсознательном послании закодировано одобрение и восхищение таким образом мысли и действия. Неприятно об этом думать, даже пошло с позиций чистого искусства, роман-то замечательный. Ильгет самой так никогда не написать. Но не бывает чистого искусства. В том и заключается работа СИ — вычленить подсознательное послание каждой вещи, особенно популярной, объединить все послания в потоки и сформировать антипоток...
На этот роман придется ответить десятком других, возможно, менее талантливых, но правильно воспитывающих читателя.
Ответить...
Это война.
Это так же нужно, как линкоры, оборонные Кольца, системные базы. Все это не спасет, если упадет дух населения. На Квирине он уже так давно поддерживается искусственно, с помощью СИ. Но что делать? Другого выхода нет.
Зато сагоны не получили доступа на Квирин.
Ответить... Ильгет вдруг показалось, как что-то коснулось ее головы. В том месте — она хорошо помнила — где коснулась ее рука святой Дары. Святая Дара... А если написать? Если получится?
Ильгет задрожала. Образы вдруг хлынули потоком.
Деревья расступились, открывая Серебряный пруд. Арли уже задремала, уткнувшись носом в живот матери. Пальцы Ильгет бессознательно скользили по младенческой шелковистой головке.
Ильгет очень нравился этот уголок Бетрисанды. Пруд лежал внизу, под ногами, отделенный полупрозрачным серым парапетом. Ильгет показалось, что вокруг никого нет, она не сразу заметила сгорбленную на лавочке фигуру, не по погоде закутанную в серый тяжелый плащ. А когда заметила, вздрогнула и попыталась больше не смотреть туда, но это было глупо, потому что и сидевший уже заметил ее.
Он поднялся и несколькими шагами пересек площадку, оказавшись у парапета, рядом с Ильгет. Ее сердце заколотилось. Она только взглянула в лицо — изменившееся, но все же знакомое... родное... и поспешно отвела взгляд.
Да нет, пожалуй, Пита не так уж изменился. Кажется, стал более грузным. Или она просто отвыкла? Или это громоздкий плащ создавал такое впечатление?
Господи, да почему же Коринта — такой маленький город? Ведь пять с половиной миллионов жителей... Не город, деревня. Никуда не скроешься. И зачем Пите жить именно в Коринте — космопорты ему не нужны...
Минуточку — а почему именно Ильгет должна смущаться? Чего она так испугалась? Разве она в чем-то виновата перед бывшим мужем? Тьфу ты, каким мужем? Не был он ей мужем. Сожителем.
Она прямо взглянула в лицо Пите. Нет, кажется, постарел... морщины появились, от углов глаз к губам.
— Привет, — сказал он спокойно.
— Привет, — отозвалась Ильгет, отметив, что говорит Пита на линкосе, даже с ней наедине не пытаясь перейти на родной язык. Освоился, как видно.
— Это что, твой ребенок? — он кивнул на Арли.
— Да. Дочка.
— Ну что ж, рад за тебя.
— А у тебя как жизнь? — поинтересовалась Ильгет. Пита вздохнул, пожал плечами.
— Нормально.
Ильгет повернулась к парапету. По зеркальной, действительно чуть серебристой глади пруда скользили два лебедя, белоснежный и серо-мраморный, плыли неслышно, отражаясь в воде перевертышами.
— Не женился? — спросила Ильгет и тут же поняла, что вопрос прозвучал глупо.
— Ну, теперь я более осторожен... в обещаниях, — усмехнулся он, — но живу с женщиной. С нормальной.
— С этой... Сайной?
— Нет, Сайне я не нужен. Я живу с человеком, который меня понимает, — подчеркнул Пита, — который меня ждет.
— А... как твой ребенок? — осторожно спросила Ильгет.
— А вот это не твое дело.
— Ну а вообще как? Работаешь?
— Да, работаю... бытовой техникой занимаюсь.
— Нравится?
— Ну что ж, в общем-то неплохо. А ты-то как живешь? С этим твоим... Арнисом, как я понимаю?
— Правильно понимаешь. Он сейчас... в Космосе. Я вот с ребенком сижу.
— Рад за тебя, — повторил Пита. Засунув руки в карманы, он пристально смотрел вниз, на серебристую гладь воды, на скользящих по темному зеркалу лебедей.
— Я рад, что все так получилось, — проговорил он негромко, — видишь, я ведь давно чувствовал, что мешаю тебе, стесняю, мучаю... Я знал, что ты его любишь. Да, ты не хотела в этом признаваться даже себе, но я-то чувствовал. И в конце концов я решил взять все на себя. Ну кто-то должен был сделать первый шаг, верно?
Ильгет посмотрела на Питу, расширив от удивления глаза. Как-то странно все получается в его изложении... Впрочем, сагон говорил что-то подобное.
— Ты лучше меня, чище, — говорил Пита спокойно, — и Арнис лучше меня. Вы должны быть вместе. А я... ну что же я? Кто-то должен уйти первым, раз сложилась такая ситуация, верно?
— Подожди, Пита, — не выдержала Ильгет, — при чем здесь я и Арнис? Ты разве хотел, чтобы мы с ним были вместе? Ты же себе нашел любовницу.
Пита горько улыбнулся.
— Ну что ж, думай, как хочешь.
Ильгет ошеломленно молчала. Как-то странно у Питы все получается. Выходит, он теперь этакий мученик, пожертвовавший собой ради ее счастья? А она, выходит, так эгоистично воспользовалась его жертвой? Разрушила семью...
Ильгет посмотрела вниз, Арли закинула головку, и так смешно посапывала крохотным носиком. Осторожно коснувшись затылка, мать поправила ладонью голову младенца.
Это мог бы быть ребенок Питы... наверное... если у нее от Питы вообще мог бы родиться ребенок.
— Я ведь давно это чувствовал, знал... еще тогда, помнишь, на Ярне, когда мы встретились. Я же видел, как ты бросилась к нему. Нет, понятно, что он был ранен, это я понимаю, но ведь видно же было, что все это не просто так. Я тебя ни в чем не обвиняю, Иль, не подумай. Ты вела себя очень порядочно. Порядочнее, чем я. Ну и что мне оставалось — кому-то надо было взять на себя роль козла. Ты слишком хорошая. Ты никогда не смогла бы разрушить семью. Ну что ж, я поступил некрасиво, конечно. Но я рад, что освободил тебя. Ты теперь действительно счастлива...
— Неужели ты тогда действительно думал именно так? Что освобождаешь меня, желаешь мне счастья? — не выдержала Ильгет. Пита пожал плечами.
— У меня много было разных мыслей. И обиды, конечно, были... Но в общем-то... ради тебя все это было. Теперь мы оба счастливы.
Ильгет смотрела вниз, не на лебедей, на темную гладь воды, прямо под ногами она казалась не серебристой, а дымчатой, почти непрозрачной.
Что-то в этом есть. Пита не побоялся. Понял правду — они не любят друг друга и не должны жить вместе. Понял и сделал шаг. Пусть болезненный, пусть ей тогда это казалось жестоким — но он этот шаг сделал.