Джон Кадебек, сидевший лицом к корме, как и полагалось гребцам на веслах, оглянулся через плечо.
— Что-нибудь не так, капитан? — спросил он с заинтересованностью в голосе.
Рааб восхищенно улыбнулся.
— Нет. Просто я увидел, что здешняя база для подъема планеров использует баллон с нагретым воздухом! Должно быть, они сами смастерили его. Это старая идея, но мы, насколько я помню, ее никогда раньше не использовали. Вы увидите все это, когда мы продвинемся немного вперед.
Баллон, наполняемый горячим воздухом, был, вероятно, ста пятидесяти футов в диаметре; огромная сфера из прорезиненной ткани, которая должна быть гораздо тоньше той, что использовалась на блимпах, была вся оплетена веревочной сетью. Горячий воздух в баллон поступал через широкую трубу десятифутовой толщины, основание которой упиралось в грубо сделанную печь, выстроенную из необработанных, скрепленных глиной камней. Внизу, около ее основания, располагалась топка. Рааб мог видеть дым и колебания поднимающегося вверх горячего воздуха, а иногда вырывающиеся из трубы языки пламени. Когда они подошли ближе, он даже услышал потрескивание огня. Туго натянутый баллон возвышался над этой конструкцией и рвался в высоту, но удерживался веревками, в которые вцепились две дюжины, а может и больше, человек. Пока он наблюдал, эта команда, словно в плохо отрепетированном балете, шатаясь из стороны в сторону, оттащила огромный баллон от огня. Затем они начали сходиться в одну плотную группу (было забавно наблюдать, как они, почти поднятые баллоном в воздух, танцуют неистово на кончиках пальцев ног). Когда их веревки были собраны вместе, два или три человека отбежали и начали растягивать связанные вместе веревки в ровную линию. Эта прочерченная на земле линия тянулась к грациозному тонкокрылому планеру, пилот которого поднял одну руку в знак одобрения. Словно игрушка на нитке, планер начал подергиваться и раскачиваться, когда освобожденный баллон устремился вверх. Но от первого планера тянулся вниз еще один отрезок веревки; когда слабина этой веревки вытравилась, под первым планером повис второй. Разумеется, это была обычная практика: курицы обычно поднимали по шесть — восемь планеров, подвешенных парами один под другим.
Этот баллон с горячим воздухом поднимал только пару. Он поднимался около двадцати минут, может, немного больше, замедляя подъем по мере того, как остывал воздух. Теперь баллон слегка сморщился, и наконец подъем прекратился. Пилот нижнего планера освободил буксировочный конец, и его планер нырнул в пикирующем полете, набрал полетную скорость и плавно перешел в горизонтальное планирование. В это время баллон, сбросивший половину груза, поднялся немного выше. Газовый мешок «Пустельги» закрыл то, что происходило дальше, и Рааб больше ничего не видел.
Но то, что хотел, он уже увидел.
— Разверни нас, Бен, и держи направление по ветру.
«Пустельга» медленно развернулась, и, когда они встали на курс и двинулись в выбранном направлении, медленно опускающийся остывший баллон снова появился в поле зрения. В конце концов шар, опустившись примерно на тысячу футов, сложился и потерял свою форму. Рааб видел, как он быстро опускается на Наветренный склон горы, где его, несомненно, ждали люди, чтобы расправить, перетащить, а возможно, перевезти на тележках к печи и снова наполнить горячим воздухом.
По его оценке, планеры находились примерно на милю ниже вершины горы. Теперь, когда «Пустельга», отошла на довольно приличное расстояние, Рааб мог видеть оба планера и то, как они совершали серии S-образных поворотов, отыскивая теплые восходящие потоки воздуха. Эти потоки могли исходить от темных проплешин открытого грунта, что было хорошо известно пилотам. Но восходящие потоки были непредсказуемы: если пилот не сможет быстро найти какой-нибудь из них, он имеет возможность вернуться к горе, зайти с наветренной стороны и подняться вверх по склону с дующим ветром, хотя такой умеренный бриз, какой был сегодня, не позволит набрать хорошую высоту.
Когда «Пустельга» удалилась от горы примерно на четыре мили к югу, им навстречу попался низко летящий планер, очевидно, направляющийся на базу для отдыха и ленча после того, как провел патрульный полет и потерял высоту. Они старались облететь как можно большую территорию и обычно возвращались на предельно низкой высоте. Заметив их, он сменил курс и на всех парусах понесся к блимпу. Не долетев до него, планер резко накренился в крутом повороте и некоторое время летел параллельным курсом, не заботясь о том, что может потерять немного высоты. По сравнению с тяжелыми боевыми планерами, эта облегченная разведывательная модель без метателя гарпунов могла составить пропорцию потери высоты как один к пятнадцати. Рааб увидел глаза пилота, который с любопытством рассматривал слабо накачанный газовый баллон и разношерстный экипаж в гражданской одежде. Он посмотрел на Рааба и начал в приветствии поднимать руку, но вдруг сдержал этот жест. Рааб увидел, как приветливость на его лице сменилась враждебностью. Естественно, являясь сыном Роула Джерана, он был известен в самых широких кругах Флота, и, очевидно, этот пилот относился к немногим людям, верившим в обвинения, выдвинутые против мертвого адмирала.
Разворачиваясь, планер снова резко накренился и поспешил к подветренной стороне горы.
Рааб вспыхнул от гнева. Хотя он сохранял контроль над своим лицом, его маленький палец пульсировал.
Очень медленно гнев начал, затихать.
Он смотрел на проплывающий внизу ландшафт. Река с восточной стороны была еще видна, но все мелкие детали уже стерлись.
— Бен, ты хорошо знаешь этот район, чтобы доставить нас к столице?
— Думаю, я смогу найти столицу… сэр!
Рааб удержался от резкого ответа и сказал: — Прекрасно, но вы, по-моему, держите курс на пять градусов восточнее.
Бен проигнорировал это замечание и продолжал отсчитывать ритм.
— Весла назад… стоп… тяни! — но после нескольких весельных взмахов приказал: — Весла правого борта— ослабить удар на три четверти.
Столица Столовой Горы Лоури лежала в ущелье между двух ручьев, впадающих в Озеро Индиго (такое название оно получило из-за цвета воды, отражающей чистое небо), из которого брала начало река Пограничная. Озеро было узким, но длинным, и его длина составляла семь миль. «Пустельга» медленно двигалась вдоль его восточного берега. На озере находилось несколько лодок, люди в которых занимались важным делом — рыбной ловлей, то есть добыванием пищи. Казалось, никто теперь не имел ни времени, ни настроения для обычных человеческих развлечений.
Рааб бросил взгляд на Правительственный Центр. Главное четырехэтажное здание было самой большой постройкой на столовой горе и самой претенциозной по архитектуре. В этом году его не перекрашивали. Почва вокруг него из-за недостатка удобрений истощилась, и лужайки с настоящей земной травой погибли; кустарник, исключая некоторые местные виды, адаптировавшиеся к бедной почве столовой горы, выглядел не лучше. На ровной крыше здания были установлены метатели гарпунов, и Рааб с мрачной угрюмостью подумал, что здесь от них мало пользы, ибо они пригодны разве что для поддержания морального состояния людей. Мэдерлинк пока не планировал вторжение. Было вполне достаточно и блокады.
Внезапно Рааб понял, что не хочет пролетать над городом, не хочет видеть почти пустые улицы, обветшавшие дома и увядшие газоны, а также истощенных собак, которые могли скитаться внизу (если — до него доходили такие слухи — их всех не съели).
— Поверни на правый борт, — резко приказал он Бену.
Бен с удивлением посмотрел на него, но подчинился. «Пустельга» повернулась носом на девяносто градусов вправо и поплыла над озером. Большинство людей, насколько им позволяла их нелегкая работа на веслах, пристально разглядывали Столицу. Рааб отвернулся.
Достигнув противоположного берега, он резким жестом указал направление движения вниз по течению. Бен, слегка покраснев, снова повернул направо, так что теперь они двигались точно на север. Рааб почувствовал себя несколько пристыженным. Это было мальчишеством, недостойным офицера Флота — так явно проявлять свои собственные настроения. Он решил сказать экипажу что-нибудь бодрое, чтобы немного встряхнуть их, и начал подбирать слова. Но прежде чем он нашел их, его взгляд остановился на расположенном внизу старом двухэтажном доме, прилегающая территория которого с одной стороны граничила с озером. И передний триммер, Эммет Олини, который мог проговорить от силы дюжину слов, включая подтверждения полученных приказов, мягко спросил его:
— Капитан, это ваша ферма внизу? Пораженный Рааб быстро взглянул на Олини.
— Я… да, думаю так оно теперь и есть.
Он оглянулся на фермерский дом, в котором появился на свет. До сих пор ему даже не приходило на ум, что теперь, как единственный наследник своего отца, он унаследовал эту ферму. Никто до сих пор даже не напомнил ему об этом.
В этом сезоне зерно никто не сеял, но из просыпанных ранее зерен вырос очень редкий урожай. В нормальные годы едва ли кто стал бы его собирать, но в теперешней обстановке это следовало бы сделать. В проплывающих внизу очертаниях фруктового сада еще можно было заметить немногие созревающие плоды, но на клочке земли, отведенном под огород, не было видно ничего, кроме местных сорняков. Дядя Рааба хотел приглядывать за фермой, хотя без необходимых удобрений едва ли можно было вырастить хороший урожай. Мать Рааба осталась в Востокограде, городе по соседству с Восточной Стоянкой Флота и, конечно, тоже не стремилась на ферму. И Рааб с удивлением понял, что она, испытывая такие же чувства, как и он, просто спряталась от затруднений, которые могли возникнуть в общении с соседями, наполовину поверившими в ложь о ее погибшем муже.
Внезапно перед глазами Рааба мелькнуло что-то малиновое. Мгновение он пристально всматривался в это пятно и задохнулся от гнева. Кто-то нарисовал большую красную букву «М», несомненно означающую Мэдерлинк, на дверях дома. В этот момент он ничего не хотел, кроме того, чтобы уничтожить все, что могло попасть ему под руку. Его большие и сильные руки до боли сжали перила. С большим усилием он заставил себя расслабиться; сейчас он едва ухитрялся контролировать выражение лица. Он не знал, заметил ли кто-нибудь еще из находящихся на борту этот малиновый знак. Отвернувшись, он выпрямился, глубоко вздохнул и заставил себя полностью расслабиться, после чего повернулся назад и снова положил руки на перила. Но он не мог остановить ни их дрожь, ни пульсацию, пульсацию, пульсацию в виске.
Внезапно он вновь обрел способность говорить ровным голосом.
— Ну что, ребята, вы уладили все свои дела?
К нему полуобернулись головы, и мгновение спустя Джон Кадебек тихо ответил:
— За последнее время у нас было не много дел, капитан.
— Хорошо, — коротко произнес Рааб. — В таком случае, мы уходим на две ночи раньше.
Воцарилась тишина, затем послышалось неясное ворчание, к которому присоединился Бен Спрейк. Наконец Джон Кадебек сказал:
— Следовательно, до завтра мы не отдохнем и не получим приличной еды? Ну ладно, если говорить от своего имени, то я не возражаю. Не знаю, много ли хорошего принесет нам это путешествие, но, во всяком случае, чем быстрее оно начнется, тем быстрее я получу об этом представление. На моих руках восьмилетняя племянница, и я уже устал смотреть, как она худеет с каждым днем.
4
Меньшая и более удаленная луна Дюрента давала очень слабый свет, но все же он был более ярким, чем Рааб предпочел бы сейчас. Напрягая глаза, он всматривался вперед, пытаясь разглядеть малейший намек на движение или более темное пятно в темноте, что могло оказаться вражеским патрульным блимпом. Несколько разбросанных по Северной Стоянке ламп остались за кормой «Пустельги» и теперь представляли некоторый риск, поскольку на фоне этих ламп мог быть виден ее силуэт. Но этот риск был необходим, потому что необычная светомаскировка неизбежно привлечет внимание вражеского патруля, не говоря уже о шпионах, которых Мэдерлинк несомненно имел на столовой горе.
Хотя весла в щелях были тщательно обернуты пропитанными жиром тряпками, Рааб сейчас не беспокоился о производимом ими шуме. Мощный гул Внутренней реки, сорвавшейся с утеса и. превратившейся в длинный водопад, полностью заглушал все обычные звуки. Теперь, когда «Пустельга» перевалила через край, гул стал больше, чем шум; это был гром, который сотрясал воздух, который так же ударял по коже человека, как и по его барабанным перепонкам; это был оглушающий грохот, сочетающий в себе гром огромных кузнечных молотов, тарелок и басовых барабанов. Рааб, опершийся рукой на передние перила, ощущал дрожь даже в них.
Он едва слышал ломающийся тонкий голос Бена Спрейка, отсчитывающего ритм. Он почувствовал рядом плечо триммера Олини, наклонился ближе к его уху и крикнул:
— Сжатие на один оборот!
Он почувствовал, как Олини потянулся вверх, освободил тормозной храповик и повернул штурвал, хотя не мог слышать, скрип оснастки. Но зато он ощутил, как «Пустельга» накренилась и опустила нос. Он уловил едва слышный ритм и присоединил свой более твердый голос к хриплому голосу Бена. Он не пытался ясно произносить слова, потому что гребцы все равно улавливали только ритм, зная, что они безо всякого принуждения тянут весла, прикладывая все силы. Этот ужасный грохот, бомбардирующий людей, действовал на них сильнее, чем какой-нибудь хлыст. Даже он, проходивший над этим краем много раз, чувствовал, как первобытный инстинкт толкает его на паническое бегство ради спасения.
Теперь, перейдя в небольшое пике, «Пустельга» брала дополнительную скорость. Это было превосходно. Он был готов пожертвовать целой милей высоты, лишь бы набрать скорость, прорваться; через блокаду; как можно дальше уйти на север от столовой горы, прежде чем взойдет вторая большая луна. И как можно дальше уйти от этого ужасного грохота.
Пролетели секунды, минуты, час… Шум водопада еще казался самым могущественным звуком во вселенной, но теперь он затихал позади них. Сейчас он мог ясно слышать охрипший, надтреснутый голос Бена. Он думал о том, что в баллоне «Пустельги» слишком мало газа, и надеялся, что выбранная траектория спуска не слишком крутая. Он не знал точно, до какой высоты они могли, не опасаясь, спускаться в постоянно увеличивающемся давлении воздуха, прежде чем достигнут критической точки, когда внешнее давление на баллон превысит внутреннее, что могло привести к крушению блимпа. Он начал сжимать баллон так, что плавучесть стала отрицательной, и блимп вошел в необратимое погружение.
— На корме — сжатие на пол-оборота. Убрать пол-оборота впереди, — и услышал подтверждение в получении приказа с кормы от триммера Хэмпела.
«Пустельга» постепенно выровняла киль.
Он предоставил гребцам десятиминутный отдых, затем они двинулись дальше. Прошел еще час. Шум водопада сейчас доносился до них едва слышным ворчанием. Это даже удивило его: что стали слышны обычные звуки — слабый стук складывающихся лопастей, шепот самих весел, рассекающих воздух (здесь он был заметно плотнее, чем на столовой горе), скрип оснастки и учащенное дыхание людей. Он напряженно прислушался к крикам какого-то маленького вездесущего, который вылетел на ночную охоту. Если он начнет преследовать «Пустельгу» и привлечет других своих сородичей, как это часто случалось, стая может своими криками выдать их какому-нибудь затаившемуся в темноте и находящемуся довольно близко вражескому блимпу.
Но вездесущий направился в какое-то другое место.
Рааб оглянулся и посмотрел в направлении Лоури. Не было видно ни огней Северной Стоянки, ни каких-либо других огней, но он различил чуть более светлое небо над абсолютно черной массой столовой горы. Он еще мог слышать водопад, но сейчас это был только шепот. Он посмотрел в сторону восточного горизонта, чтобы с помощью хорошо знакомых звезд определить время, но ничего не увидел.
— Бен… раскачай немного корзину, ты понял? Бен ничего не ответил, но затем хрипло приказал:
— Весла левого борта — удар с запозданием. Назад… назад… стоп… стоп. Тяни… тяни.
Даже хриплый голос не мог скрыть его мрачной угрюмости. Рааб усмехнулся в темноте. Не совсем удобно отсчитывать ритм, когда твое горло сорвалось от крика.
Благодаря разрозненным ударам весел, «Пустельга» начала раскачиваться из стороны в сторону, и, когда корзина начала отклоняться на двенадцать-тринадцать градусов от вертикали, Рааб увидел на востоке знакомые красноватые звезды. Бетельгейзе. Земля, подумал он, находилась где-то за этим отдаленным гигантом. Времени прошло гораздо больше, чем он думал. Большая луна могла взойти меньше чем через час.
— Все нормально, Бен. Выравнивай киль.
Бен прекратил двойной отсчет, и качка перешла в обычное мягкое раскачивание.
Спустя четверть часа Рааб услышал впереди что-то такое, что заставило его насторожиться. Он сжал перила, повернул голову и тихо сказал:
— Все весла стоп! — Прислушавшись, он услышал подобный звук немного западнее. — Встать к балансировочным штурвалам! — Затем он спросил Олини голосом, который даже ему самому показался взволнованным: — Эммет, ты слышал это?
— Да, сэр, — спокойно ответил Олини. — Свистки с блимпа. Рааб вздрогнул.
— Я думаю так же. Если они создали звуковой барьер, они должны были отодвинуться подальше, чтобы водопад не заглушал все… Проклятье! Вместо того чтобы двигаться на север в горизонтальном полете, мы сможем пройти только спускаясь под углом вниз.
— Не сомневаюсь, — сказал Олини, — что они установили звуковые барьеры на разных уровнях. Они могли разместить здесь много блимпов, включая корабли связи и даже грузовые суда. — Я тоже так думаю.