— Григорий Семенович, — перебил Татлина Кувакин. — Вы уже назвали Ларису Шубейкину, Зинаиду Тищенко, Галину Новожилову, Наталью Селиванову. Давайте, что у вас на сегодня приготовлено?
— Пора уже и Ирину назвать, мне кажется, — негромко обронил в своем углу Демин.
Улыбка на лице Татлина как бы остановилась, но он тут же сделал вид, что не слышал вопроса, который прозвучал за его спиной. Однако восстановить игривое настроение не смог.
— Вы что-то сказали? — повернулся Татлин к Демину.
— Да, — спокойно подтвердил тот. — Я сказал, что вам, очевидно, уже пора назвать Ирину.
— Какую? — любознательно спросил Татлин.
— Назовите всех. Вы многих Ирин знаете?
— Хм… Вы так поставили вопрос, что, право же, я затрудняюсь сказать. Действительно, откуда мне знать, кого именно вы имеете в виду.
— Григорий Семенович, скажите откровенно, неужели мы с Кувакиным производим на вас впечатление круглых дураков?
— Что вы! — в ужасе замахал руками Татлин. — Вы оба кажетесь мне очень грамотными, интеллигентными людьми, с вами приятно беседовать… С вами даже здесь приятно беседовать, — он обвел взглядом унылые серые стены. — Скажу больше…
— Григорий Семенович, остановитесь на минутку, позвольте мне сказать вам несколько слов, прошу вас! — Демин был спокоен, даже благодушен. — Прежде всего меня удивляет ваше легкомыслие, ваше столь пренебрежительное отношение к собственной судьбе…
Татлин вопросительно посмотрел на Кувакина, как бы спрашивая: чего хочет этот товарищ, расположившийся у него за спиной?
— Скажите, Григорий Семенович, кому принадлежит сумочка, с которой вас задержали? — спросил Демин.
— Она давно валялась у меня дома и сказать, откуда она…
— Григорий Семенович, — продолжал Демин. — Хотите, я вам изложу ваши прикидки, назову факторы, которые вы учли, выбрав вот такую шаловливую манеру поведения?
— Я не знаю, что вы имеете в виду, но мне любопытно…
— Знаете, — холодно перебил его Демин. — Вы прекрасно все знаете. Вы считаете, что обвинение может быть предъявлено довольно простое — попытка продать валюту. До сих пор вы не судились, на работе претензий нет, характеристика вполне терпимая. И грозит вам год или около того, причем каждый день, проведенный здесь, уже идет в общий, скажем, стаж. Так?
— Примерно… Ситуацию вы объяснили верно.
— Григорий Семенович, знаете, почему я здесь? Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Селивановой.
— Что?! Вы хотите сказать, что… Простите, но я вам не верю, — сказал Татлин. И остро взглянул на Демина. — Я не верю, что Селиванова умерла.
— Она не умерла, — поправил Кувакин. — Она погибла.
— Как?
— Григорий Семенович, скажите, будьте любезны, вы нас одновременно будете допрашивать или по одному? — осведомился Демин.
— Простите, но я хотел бы удостовериться… Вы мне разрешите позвонить к Селивановой домой?
— А когда вам скажут, что она действительно погибла, вы решите, что мы подговорили соседей и все это организовано.
— Вообще-то… В этом что-то есть.
— Продолжим, — сказал Демин. Он вытащил пачку снимков, аккуратно положил их на стол перед Татлиным. — Эти снимки, Григорий Семенович, найдены у вас в квартире. Об этом составлен протокол, его подписали многие люди. Теперь он имеет законную юридическую силу доказательства.
Татлин с минуту смотрел на снимки, потом, видимо, решившись, быстро повернулся к Демину.
— Знаете, вполне возможно, что эти снимки действительно вы нашли у меня. Может быть, они завалялись среди бумаг, и я перевез их со старой квартиры вместе с хламом.
— Не надо, Григорий Семенович… На этом снимке Наташа Селиванова. Та самая, которую вы назвали вчера как хозяйку сумочки, как человека, который дал вам валюту. А сегодня утром Селиванову находят мертвой. В записной книжке Селивановой есть ваш телефон. Доказано, что вы с Селивановой имели деловые отношения.
— Никогда!
— Что к вам иногда приходил от нее посыльный с коробками…
— Ложь!
— Этот посыльный уже дал показания, он живет с Селивановой в одной квартире. Благодаря ему я смог сегодня побеседовать с вашей мамой.
— Но ведь я был здесь! — Татлин вскочил и с горящими глазами подбежал к Кувакину. — Николай Петрович! Вы подтвердите, что я был здесь, когда погибла Селиванова?! Значит, я никак не мог содействовать ее смерти! Я ни при чем! Я не виновен! И ваши намеки, ваши вопросы говорят об одном…
— О чем же? — спросил Демин.
— О том, что вы хотите навесить на меня это дело по чисто формальным признакам, по косвенным, ничего не значащим, случайным совпадениям. Вот!
— Григорий Семенович, сядьте и постарайтесь спокойно меня выслушать. Не спешите отвечать. Не надо мне ничего отвечать. Я просто предлагаю вам подумать над положением, в котором вы оказались. Только помолчите, ради бога, и не сбивайте меня с мысли, — попросил Демин. — Так вот, находится человек, который показывает, что он передавал вам коробки от Селивановой. Коробки с магнитофонами и транзисторами знаменитых фирм «Сони» и «Грюндиг». Идем дальше. Во время обыска в вашей квартире найдены снимки. На одном из них та же Селиванова, и не только она…
— Они мне их подарили!
— Вам? Эти женщины подарили вам свои снимки, где они сняты в столь недвусмысленном виде?
— Да ну вас в самом деле! — спохватился Татлин. — Уж и пошутить нельзя!
— Должен сказать, что время для шуток вы выбрали не очень подходящее. Но продолжим. В вашей квартире найдена также пленка, где эти снимки в негативном, так сказать, исполнении. Ведь вы не будете утверждать, что и пленку вам подарили? Нет? И правильно. Не надо. Это такая глупость, что ни в какие ворота не пролезет.
— Мне стыдно, поверьте! Но что делать, приходится хвататься и за соломинку, зная заранее, что она не спасет.
— У меня к вам вопрос, — сказал Демин. — Но должен предупредить… Если ответите сегодня, ваш ответ можно будет истолковать как чистосердечное раскаяние. Если ответите на этот вопрос завтра, то чистосердечного раскаяния уже не будет, а для суда это важно. Оттянув ответ на одну ночь, вы на год оттянете свое возвращение к людям. К свободным людям. Поэтому я советую ответить сейчас.
Татлин обхватил лицо руками и сидел несколько минут, скорчившись, словно боялся, будто по его лицу можно что-то узнать, о чем-то догадаться. Он сидел неподвижно, только крупные оттопыренные уши, торчащие между пальцами, время от времени тихонько вздрагивали. Наконец он медленно распрямился, затравленно посмотрел на Демина, на Кувакина.
— Какой вопрос? — спросил он чуть слышно.
— Чья сумочка?
Татлин снова согнулся, положив лицо в маленькие ладони.
— Я понимаю ваши колебания, — сказал Демин. — И готов помочь. Не говорите, давно ли у вас эта сумочка, просто скажите, чья она. Хозяйка ведь всегда может заявить, что она ее выбросила, или что вы ее взяли давно, и хозяйка даже не знает об этом…
— Хм, — горько усмехнулся Татлин. — Не в лоб, так по лбу… Какая разница… Что умер Данило, что болячка задавила, как говорят в Одессе.
— Итак, ее фамилия?
— Знаете, я чувствую себя предателем. Ужасно неприятное ощущение.
— Селиванова уже ничего не чувствует. И, очевидно, ее ощущения перед смертью были не лучше ваших. Вы один хотите отвечать за ее смерть?
— Что вы?! Просто мне хотелось…
— Фамилия, имя, отчество, — перебил его Демин.
— Ирина Аркадьевна Равская.
— Валюта тоже ее?
— Да. Понимаете…
— Это ее телефон в вашей записной книжке?
— Да.
— Адрес?
— Видите ли…
— Адрес мы можем узнать в ближайшем справочном бюро. Итак?
— Улица Парковая, двадцать седьмой дом… квартира шестая.
Выйдя из здания, Демин и Кувакин невольно замедлили шаг, вдыхая холодный воздух. Машина, занесенная снегом, была почти не видна на фоне серого здания. Подойдя к ней, оба остановились.
— Ну, — проговорил Кувакин. — Что скажешь? Татлин — главарь?
— Непохоже… Суетлив, трусоват… И сам знает об этом. В общем, игрунчик. Какой из него главарь!
— Показания Татлина, по-моему, дают нам основания допросить Равскую по существу. Спросим, откуда у нее валюта… Да и так ли уж важно, что она скажет, — Кувакин открыл дверцу. — Поехали, Валя, не будем терять времени.
И опять они с трудом пробирались в потоке машин, стояли на перекрестках, ожидая зеленого света. Мокрый снег, покрывающий дорогу, превратился в жидкую грязно-серую кашицу, и прохожие старались идти подальше от проезжей части.
— Пообедать бы, — обронил водитель. — Кушать хочется.
— Да, неплохо бы, — поддакнул Демин, думая о своем. — А знаешь, Коля, не верю я этому Татлину. Больно легко он раскололся.
— Легко?! А пять допросов до сегодняшнего, во время которых он измотал меня до последней степени, ты учитываешь?
— И все же, и все же… — с сомнением пробормотал Демин. — Я вот думаю — не Равская ли звонила сегодня утром Селивановой? Та назвалась Ириной, Равская тоже Ирина, других Ирин нет в блокнотах Селивановой и Татлина…
— Хочешь проверить? — усмехнулся Кувакин. — Остановимся у первого же автомата, и ты позвони ей.
— Предупредить о нашем приезде?
— Спроси — не диспетчерская ли… Скажи, что ошибся номером.
— А что, можно попробовать.
Через минуту машина вильнула к тротуару и остановилась. Демин, согнувшись под падающим снегом, быстро пробежал к телефонной будке. Кувакин из машины с любопытством наблюдал, как он, сверяясь по блокнотику Татлина, набирает номер, ждет соединения, что-то говорит… Наконец Демин повесил трубку и вернулся в машину.
— Так и есть — она. У нее очень характерный голос — низкий, сипловатый. И манера разговора этакая… вызывающая. Будто она заранее знает, что разговаривает с человеком малодостойным, который ниже ее и по развитию и по положению. Значит, делаем вывод: и ночью и утром Селивановой на квартиру звонила Ирина Аркадьевна Равская.
— Много, оказывается, можно узнать по двум словам в телефонной трубке, — иронически обронил водитель.
— Могу еще добавить, что ей около сорока лет, у нее высшее образование и неважное воспитание, — вызывающе добавил Демин.
— А как насчет ножек, талии? — засмеялся водитель.
— Она худощавая, ножки суховаты… Но это смотря на чей вкус. Курит. Пьет. И то и другое — в меру. Правда, иногда не прочь напиться всерьез.
— Ну ты, Валя, даешь! — уже не сдерживаясь, захохотал водитель.
— Все очень просто, — невозмутимо продолжал Демин. — Низкий сипловатый голос у женщины — ясно, что она пьет и курит. Такой голос — большая редкость у людей полных, рыхлых. Несмотря на возраст, она явно чувствует себя женщиной в полном смысле слова. Нравится себе. Значит, нравится и другим. Это дает ей право на пренебрежительный тон с собеседником… Ну и так далее. И что-то еще у нее есть, что дает ей право на пренебрежение… Круг знакомых, деньги, красота, род занятий — этого я сказать пока не могу. Она охотно смеется по телефону, умеет одновременно говорить и в трубку, и рядом сидящему собеседнику. О чем это говорит? У нее большой опыт общения с людьми, она прекрасно контролирует ситуацию, привыкла ощущать свое превосходство, в чем бы оно ни заключалось…
— Слушай, я начинаю опасаться этой дамы, — сказал Кувакин.
— Это неплохо, это даже полезно. Скажи, а женщины, которых Татлин называл до сегодняшнего дня, что они собой являют?
— Ничего общего с тем, что ты только что нарисовал. Секретарша, парикмахерша, студентка… Они не глупы, но не больше.
— Они красивые? — спросил Демин как бы между прочим.
— Не сказал бы.
— А возраст?
— К тридцати дело идет.
— Значит, Селиванова самая молодая из них и самая красивая?
— Судя по фотографии — да.
— Володя, — Демин положил руку на плечо водителю, — будь добр, соедини меня с шефом. Прямо сейчас.
Водитель кивнул, не отрывая взгляда от дороги, нащупал нужные тумблеры, и машина наполнилась писком и визгом городского эфира. Пока стояли перед светофором, водитель вызвал дежурного, через него соединился с Рожновым и протянул трубку Демину.
— Иван Константинович? — спросил Демин, стараясь говорить отчетливее. — Демин беспокоит. Выполняю указание — докладываю обстановку. У нас все в порядке. Отработали Татлина. Да, можно и так сказать. Раскололся. Вроде бы… Потом, Иван Константинович, потом. Дело вот в чем — нужен ордер на обыск. Записывайте… Ирина Аркадьевна Равская. Оснований больше, чем достаточно. Она звонила ночью Селивановой, она звонила к ней и утром. Ее назвал Татлин. Вот еще что… Обыск можно и завтра, прямо с утра… Да, подготовить группу и сделать все наилучшим образом. Но допросить ее нужно сегодня. Откладывать нельзя. Многое может сорваться. Она еще не знает о смерти Селивановой. Если ее вызвать повесткой, допрос отложится на несколько дней… Нельзя, Иван Константинович. Мое предложение? Мы с Кувакиным едем сейчас к ней. Да, поговорим у нее, закон позволяет, когда время не терпит. Вы потолкуйте с прокурором, а? Хорошо, я свяжусь с вами. Ну все. Что? К черту!
Дом на Парковой двадцать семь оказался старым и приземистым. К подъезду можно было пройти лишь через гулкие квадратные арки, в которые когда-то, видимо, проезжали конные экипажи.
— Если будут обедом угощать, не забудьте бутерброд прихватить, — напомнил водитель.
— Боюсь, не тот случай, — усмехнулся Кувакин.
Шестая квартира была на втором этаже. Еще не позвонив, Демин почувствовал настороженность. Что-то ему не понравилось, заставило подумать о том, что приехали они напрасно, во всяком случае, нажимая кнопку звонка, он уже наверняка знал, что вряд ли кто-нибудь откликнется. Так и случилось. Он хорошо слышал звонок в квартире, но дверь никто не открывал.
— Там никого нет, — проговорил Кувакин.
— Чего гадать, — и Демин, не раздумывая, позвонил в соседнюю дверь. Открыл парень. Тощий, лохматый, в растянутом, обвисшем свитере. Сквозь толстые очки на Демина смотрели насмешливые глаза.
— Простите, — сказал Демин, — ваших соседей нет дома?
— Этих, что ли? — Парень ткнул острым подбородком в сторону шестой квартиры. — Не вовремя пришли. Днем там никого не бывает.
— Только ночевать приходят?
— Если это называется ночевкой.
— Послушай, товарищ дорогой, кроссворды я люблю решать в электричке, когда делать нечего. А сейчас прошу тебя, будь добр, выражайся яснее. Ответь мне для начала — здесь живет Равская?
— Да, эта квартира принадлежит Равской. Но она живет у матери. А мать ее живет в больнице.
— Живет в больнице?
— Хворает потому что. А кто вы, собственно, такие? — Парень прислонился к косяку двери и скрестил на груди руки.
Демин привычно протянул удостоверение.
— Доигрались, значит, шалуны, — удовлетворенно хмыкнул парень. — Ну что ж, рано или поздно этим должно было все кончиться.
— Что вы имеете в виду?
— Кутежи, разноязычная речь на этой площадке, полуночные песни и пляски, бутылки из окон, и не только бутылки…
— А что еще? — быстро спросил Демин.
— Предметы первой необходимости. Если вас действительно интересует, что именно иногда выпадает из окон этой квартиры, спросите у дворника. Он может говорить об этом долго, подробно и со знанием дела.
— Если я правильно понял, мы можем попасть в эту квартиру только после полуночи?
— Нет, почему же, — улыбнулся парень. — Вот здесь рядом живет бабуля. У нее есть ключ. Но дает она его не всем.
— Попробуем, Валя? — спросил Кувакин.
— Где наша не пропадала! — ответил Демин. Он нажал кнопку, и за дверью раздался мелодичный перезвон, послышались шаги, движение. Было слышно, как у самой двери кто-то остановился.
— Открывай, бабуля! — крикнул парень. — Свои!
Дверь открылась. Пожилая женщина строго осмотрела всех троих, холодно кивнула Демину и Кувакину.
— В чем дело, Саша? — спросила она строго.
— Эти вот товарищи из прокуратуры, — сказал Саша. — Им нужна наша соседка, Равская. Я сказал, что, может быть, вы знаете, когда она будет.
— Она мне не докладает, — в лице женщины не дрогнула ни одна жилка.
— В таком случае я прошу вас ознакомиться с нашими документами. Моя фамилия Демин. Нам известно, что у вас ключ от этой квартиры. Я прошу открыть.
Женщина некоторое время сосредоточенно молчала, потом повернулась к Саше, как бы спрашивая его совета.
— Ничего не поделаешь, Клавдия Яковлевна.
— А с Иринкой… случилось чего? — спросила женщина.
— Насколько мне известно, с ней ничего не случилось, — честно и твердо сказал Демин.
Женщина недоверчиво посмотрела на Демина и, не закрывая двери, направилась в глубину своей квартиры, к вешалке, где на одном из крючков висел ключ. Выйдя на площадку, она не без колебаний протянула ключ соседу, словно желая этим заранее снять с себя возможные обвинения. Саша тут же передал ключ Демину.
— У вас есть телефон? — спросил Демин у женщины.
— Есть, а как же.
— Разрешите позвонить?
— Отчего же не позволить? Звоните, коли надо.
Демин прошел в переднюю и, увидев на тумбочке телефон, быстро набрал номер начальника следственного отдела. Чем нравился начальник Демину — до него всегда можно было дозвониться, он всегда был на месте, понимая, что за своим столом полезнее, нежели на выезде, на обыске, на задержании или допросе.
— Иван Константинович, Демин говорит. Мне нужен точный адрес квартиры, телефон которой… — Демин назвал телефон Равской, записанный в блокноте у Селивановой.