Кубусь посмотрел на серебряную ручку зонта. Все было на месте — и выгравированная монограмма Е.М., и фирменный знак «Веллман и Сын — Глазго». Казалось, если совпадает монограмма, то все должно быть в порядке. Но он помнил разговор, подслушанный им из-под пледа во время тайной поездки в автомобиле. Незнакомец недвусмысленно требовал от собеседника продолжить поиски какого-то зонта в каких-то бюро. Это было непонятно, Кубусь не видел логической связи между двумя этими фактами. Подходя к дому пани Баумановой, юный детектив внимательно осмотрелся: не видно ли поблизости молодого парня в замшевой курточке? Только его здесь и не хватало бы! На улице, однако, никого не было, если не считать нескольких гоняющих мяч мальчишек. С бьющимся сердцем Кубусь вошел в садик, быстро прошел к веранде и позвонил…
Двери открыла пани Бауманова. При виде мальчика, выставившего зонт перед собой, словно палку, она негромко вскрикнула:
— О боже! Откуда ты его взял?
Кубусь готов был сквозь землю провалиться. Он не любил обманывать, и не в его привычках было хвалиться тем, что вовсе не являлось его заслугой. Поэтому с безразличным видом и даже некоторой досадой в голосе он произнес:
— Да вот, нашел на улице.
— Где именно, мой дорогой?
— Да там, за сараями.
Пани Бауманова притронулась к зонту с такой нежностью, будто хотела обнять и приласкать его.
— Боже мой, а я уже заявила в полицию!
— В полицию? — задумчиво прошептал Кубусь и подумал, что незнакомец в белой шляпе потому и отсылает зонт, что опасается полицейского расследования.
— Да, — вздохнула учительница и быстро добавила: — Я думала, будет лучше заявить в полицию. Никогда не известно, что в действительности скрывается за такими странными делами.
— Да, конечно, — безучастно подтвердил Кубусь.
— А что теперь делать?
— Нужно сообщить в полицию, что зонт нашелся.
— Они скажут, что все это ерунда.
Разговаривая с Кубусем, пани Бауманова присматривалась к зонту с некоторым недоверием, поворачивая его так и этак во все стороны, и наконец резким движением раскрыла… В тонких лучиках света закружились пылинки.
— Нет, — прошептала пани Бауманова, — это не тот зонт.
Кубусь едва не задохнулся от волнения.
— Пани в этом уверена?
— Абсолютно. Это что-то неслыханное… такая же точно монограмма… та же фирма… но я сразу почувствовала: что-то неладно… Ручка шершавая и не такая массивная, а здесь… — она показала рукой, где именно, — …в моем мыши прогрызли две маленькие дырочки. И вообще этот зонт не такой старый. — Она обратила к мальчику свой недоверчивый взгляд. — Скажи-ка, ты ничего от меня не скрываешь?
Кубусь побледнел, потом залился живым румянцем и в конце концов с трудом выдавил из себя:
— Зачем мне что-то скрывать от пани? Я обещал, что буду искать зонт, нашел его и принес. Вот и все. А может, пани только кажется, что это не тот самый зонт?
— Мой мальчик, уж я-то, наверное, знаю, как выглядит мой зонт! — обиделась пани Бауманова. — Я же сказала, что в нем мыши прогрызли две дырочки. А где эти дырочки здесь? — Она поднесла зонт к самому носу Кубуся.
— Ну… их здесь нет.
Учительница с треском сложила зонт и со словами: «На! Возьми его себе!» — всунула серебряную ручку в руки Кубусю.
Кубусь едва не расплакался.
— Разве я виноват, что в нем нет дырочки? Пани должна радоваться, чти зонт не поврежден.
— Ты не хочешь понять меня, мальчик. Это не тот зонт. К тому я привязалась. Тот был мой зонт, а этот какой-то чужой.
Кубусь недоуменно пожал плечами.
— Я действительно не понимаю, и тем не менее пани могла бы оставить зонт у себя… пригодится открывать форточку, — пробормотал он плачущим голосом.
Взгляд пани Баумановой смягчился.
— Ну, если тебе так нужно, могу оставить зонт у себя.
— Пани далее не знает, как мне это нужно.
— Хорошо, но что мне с ним делать?
— Поставьте его за диван, и пусть он там стоит.
— Пусть будет так, — произнесла учительница с жалостливым вздохом и упрямо повторила: — Но все-таки это не мой зонт.
Кубусь облегченно вздохнул.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, — улыбаясь, проговорил он. — Я обязательно постараюсь найти и тот самый, настоящий.
Учительница потрясла в воздухе стиснутым кулич ком.
— Ох, встретить бы как-нибудь этого франтоватого воришку. Я бы оборвала ему его черные усики!
Детектив загадочно усмехнулся. Он-то ведь знал, как близко отсюда находится этот воришка, и с удовольствием посмотрел бы, как пани Бауманова обрывает его отвратительные усики. Но что поделаешь! Пани Бауманова не догадывается даже, какой это опасный субъект…
— Спасибо вам, — сказал Кубусь, прощаясь, и вежливо шаркнул ногой.
— Это тебе спасибо, милый мальчик, что помнишь обо мне. Извини, я перенервничала. Сама не понимаю, почему я так разволновалась, ведь это такая мелочь…
Глава XX ПРОВАЛИТЬСЯ МНЕ НА ЭТОМ МЕСТЕ!
По завершении визита к пани Баумановой Кубусь испытывал огромное желание дать стрекача куда глаза глядят. Пусть понервничает этот отвратительный гангстер! Пусть себе думает что хочет! И так его скоро схватит полиция: пани Бауманова не забыла, наверно, сообщить заодно о своих подозрениях, что это именно он украл ее зонт. Вскоре, однако, возобладал трезвый ум детектива, признавший, что это было бы небезопасно. Никогда не знаешь, что может выкинуть такой субъект. А вдруг он захочет привести в исполнение свою страшную угрозу! Для такого типа убрать какого-то детектива — все равно что выпить чашечку шоколада.
Змея подколодная! Приглашает на чашечку шоколада, шутит, притворяется добрым дядюшкой, а потом выступает с угрозами. Подожди, змея, Кубусь Детектив сумеет наступить тебе на хвост. Еще попомнишь его! Пусть ты и очень хитрый, да Кубусь постарается перехитрить тебя. Посмотрим, что у тебя получится!
«Посмотрим, что у тебя получится», — мысленно повторил Кубусь, подходя к переулку, где его ждал водитель шикарного лимузина. Настроение у Кубуся заметно улучшилось. Для придания себе уверенности он стал насвистывать мелодию своей любимой песенки «Чао, чао, бамбино!» и перевел взгляд на небо.
Высоко над крышами висели небольшие клочковатые, как вата, облака, а над ними прочертил небо серебристый след истребителя. Самолет давно пропал из виду, и лишь отдаленный рокот свидетельствовал, что он все еще продолжает рассекать кристально чистый, прозрачный воздух.
— Видишь, все плошло гладко, — приветствовал Кубуся Усик. Удобно развалившись на переднем сиденье, он курил дорогую душистую сигарету.
— Прошло как по маслу, — развязно улыбаясь, согласился Кубусь.
— Надеюсь, пани Бауманова осталась довольна?
— Была в восторге, — продолжал насмешничать Кубусь.
— Не сплосила, где ты его нашел?
— Спросила, конечно. Я наврал ей, как мне велел пан.
— Очаловательно. Интелесно, что она сказала?
— Разное говорила. — Кубусь хитро прищурился.
— Плошу тебя, ласскажи! — настаивал франт.
— Говорила, что вчера вечером был у нее какой-то человек и стащил этот зонт. Что это подозрительный тип и что она… ну, если его встретит, то оборвет ему усики…
— Это действительно забавно. — Незнакомец кисло улыбнулся.
— И что этот тип ее обманул, — продолжал издеваться мальчик.
— Полазительно, — хорохорился незнакомец, скривившись, будто проглотил лимон.
— И что такого типа должна арестовать полиция, — с воодушевлением закончил Кубусь.
— О! — поразился его собеседник. — Она говолила что-то о полиции?
— Ничего, кроме этого, не сказала… И могу пана заверить, была в восторге от того, что зонт нашелся.
Помрачневший незнакомец задумался. Пальцы его нервно постукивали по баранке руля. Наконец он спросил:
— Как ты думаешь, она заявила в полицию?
— Да зачем? — поспешно возразил Кубусь. — Она сказала даже, что не стоит волноваться из-за такой ерунды.
— Лазумеется, это елунда… — Лицо Усика прояснилось. — А она повелила, что ты нашел этот зонт?
— Конечно! И даже очень меня благодарила.
Незнакомец облегченно вздохнул.
— Должен плизнать, что ты идеально сплавился с этим делом и очень мне плавишься, — произнес он с довольной улыбкой. — Думаю даже, что ты можешь мне плигодиться. А если будешь достаточно ластолопным мальчуганом, то я еще не лаз плокачу тебя на автомобиле. — Он пытливо взглянул на Кубуся. — Где ты живешь?
«Что ему от меня нужно?» — спрашивал себя Кубусь и медлил с ответом, взвешивая, не опасно ли сообщать свой адрес такому типу. Незнакомец уловил его сомнения.
— Надеюсь, тепель ты не боишься меня?
— Никогда не боялся. Я живу недалеко отсюда в новых домах.
— Надеюсь, тепель ты не боишься меня?
— Никогда не боялся. Я живу недалеко отсюда в новых домах.
— А как тебя найти, если вдлуг я пледложу тебе плокатиться на автомобиле?
— Будет лучше всего, если пан позвонит мне.
— О, конечно, — подхватил незнакомец, — ты очень лассудительный мальчик. — Вынув блокнот, он записал номер телефона. — Когда будет влемя, я тебе позвоню, — приветливо сказал франт и предостерегающим жестом поднес палец к губам. — Только помни, никому ни слова о том, что сегодня плоизошло.
Вскинув на прощание руку, незнакомец включил зажигание. Через мгновение серый «Крайслер» выкатился из переулка и помчался по улице.
Кубусь долго еще стоял, всматриваясь в поднятое автомобилем облако пыли, оседающей на придорожный кустарник.
«Что ему от меня нужно? — по-прежнему спрашивал он себя. — Для чего ему понадобилось вернуть пани Баумановой чужой зонт? Где он спрятал ее настоящий зонт?»
Вопросы возникали один за другим, но ответов на них не было. Кубусь в сердцах щелкнул пальцами, прошептав:
— Подумаешь, хитрец! Да я и так обо всем узнаю! Провалиться мне на этом месте, если не раскрою эту тайну!
Глава XXI ПЕС, КОТОРЫЙ ЗНАЕТ ТАБЛИЦУ УМНОЖЕНИЯ
Кубусь и Гипця, укрывшись за телефонной будкой, с напряженным вниманием следили за Толусем Поэтом, чья нескладная фигура в этот момент исчезала в сверкающих никелем вращающихся дверях «Гранд-отеля». Длинный и тощий, как жердь, Толусь вышагивал степенно и важно. Во всем его облике чувствовалось что-то необычайно торжественное. По случаю визита в отель международного класса он надел свой праздничный темно-синий костюм. Правда, пиджачные рукава едва прикрывали локти, а манжеты брюк доставали всего лишь до середины икр. Тем не менее Толусь носил костюм с шиком и небрежной элегантностью.
У ног Толуся семенил трусцой французский бульдог Кайтек, великолепный представитель собачьего племени, населяющего чердак.
В холле Толусь подошел к портье с видом светского человека.
— Прошу прощения, не скажете ли, пан из двести тринадцатого номера у себя?
— У себя, — ответил портье, взглянув на доску с ключами. Но тут его взгляд остановился на слюнявой морде Кайтуся, и он сухо добавил: — Простите, но входить в отель с собаками не разрешается.
На лице Толуся появилась доверительная улыбка.
— Пан не знает, какую собаку он имеет удовольствие видеть.
— Все равно какую. Таков установленный порядок.
— Дорогой пан, — возразил Толусь Поэт. — Это замечательный французский бульдог, удостоенный золотой медали на между народ ной выставке в Брюсселе. Уважаемый персонал вашего отеля должен гордиться тем, что такой заслуженный пес переступил этот порог.
— Воистину замечательный пес, — признал, смягчившись, портье, — : но, простите, мы ни для кого не делаем исключений из установленных правил.
Толусь негодующе фыркнул.
— Пан даже не представляет, какой это необыкновенный пес. Он знает таблицу умножения.
— Это невозможно! — На изумленном лице портье читалось явное восхищение.
— Возможно! — возразил Толусь. — Дайте ему десять бараньих косточек… сами в этом убедитесь…
— Почему именно бараньих? — удивился портье.
— Потому что он обожает баранину.
— К сожалению, у нас, нет бараньих косточек, — развел руками портье.
Толусь Поэт холодно кивнул с видом светского завсегдатая и направился к лестнице, потянув за собой Кайтека. Первое препятствие осталось позади. Теперь все зависело от удачи и точной организации намеченного предприятия.
На третьем этаже они задержались. Погладив четвероногого друга, Толусь Поэт ласково шепнул ему:
— Кайтусь, не подведи, иначе мы пропали.
Радостно заскулив, пес задергал обрубком хвоста, словно понял слова хозяина.
Важно и с достоинством проследовали они длинным коридором, остановившись у двери с номером 213. Толусь Поэт постучал. Из-за двери послышались чьи-то быстрые шаги, и она отворилась. На пороге номера стоял тип с усиками, который при виде Толуся и бульдога удивленно разинул рот.
— Пан по какому делу? — поинтересовался он. Толусь галантно поклонился.
— Очень рад познакомиться с уважаемым паном, — уклончиво отреагировал он и протиснулся с бульдогом в номер мимо не успевшего воспрепятствовать этому хозяина. Оказавшись за порогом, Толусь пояснил онемевшему от поразительной бесцеремонности владельцу номера: — Доставил песика, которого пан хотел купить.
Франт вытаращил на него свои черные глаза.
— Я?.. — пробормотал он. — Я хотел купить собаку?! Это какое-то нелепое недолазумение!
— Если пан и не хотел его купить, — подумав, произнес Толусь, — то я уверен, что очень скоро пан захочет это сделать.
— Да откуда пан вообще тут взялся? — возмущенно запротестовал хозяин номера. — Кто сюда наплавил пана? Я не намелен покупать собаку!..
— Минутку! — прервал его Толусь Поэт. — Пан даже не рассмотрел ее как следует, а уже отказывается. Пан даже не представляет себе, какой это умный пес.
Хозяин в отчаянии всплеснул руками:
— Повтоляю, это какое-то недолазумение…
— Минуточку! — перебил его Толусь и невыразимо печальным тоном обратился к собаке: — Видишь, Кайтек, нас снова надули.
Бульдог, будто цирковой пес, встал на задние ноги.
При виде этой сценки хозяин номера, отирая платком вспотевшее лицо, жалобно простонал:
— Это плевосходит уже всякое вооблажение! Кто обманул пана?
— Мне сказали, что пан хочет купить собаку.
— Я? Купить? Кто это пану сказал?
Толусь кивнул бульдогу:
— Кто нам это сказал, Кайтек?
Бульдог залился лаем.
— Слышите? — вопросил знаток собак и любитель поэзии.
Издав еще один жалобный стон, хозяин номера бессильно опустился в кресло.
— Не надо делать из меня идиота, пан. Забивай своего пса, и убилайтесь оба ко всем челтям!
Толусь безуспешно пытался придумать в ответ что-нибудь умное, но тут из затруднения его вывел телефонный звонок. Хозяин поднял трубку, в которой, к его удивлению, защебетал девчоночий голосок:
— У меня для пана очень важная информация относительно черного зонта…
Оторопевший от неожиданности хозяин, опомнившись, закричал в трубку:
— Кто говолит?
Гипця, находившаяся вместе с Кубусем в телефонной будке напротив «Гранд-отеля», с трудом сдерживала смех и старалась говорить серьезно, тщательно подбирая слова.
— Это я, Гипця. Пан, может быть, помнит, как остановил меня на улице, а потом мы встретились в «Августинке»?
— А-а… помню, помню… А откуда у тебя мой телефон, моя дологая?
— Узнала от пани Баумановой.
— Этого не может быть… Гипця хихикнула.
— Значит, пан не желает узнать что-то интересное?
— Желает, — вскричал Усик. — Подожди!
— В таком случае пан хочет узнать…
— Где ты находишься?
— Внизу, в холле.
— Сейчас спущусь.
Хозяин номера бросил трубку и, даже не взглянув на Толуся, кинулся к выходу. Лишь у самой двери он остановился, устремив обеспокоенный взгляд на своих непрошеных гостей и словно раздумывая, что с ними делать. Потом резко взмахнул рукой.
— Масса хлопот, — пояснил он. — Подождите немного, я сколо велнусь.
— Не стесняйтесь, — успокоил его Толусь Поэт с лицемерной улыбкой, но, едва хозяин скрылся за дверью, добавил шепотом: — Я только и ждал этого. План сработал. А теперь — за дело!
Молниеносно метнувшись к шкафу и приступив к тщательному его осмотру, он нашел в нем несколько новеньких костюмов, непромокаемый плащ, какие-то свитеры, рубашки, нижнее белье. Однако зонта в шкафу не было, как не было его нигде — ни в чемоданчике, стоявшем с откинутой крышкой под окном, ни за портьерами, ни за шкафом…
Тем временем водитель «Крайслера» вихрем ворвался в холл и в углу за газетным киоском увидел маленькую девочку.
— Так в чем дело? — спросил он у нее.
Сузив смеющиеся глаза и шаловливо наклонив голову, Гипця почти спокойно проговорила:
— Только не волнуйтесь, пожалуйста!
— Я не намелен волноваться, но удивлен, откуда пани Бауманова знает мой адлес, и вообще… — Усик завершил тираду нетерпеливым жестом.
— Мне тоже неизвестно, откуда она знает.
— Очень холошо с твоей столоны, что не забыла обо мне, — уже спокойнее проговорил Усик. — Плости, я немного нелвничаю, но ко мне плишел какой-то чудак и увеляет, что я должен купить у него собаку. Идиот. — Вынув платок, он быстрыми движениями отер пот с лица. — Так какая там для меня важная инфолмация?
Гипця приглушила голос:
— Я была сегодня у пани Баумановой… и угадайте, что я там видела?
— Говоли же сколей, моя дологая, — торопил ее Усик, не скрывая раздражения.